Татьяна Мефодьевна Постникова
Дилетантские детективы с животными
– Александр Петрович, а я не могла сойти с ума?
– А почему вам вдруг пришла в голову эта мысль?
– Как только я пытаюсь вспомнить, что случилось, мне сразу мерещится глаз.
– Какой глаз.
– Чёрный круглый блестящий.
– Возможно, вы видели что-то подобное в момент потери сознания, или, напротив, когда сознание начало возвращаться к вам. И этот образ запечатлелся в вашей памяти именно потому, что ваше сознание было в пограничном и уязвимом состоянии. И так как этот «глаз» как-то связан с нападением, он «заслоняет» неприятные для вас воспоминания.
– Но это точно не сумасшествие?
– Если вы настаиваете, я могу организовать консультацию психиатра, но абсолютно уверен, что вам это, ни к чему.
– Доктор, но я должна вспомнить, кто напал на меня. Он убийца, его надо остановить!
– Людочка, над этим работают специально обученные люди. Бесспорно, ваши показания могли бы помочь им, но поверьте, они не могут строить всю свою работу только на свидетельстве тяжело травмированного человека. Так, что пусть совесть вас не мучает. Даже если вы не сможете вспомнить нападавшего, его всё равно сумеют вычислить. Я в этом уверен.
***
Мне уже разрешили садиться на кровати, а иногда (строго в присутствии медсестры!) даже ненадолго вставать. А ещё ко мне пустили друзей. Первыми, конечно, в палату влетели Вика и Соня.
– Представляешь, какое безобразие, – закричала Вика прямо от двери, – пускают только по два человека. А там к тебе пришли все наши.
– Кто?
– Юля, Гульнара, Тереза, Инга, Наташа, Стас, Ромка, Олег, Мигель. Нам пришлось жребий тянуть, кому первому к тебе идти.
– Да, пришлось побороться за право первого посещения, – тихо засмеялась Соня, – особенно, когда доктор сказал, что если мы тебя сильно утомим, то он прервёт поток посетителей.
– Ну вот, а мне так хочется всех увидеть. Я так по всем соскучилась! Да и чувствую я себя уже хорошо. Только память отшибло.
– Ты совсем, совсем ничего не помнишь? – Жалостливо ахнула Соня.
– Эй, ты что?! Сессия же на носу. Мы со Стаськой только на тебя и рассчитываем, – воскликнула Вика.
– Нет, я что-то помню. У меня какая-то избирательная амнезия. Вот в тот четверг, мы с тобой, Вика, собрались в кафе, и мне кто-то позвонил. А кто позвонил, убей – не помню.
– А что тут вспоминать, – хмыкнула Вика, – Тимур тебе позвонил. У тебя ещё такое лицо стало, будто ты лимон жуёшь. И говорить ты при мне и ребятах не стала, а ушла на лестницу.
– А что у вас с Тимуром случилось, если не секрет? – Спросила Соня. – Вы поссорились?
– Да нет, скорее расстались. Совсем. Невозможно общаться с человеком, который может говорить только о деньгах.
– Ну, мало ли какие у человека обстоятельства, – вздохнула Соня, – я вот тоже о деньгах двадцать четыре часа в сутки думаю.
– Сонь, ты себя-то с ним не сравнивай! Ты из другого города, живёшь в общаге, подрабатываешь в Макдональдсе. А Тимур из о-очень обеспеченной семьи. Ему на обедах, как тебе, экономить не надо! А вообще, ну его! Говорить о нём не хочу.
***
Ребята пробыли у меня до самого вечера. Я чуть ужин не пропустила. Да и ладно. Мы так и болтали бы без конца, но строгая медсестра Жанна Давыдовна выгнала моих друзей без всякого снисхождения.
Я откинулась на подушки, переполненная впечатлениями. Ребята столько всего рассказали. Где-то там бурлит жизнь, а я тут отлёживаюсь. Вот досада!
Что-то сегодня я услышала очень важное. Нет, это не очередные козни амнезии. Просто в ворохе обрушившейся на меня информации это важное как-то затерялось. О чём именно мы говорили? Ну, про грядущую сессию понятно. Если врачи позволят, я бы хотела сдавать вместе с ребятами. Тем более что Соня обещала мне свои конспекты за то время, что я в больнице прохлаждаюсь. Что ещё? Ах, да! Вика со Стасом подали заявление и собираются пожениться сразу после сессии. Про них всё понятно, мы почти три года ждали, когда же они, наконец, это сделают. Динка обожглась кислотой, чуть в больницу не попала. Семёна предупредили, что если он не возьмётся за ум, его могут даже не допустить до сдачи экзаменов. Ох, допрыгается парень до армейских портянок! Что же ещё?
Ага. Вика сказала, что мне в тот день звонил Тимур, а я это почему-то не могла сама вспомнить.
Ладно, я «подумаю об этом завтра», как любила говаривать Скарлет О’Хара. Тем более что Жанна Давыдовна уже идёт по мою душу (точнее ягодицу) со шприцом.
***
На следующий день строгую Жанну Давыдовну сменила хохотушка Ниночка. Это было здорово. Мы с Ниночкой ровесницы, и мне гораздо проще общаться с ней, чем с Жанной Давыдовной, которую я побаиваюсь. Ниночка помогла мне встать и подойти к окну. Ужасно хотелось посмотреть на мир.
По подоконнику скакал и вопил во всю глотку воробей. При нашем приближении, он испуганно замер и уставился на меня круглым блестящим глазом.
– Это же воробей! – Воскликнула я.
– Ну, да. А ты кого ожидала увидеть? Жар-птицу волшебную? Конечно воробей. Этот пацан пернатый уже два года под подоконником гнездо устраивает, и потом орёт во всю глотку – невесту заманивает, – сказала Ниночка.
– Понимаешь, когда я пыталась вспомнить, что со мной случилась, мне постоянно глаз мерещился. Нечеловеческий такой! Жутковатый. Круглый. Мне так жутко от этого становилось. А это просто воробьишка там оказался, когда я начала в себя приходить. Сам бедолага перетрусил наверно! А я-то что только не навыдумывала.
– Эх ты, воробья испугалась, – засмеялась Ниночка, – хотя, если честно, в том положении, что ты оказалась, можно не только воробья, комара можно за чудовище принять.
Едва я разгадала тайну странного глаза, мне как-то стало легко и весело. Теперь я уже не сомневалась в том, что смогу вспомнить всё.
***
Итак, в тот день мне позвонил Тимур. Я до сих пор испытываю чувство какой-то неловкости, оттого, что так решительно разорвала с ним отношения. А ведь какая была любовь…
Надо признаться, что Тимур не был моей первой любовью. Я ужасно влюбчивая, и ещё до встречи с ним успела повлюбляться бессчётное количество раз.
И первой моей любовью стал Стасик. Тогда папа ещё не стал «Большой белой акулой рекламного бизнеса», как его любит насмешливо называть мама. Он только начинал свой путь в рекламе, и жили мы тогда в обыкновенной пятиэтажке в Кунцево. Со Стасиком мы встретились в дворовой песочнице. Было нам тогда годика по три. У Стаски был такой потрясающий ярко-голубой комбинезончик, удивительно подходивший к голубым глазам и светлым кудряшкам. Где уж тут устоять перед такой красотой ненаглядной!
Потом был Паша Кораблёв, который лучше всех умел ездить на трёхколёсном велосипеде, и Женя Артюхов – обладатель красивого воздушного змея, а в школе, конечно же, Гриша Гольдман, которого нам всем ставили в пример в первом и втором классе. А потом моим сердцем завладел Костя Рыков, потому что у него была замечательная восточно-европейская овчарка, а за ним – «настоящий негр», Том Бухленко, а следом – победитель химической олимпиады Олег Сидоров и Незнакомый Мальчик, встреченный в театре, и так далее.
Каждый раз, когда я влюблялась, сердце ухало куда-то в желудок, и я, обмирая от счастья, начинала придумывать «красивую жизнь» с очередным избранником. Конечно, в этой «красивой жизни» были разнообразные приключения, пираты, перестрелки и быстроногие кони, уносящие нас к счастью.
По мере моего взросления «красивая жизнь» видоизменялась. Теперь мне виделось, что мой избранник становится ужасно знаменитым актёром, или спортсменом, или учёным. И вот он спускается со сцены, или с трапа самолёта, или ещё откуда-нибудь. А кругом поклонники, цветы, аплодисменты, визжащие фанатки, а ОН, не обращая ни на кого внимания, подходит ко мне и…
А когда я встретила Тимура, всё было совершенно по-другому. Мне совершенно не захотелось придумывать «красивую жизнь» с пиратами или фанатками. Мне просто хотелось быть рядом с ним, слышать его голос, смотреть в его восхитительные синие глаза в густых зарослях роскошных ресниц, и вообще ни о чём не думать.
Мы познакомились в аэропорту Шереметьево, когда я отправлялась на первые студенческие зимние каникулы в Барселону. Мы летели в одном самолёте, и с момента приземления в аэропорту Эль Прат старались ни на минуту не расставаться. В первый год нашего общения я была так счастлива, что просто не находила слов для описания своего состояния.
Но постепенно моё чувство к Тимуру стало как-то затухать. Я вдруг поняла, что мне становится скучно с ним. Это было ужасно. Честно говоря, я надеялась, что мне удастся встретить такую любовь, какой пронизана жизнь моих родителей. Вы не поверите, но прожив четверть века в браке, они не растеряли взаимной нежности, не стали друг для друга неинтересны. Да что там: они даже молчать умудряются в унисон!
Мне же приходилось заполнять часы, проведённые наедине с Тимуром бессмысленной трескотнёй, потому, что иначе общение с ним становилось совсем невыносимым. Чем дольше мы общались, тем больше Тимур напоминал мне постер из модного журнала. Сначала ахнешь от восторга, а потом начинаешь понимать, что он такой же, как был вчера и позавчера, и завтра и послезавтра тоже не следует ждать перемен.
Самое неприятное, что по мере моего охлаждения, Тимур всё больше привязывался ко мне, и всё настойчивее звал меня замуж. Он даже настоял на нашем обручении в декабре прошлого года. Мне было его ужасно жалко, но общаться с ним становилось всё неприятнее.
Окончательно разорвать наши отношения я решила после совместной поездки в Китай, которую презентовали нам мои родители на зимние каникулы. Китай – страна необыкновенная и ни на что, доселе виденное мной, непохожая. Я готова была носиться в поисках новых впечатлений чуть не круглыми сутками, а Тимур предпочитал оставаться в гостиничном номере, развлекаясь компьютерными играми, или напиваться в баре.
Я ещё там, в Китае поняла, что мы разные, и нам надо расстаться. Но всё оттягивала этот момент, потому, что просто духа не хватало для решительного объяснения.
Окончательное решение я приняла незадолго до нападения на меня.
***
На следующий день я сказала маме, что хотела бы увидеться со следователем. Мама, разумеется, сразу переполошилась. Ей почему-то показалось, что это может повредить моему здоровью.
– Мама, ну он же не будет бить меня по моей больной голове. А простая беседа мне точно не повредит. Мне даже легче станет, а то я всё думаю, думаю. Уже невесть до чего додумалась.
Но мама, прежде чем согласиться со мной, побежала советоваться с Александром Петровичем.
Всё-таки мамы как-то странно устроены. Ни у кого язык бы не повернулся назвать мою маму слабой женщиной или трусихой. В молодости она была отчаянной альпинисткой, позже увлеклась дайвингом, и однажды даже вступила в схватку с акулой, чтобы спасти свою подругу. Она лихо водит машину, прыгает с парашютной вышки, как-то раз, на моих глазах в одиночку разогнала компанию подвыпивших юнцов, приставших к нам с подружкой. И при этом боится, что разговор со следователем может оказаться опасным для моего драгоценного здоровья! Вот как это объяснить?
Вениамин Михайлович пришёл на следующий день, и прямо от порога осыпал меня комплиментами.
– Люда, вы замечательно выглядите. Когда я видел вас шесть дней назад, то даже и предположить не мог, что вы окажетесь таким молодцом.
– Спасибо, Вениамин Михайлович. Мне кажется, я вспомнила всё, или почти всё, но должна вас огорчить: я не видела, кто меня ударил. Возможно, он подошёл сзади.
– Совершенно верно. Наши криминалисты это установили по следам. Но вы всё же, хотели мне что-то рассказать.
– Я расскажу всё, но мне не хотелось бы, чтобы вы арестовали человека только на основании моих слов. Преступника-то я не видела, а всё остальное могло просто совпасть. Ведь бывают же в жизни трагические совпадения!
– Разумеется. Более того, я вам скажу, что только ваши слова для суда вообще ничего не значат. Любой адвокат нас просто в пух и прах разобьёт. Слова, они и есть только слова. Тем более, слова человека, перенесшего ЧМТ. Мы будем обвинять человека на основании доказательных улик, а ваши слова лишь помогут нам определить направление, в котором эти самые улики надо искать. Так, что рассказывайте, не бойтесь.
– Прежде всего, я хотела понять, почему у меня так избирательно отказала память. Доктор сказал, что такое бывает у людей, подвергшихся изнасилованию. Как бы хочется забыть о страшном.
– Совершенно верно.
– Но у меня была какая-то другая причина.
– И что за причина?
– Я подумала, а что если это чувство вины.
– Чьей вины?
– Моей. Понимаете, я более двух лет встречалась с парнем. Мы любили друг друга, но потом…
– Я весь внимание.
– Тимур очень хотел, чтобы мы поженились. А я… Я порвала с ним. Незадолго до того, как меня ударили по голове.
– Значит, отвергнутого жениха зовут Тимур…
– Тимур Аркадьевич Хвалевский.
– И вы полагаете, что он мог быть причастен к нападению на вас?
– Я повторяю, я не видела нападавшего. Но в проклятый овраг меня позвал именно Тимур. А что случилось там, я не знаю. Возможно, там убийца подстерегал очередную жертву, а мы с Тимуром оказались там случайно. Точнее, не мы, а я. Я не видела Тимура в овраге.
– Продолжайте.
– Он позвонил мне в этот день. Попросил о встрече.
– И вы…
– Мне ужасно не хотелось с ним встречаться. Я понимала, что он будет уговаривать меня «помириться». Но помириться можно только в том случае, если перед этим поссорились. А мы не ссорились. Мне просто его общество стало неприятно. Мне очень не хотелось с ним встречаться, но я всё-таки согласилась, потому, что чувствовала себя виноватой перед ним. Получается, что я ему два года морочила голову, а потом бросила его без какой-то видимой причины. Встречу в парке предложил Тимур, как будто знал, что я поеду не на машине, а на метро. Кстати, о машине. По средам у нас мало часов в институте, и я езжу в этот день в салон красоты. Машина у меня маленькая, и мне удаётся втиснуть её в закуток за бойлерной во дворе. Так, что её почти ниоткуда и не видно. Многие знали, о моих поездках в салон, но в какой именно, я не говорила даже подружкам. Но Тимур знал об этом, потому, как иногда встречал меня после процедур. И где я ставлю машину, он тоже знал. Разумеется, это ни о чём не говорит, обнаружить мой смартик в этом месте мог любой, а уж стёкла-то выбить, тем более. Просто так совпало.
– Итак, вы договорились, встретиться в парке.
– Ну да. Тимур настоял, чтобы мы встретились не в людном месте, а в стороне от главных аллей. Я согласилась, потому, как разговор предстоял неприятный, и делать это прилюдно не совсем удобно. Вы меня понимаете, Вениамин Михайлович?
– Разумеется. И что было потом?
– Но укромное место вовсе не означало грязный овраг. Я бы точно не согласилась на подобную глупость. Просто, когда я пришла на место встречи, мне показалось… Именно показалось, что Тимур позвал меня из этого овражка. Я ещё подумала, что он упал туда. Скажем, поскользнулся или был не совсем трезв. И ему надо помочь выбраться. Но Тимура я в овражке не увидела. И больше я уже ничего не помнила до тех пор, пока не оказалась в больнице. Но мне не хочется, чтобы вы из моих показаний сделали вывод, что всё это подстроил Тимур. Я думаю, что он сумеет дать какие-то объяснения всем этим совпадениям.
– Большое спасибо, Людмила. Вы очень помогли следствию. Можно теперь я вам расскажу о некоторых событиях, которые нам удалось восстановить.
– Да, конечно.
– Скажите, Люда, вы знали, что Тимур Хвалевский игрок?
– Нет.
– Он играл и играл по-крупному. К сожалению, в Москве есть подпольные казино. Официально они вне закона, и когда такой гадюшник удаётся обнаружить, всех причастных ожидают очень крупные неприятности. Но речь идёт о таких барышах, что владельцы подпольных казино готовы рисковать. Так вот, Тимур был одним из постоянных клиентов такого казино. Человек неумный и азартный, он оставлял там баснословные суммы и влезал в страшные долги. Поначалу Хвалевский-старший оплачивал эти долги сына, понимая, что люди в этих заведениях серьёзные и к должникам беспощадные. Но в какой-то момент, терпение у Аркадия Юрьевича лопнуло, и он предложил сыну самому разбираться со своими долгами. Вот тут Тимур заметался. Он прекрасно понимал, что его ждёт. Единственным выходом ему представлялась женитьба на богатой девушке. И тут ему попались вы, Люда.
– Нет, нет, Вениамин Михайлович, вы всё не так поняли. Я не богатая девушка, а девушка из обеспеченной семьи.
– И в чём разница?
– Да, я не голодаю, у меня недешёвая машина, элитные шмотки и возможности путешествовать. Но все деньги в нашей семье, как и налаженный рекламный бизнес, эти деньги приносящий, принадлежат моим родителям. И я надеюсь, что это положение будет оставаться стабильным ещё лет двадцать-двадцать пять. Мои родители ещё достаточно молоды: папе – сорок семь лет, а маме – сорок пять. И своих денег у меня нет. Разумеется, родители готовы поддерживать определённый уровень жизни моей семьи, когда я выйду замуж, но вряд ли они согласятся перекачивать свои доходы в казино.
– Возможно, Тимур надеялся на иной расклад. Но тут вдруг он почувствовал ваше охлаждение. Кредиторы становились всё суровее, а вы, вместе с деньгами, буквально уплывали из рук. И тогда он придумал «гениальную многоходовочку» для того чтобы удержать вас. Скажу сразу, убивать он вас не собирался. Он лишь хотел показать, что вокруг много опасностей и без его крепкого плеча вы просто пропадёте.
– Глупость, какая. Папа уже договорился в охранном агентстве, и меня теперь будет сопровождать телохранитель. Не могу сказать, что я от этого в восторге, но родители пока непреклонны.
– Повторяю, Тимур неумён, и ему самому казалось, что план великолепен. К сожалению, в результате погибли две молодые девушки. Рита Карцева работала официанткой и поздно возвращалась домой со смены, а Нелли Пановская поссорилась с мужем и побежала ночью в парк «проветриться».
– Но зачем надо было их убивать?
– Что бы создать атмосферу опасности. И для создания этой атмосферы, мерзавец не пожалел молодых красивых девушек, не причинивших ему никакого зла.
– Дрянь какая!
– Да. После этого, он вывел из строя вашу машину, заманил вас в парк и напал, чтобы опасность стала ещё реальнее.
– Неужели всё это правда? Нет! Нет! Да и откуда вы всё это можете знать?
– Из показаний Хвалевского Т.А. Мы довольно быстро вычислили и задержали его. Да, нам не хватало некоторых деталей, которые я узнал от вас, но в целом картина всех трёх преступлений совершенно ясна. Это подтверждено и показаниями свидетелей, и результатами экспертиз и личным признанием убийцы.
– Неужели такое может быть. И это случилось со мной?! Какая же я дура!
Я не выдержала и разревелась. Тотчас в палату разъярённой фурией влетела мама, за ней спешил Александр Петрович. Они принялись выталкивать следователя чуть не пинками.
– Вы не дура, Людочка! – Успел крикнуть Вениамин Михайлович в дверях. – Вы умная девушка. Вы самостоятельно раскрыли преступление!
Мама зарычала и захлопнула за ним дверь. Потом она бросилась ко мне.
– Не плачь, малышка, не надо, – забормотала она, обнимая и целуя меня.
– Мама, эти девушки погибли из-за меня?
– Глупости, какие, конечно же, нет! Если бы не к тебе, то к какой-то другой девушке присосался бы этот клещ, и всё равно убил бы кого-то.
– Мама, помоги мне встать. Я хочу подойти к окну.
По подоконнику скакал мой знакомый воробей и громко чирикал, призывая невесту. Ну, хоть кто-то был счастлив в этот момент!
Детектив с попугаем
Шафран потоптался на жёрдочке и хрипло проорал:
– Пора! Пора!
Всегда удивляюсь, как эта птица чувствует время. Шафран жёлтохохлый какаду. Его подарил мне много лет назад один из моих поклонников – капитан дальнего плавания. Как его звали? Даже сейчас и не припомню. Впрочем, это и не важно. Главное, что его подарок жив, здоров и делит со мной моё одиночество.
Шафран удивительно умён. Я раньше и не задумывалась, как сообразительны попугаи. Мой Франтик меня просто поражает. Кроме чувства времени он обладает замечательной памятью, знает всех обитателей нашего дома и, завидев чужого, спешит сообщить об этом. Но самое удивительное – это его высказывания. Это же просто Ларошфуко и Козьма Прутков в одном флаконе. Иной раз моя птичка ненаглядная такое скажет, что я просто теряюсь.
Но сейчас Шафран весьма своевременно напомнил мне, что уже половина пятого, и скоро ко мне придёт моя закадычная приятельница Ирина Сергеевна на наш традиционный файв-о-клок. Значит надо отправляться на кухню, проверить состояние термопота, заварить свежий чай и проверить запасы печенья и конфет.
Про Ирину Сергеевну надо сказать особо. Дело в том, что мы с ней родственницы. По мужу. Я была у Валентина первой женой, а Ира – третьей.
Соседками мы оказались случайно. Вряд ли у нашего бывшего была идея собрать всех своих жён в одном доме. Хотя, кто его знает, он был у нас юноша с воображением.
Первое время мы с Ириной Сергеевной, по вполне понятной причине, относились друг к другу неприязненно. Но в 1991 году девятнадцатилетний сын Ирины без вести пропал при штурме Грозного. У меня своих детей не было, но не посочувствовать несчастной матери я просто не могла.
В ту пору за мной увивался весьма важный генерал, и я настойчиво попросила его разузнать о судьбе пропавшего юноши. Поначалу генерал держался как герой. Военную тайну он собирался защищать до последнего вздоха, но уже через полчаса смалодушничал, начал звонить кому-то и срочно требовать информацию.
К сожалению, ничем порадовать я Иру не смогла. Её мальчик погиб.
Но с тех пор мы с Ирой сдружились. Да и чего нам было делить? Ветреного мужичка-мотылька, у которого кроме нас было не меньше дюжины жён, как официальных, так и гражданских. Который и смерть-то свою встретил, изменяя своей очередной жене с юной медсестрой, пришедшей делать ему укол.
Конечно, всё это произошло гораздо позже, но уже тогда, в девяностые, мы обе поняли, как нам повезло, что наш милый мотылёк упорхал от нас. Ира ещё как-то следила за его перемещениями, и время от времени рассказывала мне об этом на наших файв-о-клоках, весело прихохатывая.
Да, запасы печенья надо бы пополнить. И халва уже не очень. Не забыть бы, заказать всё это завтра. Заодно и виноград для Шафрана.
Дело в том, что я уже много лет не выхожу из дома. Сказать, что я «прикована» к инвалидному креслу я, к счастью, не могу. По квартире я достаточно уверенно передвигаюсь, используя специальные ходунки. Но, всё же, большую часть времени, я вынуждена проводить в кресле, из-за серьёзной травмы позвоночника, полученной мною почти сорок лет назад при неудачном спуске на горных лыжах в горах Алатау. Сначала всё казалось не таким страшным. Но потом болезнь начала прогрессировать…
Мой приятель Сенечка Глотов – врач-мануальщик, наговорил мне много умных врачебных слов, пытаясь объяснить, что именно со мной происходит. Суть их сводилась к тому, что лучше уже не будет никогда, и единственно, что ещё можно сделать – это постараться замедлить необратимый процесс.
Дважды в неделю ко мне приходит социальный работник, убирается, приносит продукты, а в остальном я стараюсь обслуживать себя самостоятельно. Ах, да в зоомагазин за кормом, вкусняшками и прочими необходимыми вещами для попугая заходит Ира. У неё две совершенно очаровательные собачки породы московский длинношёрстый той-терьер, и зоомагазин ей приходится посещать регулярно.
Ну, к сегодняшнему чаепитию у меня есть профитроли, конфеты «Гусиные лапки» и замечательные булочки с маком. Живём!
Ирина Сергеевна пришла ровно без десяти пять. У неё есть ключ от моей квартиры, и она всегда открывает сама. Её собачки Дюша и Нюша, конечно пришли вместе с хозяйкой. Хитрая Дюша сразу же устроила маленький спектакль на тему: меня никто не любит, и печеньку мне не давали целые сутки! Интеллигентная Нюша с немым укором наблюдала это безобразие, и тихо вздыхала, намекая, что хорошо воспитанные собаки тоже любят печеньки. Конечно, печенье собакам вредно, но не угостить моих милых гостей я просто не могу.
Ох, Ира опять принесла к чаю осетинский пирог. Ещё горячий. Такие пироги пекут у нас в доме на первом этаже. Мы обе обожаем эти пироги, но мне всегда так неловко, когда Ира тратится. Она ведь живёт на одну учительскую пенсию, какие-то копейки за сына ей, вроде, выплачивают, но это не идёт, ни в какое сравнение с моими доходами. Дело в том, что я по первому образованию инженер-электронщик, а по второму – специалист по китайскому и корейскому языкам. Мои технические переводы всегда востребованы, и в частных заказах перебоя нет.
Мы всей компанией отправляемся на кухню. Стол у меня стоит у окна. Мы с Ирой устраиваемся напротив друг друга, Шафран взбирается на специальную ветку, закреплённую на подоконнике. На случай маленьких неожиданных конфузов во время чаепития, под веткой стоит небольшой подносик с газеткой. Дюша и Нюша, получив желанные печеньки, располагаются на стареньком кресле, которое в своё время было поставлено на кухне специально для моих маленьких подружек. Мы все счастливы. И приступаем к нашим двум самым любимым процессам: чаепитию и перемыванию косточек соседям.
Представляю вашу негативную реакцию на моё признание. Но, во-первых, когда-то я прочитала в одном американском медицинском журнале, что сплетничание, как процесс, способствует выработке в организмах сплетников эндорфинов – гормонов счастья, а, во-вторых, мы все точно знаем, что все сплетни не просочатся за пределы моей кухни и никому не повредят. Никому не нанесут обиду, не разобьют ничью семью, ни на чьей репутации не оставят грязного пятна. Никто из нас: ни мы с Ирой, ни Дюша с Нюшей, ни, даже, Шафран, который иногда бывает немного болтлив, не разнесёт, услышанное на наших файв-о-клоках.
Едва мы сделали по первому глотку чая, как Шафран подал сигнал к началу сплетен.
– Чужой! – Заорал он. – Чужой, чужой!
Мы с Ириной, как по команде уставились в окно.
Перед подъездом стояла машина. Я в иномарках совершенно не разбираюсь, но это корыто всем своим видом заявляло, что оно эквивалентно очень-очень большим деньгам.
Из машины вылез корявенький мужичок с ноготок, разодетый, как для приёма у английской королевы, с букетом, для которого единственной «вазой», подходящей по вместимости, могло бы стать только десятилитровое ведро.
Несколько мгновений мы рассматривали эту красоту ненаглядную, потом Ира со вздохом сказала:
– И вовсе это не чужой. Привыкай, Франтик, это Минаев Олег Лаврентьевич, новый ухажёр нашей Алиночки из двадцать девятой квартиры.
Я чуть пирогом не подавилась.
– Ирина Сергеевна, ты ничего не путаешь? У Алины же был совсем другой. Такой красивый юноша, похожий на Блока. Её сокурсник по консерватории. Они же пожениться собирались!
– Ну, собирались, собирались. Только красавчик-Святославчик беден, как консерваторская мышь, а Олег Лаврентьевич у нас мужчина серьёзный: владелец заводов, газет, пароходов и ещё там чего-то. Короче, мешок с деньгами в дорогущей упаковке.
Мне стало немного обидно за Алину. Её называют у нас «серебряный голосок нашего двора». Она умница, красавица, певунья, а ещё она очень добрая и отважная. Как-то ночью в грозу, она полезла на высокую липу, чтобы спасти, забившегося среди ветвей, испуганного вспышками молний и громом, котёнка.
Мы ещё немного полюбовались на «серьёзного мужчину», потом я не выдержала.
– Мне когда-то один из моих поклонников, профессор зоологии, между прочим, говорил, что в природе почти всегда самец – это, как бы реклама генофонда: самый крупный, самый сильный, самый красивый, громкий и яркий. А на этого же без слёз не взглянешь. И зачем Алинке это чучело?
– Ах, Ольга Дмитриевна, мы с тобой сильно отстали от жизни. Это нас романтичных дурочек Валентин поймал на красивую фигуру, на пышные русые кудри и умение болтать.
– А как он на гитаре играл, помнишь? – Вздохнула я.
– Да, всего два аккорда, но как он это делал! – Мечтательно протянула Ира,
– А стихи какие писал?
– Дурацкие, что-то там про кровь-любовь и розы-занозы – пропела Ирина, наслаждаясь воспоминаниями, но тут же, поменяла выражение лица и сказала весьма деловым тоном, – но, как бы то, ни было, Оленька, современные девушки на идиотские стишки и два аккорда не ловятся. Мне Зинаида Михайловна из сорок пятой квартиры рассказала, что этот бурдюк с золотом собирается сделать из Алиночки звезду.
Так Олег Лаврентьевич Минаев впервые появился в нашем дворе. С тех пор прошло несколько месяцев. Мы всласть успели пообсуждать Алиночкину премьеру на радио, роскошный тур на Гоа, который Минаев подарил Алининым родителям на серебряную свадьбу, и, конечно же, букеты, которые становились всё огромнее и ярче.
Потом Минаев как-то приелся, и мы перестали о нём говорить, найдя более интересные и злободневные темы. Даже Шафран больше на него не реагировал.
И вот тогда это случилось…
Я занималась переводом ТУ новой рисообдирочной машины. Мой рабочий стол в комнате тоже стоит у окна. Ну да. А как же иначе отслеживать происходящее во дворе?
Я как раз билась над температурным режимом, допустимом на первом этапе обработки зерна, когда во дворе раздался резкий сухой щелчок.
Шафран заметался по клетке и завопил:
– Кар-раул! Кар-раул!
Я выглянула в окно и ещё успела увидеть, как на нашей дворовой автостоянке падает человек.
Для того, чтобы вам было понятнее, постараюсь описать «географию» нашего двора. Двор наш тупиковый, упирающийся в старое школьное здание. Наверно, и нашу пятиэтажку, и школу давно надо было снести. Но своей «тыльной стороной» они почти вплотную прилегают к промзоне, и хотя уже всё вокруг застроено новыми многоэтажными домами, ни на наши убогие хоромы, ни на школу, ни на двор до сих пор никто не позарился.
Тупиковый двор обитатели нашего дома поделили по-братски. В самой глубине его, прямо у школьного забора, расположена детская площадка. Середину двора занимает небольшой нарядный садик, в котором стараниями наших доморощенных агрономов что-то цветёт от снега до снега. А самого въезда во двор автомобилисты устроили автостоянку. Вообще-то, подразумевалось, что стоянка предназначена только для жильцов нашей пятиэтажки, но, как вы понимаете, есть категория людей для которых: «вам – везде».
«Серьёзный мужчина» – Олег Лаврентьевич Минаев принадлежал к этой категории.
Мне показалось, что это именно он сейчас упал, буквально двух-трёх шагов не дойдя до своей дорогой машины. На снегу, вокруг его головы стало медленно растекаться красное пятно.
Я впала в какой-то ступор. Наверно, надо в «Скорую» звонить или в полицию, но я просто оцепенела, тупо глядя на упавшего. Потом, с невероятным усилием, словно двигая что-то тяжёлое, я перевела глаза на монитор. В правом углу высвечивалось время: 15:28.
