Татьяна Мефодьевна Постникова
Дилетантские детективы с животными
Детектив с енотом
Я ненавижу енотов!
– Нет, нет, Эсмеральдочка, тебя я очень люблю. Сейчас мы с тобой сделаем промывание желудка, а там и доктор Женя приедет, даст тебе таблеточку и животик болеть перестанет. Эсмеральдочка хорошая, Эсмеральдочка у нас замечательная. И где ты только эту пакость отыскала, паршивка?
Это я плохих енотов не люблю, точнее не считаю их домашними животными. Представьте себе десятикилограммого хищника очень умного, очень ловкого, с маской гангстера на морде, гибкостью прирождённого форточника и лапами профессионального взломщика. Для очаровательной Эсмеральды не существует закрытых окон и дверей. Щеколды, крючки, задвижки, шпингалеты – для этого создания просто игрушки.
– Да не крутись ты, чудище бестолковое! Надо скорее вымыть всю эту дрянь из твоих кишочков, в то доктору Жене и лечить будет некого.
Нет, одной мне не справиться. Слишком Эсмеральда бодра для умирающей. Ещё и кусается!
Я схватила мобильник.
– Ленка, срочно беги ко мне!
– Тётя Ира? – Отозвался сонный голос. – Тётя Ира, ты на часы смотрела? Сейчас, к твоему сведению, шестнадцать минут четвёртого. Ночи, осмелюсь напомнить. В такое время приличным девушкам не звонят.
– Дуй ко мне, приличная девушка! Эсмеральда умирает!
– Бегу!
Вдвоём нам удалось наладить систему промывания, при этом "умирающая" так вопила и визжала, что моя фокстерьерка с пышным именем Фокстрот крутилась у наших с Ленкой ног, время от времени деликатно покусывая за пятки, напоминая, что животных мучить нельзя.
В это время в дом вошёл ветеринар Евгений Васильевич Седых. Фокстрот бросилась на него со злобным лаем, по собственному опыту зная, что ничего хорошего от ветеринаров ждать не приходится.
Доктор Женя небрежно отодвинул, захлёбывающуюся лаем, собаку и шагнул к столу.
– Ну что тут у вас?
– Подозреваю отравление крысиным ядом. Судя по симптоматике – крысидом.
– Где она его достала, поганка этакая?
– Спроси у неё.
***
Я начала не с начала, поэтому многое придётся объяснять в наших весьма запутанных отношениях. Пожалуй, пора исправить эту ошибку.
Жили-были две девочки: Машка-Ромашка и Ирка-Пронырка. Нас так с самого детства и называли. Машка была хорошенькая: круглое чистое личико окружённое венчиком светлых волос, огромные голубые глаза, опушённые роскошными ресницами, ладная фигурка. Мало, кто проходил мимо, не обратив внимания, на это чудо.
Я же была совершенно другая. Узкая мордашка с тёмными, почти чёрными глазёнками, мышиного цвета волосы, тельце, скорее подходящее кузнечику, а не человеку. Основным моим свойством, за что я и получила своё прозвище, было неуёмное любопытство. Я исследовала окружающий мир всеми, доступными мне способами. О своих открытиях, полученных путём наблюдений или вычитанных из книг, я делилась с Машкой. Так слушать, как Маша, не умел никто. Она ходила за мной, открыв рот, так ей было интересно. Иногда к нашему дуэту пытался примазаться кто-нибудь ещё, но подруга ревниво отгоняла всех – мои рассказы должны были принадлежать только ей.
Все детсадовские и школьные годы нас невозможно было представить по отдельности, но потом судьба, как это часто бывает, развела нас. Нет, мы никоим образом не ссорились, более того встречались при первой же возможности, но к сожалению этих возможностей становилось все меньше.
Я поступила в медицинский институт, Машка – в юридический. Почти одновременно мы вышли замуж. Я за профессора Кирилла Петровича Величевского, с которым мы сошлись на теме трансплантологии новорождённых, а Маша – за недавно овдовевшего богатого ресторатора Михаила Сергеевича Громухина, у которого за два года до этого конкуренты убили беременную жену. Потом у нас с Кириллом родился Илюша, а у Михаила с Машой через месяц родилась Леночка.
Мы с Кирюшкой иногда подумывали о втором ребёнке, но всё было как-то некогда. Ординатура, аспирантура, кандидатская диссертация, потом докторская. Причем, чем больше я углублялась в тему, тем более интересные горизонты открывались. Пятеро аспирантов, которые работали со мной, чуть не в глаза называли меня ведьмой, обвиняли в отсутствии у них личной жизни и нормальной работы органов пищеварения. Кирюшку я вообще почти не видела, он шлялся по разным международным конференциям, как бездомный пёс по помойкам, но клятвенно обещал мне сделать ребёнка по скайпу, едва мы совпадём по времени, которое можно считать приличным для этого процесса.
Миша с Машей на всякую ерунду не отвлекались, и вскоре осчастливили человечество близнецами Гришкой и Маришкой. При появлении этих малышей Машка-Ромашка и забыла всю эту юриспруденцию, как страшный сон и занялась исключительно детьми. Её детишки – красивые, умненькие, воспитанные просто украшали собой наш несовершенный мир. Я любовалась ими, и думала, а может быть надо жить так.
Но снова вылезала какая-то проблема, и надо было заниматься ею.
Маша была уже немолода, когда решилась на четвёртого ребёнка, и тут судьба, до этого баловавшая эту семью, решила, что пришло время сделать гадость. Никишка родился с тяжёлой патологией почек.
Можете обвинять нас в своячестве, в особом отношении к друзьям и прочих грехах, но мы с Кириллом подняли на уши всех, и кратчайшие сроки нашли девочку-отказницу, чьи показатели идеально подходили Никите.
Операцию проводил сам Кирилл, и, разумеется, она прошла удачно, потому, как у Великого Трансплантолога Величевского неудач ещё ни разу не бывало, а девочку Громухины тут же удочерили, и хотя она была явной мулаткой, назвали Наташенькой.
К чести Михаила и Маши никаких различий между детьми они не делали, а любознательным, интересующимся, а что это у них Наташенька такая смугляшка, отвечали, что так было угодно Богу.
Мы же с Кирюшкой так и ограничились одним Ильёй.
А потом беда пришла и в наш дом.
***
Я ненавижу горы: ледники и пики, трещины и карнизы, ломанные вместе с ногами лыжи. Я ненавижу этот чёрно-белый ад, где ожоги можно получить от снега, ослепнуть от солнца, а, кому и этого не хватило заработать какую-то паршивую горнянку.
А ещё там бывают лавины.
Но Кирилл сам страстный поклонник горнолыжного спорта и Илейку приучил к этому безумству с четырёх лет. Поэтому наше семейство, вместо того, чтобы валяться где-нибудь на пляжах Турции, Египта или Испании, с упорством идиотов дожидалось зимы и тащилось "загорать" куда-нибудь на Домбай, Алатау или Эльбрус. А однажды они решили поехать во Французские Альпы.
Я, конечно, всегда ездила с ними, потому, как проводить отпуск отдельно от мужа, с которым и так редко встречаешься просто глупо. Мои мужчины много раз уговаривали меня встать на лыжи, но меня не вдохновляла перспектива получать травмы, таким образом, и пока они там что-то покоряли, я сидела с книжкой в гостинице.
Эта лавина сошла неожиданно.
Точнее, её ждали, но где-то совсем в другом месте. На трассе в это время было девятнадцать человек.
Троих просто каким-то чудом отнесло в сторону. Ребята изрядно поломались, поцарапались, один из них потерял глаз, но все они остались в живых.
Остальных искали долго: с собаками, какими-то щупами и приспособлениями, похожими на миноискатели
Нашли одного живого. Лучше бы не находили. Я как хирург за такую отбивную не взялась бы. Ещё нашли несколько фрагментов, но всё это были чужие мертвецы.
Миша с Машей отыскали меня на склоне, на месте схода лавины, где я пыталась вручную откопать своих мальчиков. Поисковые работы давно закончились, а за мной утвердилась слава местной сумасшедшей.
В тот же вечер меня перевезли с Москву, но едва я переступила дверь собственной квартиры, я села на порог и заплакала. Оказывается, я не плакала уже несколько месяцев, но сейчас как-то сразу вспомнила, как это делается. Я выла и хрюкала, визжала и рычала.
Кирилл и Илюшенька остались в этих чёртовых Альпах навсегда, но в нашей квартире всё напоминало о них.
Вот здесь Илейка раздавил три (!) мобильных телефона, потому, как профессор Величевский никак не мог нормально положить аппарат на тумбочку, и они у него регулярно соскальзывали на пол, а сын многомудрого профессора под ноги не смотрел никогда.
А вот здесь я уронила кастрюльку с кипящим бульоном на диссертацию, представленную профессору на отзыв. А потом всю ночь перепечатывала творение юного дарования, в особо размытых местах, вставляя свои мысли. Профессор Величевский подмены не заметил и дал положительный отзыв. Защита прошла на "ура".
А на этом холодильнике вечно были приколоты магнитиками записки: «Иришка, срочно улетаю в Швейцарию, когда будет возможность – позвоню».
«Мальчики, вызывают в Зеленоград. Сложный случай. Будут звонить с работы – давайте телефон Катеньки. Я буду в операционной».
«Родители, жратвы оставьте, а то я Веру Васильевну скоро съем с костями».
Из-за этого стола, накрытого к новогоднему банкету, Кирюшка, давясь ветчиной, выскочил из-за стола с воплем: «Шканцевой донора подобрали!»
А потом, сидя в луже шампанского у этого же стола, ревел, как раненный медведь: «Ну как эти бабуины не смогли определить группу крови?! Это же студенты-первокурскники делают без ошибок, а эти уроды так упились, что странно, как кровь с мочой не перепутали».
А потом мы поехали во Францию.
* * *
По возвращению в Россию лечиться пришлось долго. А когда я накачанная всякими препаратами по самые уши, вышла из клиники, Маша и Миша встретили меня, и пока мы ехали на машине, Михаил небрежно обронил, что оформил на моё имя гостевой домик в своей усадьбе.
Домик был просто очарователен. На первом этаже – небольшая прихожая, раздевалка для верхней одежды, санузел и кухня, совмещённая со столовой. Всё маленькое, но очень продуманное уютное и удобное. На втором этаже находились две крохотные спаленки, гардеробная, ванная и туалет.
Когда я немного отошла от активного лечения психиатров и стала похожа на человека, а не на тухлый кабачок, прежние коллеги помогли мне устроиться хирургом в небольшую местную больницу, что обеспечило мне экономическую независимость. Но Маша и Михаил постоянно звали меня к столу, или просили свою экономку "по пути" прихватить продуктов на мою долю, "забывая" взять за них деньги. Иногда мы с Машей и Леной устраивали совместный шопинг, и всегда Маша, несмотря на мои возражения, расплачивалась своей картой, утверждая, что это удобнее, так, как у неё во всех этих бутиках такие скидки и бонусы, что ей скоро будут привозить деньги на дом. За свои деньги я смогла купить украдкой только домашние тапочки.
Казалось бы, живи – и радуйся. Рядом настоящие друзья. Прекрасные бытовые условия. На новой работе я быстро сумела добиться уважения и симпатии коллег, да и сотрудники со старой работы меня не забывали, регулярно звонили, интересовались моей жизнью, консультировались по каким-то рабочим вопросам, а то, и заваливались в гости по поводу и без повода.
Тем не менее, каждое утро я просыпалась с одной мыслью: "Когда же я, наконец, умру?"
Нет, речь ни в коем случае не шла о суициде. Уйти из жизни добровольно – это обидеть, огорчить и даже предать всех тех людей, которые любили меня, боролись за меня, как-то пытались помочь.
Но ведь смерть может быть и случайной: пьяный мажор за рулём, упавшая с крыши сосулька, грипп, какой-нибудь экзотический, от которого за три дня сгореть можно. Вот такой смерти я ждала, просыпаясь, каждое утро с одной и той же мыслью «Ну, когда же я, наконец, умру?» Просто в моей жизни больше не было смысла, так зачем зря небо коптить?
Но однажды на день моего рождения Маша принесла мне в подарок нечто, завёрнутое в белую пуховую шаль. Когда я развернула шаль, то внутри неё оказался крохотный белый щенок с ещё мутноватыми по-щенячьи, но очень умными глазками, и мокрым чёрным носом.
– Это фокстерьер, девочка – объяснила Маша, – не удивляйся, что беленькая. Ей только месяц, а пятна будут появляться позже.
Это создание свободно помещалось на ладони. Малышку не хотелось выпускать из рук, ну разве только для того, чтобы покормить или дать возможность сделать смешную лужицу, размером с пятирублёвую монетку.
В то утро, когда я проснулась, оттого что в щёку мне ткнулся мокрый нос, я в первый раз не подумала о смерти.
Собачку звали Фокстрот, и Троша, Трошенька совершенно изменила мою жизнь.
В доме Громухиных обожали животных и у всех были свои любимцы. Глава семьи души не чаял в своих мраморных датских догах. Виконт и Барон отвечали ему такой же любовью, прислушиваясь даже к дыханию своего хозяина, чтобы без малейшей задержки выполнить любой его приказ.
Маша обожала кошек. Так и вижу её в глубоком кресле с кошками: на коленях Алиса, самая старшая, и потому занимающая почётное место, на подголовнике – Власта, на подлокотниках – Зося и Агнешка, а самая младшая, ещё почти котёнок – Душка на ногах, обутых в пушистые тапочки.
Алиса была кошкой из Машиного детства. Ей было уже почти тридцать лет. Её одолевали старческие недуги, но Маша признавалась, что просто не представляет, как жить без Алисы. В своё время Алиса стала для Маши, той же спасительной соломинкой, как для меня Фокстрот. Когда Маше было неполных двенадцать лет, её отец утонул, и мудрая тётя-психиатр, подсунула рыдающей девочке еле живого котёнка, которого надо было выхаживать. Забота о беспомощном существе помогла лучше любых препаратов и сеансов гипноза.
Надо ли говорить, как любила Маша старую кошку?
Гришка обожал всякую, с моей точки зрения, нечисть: поющие розовые тараканы, огромные пауки с волосатыми ногами и скорпион. Я в его комнату старалась, ни под каким видом не заглядывать. Но однажды, когда мальчонку сразил ротавирус, а, спешащая к нам «Скорая» попала в аварию, и на дороге образовалась большая пробка, я провела среди этих тварей несколько часов. Потом горстями глотала валерьянку и несколько ночей спала, не выключая свет в комнате.
Маришка любила птиц, и у неё был ручной попугайчик Фламбо. А ещё Мариша стала довольно известным в своей среде блогером, и вела свой блог от имени Фламбо.
Наташа и Никита пока не имели персональных любимцев, потому как родители считали их ещё слишком маленькими для такой ответственности. Поэтому просто любили всех животных в доме, и те отвечали им взаимностью.
У Лены тоже была любимица маленькая пучеглазенькая собачка неизвестной породы, которую четырёхлетняя девочка отбила у недоумков, развлекающихся издевательствами над пёсиком. Характер у Леночки был Громухинский. И при необходимости этот милый ангелочек мог прийти в такую ярость, что даже у полных дебилов срабатывал инстинкт самосохранения. Собачка прожила в холе и неге почти восемь лет, а после её смерти Лена вдруг решила завести енота. Её сначала отговаривали от этой авантюры, но когда крошка-енот появился в доме, все пришли в такой восторг, что малютка стала всеобщей любимицей. Енотик оказался девочкой, получил пышное имя Эсмеральда
Правда, всё это произошло ещё до моего появления в усадьбе Громухиных. А к тому времени, когда я поселилась в гостевом домике, Эсмеральда из всеобщего умиления превратился в общесемейный кошмар. Вырвать из рук, поднесённую ко рту конфету, перекопать свежепостеленное бельё на кровати, на свой вкус перелопатить важные документы на Мишином столе – это были ежедневные мелкие шалости, к которым Громухины быстро привыкли и почти перестали обращать на них внимание. Но Эсмеральда не собиралась останавливаться на достигнутом. Она могла включить ночью телевизор на полную громкость, открыть холодильник и похозяйничать там, покопаться в хозяйской аптечке, перемешав разноцветные таблетки, и многое другое.
Собаки и кошки старались держаться подальше от этого чудовища.
Как-то раз енотиха навестила и меня. Пока я была на работе, трудолюбивая зверушка разобрала по листочкам второй том Большой медицинской энциклопедии и отправила все это на стирку в унитаз.
От сантехника, вызванного мною утром, я узнала много интересных и новых слов.
***
Так мы прожили около трёх лет, потом у Маши обнаружили рак поджелудочной железы. Перепуганный страшным диагнозом, Миша тут же отправил Машу в одну из самых прославленных клиник в Германию.
Маше очень не хотелось уезжать так далеко от дома, она очень волновалась за детей, хотя у младших была няня, а опытная домоправительница Лидия Львовна могла справиться с целой шайкой разбойников и взглядом остановить ураган, если по её мнению, это угрожало благополучию и спокойствию семейства Громухиных.
Миша разрывался между бизнесом и клиникой, где лежала Маша, стараясь хоть несколько часов выкроить для того, чтобы навестить жену.
В один из таких дней в доме Громухиных и появилась эта женщина.
Мне этот день запомнился сложной операцией. Проклятый аппендикс в нескольких местах пророс сквозь брыжейку, и мой маленький пациент потерял уйму крови. Когда, наконец, опасность для жизни миновала, и мальчика увезли из операционной в реанимацию, я поволоклась домой. Трясясь в автобусе я мечтала, что дети выгуляли Трошу, а я сейчас быстренько покормлю её, заварю себе «Доширак» потом приму душ и нырну в постель. Болела спина, плечи, руки. Перед глазами плавали яркие мушки.
Но дома меня ожидал сюрприз. Забившись в уголок дивана, и прижимая к себе Трошу, словно пытаясь отгородиться собачонкой от чего-то страшного, сидел мрачный Никитка.
Ко мне часто приходили дети Громухины, то просто поболтать или попить чаю, то посоветоваться, как поступить в сложных случаях, чтобы не слишком огорчить маму и папу. Но сейчас по Никишкиному лицу я поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Первая мысль была, конечно, о Машке. Онкология – болезнь такая, что будь ты хоть трижды гениальный врач, а оборудование и препараты под рукой самые-самые, но гарантии на благополучный исход дать очень трудно.
– Папа звонил? – Спросила я самым небрежным тоном, внутренне сжавшись от страха.
– Да, они сегодня с мамой даже смогли погулять в саду. Он завтра прилетит утренним рейсом и сразу на работу. А к нам приехала Баба-Яга.
– Никитка, ну какая Баба-яга? Ты же на будущий год уже в школу пойдёшь. Пора бы уже понять, что Баба-Яга бывает только в сказках.
– А вот и не в сказках! Она настоящая! Её даже Лидия Львовна боится. А Ленка, вообще, сбежала. А про Наташку эта ведьма сказала, что это приблуда черномазая и её нельзя любить. А что значит «приблуда черномазая»?
– Это значит, что я сейчас пойду к вам в гости и поговорю с вашей Бабой-ягой.
– Тётя Ира, а ты её не боишься?
– Единственно, кого я боюсь, это Гришкиных волосатых пауков. А Баба-Яга пусть сама меня боится.
По дороге к дому Громухиных мы встретили заплаканную (!) Лидию Львовну. Я в первый раз увидела эту "железную леди" в таком состоянии.
– Лидия Львовна, здравствуйте. Я уже знаю о вашей неприятной гостье. Но как она в дом-то попала? Может, вызовем полицию, и пусть её под белы ручки из частного владения удалят.
– Нельзя полицию. Ей же Михаил Сергеевич сам разрешил в доме поселиться.
– Видно Машина болезнь ему мозги набок свинтила, – возмутилась я, потому, что довести до слёз Лидию Львовну могла только настоящая ведьма.
– Так ведь как получилось, – Лидия Львовна семенила рядом со мной, вводя в курс дела, – Михаил Сергеевич уже одетый у дверей стоял, чтобы в аэропорт ехать. Тут звонок. Он сам дверь и открыл. А там это чучело стоит. "Мишенька, ты меня помнишь? Я твоя тётя Ада из Кемерово?" Ну, он ей в ответ пробурчал что-то. А она: "Да, да, я специально приехала помочь тебе в твоём ужасном положении". А он мыслями-то далеко, вот он этой тётке и говорит: "Проходите, вас Лидия Львовна устроит". А как же теперь можно полицию вызывать, если хозяин ей сам разрешил?
– Ладно, пошли, попробуем что-нибудь сделать, – мрачно сказала я, хотя общаться с неприятной тёткой мне сейчас хотелось менее всего.
Лидия Львовна, глотая слова, торопливо рассказывала:
– Лене она сказала, что, дескать, девочка накрашена безобразно и одета неприлично, и если она срочно не исправится, то станет проституткой.
– Возможно, в Кемерово другая мода, – пробурчала я сквозь зубы, – по-моему, Лена одевается также, как большинство девушек её возраста.
– Лена, попыталась это объяснить, но тётушка заявила, что желает её только добра, поэтому будет воспитывать. Потом ещё и целоваться полезла. Лена убежала из дома. Она сейчас у Бровицких. Наташеньку эта ведьма обозвала отвратительной чумазой обезьяной. Наташа и Никита были с няней. Надежда Владимировна, естественно возмутилась, и посоветовала этой ведьме быть аккуратнее в выражениях, особенно, если речь идёт о детях хозяев дома. Но в ответ услышала такое, что не нашла слов для ответа и вместе с девочкой заперлась в Наташиной комнате. Кажется, обе плачут. А Никитка к вам убежал. Горничные все попрятались, кухарка увольняться хочет – эта из Кемерова обед блевотиной назвала прямо за столом, Маришку чуть не стошнило.
– Да уж повезло вам невероятно.
Я решительно распахнула дверь. Лидия Львовна и Никитка прятались за моей спиной, только Фокстрот гордо вышагивала впереди, потому что фокстерьеры никого не боятся. Мы миновали прихожую, просторный холл и вошли в уютную гостиную Громухиных, где обычно по вечерам у камина собиралась вся семья. Сейчас я с неудовольствием заметила, что незваная гостья заняла любимое Машино кресло. Все кошки разбежались, кроме полуслепой Алисы, которая попыталась вскочить неприятной Кемеровской тётушке на колени. Наверно, это была не первая попытка старой кошки, потому, как ведьма очень ловко ударила беднягу в живот. По всему было видно, что она "пристрелялась".
Гриша и Мариша прятались под лестницей, не решаясь оставить гостью без присмотра, но при этом, стараясь не попадаться ей на глаза.
– Мариша, – сказала я, – унеси, пожалуйста, Алису в мамину комнату и запри там.
– Она там будет плакать одна, – возразила Маришка, прижимая Алису к себе.
– Подумаешь, плакать она будет – рыкнула гостья, – да эту плешивую вонючую тварь давно пора было утопить. Как можно такую гадость в доме держать? Одна зараза от неё.
Надо признать, что годы наложили на кошку свой отпечаток, почти от середины спины и до хвоста бедняга полысела, к тому же она часто непроизвольно писалась. Конечно, за ней ухаживали, мыли, протирали, но до конца избавиться от запаха было невозможно.
– Унеси кошку в Наташину комнату. Там Надежда Владимировна и Наташа её приласкают, – посоветовала я.
Тут, наконец, тётушка обратила внимание на меня.
– Припёрлась. Что же это такое?! Никакого порядка в доме. Уже восемь, а дети не в постели, в доме посторонние шляются. Ты кто такая?
– Я соседка Громухиных, Ирина Анатольевна Величевская. Доктор медицинских наук, профессор, – попробовала я задавить хамку авторитетом.
– Доктор, значит. Давление мерить умеешь?
– И давление могу померить, и ампутацию провести. Обращайтесь.
– А зачем ты пришла?
– А зачем вы приехали?
– Я-то со святой целью приехала: Мишеньке, племянничку моему троюродному с сиротками помочь, – завопила дама с интонацией профессиональной кликуши.
– Простите, а где вы нашли сироток? Операция у Марии Антоновны прошла успешно, лечение идёт нормально своим чередом. Сейчас будет проведён курс химио- и иммунотерапии и Мария Антоновна вернётся домой. Михаил Сергеевич тоже жив и находится в добром здравии.
– Ещё неизвестно, выживет ли Машка после этой терапии, говорят, многие коньки отбрасывают, а во-вторых, можно ли жить в таком бедламе. Дети, как беспризорники, зверьё по дому шляется. То кошки лишайные, то собаки, которым место во дворе на цепи. Это вот что за безобразие? – Кивнула она на догов, смущённо забившихся за диван.
– Это собаки Михаила Сергеевича. Очень породистые и очень дорогие. Их специально для него из Дании привезли.
– Ему что деньги девать некуда?
– Я полагаю, это не наше с вами дело.
– А это что ещё за крыса бегает?
– Это не крыса. Это енотиха. Будьте с ней поаккуратнее, она всё понимает, и может сделать вам какую-нибудь гадость.
– А я это не стерплю и придушу гадину.
– Вряд ли вы сможете справиться с разъярённым енотом.
– Не дом, а чистый вертеп. Тьфу! Смотреть противно.
Ага, пора милую даму дожимать.
– А ещё в доме есть ядовитые пауки размером с тарелку. Гриша занимается их изучением и уже опубликовал две статьи в серьёзном научном журнале.
– Это кто же разрешил такую пакость в доме держать? Я в ювенальную юстицию сообщу. Ребёнка к такой дряни подпускать!
– Гриша умеет с ними обращаться и держит своих питомцев в специальных террариумах.
Держит-то, держит, но был у нас однажды случай…
Обычно Гриша запирает свою комнату, но тут к нему пришёл кто-то из друзей, и наш Гришаня расслабился. Всего минут на десять-пятнадцать, но Эсмеральда, которая пожирала малину в дальнем конце сада, среагировала мгновенно, проникла в комнату и выпустила всех пауков. Обе горничные, няня, повариха и её помощница убежали в гараж и заперлись там, в Машином Пежо. Наташу и Никиту, ввиду их нежного возраста к ловле ядовитых тварей Маша не допустила. Маришка самоустранилась, заявив, что умрёт от страха. А Лена, как всегда, куда-то незаметно исчезла в самый ответственный момент. Таким образом, в охоте на пауков принимали участие мы с Машей и Лидией Львовной, Гриша и садовник Юрий Васильевич. Правда, последний, "случайно" раздавивший одного из пауков был с позором исключён из команды ловцов. К великой, как я полагаю, его радости.
К счастью удалось отловить всех. Одного поймала я, накрыв пластиковым ведром, троих Маша завернула в полиэтиленовый дождевик, остальных специальным посвистом собрал Гриша. Оказывается, они были ручными. Правда взять эту "ручную" тварь в руки я не решилась бы и под дулом пистолета. С тех пор, на всех террариумах появились навесные замки. Пользоваться ключами Эсмеральда, к счастью, пока не научилась
Ну, будем дожимать милую гостью.
– Я предлагаю вам переехать в хорошую гостиницу. Мне кажется, что там вам будет удобнее. Вы из Кемерово как добирались? Самолётом?
– Откуда же у меня деньги на самолёт? Мне собак из-за границы не привозят. Поездом, конечно.
– Я вам сочувствую. Это так неудобно. Вы, наверно, очень устали. А в гостинице будет тихо, ни детей, ни животных. Разумеется, и хороший номер и все ресторанные счета мы оплатим. А когда Михаил Сергеевич вернётся, вы обсудите с ним ваши планы, потому, как мы-то на это не уполномочены.
– А когда Мишка вернётся?
– Возможно, дней через пять, но вернее всего, через неделю, –бесстыдно соврала я, но никто из присутствующих не стал опровергать мою ложь.
Гостья задумалась. Думала она долго. Зачем-то встала, походила по комнате, подошла к окну и провела ногтем по стеклу, отчего мы все дружно вздрогнули, потом подошла к стене и стала рассматривать висящие там картины. Когда она проходила мимо дивана, бедные доги постарались максимально ужаться. Несчастные интеллигентные собаки, готовые без страха броситься на любого зверя или вооружённого бандита, были бессильны перед хамством. Только Фокстрот не испытывала никакого страха и с нахальством, характерным для её породы, даже не сдвинулась с места, когда неприятная тётка прошла в непосредственной близости. Троша только молча оскалилась, намекая, что её хвост тоже является предметом неприкосновенным, и наступать на него не следует.
Пока гостья бродила по комнате, размышляя над моим предложением, я торопливо прикидывала в уме, хватит ли у меня денег на обещанные блага. Ладно, в крайнем случае, займу у нашего главврача. Громухины столько делают для больницы, что он не пожалеет денег на сохранение покоя в их доме.
Побродив по комнате, тётушка плюхнулась в кресло так, что пружины жалобно зазвенели. Ну да, тушка-то у неё на центнер потянет, если не больше, а Маша даже после стольких родов весит пятьдесят шесть килограмм.
– Нет, никуда я не поеду. Как я детей одних оставлю?
– У младших детей есть опытная няня, старшие дети вполне самостоятельны, к тому же Лидия Львовна…
– Это всё наёмная прислуга, – прервала Кемеровская тётушка, – А я – родная кровь. Я вот смотрю – тут никакого порядка. Дети, как беспризорники. Что значит, должного присмотра-то нет. Старшая девка, явно, на панель бегает, а черномазую, Машка неизвестно где нагуляла, пока Мишенька на работе горел.
– У Наташи просто очень редкое генетическое изменение, называемое меланизмом. Это совершенно безопасно для её здоровья и незаразно для окружающих.
Эх, зря я про «незаразно» сказала! Наоборот, надо было неприятную гостью напугать. А отсутствие «болезни» у остальных членов семьи объяснить постоянным приёмом лекарств.
– Простите, не знаю, как вас величать…
– Аделаида Панкратовна.
– Аделаида Панкратовна, поймите, всё, что происходит в доме, делается с ведома и одобрения родителей. Михаил Сергеевич и Мария Антоновна взрослые умные люди, и сами знают, как надо воспитывать своих детей. Вы чужой человек, и ваше вмешательство может только внести разлад в семью, тем более в такой сложный период, когда мама в больнице, да ещё в другой стране.
– А ты, по какому праву здесь командуешь? Ты кто, вообще, такая? Небось, рассчитываешь, что Машка помрёт в своей загранице, а ты Мишкины миллионы приберёшь? Ошибаешься, ничего у тебя не выйдет! Есть у Мишеньки и его детишек защитник – это я!
Она широко перекрестилась на икону Николая-угодника. Громухины верующие люди, и почти в каждой комнате висят иконы.
– И вообще, вали отсюда, пока я полицию не вызвала! Соседка нашлась. Доктор. Ворюга, небось.
– Тётя Ира ближайшая мамина подруга. Они с детства дружат, – отважно вступился за меня Гриша.
– А ты, щенок, вообще молчи, когда взрослые разговаривают. А то по попе получишь!
Она попыталась шлёпнуть мальчика, но тут Барон и Виконт вспомнили о своих обязанностях телохранителей и, глухо рыча, двинулись на агрессивную гостью.
– Вот, я говорила, что собакам в доме не место. Немедленно посадите их на цепь, пока они ребёнка не задрали! – Завизжала Аделаида Панкратовна, отступая к лестнице.
– Пойдёмте, я провожу вас в вашу комнату, – вздохнула Лидия Львовна, – туда собаки не зайдут. Я, полагаю, вам будет спокойнее поужинать в своих апартаментах. Я всё принесу вам через двадцать минут.
Лидия Львовна увела гостью в приготовленную для неё комнату, а мы с Гришкой и Никишкой беспомощно переглянулись. Такого фиаско мне ещё не приходилось испытывать.
– Гришенька, – заискивающе прошептал Никитка, – может, ты подсунешь ей в комнату какого-нибудь из своих пауков или скорпиона.
– Да ты что? – Возмутился Гриша. – Они же живые, хорошие, а эта Баба Яга их убьёт.
– Неужели у папы может быть такая родственница, – удивлённо пробормотал Никита, – я думал они все добрые, как дедушка с бабушкой или тётя Люда с дядей Сашей и Юликом.
Тут, крадучись, спустилась по лестнице Марина, и почти сразу едва слышно хлопнула входная дверь, и в гостиную бесшумно, как тень просочилась Лена.
