Точи Онибучи
Боевые девчонки
Переводчик Мария Трощенко
Редактор Мария Брауде
Главный редактор Л. Богомаз
Руководитель проекта А. Маркелова
Корректор З. Скобелкина
Компьютерная верстка О. Макаренко
Дизайн макета З. Войцеховская
Художник Д. Труш
© Tochi Onyebuchi, 2019
This edition published by arrangement with Razorbill, an imprint of Penguin Young Readers Group, a division of Penguin Random House LLC.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2021
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
⁂
Часть I
Глава 1
Юго-восток Нигерии, апрель 2172
Утром Онайи первым делом отстегивает руку. Другие Боевые девчонки, лишившиеся рук или ног, спокойно спят без них, но Онайи никак не может привыкнуть: даже во сне ее преследует фантомная боль. Во сне руки и ноги целы, и она может бегать. Она бегает так быстро, что может убежать от любой погони. Она может держать винтовку и целиться. Она может ощупать лицо всеми пальцами. А потом – просыпается и пытается дотронуться до себя правой рукой, которой больше нет. Она так и не привыкла просыпаться и не ощущать свое тело целиком, поэтому всегда спит, прикрепив искусственную руку, несмотря на то что иногда случайно корежит протез, ударяясь им о кровать во сне. Несмотря на то, что хрупкие микросхемы ржавеют от пота, когда ее мучают ночные кошмары. Несмотря на то, что каждое утро она просыпается с отпечатками металлических пластин на щеке. Вот почему она встает раньше всех в лагере. В утренней тишине она часами возится, выправляя и смазывая механизм. Она сидит возле кровати, и только отблески металла вспыхивают в темноте ее палатки в этот предрассветный час.
Айфи до сих пор спит.
На мгновение Онайи замирает и слушает, как она похрапывает. Снаружи уже доносятся голоса птиц, но пока не так громко: Онайи отчетливо слышит сонную мелодию Айфи. Два ровных, плавных всхрапа – и следом короткий икающий звук. Сны Онайи – сплошной мутный хаос, кровь, вопли и выстрелы. Льет сильный дождь, но никакой ливень не смоет слезы с ее лица. Айфи же спит безмятежно. Племенные шрамы на ее щеках – словно мягкие волны. Уголки губ слегка приподнимаются. Девочка жила мирной жизнью – почти всегда.
Онайи отсоединяет руку от блока питания и приставляет ее туда, где кончается плечо. После той давней битвы еще оставался обрубок руки, но врачам пришлось ампутировать ее совсем – из-за инфекции. Теперь на месте раны сеть из проводов, гнездо, похожее на розетку, к которой можно подключить механизм, и ничего больше. Из металлического разъема руки доносится гудение: наноботы вытягивают соединительную сеть, которая затем прикрепляет металл к ее плечу. Электрический разряд пробегает по телу – слабый укол тока, наподобие того, что случается, когда потрешь ноги о ковер и сразу возьмешься за дверную ручку. Теперь Онайи может сгибать пальцы. Пробует согнуть локоть, болтает рукой взад-вперед, вращает плечом, наконец потягивается, зевает изо всех сил и выходит из палатки.
После недавнего дождя мир кажется влажным и зеленым. На траве еще не высохла роса. Мокрые листья смотрят вниз с ветвей деревьев.
Налетает внезапный порыв ветра. Где-то вверху шумят моторы. Онайи поднимает голову и успевает увидеть воздушных ме́хов – тяжелых человекоподобных роботов с бело-зелеными полосками на плечах. Они рассекают небо с пронзительным звуком – как раньше, как в прошлом году. К их массивному корпусу прикреплены наплечные пушки и ракетные двигатели. Самая современная навигационная система. Однако они до сих пор не нашли лагерь биафрийских повстанцев у себя под носом. Пока тут работают глушители сигнала и прячут это место от нигерийских властей, лагерь в безопасности. Правительственные вооруженные силы даже не видят повстанческий флаг, который развевается прямо под ними. Половинка желтого солнечного диска в нижней части голубого полотна. Золотые лучи сияют, словно молнии.
Онайи вытягивает свою настоящую руку и плечо из плоти и крови, выгибает спину и слушает, как щелкают позвонки. Встряхивается, расслабляя тело. На ней все еще компрессионный бюстгальтер и спортивные шорты, в которых она спит. Воздух в Дельте тяжелый и влажный; одежда прилипла к коже. Но для утренней пробежки сойдет.
Она совершает свой обычный круг по лагерю. Сначала к его границе, мимо школы и ангара для автотел – места, где можно починить сломанную робототехнику, сделать руки или ноги. Здесь девчонки могут стать аугментами – обрести органы или конечности гораздо сильнее тех, с которыми родились. Иногда тут проводятся хирургические операции: кто-то получает новые глаза, кому-то останавливают внутримозговое кровотечение и собирают заново черепную коробку. Онайи знает, что многие насмехаются над этим местом: вроде как люди идут туда людьми, а выходят – уже не совсем. Но те, кто косо смотрит на работавших там и получивших помощь, сами никогда не были на войне. Полуконечности становятся «полу» лишь потому, что человека пытаются сделать снова целым. Аугмент – это не уродство.
Она поворачивает налево и видит сад с фруктовыми деревьями. Позади сада – огород, заключенный в теплицу, такую большую, что там могут свободно прохаживаться несколько человек. С потолка свисают вращающиеся краны, запрограммированные на автоматический полив, по стенам – панели искусственного освещения. Они не всегда нужны, но, когда ночи становятся длинными – слишком длинными, – необходимо позаботиться об овощах, чтобы не остаться без пищи.
Двигаясь по спирали, она пробегает мимо столовой, обычно пустой в этот ранний час. Но сегодня Онайи замечает девушку в камуфляже. Та дремлет, опершись на винтовку. Куртка расстегнута и небрежно наброшена на плечи. Это Чайк. Услышав шелест травы под ногами Онайи, Чайк просыпается и вытягивается струной. Просто чудо, что она тут же не направила винтовку на Онайи, – нервы у нее никуда. Придя в себя, Чайк расслабляется и принимает прежнюю позу.
Это всего лишь я, думает Онайи, всего лишь та, что башку тебе снесет, когда командир узнает, что ты спишь в карауле!
Онайи неторопливо пробегает мимо. Эти утренние пробежки – еще и дополнительное патрулирование, помощь дозорным. Пусть аванпост и скрыт от вражеских сканеров и радаров, но что может помешать бело-зеленым случайно попасть на их территорию? В свои пятнадцать Онайи – одна из самых старших в лагере. Младшим – некоторые даже не привыкли жить самостоятельно, а другие учатся заново быть людьми после звериной жизни в джунглях – трудно привыкать, трудно бодрствовать в дозоре, трудно фокусировать внимание на уроках и не кричать во сне. Иногда их ружья больше них самих. Но девчонки медленно превращаются в закаленных бойцов, на которых можно положиться во время атаки. Бойцов, с которыми Онайи была бы рада – и даже горда – сражаться бок о бок.
Маршрут приводит ее к тренировочным площадкам, где учатся обращению с оружием. Широкие тяжелые листья тропических деревьев скрывают девочек – сверху их не видно. Листва такая густая, что поглощает даже звуки пальбы, когда они стреляют в сторону берега.
Онайи уже на скале, внизу протянулся пляж. Здесь проводят и рукопашные бои, по расписанию, но в теплый сезон Онайи иногда прибегает сюда по утрам, взглянуть на девчонок, которые, сбросив одежду, загорают внизу, смеются и дурачатся. Глядя на них, она вспоминает, что многие – еще совсем дети. И солнце для них все еще доброе и ласковое. Некоторые пока ни разу не видели, как в чистом голубом небе в одно мгновение возникает дрон, чтобы сбросить бомбу на их дом. А кто-то и видел, но не слишком переживает. Такие всегда становятся хорошими бойцами. Отчаянными, но хорошими.
Вода утром, на таком расстоянии, кажется скорее черной, чем голубой. Онайи слышит слабые всплески волн, бьющихся о металл. Она знает, что маленькие пятнышки и силуэты вдоль горизонта – буровые вышки. Старые, заржавевшие, но все еще способные выкачивать богатства Дельты. Их богатство, их ресурсы. Прямо под ногами Онайи и дальше, под океанским дном, – залежи природных ископаемых. Вот за что нигерийцы убивают биафрийцев. Дня не проходит, чтобы Онайи не думала о том, как бы взорвать буровые, смешав их с обломками кораллов. Говорят, что священное право на ископаемые минералы принадлежит народу игбо[1], благословленному Чукву – Высшей Сущностью, дающей энергию всему живому. Но для Онайи минералы – просто пыль. Да, важная, да, дающая власть, но – пыль, и ничего больше. Она никогда не была особо религиозной.
Нигерийские мехи, проносящиеся иногда над головой, и вышки – единственные для Онайи проблески внешнего мира. Кроме нас и наших врагов там есть и другие люди. Каждый раз, глядя на вышки, она целится в них из невидимого ружья своей настоящей рукой.
Она поворачивает назад и пробегает мимо ангара, где хранится мобильная экипировка. Ржавчина разъедает броню костюмов, они меньше, чем нигерийские мехи, со скрежетом рассекающие небо, и ближе по форме к человеческому телу. Онайи знает, что их деталям не хватает смазки. Но старые костюмы, оснащенные боеприпасами, приборами ночного видения и нейронной адаптационной системой, позволяют уцелеть. Есть еще и другие костюмы, скинсьюты, – «вторая кожа». Тут все зависит от твоего возраста и размера. Они или обтягивают тебя так, что можно задохнуться, или болтаются, как чужие обноски, даже кнопка сжатия на запястье не помогает. Они – как еще один слой плоти, необходимый для вылазок за пределы лагеря, туда, где радиация настолько сильна, что кожа отслаивается почти моментально.
На ящиках с боеприпасами флуоресцентными голубыми чернилами нарисованы китайские иероглифы. Но девчонки знают и так, в каких хранятся пули 7,62 мм, а в каких – боеприпасы для наплечных пушек робокостюмов. Знают, где лежат патроны для винтовок, а где – ножи, на случай если кончатся патроны.
Этого контрабандного оружия, кажется, всегда было мало. Но сироты никогда не крадут столько хлеба, чтобы хватило на пир, всегда – только на день.
Онайи приближается к Обелиску. Искры, летящие от постамента, видны раньше, чем она добегает до него. Выглядит так, будто там установлена мини-вышка, буровая для добычи ископаемых, хотя и микроскопического размера. Под ногами Онайи, через весь лагерь и даже за его пределами, проложены оптоволоконные кабели, от которых земля постоянно гудит, по почве идут разряды, чтобы высвободить воду, которую она впитала. Затем воду очищают, и она становится пригодной для питья, приготовления пищи и других нужд. Кроме того, здесь добывают минералы, благодаря которым работают почти все электронные устройства в лагере.
Однако сегодня что-то не так.
Онайи опускается перед постаментом на корточки и видит почерневший, обугленный участок, кончающийся там, где кабель уходит в траву. Кабели прокладывала не она, но налаживать и ремонтировать ей доводилось самые разные вещи.
Прищурившись, она долго смотрит на повреждения, пока легкое движение воздуха не отвлекает ее. Возле нее внезапно появляется долговязая, с виду нескладная Чинел. И как-то же она умудряется двигаться бесшумно. Ни капли неуклюжести, напротив – удивительная грациозность в каждом движении. Онайи помнит, как увидела Чинел впервые – высокую даже в детстве, – но такой удивительной пластики ей прежде не встречалось. Вся в саже, пепле, перемазанная кровью, Чинел выступала с уверенностью генерала.
Теперь на Чинел компрессионный лиф камуфляжной расцветки и штаны с множеством глубоких карманов. Волосы убраны под зеленую узорчатую бандану. Старомодные «сотовые телефоны» – реликвия прошлой эпохи – подвешены на ее ожерелье и брякают друг о друга. Звук не очень-то нравится Онайи.
– Хочешь, чтобы у нас воды отошли, да? – острит Чинел.
Черный юмор. Ее вечные грубоватые шуточки, мол, здешние девчонки – понятно почему – не из того сделаны, чтобы рожать детей. Онайи когда-то слышала: если отходят воды, значит, скоро родишь.
Но сейчас, глядя на Чинел, на то, как блестит ее кожа от ночного пота и утренней росы, Онайи видит девчонку, которой только дай посмеяться.
– Давай быстрей, а то мы так вонять станем, что бело-зеленые нас учуют, – парирует Онайи с усмешкой.
Чинел ухмыляется, и пчелы вылетают из ее волос. Крошечные роботы-насекомые сообщают Чинел температуру и влажность воздуха, а также уровень радиации в каждой капле дождя, которая падает с листвы деревьев над головой. Приносят данные о температуре тела Онайи и состоянии ее протеза. Пока Онайи наблюдает, пчелы спускаются к колодцу, чтобы сказать Чинел, что нужно исправить. Затем они приступают к работе.
Онайи все еще в боевой готовности. Чинел сидит в траве, пока робопчелы выполняют свою задачу.
– Надо пробежаться и проверить, – говорит Чинел самым будничным тоном, будто предлагает пойти поплавать. Ее аугменты у нее внутри. Черепная коробка, передача данных напрямую в мозг, металл вместо многих костей. Внешне же она ничем не отличается от обычного человека, а внутри тикают и мурлычут идеально настроенные механизмы. Но хотя ее тело способно самостоятельно подключаться к лагерной сети, она все равно больше человек, чем машина. В оцифрованном теле бежит настоящая кровь.
– И что мы там такого найдем в лесу, чего нет здесь? – Онайи уставилась на колодец, наблюдая, как солнечный свет ползет по обугленной части проводки.
– Вот именно. Никогда не знаешь. У нас заржавели инструменты, нам нужны боеприпасы, а еще на днях в теплице перегорела лампочка. Ночи сейчас длиннее, генераторы не справятся.
Онайи хочет сказать Чинел, что они тут со всем справлялись годами, что все у них получалось даже с меньшими ресурсами, но этот разговор повторялся уже миллион раз.
– А что, если на бело-зеленых наткнемся?
Чинел толкает Онайи локтем:
– Они нас до сих пор не нашли. С чего бы им найти именно сейчас?
– Потому что мы все не мылись неделю. – Онайи пытается сохранить невозмутимое лицо, но улыбка кривит ее губы, и, не в силах сдержаться, она хохочет так, что среди деревьев разносится гулкое эхо.
Чинел катается по влажной траве, схватившись за живот, а пчелы тем временем возвращаются в ее волосы. Онайи хочет сказать, что надо быть потише, пока они не привлекли внимание нигерийских патрулей, оказавшихся поблизости. Но смех Чинел согревает ее.
– Дай хоть попрощаться с малышкой, – говорит Онайи, рывком встает и тянет Чинел, поднимая ее на ноги.
– Может, прокладки найдем. – Чинел осматривает отремонтированный колодец. – Девчонкам они пригодятся.
Сколько же лет прошло? До сих пор Онайи умиляется каждый раз, когда видит, как мирно спит Айфи. Старое грубое одеяло поднимается и опускается, поднимается и опускается. Иногда Онайи хочется, чтобы у них обеих на шее были специальные разъемы, такие круглые розетки, как на конечностях, чтобы она могла подключиться к Айфи и посмотреть, какие сны видит маленькая девочка. Может быть, танцует на прохладном ветру в красивом платье. И никаких москитов в воздухе.
Шаркая ногами, Онайи идет на сторону Айфи. Внутри палатки все еще царит голубизна не до конца наступившего утра. Айфи, конечно, будет протестовать против раннего подъема – до уроков еще далеко, – но ничего страшного, если она помаленьку начнет приучаться к такому режиму. Онайи садится на деревянный ящик возле кровати Айфи и мягко трясет ее за плечи.
Девочка приоткрывает глаза совсем чуть-чуть, потом широко распахивает их на секунду. Даже в темноте Онайи видит фиолетовую радужку ее глаз с осколками золота, и у нее перехватывает дыхание от красоты.
– Привет, малышка, – шепчет Онайи.
Чинел ждет у входа в палатку, и Онайи чувствует ее нетерпение, но она решила как можно больше времени проводить с Айфи. Идет война, никогда наперед не знаешь, что случится. Потерять человека, которого любишь, ничего не стоит. Воспоминания о тех днях, когда она была ребенком-солдатом, все еще свежи в памяти. Слишком свежи. Несколько долгих секунд Онайи гладит Айфи по безволосой голове, пока та не отворачивается, натянув на себя одеяло.
– Эй. – Онайи трясет ее, на этот раз более настойчиво.
– Еще рано, – хнычет Айфи.
– Мне нужно на разведку.
Услышав это, Айфи поворачивается. Она учится быть жесткой, Онайи видит это, но видит и мольбу в фиолетовых с золотом глазах.
– Нам нужно пополнить запасы. Со мной Чинел, так что не волнуйся. Я не одна. Энаймака побудет с тобой.
– Пока я что буду делать?
Онайи хмурится. Язвишь, Айфи?
– Пока ты будешь заниматься. – Онайи достает с полки планшет и включает. Экран мигает, и Онайи хлопает планшетом по колену, чересчур сильно – свет экрана вдруг освещает все их жилище.
– Но, Онайи, у меня и так отличные оценки. Дай поспать!
– Хорошо. – Онайи кладет планшет на тумбочку рядом с кроватью. – Не занимайся. А в классе не слушай учителя, если хочешь. Не обращай внимания вообще. Включи планшет и играй в игры. Болтай. Бла-бла-бла-бла. – Она повышает голос: – Но, если вернешься в палатку с результатом ниже самого лучшего, – она делает драматическую паузу, – мы посмотрим.
Айфи еще чуть-чуть нежится под одеялом напоследок, потом сбрасывает его и машет ногами.
Онайи встает и отворачивается, прежде чем Айфи увидит ее улыбку. Чинел подавляет смешок.
Отключенная Энаймака стоит в углу ссутулившись. Если бы кто-нибудь захотел проявить к ней великодушие, то сказал бы, что разноцветная броня придает ей индивидуальность. Поблекший фиолетовый металл одного предплечья, местами проржавевшая оранжевая пластина вместо одной груди, мозаика из зеленых, красных, желтых, оранжевых и голубых проводов, заменяющих ребра. Ей бы сказали, что это похоже на красивое платье, просто буйство красок. На самом деле она просто дроид, сделанный из всего, что Онайи и другие девчонки притащили из прошлых вылазок или подобрали после стычек с бело-зелеными. Металлические пластины ее ног заржавели на стыках. Глазницы потемнели от копоти. Спина поросла мхом, где-то на теле проглядывает плесень.
Онайи встает на цыпочки, глубоко вдыхает, чтобы открыть камеры и клапаны в своих искусственных органах, и вдувает в ухо Энаймаке слизистую струю наноботов. Когда Айфи спрашивала, как ожила Энаймака, Чинел шутила, что это все Онайи: она вроде роутера с беспроводной связью для дроида. Глаза Энаймаки оживают, механизмы начинают гудеть, она выпрямляется, расправляет плечи и сканирует комнату.
– Присматривай за ней, пока меня нет, – приказывает Онайи.
– Хорошо, мама, – отвечает Энаймака.
Пока она заряжается, ее голос двоится. Она подходит к Айфи:
– Ну, малышка. Давай делать математику. – Энаймака произносит это в точности как Онайи. Так ей спокойнее.
У входа в палатку Онайи берет рюкзак и взвешивает винтовку в руке-протезе.
– И не забудь, что ее надо побрить, – обернувшись, кричит она. – Наголо. Чтоб ни одной волосинки на голове! Скоро пекло настанет.
С этими словами Онайи выходит в прохладу утра.
Глава 2
Подождав, пока Онайи уйдет из палатки, Айфи лезет под подушку и шарит там в поисках своего Акцента. Крошечная техническая штучка размером с ватный шарик от палочки для ушей, Акцент прячется в складке простыни. Найдя его, Айфи улыбается. Энаймака нависает над ней, и Айфи инстинктивно отворачивается, возясь с Акцентом, потом вставляет его себе в ухо.
Темнота в палатке рассеивается. Отпадает, как кожура гнилого фрукта, обнажая ряды линий и узлов сетевого подключения, связывающего все и всех. Сквозь подушку прорастает вереница пульсирующих голубых точек. Металлические кронштейны, поддерживающие крышу, сверкают аквамариновыми полосками. Энаймака превращается в чащу векторов и узлов. Айфи видит ее изнутри, видит, как крутятся механизмы и как монотонно гудит ядро у нее в голове. Она видит, что ее движения обеспечиваются беспроводным подключением к Терминалу, от которого работает весь лагерь. Заржавевшие части Энаймаки светятся красноватым, что беспокоит Айфи, но от остального корпуса исходит здоровая синева. С Акцентом Айфи видит все. Все, что происходит в закрытой сети лагеря. Все данные. Яркие, как океанская вода под лучами солнца.
– Не забудь, Энаймака. Ты обещала не рассказывать Онайи, – говорит Айфи, хмурясь на свою робоняню со всей строгостью, на какую способна. Онайи запретила ей трогать любую технику, которая может повлиять на соединение. После того, как связь у Онайи на разведке оборвалась второй раз, она чуть не поколотила ее, опомнилась в последний момент. Что-то в ее глазах менялось. В ярости взгляд затуманивался, и Айфи знала: сейчас разразится гроза. Но тут вдруг взгляд прояснился, и она устроила ей только словесную взбучку.
Айфи не хотела специально идти против воли Онайи, но, когда пыталась узнать что-нибудь про их жизнь, все оставалось загадкой. Сплошные вопросы. А если вставить в ухо Акцент, мир вокруг взрывается ответами. Почти любую технику, любую деталь и даже ни к чему не подключенные предметы вроде кровати, подушки и биомассы, которую разведчики приносят для приготовления пищи, – все это Акцент объяснял ей самым доступным образом. И теперь она не просто валяет дурака, пытаясь хакнуть коммуникационные девайсы Чинел или подсоединиться к Обелиску, который добывает особые минералы из земли, чтобы обеспечивать лагерь электроэнергией. Она наблюдает. Исследует. Качается на волнах соединений. Акцент позволяет ей говорить с Энаймакой, не произнося ни слова.
Она помнит, где находится, и знает, что Онайи, вероятно, все еще близко и может чувствовать ее, поэтому двигает челюстью, чтобы отключить Акцент. Напялив рубашку, на вид и на ощупь больше похожую на холщовый мешок, чем на обычную человеческую одежду, она усаживается на ящик перед зеркалом. Или, скорее, перед осколком зеркала.
Окей, Энаймака, весело говорит она через Акцент. Я готова.
У нее совсем немного волос на голове. Крошечный слой серебристого пуха. Но и этого достаточно, чтобы голова в жаркое время года чесалась. Поэтому она сидит почти неподвижно, пока Энаймака аккуратно водит бритвой по ее макушке. После каждого движения Энаймака сбрызгивает блестящую кожу каплей спирта. Айфи морщится. Иногда Энаймака не так безупречна, как хотелось бы, и от бритья остается пара порезов, которые приходится заклеивать пластырем, а потом выслушивать насмешки ровесниц.
– Ой!
– Тебе не следовало двигаться! – Энаймака говорит своим полумеханическим голосом. – Мои рефлексы работают не настолько быстро, чтобы я успевала реагировать на твое ерзанье.
Опять я виновата, думает Айфи.
– Ага, ну все, хватит, – говорит она, не давая Энаймаке осмотреть ее. – Подождешь снаружи в этот раз, когда придем в школу, хорошо? – Что-то особенное есть сегодня в ее голосе. Когда Акцент нашелся, все было здорово, но сейчас хорошее настроение улетучилось.
К тому времени, как она берет планшет и рюкзак, дневной свет уже проникает в щель у выхода палатки. Она опаздывает в школу. Опять.
Похоже, сломался охладитель: они убрали крышу склада, где проводятся занятия. Айфи прокрадывается через заднюю дверь, но, конечно же, единственное свободное место в классе – в первом ряду. Молнией мелькает мысль вернуться и пропустить сегодня уроки, но Энаймака у бокового выхода загораживает путь к отступлению. Остается только пригнуться, быстро прошмыгнуть и сесть.
Перед всеми планшеты, на экранах голограммы, но Айфи не может рассмотреть, на какой они сейчас странице загруженного урока, приходится листать картинку за картинкой, страницу за страницей всякого бреда, пока ее голограмма не совпадает с остальными. Девчонки сбоку хихикают, и Айфи еще ниже пригибает голову. Искушение включить Акцент и узнать секреты каждой в классе очень сильно. Аугменты не удалили историю поиска, и она видит все сайты, которые они посещали, разглядывая едва одетых мальчиков и мужчин. Айфи все видит и одним движением челюсти могла бы их выдать, но Энаймака все еще стоит в дверях, и Онайи точно узнает обо всем. Айфи не боится, что старшая сестра побьет ее, она боится разочарования в ее глазах. И потому фокусирует внимание на голограмме – это 3D-проекция параболы на графике.
Учитель объясняет азы алгебры, ничего полезного. Не то что орбитальная физика в древних учебниках и на заархивированных сайтах, которые Айфи изучает самостоятельно.
Она стискивает зубы, и внезапно мир вокруг вспыхивает синим светом. На какое-то тревожное мгновение Айфи видит все механизмы и провода внутри учителя и чувствует, как информация с чужих планшетов проносится через ее мозг. Она чувствует тоску Энаймаки, а где-то далеко-далеко, на периферии видения, появляется знакомый сигнал: Онайи. Она сжимает челюсти так быстро, что становится больно, и выключает Акцент. Оглядывается по сторонам – не заметил ли кто теневой сигнал на своих устройствах, может, у кого-то мигнул или завис экран, или произошел сбой в оцифрованном теле. Кажется, никто ничего не заметил. Она выдыхает и слушает, как учитель бубнит про то, что алгебра появилась в Биафре, как создал ее народ игбо и как знание было украдено племенем фулани[2], которое вторглось столетия назад с севера. Айфи интересно, каково было жить в те времена, когда люди были как звери, когда Нигерия только получила независимость и перестала быть британской колонией, когда игбо жили среди этих монстров фулани, о которых рассказывает учитель. Но она не успевает за собственной мыслью – у всех вибрируют планшеты, и сегодняшний урок окончен.
Девчонки выбегают из класса, хихикая, кто-то уже играет с планшетом, кто-то превращает его в плеер и слушает песни, которые они сами придумали и записали. Айфи бросает планшет в рюкзак и бредет к Энаймаке. Когда она поднимает руку, чтобы почесать макушку, что-то врезается в нее сзади и сбивает с ног. Энаймака скрипит от напряжения, пытаясь не дать ей упасть, но Айфи уже чувствует вкус грязи; оборачивается – над ней стоят несколько девчонок.
– Эге-ге, – говорит темноволосая, с двумя торчащими косичками. Гребни племенных шрамов блестят на ее щеках. – Без своей старшей сестры ты просто тощая ойнбо.
Остальные фыркают и пальцем показывают на кожу Айфи, более светлую, чем у них. Укусы москитов на ее коже краснее, и синяки заметны дольше. Она пытается спрятать под рубашкой свои голые руки. У нее кожа цвета песка, а у них – как земля. Она скрипит зубами. Включи Акцент, говорит она себе. Хакни их. Взломай их систему. И она могла бы. Пару секунд она представляет себе, как они визжат, планшеты взрываются у них в руках или короткое замыкание происходит в мозгу и они слепнут. Айфи рывком поднимается на ноги. Что бы она ни сделала с ними, это привлечет внимание Онайи и, главное, вызовет ее гнев. Поэтому она спускает все на тормозах – как всегда.
– Она похожа на испорченный рисовый джолоф[3], – напевает другая обидчица.
Остальные не отстают:
– Может, она думает, мы ее жалеть должны, потому что у нее нет настоящей семьи.
Девчонка с косичками цедит сквозь зубы:
– Да она просто тощая коза, которую Онайи нашла в кустах.
Щеки Айфи пылают. Слезы подступают к глазам. Гнев совсем близко, его можно потрогать, и она должна побороть его. Но, если кто-нибудь из них толкнет ее, если они посмеют прикоснуться к ней, она даст себе волю. Она скажет Онайи, что у нее не было выбора, что она должна была защитить себя, что должна быть такой же сильной, как сестра. Вот почему они скоро будут корчиться на земле, не понимая, почему вдруг не могут видеть, слышать и ходить.
Но они вроде перебесились. Поворачиваются, чтобы уйти.
Напоследок одна берет камень и запускает Айфи в голову.
Айфи трясет. Она застыла на месте, кулаки сжаты, брови превратились в одну хмурую черту, из горла поднимается тихое рычание. Тень стоящей рядом Энаймаки возвращает ее в реальность, и она прерывисто вдыхает.
Андроид опускается на колени и подносит руку к лицу Айфи. Ладонь раскрывается и спрыскивает спиртом порез над глазом Айфи.
– Ай! – Айфи шлепает Энаймаку по руке. – Уйди от меня!
Тут-то и не получается больше сдерживать слезы. Она бежит, не разбирая дороги, не зная куда, лишь бы подальше от школы, подальше от лагеря, подальше от вечно нависающей над ней Энаймаки, подальше от девчонок, тыкающих ей, что она не такая, как все.
Когда лагеря больше не слышно, она останавливается. Та часть леса, куда она прибежала, кончается выступом обнаженной горной породы, под скалой – пляж. Зелено-голубые волны тихо перешептываются с берегом. Несколько глубоких вдохов и выдохов – и Айфи успокаивается. Шум в голове стихает, туман рассеивается. Она садится в траву, подтянув колени к груди, и смотрит вдаль. Буровые вышки как черные силуэты на горизонте. Она снова включает Акцент, и их контуры ярко светятся на фоне потемневшего багрового неба. Даже вражеские нигерийские мехи, парящие над вышками, светятся пульсирующим голубым светом. Они плывут по небу, рисуя расширяющиеся овальные узоры и оставляя следы, похожие на голубую звездную пыль в начале ночи, но Айфи знает: это просто запрограммированный маршрут. Определяет диапазон их коммуникаторов и понимает: и она, и лагерь для них недосягаемы. Невидимы.
Она достает из сумки планшет и настраивает Акцент таким образом, чтобы подключиться к вражеской сети и получить доступ к урокам, которые тайком осваивает вне школы. Открывается заголовок: ОРБИТАЛЬНАЯ ФИЗИКА. Голограммы параболических кривых и Космических Колоний, медленно вращающихся вокруг своих осей, вырастают из текста. Она выбирает тему, на которой остановилась: точки Лагранжа и пространства между планетами и лунами, где гравитация обоих тел способна удерживать колонию на месте. Еще здесь есть мехи и небольшие маневренные реактивные самолеты, которые летают через пояса астероидов, ныряют, поднимаются, кружат. Но сколько ни приближай изображение, пилотов не разглядеть. Слишком плохое качество. Она знает, что они там. Знает, что в кабинах люди – может быть, женщины – такие, какой станет она, когда вырастет. Ее сердце бьется быстрее при одной мысли об этом.