Теймур Байрамов
Визит
УТРО
По верхней кромке едва проступающего сквозь мглу соседского забора – рваные карнизы. Ночь присыпала снегом, и в заоконье белёсая картина, расплывчатая и невнятная…
Дома сумрачно. Обхожусь подсветкой сочащейся сукровицы зари. Всё дремлет. Лишь кошки встречают меня, нетерпеливо переминаясь в ожидании угощения.
Выставляю полные миски: – Приятного аппетита, бестии.
Пыхтит газовая конфорка, и по кухне расползается терпкий дух утреннего кофе
Несу коронованную нежной пеной чашу в кабинет.
Ещё издали через приоткрытую дверь видно, как в полутьме поигрывают голубые всполохи, чуть слышный, шепчет компьютер.
Плохие новости: шлёпнулся лайнер, и где-то – горе;
в спящий дом прилетела ракета, и заметались новые бездомные, лишившиеся в одночасье всего…
Кто-то кого-то сверг с престола.
Где-то шалят пираты…
Мир сходит с ума…
Обычное утро. Такое же, как вчера.
А за окнами – серый чахотошный рассвет…
МАРУСЯ, РАЗ, ДВА, ТРИ…
Вот чем нас не удивишь, так это – нелепицами, вплетающимися мишурой в маету повседневности. И с этим обстоятельством приходится считаться.
..................
Время происходящего – год этак одна тысяча девятьсот шестьдесят какой-то, место – Грузия, а именно, летний лагерь энской воинской части вблизи города Рустави.
Пока ещё не зажатая казарменными условностями, гомонит толпа. Разношёрстная, здесь можно увидеть крикливо одетых, надменных и лоснящихся избытками "цеховиков", а рядом, но всё же чуть-чуть на отшибе, поблескивает окулярами задрипанная интеллигенция. Гортанные молодые грузины из солнечной столицы самоуверенны и ироничны: как же, как же – кавказская аристократия…
Выстраивается очередь в каптёрку. Правит бал потный старшина. Слышится периодическое:
– Размер? получите, следующий…
Моя очередь.
– Размер?
– Пятьдесят четвёртый, сапоги – сорок пятый.
Народ переодевается, сворачивая и складывая партикулярное в заготовленные мешки. И сразу все делаются одинаковыми – зелёными и безликими.
Отхожу в сторонку. Под насмешливые взгляды молодёжи, затянувшей себя в армейское впритирочку, легко вмещаюсь в распах гимнастёрки и форменных галифе. Проваливаюсь в сапоги… Всё велико, вид, конечно, малоэстетичный, зато суровое солдатское ха-бэ не будет натирать и без того раздражённую пеклом плоть.
Протыкаю погоны и закрепляю по одной звёздочке на каждом. Теперь я – младший лейтенант. Четыре из оставшихся припрятываю. Авось, пригодятся.
Выползаю на свет божий этаким Швейком… И сразу нарываюсь на негодующий взгляд командира.
....................
– Ряз, два, три, левой, левой… Рота топчет плац. Рядом, прислушиваясь, вышагивает щеголеватый капитан. Ему явно что-то не нравится. Ритм строевого шага досадно перебивается пришепётованием. Это чьи-то сапоги не успевают за ногами: топ, топ, шарк, шарк…
– Рота, на месте-е стой! На-лева!
Капитан, провожаемый синхронными поворотами полусотни голов, прошёлся танцующим шагом по плацу вдоль замерших рядов цвета хаки.
– Младший лейтенант Байрамов, выйти из строя!
Шеренга размыкается, освобождая проход на лобное место.
– Ну, что за вид? Брюки в складках, гимнастёрка свисает до колен.
А сапоги!… Разгильдяй! Марш в казарму! Привести себя в порядок. Бегом!
...................
Нам с командиром, прямо скажем, не повезло. Обоим…
Вот говорят, бывает Любовь с первого взгляда… Ну, бывает и бывает…
Но в таком случае и внезапная Нелюбовь тоже вполне себе имеет право на жизненное пространство. И наш пример иллюстрирует ординарную вспышку взаимной антипатии.
Подобное неудобство может возникнуть на голом месте, не было его и – вот оно, а может, когда-то давным-давно обнаглевший мелкий плюнул под ноги пятикласснику или будущего капитана поколотил очкастый "ботаник". Вот и отозвалось… Но это – к психоаналитике…
Я в казарме. Присаживаюсь на койку. Снимаю погоны, достаю из загашника две звёздочки, и в одночасье делаюсь лейтенантом. Можно возвращаться на плац.
– Лейтенант Байрамов прибыл…
У капитана задёргалось веко:
– Отставить!!! В казарму! Лейтенант, ёпть! Привести себя в порядок! Бегом!
Разворачиваюсь кругом, едва не теряя по пути сапоги. Шлёпаю в казарму. Сажусь на койку. Снимаю погоны и… Правильно – превращаюсь в старшего лейтенанта.
И снова плац. И – капитан, никогда в жизни подобного не видавший,
командует строю:
– На-пря-ва! В столовую с песней шагом марш!
И, не обращая внимания на молчаливо удаляющуюся роту, оборачивается:
– За мной!
Штаб части… Торжествующий конвоир делает знак рукой. Вхожу в просторный кабинет.
– Старший лейтенант Байрамов прибыл…
Моложавый полковник брезгливо рассматривает представшее пред его светлые очи чучело:
– Что за партизанщина?! Как ты посмел самовольничать со званием?!
– А я и не самовольничал. Можно прочесть в личном деле.
Меня выставляют из кабинета. Молчаливый адъютант исчезает из приёмной, и через несколько минут с папкой в руке возвращается в командирские апартаменты. И – тишина. А потом рык, и бледный капитан ошпаренной дворнягой выскакивает в приёмную:
– Ну, сука, теперь держись!
Это он мне.
И с тем я отправляюсь в столовую, ибо время – наше, и очень кушать хочется.
Вечером в казарме только и разговоров, что о случившемся.
Утро следующего дня. Подъём. Выход на зарядку.
Перед строем светится капитан, едва сдерживающий распирающую грудь радость приближения неминучей расправы над чёртовым партизаном1…
С-сми-и-р-на! Равнение напря-я-во!
Это на плац ступает шишка из политотдела.
Майор отмахивается:
– Вольно… Товарищи офицеры, полк накануне проверки. Ожидается инспекция из штаба дивизии. Наш художник не успевает изготовить предписанные плакаты. Нужна помощь. Есть умельцы?
Вот оно, спасение. И я, не державший дотоле кисти в руках, делаю шаг из строя.
– Капитан, я забираю старшего лейтенанта…
И под ухмылки роты мы с майором покидаем плац.
Не удерживаюсь, и на прощание "делаю ручкой" убитому горем несостоявшемуся экзекутору…
Целый месяц, до самого конца сборов провёл я в прохладе клуба.
В приятной компании художника и его друга – серого тигрового кота Василий Иваныча.
Забыл, что такое утреннее построение.
Не обливался потом в душных аудиториях под сомнамбулическое бормотание менторов в погонах.
Завтракать, обедать и ужинать мы шли не в строю да с песней, а – неспешно – вдвоём с новым товарищем, и нам наливали и накладывали не по норме, а от души.
А потом возвращались в прохладу, гоняли чаи и писали свои шедевры.
Кстати, о творчестве… Мои плакаты, приперчённые апокалиптикой пикирующих бомбовозов и взмётывающихся в небо разрывов, пришлись по сердцу воинственным заказчикам, а самобытность "партизанской" живописи принята и признана.
Жизнь потекла безмятежно, и небо над головой было синим, и в синеве ласково посверкивало южное солнце. А время…
Время летело птицей, и вот настал он, Наш День.
Не было утренней побудки, и роту никуда не погнали. Без криков и понуканий, как-то сам по себе, образовался строй, и над военным городком под чёткий ритм строевого шага весело полетело:
– Маруся, раз, два, три… Калина…
Мы лихо шли к заветной каптёрке.
Переодеваться…
……………………..
А у дверей штаба полка, провожая офицерскую роту долгим взглядом, застыл в стойке смирно наш капитан. С рукой, приложенной к виску. В воинском приветствии…
1 – партизанами называли запасников, призванных на кратковременные военные сборы…
