Том Торк
Неповиновение
Аморальный выбор.
Осень. Листья. Холод. Дорога. Богатый лимузин, бывший в этом цветном многообразии неправильной чёрной кляксой, портящей общую атмосферу и грациозность природы, не ждавшей туристов в это время года. Машина направлялась в «Глубоководные погружения» – место, где приезжие могли опуститься на глубины океана, дабы лицезреть местных, недоступных глазу обитателей, коснуться дна, сделать несколько фотографий на память и с чувством единения с подводным царством подняться и уехать. Так летом любили проводить свой туристический досуг многие приезжие из самых разных уголков мира. Однако стояла осень, листья деревьев давно опали, дождь и мокрый снег соревновались за первенство испортить день бедолаге, забывшему зонт, а температура настолько сильно опустилась, что вода чуть ли не покрывалась ледяной коркой. Но машина, вопреки всему, ехала, неуклонно приближаясь к ближайшему и единственному въезду в небольшой порт, где ныне ремонтировались и тщательно осматривались подводные лодки, подготавливаемые к полугодовому сну, все кроме одной, оставленной специально для последних погрузок в этом году. Старой, неосмотренной, давно списанной и вышедшей из эксплуатации, она, в тайне от руководства и прочих работников порта, ждала гостей.
– Почему я вообще должна туда ехать? – недовольно спрашивала Нина Александровна Апатова, девочка пятнадцати-шестнадцати лет, которая, надувшись и вытянув ноги, недовольно поглядывала вокруг. Её подруга, Людмила Борисовна Изменова, отвлёкшись от телефона, поддакнула ей:
– Согласна, я слышала, что они сейчас закрыты на ремонт. Лучше бы нормально отоспались после той вечеринки, да?
Нина не ответила. Последний месяц она пыталась забыться, ведя праздный образ жизни, таким своеобразным образом оплакивая смерть единственного настоящего друга – мать, Катерину Васильевну Апатову. Так она по-детски пыталась насолить своему отцу, который при всём своём влиянии и богатстве оказался бессилен перед неизлечимой болезнью и который мучил их нежные и ранимые чувства последние несколько лет, не выпуская из дома и всячески контролируя их общение и жизнь. Конечно, все эти бесконечные празднования, попробованный алкоголь и немедицинские вещества не помогли, никак не навредили властному и жестокому Александру Владимировичу Апатову, её отцу, а лишь наоборот, усугубили боль и отчаяние от осознания собственного бессилия. В конечном итоге распутный, деструктивный и самоуничижительный образ жизни привёл к неудачной, отчаянной и глупо-необдуманной попытке самоубийства. Позднее, после больницы, раскаяния и слёз череда проблем привела к бессмысленной и, в общем-то, никому ненужной поездке. Будто бы она могла убрать пропасть, зияющую между отцом и дочерью, будто бы помогла не сторониться, не испытывать отвращение и пренебрежение. После смерти матери они так и не сказали друг другу ни слова, и теперь подобное мероприятие выглядело вымученно, словно Александр Апатов делал Нине одолжение, словно его взгляд перестанет гореть чувством власти и безнаказанности, он словно бы говорил ей: «у тебя не вышло уйти из жизни, ты не способна довести дело до конца. Что ж, для моих партнёров, для имиджа я сделаю вид, что мы любящая семья, но знай, что следующая твоя дерзкая выходка точно станет последней».
Поняв, что слова Люси произвели, скорее негативный, чем положительный эффект, она равнодушно продолжила что-то высматривать в своём телефоне, что со стороны выглядело так, будто та искала иглу в стоге сена: скрученная, с неправильной осанкой, с идиотской ухмылкой, но в последних дорогих вещах, которыми она перед всеми щеголяла, активно крутясь и глупо смеясь, лишь бы ей заинтересовались, восхитились, заговорили, полюбили, женились и обеспечивали до самой смерти. Нина, как бы невзначай, взглянула на свою подругу, задумавшись о том, что она делает в мире, какова её роль в этом спектакле, затеянным отцом; Люся ответила ей лишь глупым, тупым взглядом, большего от неё не ждали, большее было не нужно. «Подружка», купающаяся в роскоши, сама не имея ни гроша за душой, была взята только для того, чтобы лишний раз показать ненавистному Нине человеку её недовольство и неповиновение перед его решениями, потому как, исключая личного охранника и психолога, это должна была быть их «семейная поездка», некое «воссоединение», осознание и решение проблем. Так, по крайней мере, всё преподносилось обществу, которое с интересом, а скорее ради сплетен, смотрело на их взаимоотношения. Безусловно, ни о каких разговорах или хотя бы пересечении взглядов речи не шло. Александр Апатов сидел за стенкой на переднем сиденье, что-то активно набирая на своём ноутбуке, то и дело кому-то звоня, что-то не слышно произнося, в общем, работал, несмотря на свой отпуск.
– Тебе будет полезно развеяться и отдохнуть в кругу семьи. – спокойно и незаметно отстранённо произнесла Маргарита Геннадьевна Карова из-под своих больших, раздражающе-округлых очков, через которые её глаза комично, а зачастую омерзительно-приторно становились большими. Она работала частным психологом, чей профессионализм Ниной постоянно подвергался сомнению. Была, после периода деструктивности юной наследницы огромного состояния, приставлена пятым колесом, в обязанности которой входило: слежка, нравоучения, советы и разговоры о том, как следует себя вести в той или иной ситуации. По сути, на старости лет Маргарита Карова решила подзаработать деньжат, выпрашивая за каждый новый сеанс всё больше, больше и больше, пытаясь упереться в невидимый лимит, пьянея от цифр на счету, самоутверждаясь и втайне ненавидя свою пациентку не за то, что она не слушает ценных советов, как впрочем и не слушается вовсе. А за то, что та постоянно сбегает, усложняя её мартышкин труд, из-за чего старческие колени нещадно начинали болеть. Так ещё и приходилось постоянно звонить нахалам из службы безопасности, денно и нощно следящими за каждым шагом и действием Нины. Однако теперь даже эта свора по непонятной причине была отправлена домой, видимо, одного бугая-охранника должно было хватить для защиты Александра Апатова, или, что казалось куда вероятнее, их жизни были не так важны, как раньше. Как бы то ни было, Маргарита Карова не сильно беспокоилась на этот счёт, потому как знала, что глава нефтяного конгломерата ценил свою жизнью больше, чем кто бы то ни было.
В итоге несостоявшийся психолог являлась ещё одним человеком, мешающим отцу и дочери завести искрений и такой нужный им разговор, просящийся с той минуты, когда Катерина Апатова покинула их. Это то ли не понимала, то ли не хотела понимать психолог, выступающий не мостом примирения, а скорее лопаткой, планомерно расширяющей пропасть между ними.
– Приехали. – буркнул охранник, Николай Константинович Кровьёв, выходя с водительского кресла наружу. Быстро окинув взглядом окрестность, высокий забор и пустой пункт охраны, он открыл дверь сначала для Александра Апатова, а уже после купе, из которого первой вышла Маргарита Карова, щурясь от неприятно-яркого света и скучающе зевая; после Люся, потягиваясь и равнодушно оглядывая местность вокруг; последней же была Нина, нехотя, но с потаённым интересом, смотря на здание, находящееся за оградой. – Мне отогнать машину? – через некоторое время спросил Николай Кровьёв, Александр Апатов кивнул и двинулся в сторону поста охраны. Телохранитель, последовав приказу, полез своим грузным телом обратно в машину и повёз ту в отдаление леса, где она была едва видна с дороги.
Пост был пуст, на табличке, висящей на стене, помимо номера телефона, было написано: «Парк временно закрыт на тех. обслуживание». Никто не хотел или не решался кого-то позвать или кому-то позвонить. Александр Апатов испытывал отторжение, сродни тому, какое испытывает помещик к провинившемуся холопу. Люсе и Маргарите Каровой было всё равно, в глубине души они были даже рады тому, что, возможно, вернутся домой. У Нины же попросту не было желания ускорять то, что хотел отец. Наконец, когда уже подходил Николай Кровьёв, за углом одного из зданий показался шестиместный гольф-карт. За рулём сидел молодой нескладный мужчина, одетый в грубую иссиня-чёрную рабочую форму, в фуражку, прикрывающую чёрные, кудрявые волосы. На его губах плясала глупая ухмылка, в глазах – весёлое легкомыслие. Остановившись перед гостями, он извинился:
– Надеюсь, вы недолго ждали? Я не знал, когда вы точно приедете, – оправдывался он, – на улице такой неприятный ветер! Тут так всегда, только летом тепло, ну, вы не стесняйтесь, проходите, присаживайтесь, – вся группа последовала его призыву, располагаясь на гольф-карте, Александр Апатов вместе с охранником расположились сзади, остальные сели вперёд, было тесно. Машина, немного шатаясь из стороны в сторону, тронулась, ветер, несмотря на низкую скорость авто, во всю шумел в ушах, – я не представился! – водитель всплеснул руками, отчего Маргарита Карова, сидящая рядом с ним, заволновалась:
– Что вы делаете?! Не отпускайте руль!
– Простите, простите, – снова оправдывался он, невинно улыбаясь, – я Яков Васильевич Халатов, для друзей – Яша, – он подмигнул психологу, та невесело посмотрела на него, в её глазах читалось пренебрежение, водитель не унывал, – я буду оператором вашего погружения, – он повернулся назад, смотря на девочек, подняв бровь и мило улыбаясь.
– Смотрите на дорогу, умоляю вас! – недовольно держалась за поручень над головой Маргарита Карова.
– Не беспокойтесь так! Я настолько хорошо знаю местные дороги, что могу везти и закрытыми глазами, вот, смотрите!
– Что вы делаете! – запротестовала Маргарита Карова, раздувая из мухи слона, – что за бесчинство! Прекратите немедленно! – Люся засмеялась, Яша, повернувшись, подмигнул ей.
– Ладно-ладно, без фокусов. В общем, как я и сказал, я буду вашим оператором, то есть буду следить, чтобы ваше погружение прошло успешно и без происшествий. Но вообще, раньше времени волноваться не стоит, – Яша уклончиво взглянул на Маргариту Карову, – море спокойное, полный штиль, я бы сказал! Так что моё присутствие условно, всё доведено до автоматизма, а если что-то пойдёт не так, в чём я сомневаюсь, наш бравый пилот, который сейчас инструктирует другую группу посетителей, сможет вытянуть вас на поверхность. Но, – Яша вновь глянул на Маргариту Карову, – если всё же что-то случиться, то не беспокойтесь я об этом узнаю и тут же приду на помощь вместе с группой спасателей, обещаю, что не покину вас даже, если у меня начнёт рожать жена, если бы она у меня была, а так я свободен, как птица в небе, – он повернулся к девочкам, особенно взглянув на Люсю, строящую ему глазки, хитро улыбнулся.
– Будет кто-то ещё? – удивилась Маргарита Карова, – я правильно вас услышала?
– Да, а вам не сообщили? Странно… – он на мгновение замолк, – но ничего страшного! Их всего трое. Видите ли, – он вновь мило улыбнулся, извиняясь, – у нас небольшой сдвиг по расписанию, они должны были погружаться, как я его называю, в последний понедельник, но в понедельник приезжает важная комиссия, а они, ну, вы знаете бизнесменов, люди занятые, ждать не станут, а в выходные погружать нельзя, слишком много охраны. Но не беспокойтесь! Их семья, в целом, спокойная, приличная, они не станут мешать вашему досугу.
Наконец, они подъехали к выпуклому бежевому зданию на берегу моря, гольф-карт остановился, Яша выскочил из машины и побежал открывать входные двери.
– Правда, он милый? – тихо спросила Люся, наклоняясь к Нине.
– Да, – ехидно ответила та, – возьмёшь у него телефончик?
– Может, и возьму, – горделиво ответила Люся, задрав носик и выходя из гольф-карта. Брать номер она не собиралась, потому как Яша не носил ни дорогие вещи, ни хотя бы часы именитого бренда. В общем, выглядел хоть и весело, но бедно для такой содержанки, как Люся Изменова.
Все выбрались из машинки, вошли внутрь:
– Ты ведь просто хочешь забрать себе наше наследство, да?! – кричала молодая красивая девушка за двадцать пять. В глазах её стояло безумие, был небольшой животик, судя по всему, она была беременна.
– Говорят, что в обвинениях каждый судит по себе, – спокойно произнёс молодой темноволосый мужчина, выглядевший на пять лет моложе своей оппонентки. В его глазах читалось презрение, но не столько в личности перед ним, сколько в ситуации, в которой он оказался.
А произошло следующее: давно пожилой, практически немощный старик, бывший вместе с невзлюбившей друг друга парочкой, страдал от неизлечимой болезни и должен был умереть, по подсчётам врачей, через месяцев пять или шесть. Прознав о скорой смерти, приблизительно за год до описываемых событий, некая особа, Анастасия Кирилловна, появившись из ниоткуда, решила заграбастать, может, и не всё, но хотя бы часть огромного состояния, которое имел Борис Митрофанович Охотов, предприниматель, бизнес которого был, по сути, вот уже несколько лет в руках акционерного общества. В кратчайшие сроки она женилась и забеременела, промывая обессиленные мозги мужа, строя козни против усыновлённого Егора, которого приняли после того, как стало ясно, что бывшая, давно умершая супруга Бориса Митрофановича не способна родить. Анастасия Охотова делала всё для осуществления собственного плана: оформляла недвижимость на себя или офшоры, подкупала, снимала на камеру, хоть и безусловно не сама, компрометировала. В общем, тратила выданные ей деньги так, что из её сетей едва ли удавалось кому-то выбраться, непременно не упав в чьих-то глазах. Она отменяла сделки, досрочно выгоняла невыгодных, опасных для её игры гостей, намеренно отменяла дорогостоящие лечения, которые могли хоть и ненадолго, но продлить жизнь умирающего – и многое, многое другое гнусное и предательское. Единственным камнем преткновения стал Егор Борисович Охотов. Он рушил всю игру Анастасии Охотовой, меняя за ней решения, приглашая от своего имени гостей, переоформлял сложную, обычно не получаемую одной подписью, недвижимость на себя и отца, подписывал сделки, тоже снимал и тоже компрометировал, но только вредительницу. Из раза в раз разоблачал гадюку, показывая её истинный лик Борису Митрофановичу. Однако его отец не торопился разводиться или запрещать делать то, что супруге приходило в голову. Напротив, он позволял и разрешал Анастасии Охотовой делать, совершать, вершить и вредить. Действия Бориса Митрофановича были похожи на неясную, непонятную никому детскую игру, где он, как ребёнок, не хотел расставаться с любимой змейкой, которая то и дело отравляла его тело. Любовь? Ненависть? Что хотел донести умирающий Охотов до своего сына? Может быть, эта была старческая глупость? Или усталость? Или наивность? Был ли вообще в этом какой-то урок от доброго, справедливого и такого родного Бориса Митрофановича.
Анастасия Охотова побагровела:
– Да как ты смеешь, – зашипела она, – несносный мальчишка… но ничего, у меня есть кое-что на тебя, я знаю, что ты делаешь с бизнесом, знаю, что ты читаешь, чем интересуешься и что сделаешь. Поэтому, когда я выйду отсюда, от тебя ничего не останется, тебя загрызут собаки, уж это я тебе обещаю. А теперь пошёл вон от меня, ты вредишь моему ребёнку! – заверещала Анастасия Охотова, топнув ножкой.
– Ты недостойна носить нашу фамилию, как и недостойна находиться рядом с ним, и я сделаю всё, чтобы тебе в твоей грязной игре не досталось ничего, уж это я тебе обещаю, – бросил Егор Борисович, посмотрев в сторону открытых дверей, где стояли их попутчики. Его взгляд равнодушно скользнул по ним, немного остановившись на Александре Апатове, он будто бы видел его раньше.
– Настя, подойди ко мне, – тихо произнёс Борис Митрофанович, до этого расспрашивающий пилота подлодки на разные темы, связанные с рыбной ловлей. Анастасия Охотова подбежала, стуча своими каблуками, – зачем ты кричишь на Егорку? Он опять что-то учудил?
– Ну, ты же знаешь, – она осторожно села ему на колени, поправляя тому седые волосы, – мы друг друга не переносим, – Анастасия Охотова сделала капризную мордочку, – он сказал, что я недостойна носить нашу фамилию, – она мастерски сделала вид, что тихо-тихо плачет. Борис Митрофанович недовольно посмотрел на Егора, тот пошёл к ним изъясняться.
– Добро пожаловать на пусковую станцию номер два! – радостно сказал пилот подлодки, подойдя к гостям, – мы в шутку называем это место «чистилищем»! – он рассмеялся.
– Почему именно «чистилищем»? – спросила Нина, подняв бровь.
– Рад, что ты спросила! Потому что под водой это место кажется раем, а самые глубины, до которых мы, впрочем, не дойдём, потому как к этому не все готовы, – он покосился на Анастасию Охотову, шепчущую что-то Борису Митрофановичу, – кажутся адом, – он комично выпучил глаза с намерением напугать или рассмешить, но никто не испугался и не рассмеялся. – Ладно, давайте знакомиться! Пётр Дмитриевич Корыстнов, к вашим услугам. Я – пилот, отвечаю за управление подлодки, – он махнул рукой, приглашая пройти дальше. Александру Апатову кто-то позвонил, тот, будто бы ожидая звонка, тут же ответил, отойдя в сторону, – за качество вашего пребывания отвечают: приятные кресла, панорамные иллюминаторы – могу быть вашим личным фотографом или оператором, смогу рассказать обо всём устройстве нашего судна, вот, кстати, и оно, – он показал на эллипсоидную посудину. Выглядела она и не ржавой, и не старой, однако эти дефекты нивелировались серебряной водостойкой краской, придававшей подлодке футуристичный вид. Внутри действительно стояли диванчики, фотоаппарат на штативе, а также виднелась панель управления с большим количеством маленьких мигающих кнопок и переключателей. – Нас ожидает приятное путешествие вниз, на глубину в пять километров из десяти возможных, между прочим. Море спокойное, немного холодное, в самой подлодке будет тепло, градусов двадцать пять, поэтому рекомендую не тащить с собой куртки, зонты и любые крупногабаритные вещи, они будут нам лишь мешать. Также крайне рекомендую заранее сходить в туалет, его, как и отдельных комнат на борту, нет. Погружение займёт не больше двух-трёх часов, но оно будет незабываемым! У нашего побережья, где и расположилась впадина, живёт поразительное количество невероятных рыб! Говорят, что у нас в среднем живёт около пятидесяти ещё неоткрытых подводных обитателей! Может быть, сегодня нам удастся кого-нибудь из них встретить? – Пётр Корыстнов по-доброму загадочно улыбнулся, – на счёт безопасности беспокоиться не стоит, наше судно удерживает пять крепких стальных тросов, на обшивке стоят баллоны, которых хватит на два полных дня, там же и антенна, вот посмотрите, вот эта вытянутая. Так, чуть что, я тут же свяжусь с нашим оператором Яшей, с которым вы уже успели познакомиться, он будет стоять на страже на время всего нашего путешествия. Что же, дамы и господа, – Пётр Корыстнов оглядел присутствующих и подошедших Охотовых, – прошу на борт!
– Нет, позвольте, я, пожалуй, останусь на берегу! – сказала Маргарита Карова, с опаской смотря на подлодку.
– Что вы, что вы! – разволновался Яша. – Как можно было проделать такой большой путь, чтобы в конце отказаться? Всё будет в порядке, мы – профессионалы.
– И правда, что это вы? – вторила Нина, мысленно ликуя, что может насолить нелюбимому психологу, – негоже оставлять меня одну, сами же говорили, – проговорив последнюю часть фразы, Нина поняла, что сказала лишнее, она внезапно замолкла и уставилась в пол, Анастасия Охотова со скучающим равнодушием подметила странность девочки, Егор непонимающе уставился, после перевёл взгляд в сторону, пытаясь понять, почему ей обязательно нужно, чтобы кто-нибудь был, сошёлся на том, что эта женщина раньше помогала ей справится с одиночеством, либо с клаустрофобией, однако, похоже теперь, в присутствии Маргариты Каровой не было необходимости.
– На борт. – грозно и ужасающе спокойно сказал Александр Апатов, ступая на борт первым, за ним, расталкивая не торопящихся, последовал Николай Кровьёв. Маргарита Карова со вздохом пошла за ними.
– Петь, можно тебя? – тихо спросил Яша. Они отошли в сторону.
– Что-то случилось? – также тихо спросил Пётр Корыстнов.
– Мне только что позвонили… – у Яши перехватило дыхание, его взгляд излучал нараставшую тревогу.
– И?
– Моя дочь пропала… – у Яши стояли слёзы в глазах, которые он активно пытался скрыть.
– Как? Ты серьёзно? Сколько ей?
– Семнадцать. Похоже, что сбежала из дома. У меня сейчас все мысли только об этом, мне нужно ехать. Сейчас.
– Без оператора нельзя.
– Можно, ты, помнится, много раз так делал, сделаешь ещё раз, никто не знает, что вы здесь, поэтому не бойся, что кто-то зайдёт, я закрою за собой. Мне правда лучше ехать, мне нужно найти её, а если с ней что-то случилось?.. Она там совсем одна…
– Хорошо, езжай, но вся прибыль с это предприятия моя. – отведя взгляд, сказал Пётр Корыстнов.
– Пусть, принесу свою потраченную долю в понедельник.
Пётр Корыстнов утвердительно кивнул, почувствовал себя гнусно, ему говорили о пропаже человека, а он всё о деньгах… Взяв себя в руки, пилот принялся уверять остальных, что всё под контролем, что разговор был о рабочих моментах. Их диалог, по счастью, никто не услышал.
Подлодка шаталась под их ногами. Чувствовался приятный солёный запах морской воды. Свет на борту исходил от единственной яркой лампы наверху, он освещал силуэты людей. И пока одни сновали туда-сюда, не зная, чем бы себя занять в непросторной комнатёнке, как Люся, тщетно пытавшаяся поймать сеть, чтобы написать в личный блог, что собирается погружаться, другие мирно сидели, например, как Борис Охотов, доставший книгу о кораблекрушениях и с превеликим интересом читая её, или Маргарита Карова, уставившаяся в одну точку и жалеющая, что всё же согласилась на это глубоководное путешествие – у неё был детский страх замкнутых пространств, и она активно пыталась его побороть, представляя, как через неделю с чемоданами купюр будет отдыхать в тёплых краях, нежась на солнце перед спокойным морем, это её утешало и успешно помогало.
Наконец, сделав последние приготовления, Пётр Корыстнов начал опускать пошатывающуюся на тросах подлодку вниз. Вот уже не было видно вымученно улыбающегося Яшу, показывающего палец вверх, пропал свет, исходивший от прожекторов наверху, опустилась тьма, которая рассеивалась фарами машины. Вокруг плавали разноцветные рыбки, специально подкармливаемые работниками парка, они сопровождали подлодку на протяжении часа. Спуск проходил спокойно, плавно и очень неспешно, чтобы все могли насладиться подводным царством. Как это часто и бывает, люди разделились на кружки по интересам, мало-помалу знакомясь друг с другом: Александр Апатов разговорился о делах с Борисом Охотовым, позже к ним присоединился Егор, вставляя несколько остроумных цитат, но чаще просто молча слушая; рядом стоял Николай Кровьёв, всё посматривающий на гарпун, висящий над пилотом, Пётр Корыстнов поспешил сообщить, что это декоративный инструмент, служащий лишь для демонстрации детям, обычно слушающим его выдуманные истории; Люся и Нина расположились в противоположном углу, первая всё пыталась разговорить вторую касаемо внешности и повадок Егора, который похоже мог иметь приличное состояние, однако беседа не клеилась и быстро сошла на нет; наконец, поодаль от остальных уселись Маргарита Карова и Анастасия Охотова, они смогли быстро найти общий язык и говорили о своих проблемах, рассуждая, как их можно было бы без особых затрат решить, в целом, не доверяя друг другу и не желая признаваться во всех грехах постороннему, говорили больше о бытовых проблемах, не переходя к конкретике.
Скоро в машине стало жарко, многие поснимали кофты или куртки, это сделали все кроме Нины, которая предпочла потеть, чем показывать людям, что она сотворила с собственным телом в моменты самобичевания; никто особенно не обратил на это внимание. Наконец, разноцветные рыбки пропали, появилось неприятное чувство давления, Пётр Корыстнов объявил, что они совсем скоро доплывут до точки назначения. За второй час погружения Люся от нечего делать рассматривала фотоаппарат, втайне снимая всех подряд, искренне при этом веселясь, Нина подхватила этот мотив, почувствовав внутреннее умиротворение; Александр Апатов и Борис Охотов вместе с сыном о чём-то ожесточённо спорили, доказывая друг другу эффективность разных систем ведения бизнеса, Нина, как и все вокруг, в пол уха слушали их, не воспринимая особенно всерьёз; Маргарита Карова и Анастасия Охотова молчали, думая стоит ли им поговорить на более важные и волнующие их темы или нет, обе всё не могли решиться; наконец, даже Пётр Корыстнов и Николай Кровьёв начали разговаривать, преимущественно о кино-боевиках, потихоньку начиная спорить о принадлежности известного только им двоим актёра к тому или иному фильму.
После дошли до конечной точки – тросы дальше не пускали. В лицах окружающих появилось облегчение, что они вот-вот вернутся назад к своим делам и проблемам. Даже Александр Апатов, случайно или нет, задержал на дочке взгляд дольше, чем того требовал момент. Нина на мгновение представила, как было бы хорошо, если мама не скончалась, и они были бы хорошей, дружной семьёй, однако от этих мыслей ей стало плохо, и она, в меланхолии оставив фотоаппарат, села на пол.
Подлодка немного качнулась. Это не вызвало ни у кого никакого волнения, потому как тросы начали поднимать вверх. Однако вскоре появился более сильный толчок, Пётр Корыстнов всех успокоил, что подобное часто происходит, хотя на его памяти такое было впервые. По протоколу требовалось передать о нетипичном происшествии оператору, но сейчас там никого не было, потому, чтобы не поднимать панику, пилот мило всем улыбался, мысленно взмолившись, что это корыто сможет пережить подъём, и, как ни в чём не бывало, продолжил общаться с Николаем Кровьёвым. Толчок усилился, чуть не свалив штатив, вовремя удержанный Ниной, никто уже не обращал на это должного внимания. Снова толчок, ещё сильнее, послышалось шипение из рации – антенна наверху сломалась, пилоту вновь пришлось говорить, что так бывает и что не стоит волноваться, мысленно Пётр Корыстнов понимал, что если пропадала связь, то об этом извещался оператор, который ускорял тросы и готовил спасательную команду, потому как был шанс нападения подводного хищника, но никто не знал, что они здесь. Пилот нервно сглотнул. Снова толчок, а после хлопок – один из тросов лопнул, подобное было из ряда вон. Пилот, вновь успокаивавший туристов, молился, чтобы они поднялись, как можно быстрее. Ещё хлопок, ещё трос, нет – это был баллон с воздухом, с гудением он начал выпускать пузырьки, застилающие обзор панорамного иллюминатора, сработала автоматика и баллон отсоединился от борта, потом ещё один и ещё один. Маргарита Карова начала в панике кричать, Анастасия Охотова обвинять пилота в недосказанности, размахивая руками с каждой секундой всё больше и больше. Наконец, будто бы предыдущих проблем было мало, ещё один трос оборвался, и подлодка накренилась вперёд, все вокруг начали кричать, свет фар осветил скопление акул ниже них. Ещё толчок, ещё трос, теперь их никто не тащил наверх, наоборот, они спускались вниз. В панике Пётр Корыстнов вспомнил о свистке и нажал соответствующую кнопку, послышался оглушительный звон, который на низких частотах начал отгонять акул, все в кабине заткнули уши, вскоре, немного придя в себя, Николай Кровьёв схватил пилота за воротник, и, выпучив глаза, закричал:
– Что, чёрт возьми, происходит? – сам осознавая, что происходит что-то из ряда вон, он ударил пилота по лицу, крича, – вытаскивай нас сейчас же! – и принялся трясти того, будто бы это могло помочь.
– Прекрати, не трогай его! – подбежавший Егор принялся разнимать их, – это не поможет делу, пусть он всё сначала объяснит!
Через усилие и кивок обеспокоенного Александра Апатова, Николай Кровьёв отпустил бедолагу. Тот, потеряв равновесие, свалился на пол и принялся глупо озираться вокруг, не веря в происходящий кошмар, в который он загнал и себя, и людей вокруг.
– Не нужно меня бить, умоляю! – раскинув руки, начал верещать Пётр Корыстнов, – на нас напали акулы! Но не беспокойтесь, этот писк отгоняет их. Обо всём уже знает Яша, я думаю, что он уже готовит спасательную группу, – блефовал он, – нам лишь нужно немного подождать, когда за нами спустятся.
– Мы спускаемся вниз, так? – спросил Александр Апатов, грозно смотря на того сверху вниз.
– Нет… ну, в общем, да. Видимо, акулы повредили тросы. Но опять-таки, не стоит волноваться, всё хорошо, мы подготовлены даже к такому исходу.
– Вы можете связаться с юношей? – аккуратно спросил Борис Охотов, сидя на прежнем месте.
– К сожалению, нет, эти твари повредили антенну, но, поверьте, когда так происходит, наверху об этом тут же узнают. Нам сейчас просто нужно подождать помощи, может, два… нет, пять часов, группу всё-таки нужно ещё собрать и подготовить подлодку, – как будто извиняясь, улыбнулся он.
Безусловно, по мнению Петра Корыстнова, никто до конца не понимал всю ту безысходную ситуацию, в которую они угодили. Потому пилот, как, пожалуй, и любой на его месте, решил утаить ото всех всю правду и уповать на удачу, молясь, чтобы Яша или любой другой рабочий зашли в операторскую и обратили внимание на маленькую мигающую кнопку о потере связи.
Какова же полная картина происходящего? Операторская пуста, подлодка неуклонно приближается ко дну, хотя подобная развалюха, как та, в которой они погружались, едва ли была приспособлена к большой глубине, потому был риск затопления, что было фактически равносильно неминуемой смерти. Все тросы были оборваны. Акулы всё ещё могли плавать вокруг, к тому же, что было самым худшим, уровень воздуха был критически мал, для девяти человек его хватало в лучшем случае на двенадцать часов. Единственным шансом им хоть как-то спастись – это прождать больше сорока восьми часов до понедельника, когда приедет комиссия. При этом количество воды было катастрофически мало, еды не было вовсе, выходило так, что если нужно, чтобы спасся хоть кто-нибудь, то нужно выбрать, кого умертвить, однако нужно выбрать не одного и не двух человек, а семь или восемь. От осознания этого Пётр Корыстнов вздрогнул. Никто ещё не знает, все ещё верят в скорое спасение. Они знают, что мы сюда спускались чуть больше двух часов, логично предположить, что даже несмотря на то, что прямо сейчас они спускаются ниже, этого всё равно недостаточно, чтобы поверить, что спасательная группа не прибудет через три, максимум четыре часа – ситуация выходила ужасающей. Пилоту нужно было взять себя в руки, возможно, попытаться объяснить ситуацию, может быть, не раскрывая все детали, вроде тех, что никто, кроме малознакомого ему Яши и его самого, не знает об их погружении. Попросить этих людей поменьше паниковать, попытаться уснуть, чтобы выиграть время. Но от осознания того, что, вероятно, тогда он станет первым, кого убьют ради жизни других, Пётр Корыстнов решил притвориться дурачком, сделать вид, что он удивлён не больше остальных, что за ними никто не пришёл и не спас. Тогда у него было больше шансов прожить дольше, тогда голосование может выбрать хоть того старика с книгой или ту старуху, но ни его, и, может быть, как раз тогда, какой-нибудь из рабочих-зевак, забредя в ангар, отправит спасателей за ними, и он сможет выжить. Подобный расклад удовлетворил его более чем, и пилот принялся ждать.
