Валери Вуд
Книжный тетушки Винни
Пролог
В ушах женщины резало от громкого крика, на грани истерики и безумия, что извергал из себя супруг. Его глаза наполнены гневом, вены на шее вздулись, а изо рта вылетали бранные слова, смешанные со слюной, которая казалась Марии настоящей лавой.
Насколько же больно и колко было осознание, что сделанное в благих желаниях решение, привело ее к такому неприятному исходу. Женщина проклинала себя лишь за горькие мысли о былых желаниях и мечтах. Думала, ну когда-то, с годами, через лет десять, или же двадцать, она должна полюбить супруга, ради дочери и ее светлого будущего.
Желания мелкими осколками разбились о суровую реальность. Георг может и любил ее, но никогда не был нежен или же учтив ни с кем. Даже с единственной дочерью, что начала страдать от ежовых рукавиц собственного отца, как только сделала свой первый шаг.
Могла ли Мария предугадать подобный исход событий? Нет, не могла. А вот ее подруга детства, которая стала крестной материю Ани, дочери Марии и Георга, говорила о подобном. Аккуратно, не желая потерять контакт с близкой подругой и крестницей. Она каждый раз внимательно выслушивала жалобы, слезные тирады и несбыточные мечты подруги, советуя уйти и начать спокойную жизнь, хотя бы ради ребенка.
«Я помогу тебе, ты знаешь. Мое сердце кровью обливается каждый раз, когда ты звонишь мне и начинаешь рассказывать о его методах воспитания. Анечка лишь страдает от такого отца, а ты с каждым годом теряешь былой азарт, блеск в глазах и стремление жить. Мне не нравится, как ты таешь прямо у меня на глазах. Я очень переживаю за тебя», – совсем недавно сказала Виктория, все еще по-детски называемая подругой Винни.
Вспомнив сейчас слова подруги, Мария подняла полные слез глаза на супруга, что, не останавливаясь кричал, обвиняя ее в своем же грехе. До чего же странно все произошло, на пустом месте, лишь из-за одной небрежно брошенной фразы.
– Сегодня утром мне звонила девушка, сказала ей семнадцать, и… мол, вы переспали, – холодно сказала Мария, своему супругу, меньше часа назад.
Изначально она не собиралась об этом говорить. Конечно Мария подозревала, что такой богатый человек, крутящийся в кругах элиты, мог иметь мимолетные интрижки. Ее это не задевало, хотя может капельку. Она, будучи с нелюбимым человеком, лишь ради совместного ребенка, никогда не думала о подобном. После брака, который состоялся лишь по причине ее положения, Мария начала обустраивать быт, как присуще верной жене и хозяйке очага. Мечты о былом она похоронила почти сразу, понимая, Георг не позволит ей быть хоть кем-то, подавив волю под себя и взяв контроль в свои руки.
Если бы она знала, что супруг так заведется на пустом месте, начнет скандалить, раскрасневшись сильнее спелого помидора, то никогда бы не сказала эти слова.
В моменты ссор, особенно таких жарких, как сейчас, Мария всегда думала о дочери. Маленькая Аня точно все слышала. Не могла не слышать. Сейчас она изучала английский в соседней комнате с экономкой, вместо того чтобы заниматься присущими ребенку делами. Мария не помнила, когда последний раз дочка рисовала спокойно, не оглядываясь на дверь, боясь появления отца, и гнева, который всегда следовал на бесполезные занятия.
– Молчишь? – гневно спросил супруг, сжав подбородок женщины, жестокой и сильной от злобы хваткой.
– А что мне тебе сказать, дорогой? – вымученно улыбнувшись, кое-как произнесла Мария, почувствовав, как горькая слеза побежала по щеке. – Ты и так все без меня решил. Одного лишь не пойму, чего же ты завелся даже, не дослушав меня? Неужто девчонка была права?
Женщина не боялась подтверждения измены, ее пугала мысль, что супруг мог переспать с несовершеннолетней, так еще и без защиты. Что если она забеременеет? Что если решит написать заявление на мужчину? Так много «что если», и все сводились к беспокойству о дочери. Аня, ее маленький ангелочек, не знавший большого зла мира, кроме собственного отца. Она достойна лучшего, а не такой отвратительной «семьи».
– Ты пьяная что ли? – с прищуром смотря на супругу, поинтересовался мужчина, принюхиваясь.
Переместив свою хватку на темно-рыжие локоны, он сжал их с такой силой, что в глазах женщины заплясали белые искры. Мария вскрикнула, невольно схватившись за руку мужчины, пытаясь ослабить хватку. Кислота обожгла горло, слезы неконтролируемым потоком хлынули из глаз, а кожа головы саднила из-за грубой хватки.
– Больной? Отпусти! – теряя самообладание, крикнула Мария, пытаясь оттолкнуть мужа от себя.
Георг зловеще ухмыльнулся и толкнул супругу к стене. Даже не смотря ей вслед, захлебываясь в собственном грехе и разочаровании, мужчина взял стеклянный графин, налил его содержимое себе в бокал и поднес к дрожащим от злобы губам. Он не мог так просто признать свою ошибку.
Нет, Георг вовсе не мог признать свою ошибку. Гордость не позволяла, хоть и вина внутри медленно разносилась кислотой по разгоряченному от гнева телу. Мужчина злился на себя, за предательство собственных чувств и безразличию, с которым супруга сказала те слова. Прибывая в сладких мечтах, Георг верил, Мария любила его, а такая холодность могла означать лишь одно. У супруги кто-то есть, и он не единственный носитель греха в этом доме.
– Кто он? – сгорая от злости, спросил Георг, отпив крепкий напиток.
– Я не понимаю тебя, – Мария стояла у стены, державшись за голову, массировала пульсирующий участок кожи.
– Дурой не прикидывайся, – он швырнул в стену бокал с недопитым содержимым, который в одно мгновение разлетелся в разные стороны.
Мария испуганно смотрела на мокрое пятно, что становилось все больше. Осколки блестя в свете ламп напоминали ей саму себя, особенно сейчас, когда впервые за годы брака произошло нечто подобное. Плохой сигнал, очень плохой. Мария впервые испытала подобный, сродни животному, страх за себя и дочь.
– Хватит молчать! Скажи хоть что-нибудь, черт возьми, – потребовал Георг, смотря на супругу в ожидании.
Его грудь гневно вздымалась, глаза казались темными, словно бескрайняя черная дыра, о которой дочери на днях читала Мария. Продолжая держаться за голову, женщина, смотря на супруга ощущала огромную усталость.
Она устала от такой жизни. Деньги, которыми обладал Георг, не могли заменить счастья. Ее Анечка, никогда не познает истинного счастья, особенно если они останутся здесь, рядом с ним. Мария обязана хоть что-то сделать, даже если не ради себя, так ради дочери.
Оттолкнувшись от стены, женщина подошла к столу, взяла белоснежную тарелку и замахнувшись, бросила ее в стену, вложив в это все свои эмоции. Страх, гнев, отчаяние и тщетную веру в то, что все еще может измениться в их семейном быте.
Только никакой семьи, по-настоящему, у них никогда не было.
Георг отшатнулся. Тарелка разлетелась на мелкие части, как и бокал, который бросил он некоторое время назад. Мелкий осколок коснулся его левой щеки ближе к уху, оставляя порез, из которого сразу же побежала алая струйка.
Мария грустно улыбнулась, подумав, что, если на месте раны после появится шрам, он даже будет к лицу Георгу. Сглотнув горечь, она вспомнила об угрозах, которые при каждой ссоре изрыгал супруг. Мария взяла в руки еще одну тарелку, не намереваясь кидать и эту, скорее больше для спокойствия. Хоть внутри ее душа требовала разрушить все вокруг, сломать идеальную картинку, что была искусно созданной ложью для окружения.
– Как ты мог подумать о таком? – тихо спросила Мария, не в силах кричать, или же может боясь, что слова, которые рвались из нее, могла услышать их дочь. – Я вышла за тебя замуж, хоть и не любила. Ты знал это. Не мог не знать, учитывая то как я забеременела. Или все же ты забыл? – подняв на супруга зеленые глаза, поинтересовалась женщина. Сжав губы в сплошную линию, невесело покачав головой, словно отгоняя воспоминания того дня, она продолжила: – Даже несмотря на то, что ты взял меня силой, я стала твоей женой. Сама приняла решение, думая, что у нашего ребенка будет нормальная семья. Все эти годы пыталась полюбить тебя, занимаясь бытом и обучая дочь, лишь потому что ты хотел вырастить из нее гения, – Мария ненавидела себя за слабость, желая обернуть время вспять и не делать этой роковой ошибки. Ане было бы лучше расти в другой обстановке, окруженной любовью бабушки и дедушки, мамы и ее близкого круга. Тех, кого она потеряла, выйдя замуж и видя так редко, что сердце щемило лишь от этой мысли. – Я никогда не изменяла тебе, была верна, хоть и не любила. Я никогда не пилила тебе мозг, не пыталась узнать с кем и почему так долго на совещании, подозревая об изменах. Мне было все равно, лишь бы это не отражалось на нашей дочери. Но в этот раз… – слезы с новой силой покатились по ее щекам, оставляя ощущаемое жжения после себя. – Ты переспал с несовершеннолетней, и пусть ей семнадцать. Она нашла мой номер и рассказала обо всем. Ты хоть предохраняешься, когда спишь с кем-то на стороне? Хотя бы раз думал о возможных последствиях?
– Ты не понимаешь, – перебил супругу Георг, распаленный еще больше словами, что делали ему больно и давили на ненавистное чувство вины.
– Я не понимаю? Кто из нас еще дураком прикидывается? – Мария невесело рассмеялась, вернув тарелку на стол. Вытерев мокрые дорожки с щек, женщина посмотрела на супруга, уже все решив для себя. – С меня хватит, Георг. Я устала. Меня достали твои глупые обвинения и угрозы. Сейчас я возьму ключи от машины и ненадолго уеду, мне нужно остыть. Завтра мы спокойно поговорим, – впервые солгав мужу, произнесла она.
Георг хотел что-то сказать. Его челюсть ходила из стороны в сторону, а глаза горели. Новые обвинения, угрозы и подозрения рвались из него. Он не мог поверить, что его женщина просто так не любила его, лишь потому что не было глупых чувств. Остатки рациональности остановили его, заставили застыть на месте, часто дыша и смотря на мокрое пятно, что словно бельмо, виднелось на стене после его гневного порыва.
Мария вышла из обеденного зала, намереваясь немного прокатиться по ночным улочкам, собрав мысли в кучу и вернувшись взять вещи, дочь и уехать отсюда. Она четко решила воспользоваться предложением и помощью подруги, дабы супруг не отобрал Аню, заставив тем самым вернуться «неблагодарную» супругу.
Услышав всхлип, Мария застыла на месте, с болью в сердце осознав, что их маленький ангелочек все слышал. Повернув голову, она увидела пожилую экономку, с грустью смотрящую на несчастную хозяйку, поглаживая морщинистой рукой маленькую девочку по волосам.
Ане достались от матери темно-рыжие локоны, веснушки на юном лице и пухлые губки. Конечно говорить о внешних чертах еще слишком рано. Когда девочка вырастет и ее природная красота, доставшаяся от предков, расцветет, станет уже ясно, от кого ей и что досталось.
Мария эгоистично надеялась, что от отца девочка унаследовала лишь холодные серые глаза, а все остальное, учитывая внутренние качества, в ней будут от матери или же свои собственные.
Просторный холл давил на женщину своим роскошеством, вычурностью и выставленным богатством напоказ. А мокрые от слез глаза дочери, заставляли сердце сжиматься в болезненных тисках золотой клетки, в которую Марию посадили сразу же после замужества.
Подойдя к дочери, Мария улыбнулась, искренне, желая подбодрить Аню, дав ей понять «все хорошо», хоть это было совершенно не так. Девочка, прижимающаяся до этого к ногам экономки, подбежала к матери, сразу же оказавшись в объятиях полных любви.
– Куда же вы в такую погоду? – осторожно поинтересовалась экономка, переживая за хозяйку как за родную дочь.
С улицы были слышны раскаты грома, вдали виднелись сверкающие молнии, колкий ветер срывал с деревьев все еще зеленую листву. Дождь часто меняющий свой ход то слегка касался земли горькими слезами, то изливал свое отчаяние в сильном порыве размывая осеннюю почву.
– Просто покатаюсь по округе, освежу мысли и подышу прохладой перед сном, – прижимая к себе дочь, произнесла Мария.
Ей не хотелось покидать свою малышку, но и взять ее собой женщина не могла. Уже поздно, она в ужасном настроении, девочке не стоило еще больше травмировать нежную душу подобным.
– Не уходи, мамочка, – попросила Аня, тонким детским голоском, коснувшимся сердца матери печалью и грустью.
– Я вернусь, ты и не успеешь заметить моего отсутствия, ангелочек, – слегка отстранившись от девочки, произнесла Мария, утирая слезы с пухлых щечек. – Ложись спать, а утром тебя будут ожидать блинчики, как я тебе и обещала.
Аня не обрадовалась обещанному лакомству. Ее детское сердечко разрывалось от переживаний и грусти. Ей не хотелось отпускать маму, будто бы она могла выйти за дверь и больше не вернуться. Растаять под дождем, как одна из героинь тех сказок, которые мама придумывала специально для нее.
– Ну все, ангелочек, не плачь, – прошептала Мария, желая забрать грусть дочери себе. – Все хорошо, я просто подышу свежим воздухом и вернусь. Увидимся утром, договорились?
Малютка лишь качнула головой, как бы кивая, поджав нижнюю губу, пытаясь не разрыдаться пуще прежнего. Отец семейства, с болью и завистью смотрел за происходящим, все еще гневаясь на себя и супругу. Георг не знал, как все исправить, не мог изменить себя или же вовсе не хотел, желая дабы другие менялись под него. Он любил Марию и дочь, по-своему, без теплоты и нежности. По-другому этот человек не умел, да может даже и не хотел пытаться научиться.
Мария обняв еще раз дочь, отдала ее на поруки экономки, дав указание напоследок дать дочери детского снотворного. Таким образом она желала оградить ребенка от кошмаров, дав ей выспаться и забыть всю испытанную поздним вечером боль.
Не смотря на супруга, женщина оделась, быстро покинув ненавистный дом. Мария поежилась от неприятных прикосновений ледяного осеннего ветра, и дождя, что сразу же утяжелил ее волосы и одежду. Мокрые капли быстро падали на землю, отражая внутреннее состояние женщины.
Спустившись по каменной лестнице, Мария чуть не поскользнулась в грязной луже, кое-как оставшись на ногах и не замарав светлое пальто. Добравшись до своей машины, подаренной супругом несколько месяцев назад, женщина сразу завела мотор, включив печку и радио.
Ожидая, когда машина прогреется и запотевшие стекла вновь станут прозрачными, она дала волю эмоциям, зарыдав от безысходности и боли. Заиграла песня «Ирина Дубцова – О нем», отчего на лице женщины появилась грустная улыбка. Может она все-таки любила супруга, хоть когда-то? Или все же просто привыкла быть с ним, внушая себе необходимость этого союза?
Машина медленно двинулась к выезду со двора, ворота были открыты. Вероятно, пожилой охранник заметил Марию, и решил открыть их, зная, что хозяйка часто любила ночные поездки.
Женщина и правда планировала лишь прокатиться по округе, выпустить негативные эмоции и вернуться домой полной сил и решимости. Кто же знал, что подобное решение станет роковым и приведет к большой трагедии.
***
На часах четыре часа ночи.
Георг сидя в своем кабине, не мог собраться с силами и лечь спать, так и не дождавшись возвращения супруги. Остыв, мужчина пришел в ужас от содеянного. Вина и совесть начали грызть его еще с большей силой, заставляя придумывать варианты как извиниться перед женой, и исправить свою оплошность.
Он не знал с чего Мария решила, что он изменял ей до недавнего времени. С этой девчонкой все было впервые. Георг перепил и все же ему не было оправданий. Мужчина любил свою жену и дочь. Да был строг и не хотел избаловать девочку, воспитывал так как считал нужным. Да это противоречило желаниям других, только Аня его дочь, и он будет решать какие методы использовать. Георг был против общения супруги с друзьями юности и родственниками, зная, такие люди никогда не станут ключом к успеху. Была бы его воля, дочь никогда бы не знала крестную и родителей супруги, не говоря уже об остальных.
Раздался звонок. Неожиданный и слишком громкий в глухой ночи, развеивая внутренние метания мужчины. Взяв трубку, Георг напрягся, внимательно, слушая собеседника на том конце. Услышав вопрос: «Кем вы приходитесь гражданке Прокофьевой Марии Витальевне?», внутри что-то умерло, еще до того, как после его ответа ему сообщили страшное, попросив приехать на опознание тела.
Графин с недопитым коньяком, который он забрал с собой, мигом полетел в стену, стоило повесить трубку. Боль густой субстанцией начала обволакивать все нутро мужчины, погружая его в агонию потери. Даже не опознав тело, он понимал, никакой ошибки быть не могло. Марию, его жену, описали так четко, что его тело невольно сползло на пол.
Обнимая самого себя, Георг кричал, извергая боль и проклятья, направленные в свою сторону. Медленно внутри все ломалось, рушилось и рассыпалось на мелкие осколки. Его ошибка, грех и недоверие к супруге привели к ужасному. Если бы не его реакция, если бы…
Крики, разносившиеся по дому, словно вой раненого зверя, разбудили всех, кроме одного единственного существа. Маленького ангелочка, крепко спящего в своей постели.
На утро девочка не увидит на кухне маму, не поест обещанных блинов, встретившись с уничтожающим горем в глазах отца. Трагедия разрушит его окончательно, ожесточив и подтолкнув на принятие ужасных решений, по отношению к собственному ребенку. Георг избавится от всего, что будет напоминать об его ошибке, грехе и потере. От всего, что будет заново вскрывать боль и агонию, от которой не убежать.
Глава 1
Проснувшись, я не сразу открыла глаза. Некоторое время, даже не зная который сейчас час, просто лежала цепляясь за остатки сна, связанного с далеким прошлым. Только тени этого прошлого, что посещали меня во сне время от времени, стремительно исчезли, рассеявшись в гнетущей реальности.
Нехотя открыв глаза, устало потянулась, взяв мобильный. Экран заблокированного мобильного рассеял царящую в комнате тьму (шторы блэкаут лучшее, что вообще могло придумать человечество). Слегка прищурив глаза, от непривычки, некоторое время смотрела на заставку с любимым Чжан Исином, собираясь с силами. Стоило моему взору подняться, наконец увидев сколько же сейчас времени, изо рта вырвался сдавленный стон разочарования и возмущения.
– Хоть раз в жизни могла бы и проспать, – негодуя себе под нос, пробубнила я.
Продолжая ругать свой организм за невозможность спать намного дольше, откинула в сторону покрывало и поднялась на ноги. На часах ровно семь утра, учитывая, что я пролежала до этого, минут десять, а может двадцать, пытаясь вновь увидеть маму из воспоминаний, то и вовсе могла проснуться в полшестого. Спать же я легла поздно, и это уже начинало входить в неприятную привычку.
Последний месяц второго курса раздражал меня еще сильнее, нежели в момент поступления. Юридический совершенно не мое, и каждая пара напоминала пытку. Только никого мои страдания, часовые попытки вызубрить необходимое и головные боли, не волновали.
Так надо, эти знания пригодятся, особенно когда ты рождена в богатой семье.
Покачав головой, отгоняя неприятные мысли куда подальше, подошла к окну, распахивая шторы и пропуская внутрь приятное летнее солнце. Развернувшись, оглядела одинокую постель и пустующую комнату, совершенно не обставленную ничем, кроме самого необходимого. Если бы я только могла пойти работать, то обязательно создала бы хоть какой-то приятный душе уют.
Сглотнув, взяла мобильный и направилась на кухню, где из приоткрытого окна доносился шум большого города. Это могло быть романтичным, особенно учитывая начавшееся лето, но отчего-то в моей душе слишком гадко и тяжело. Возможно всему виной воспоминания, которые как назойливая муха, всплыли из очень далекого прошлого. Они обрывочно касались моей кожи, слегка лаская и тут же жаля ее саднящей болью.
Когда мамы не стало каждый день стал однообразно пустым и болезненным.
Школа, дом, дополнительные занятия, репетиторы и дальше по списку. Никакого отдыха, никаких развлечений и никаких друзей. Естественно в средней школе меня считали странной, и спустя время начали издеваться, портя вещи и бросаясь всем, что только попадало под руку. Когда отец узнал, он был так зол, и тогда я впервые подумала: «Папа все-таки любит меня». Если бы я знала, чем это обернется.
Отец устроил скандал. Поспособствовал увольнению не уследивших учителей и заведению множественных дел по факту издевательств, поставив всех моих одноклассников на учет. При этом меня забрали из школы на домашнее обучение, и каждый мой последующий день становился только хуже, вот где оказался настоящий Ад. Уж лучше бы надо мной издевались, кидались тухлыми тряпками и портили вещи. Это было бы намного лучше, нежели то, что делал отец.
Из болезненных воспоминаний меня вырвало оповещение на телефоне. Вздрогнув, посмотрела на мобильный в руках, сразу же скривившись от увиденного. Иван, мой, вроде бы, парень, прислал кучу смайликов и «Доброе утро, сладкая». Поморщившись, положила телефон на кухонную тумбу, так и не дав ответ.
До сих пор странно от мысли, что у меня есть парень, хоть и прошло уже полгода с начала наших отношений. Удивительно, конечно, для такой девушки как я, которая всю жизнь сидела дома, общалась только с малым количеством людей, и все же спустя несколько месяцев от начала «самостоятельной жизни» (которая такой и не была вовсе), найти парня и вроде бы неплохого.
Была бы рядом Лиза, то точно сделала бы акцент на «вроде бы». Подруга старалась относиться к парню нейтрально, хотя ее порой некоторые его поступки напрягали. Особенно когда он сам приглашал меня встретиться, и потом сливался, оправдываясь внезапными делами. Меня и саму это напрягало, да и месяц назад поняла, что он мне больше не нравится.
Только вот проблема – это мои первые отношения, и я совершенно не знаю, как их закончить. В моей голове постоянно рождались все новые и новые варианты, как оставаться честной с собой и с ним, при этом не сделав ему больно. И каждый раз, встречаясь и видя его улыбку, моя решимость таяла словно сладкая вата в воде. Это раздражало.
Вспомнив о количестве попыток и нервов, потраченных на переживания, из моего рта вырвался сдавленный стон злобы, а руки невольно сжались кулаки. Хотелось что-то разбить или ударить стену, а может даже взять и на эмоциях написать Ване сообщение. Причин для расставания было множество. Да, отсутствие каких-либо чувств было не самым главным.
Даже самой себе было стыдно признать, что ощущаю себя как девушка по вызову. Каждая наша встреча так или иначе заканчивалась сексом или намеком на него, и из-за неопытности, мне было трудно сказать, хорошим ли он был. Неловко даже с девочками это обсудить, особенно с Катей, у которой опыта в разы больше. Поэтому я сидела на женских форумах, читала статьи и обсуждения. Пару раз сама, не под своим именем, писала о проблеме и просила совета. Вывода оказалось два: либо он пользовался моей неопытностью, и не считал важным удовлетворение кого-то кроме себя; либо я просто фригидная и вообще должна закрыть свой рот, радуясь, раз у меня есть парень.
– Просто нужно взять себя в руки и сказать все как есть, – включив электрочайник с таймером, пробормотала я, ощущая физическую усталость лишь думая об очередной попытке расстаться.
Порой мне безумно хотелось бросить все. Поступить смело: собрать вещи; бросить ненавистную учебу; оставить отцовы банковские карточки и уехать к бабушке. Только для этого необходима смелость, которой у меня нет. Даже несмотря на злость, раздражение и огромную обиду, я не могла взять и уйти. Боясь, что он может что-то сделать. Боясь снова ощутить на теле и в душе последствия его гнева. Чего говорить, перед отцом я всегда становилась трусихой, не имеющий голоса и выполняющей все, что он скажет.
Только зайдя в ванную, я вспомнила о сегодняшней встрече с отцом и мачехой. Ощутив слабость в ногах, оперлась рукой о стену, часто хватая ртом воздух. Слишком быстро я привыкла к спокойной жизни вдали от него, что каждая встреча моментально возвращала в прошлое.
Как же в себе найти силы? Уехать к бабушке, спать до полудня и просыпаться от приятного аромата выпечки. А выйдя на кухню, широко улыбнувшись желать доброе утро и обнимать родного человека, целуя в щеки и говоря, какая она у меня замечательная.
До недавнего времени, из-за запретов отца и постоянных проверок моего телефона, я не общалась с бабушкой. Как только переехала, то сразу же достала из старой книги спрятанную страницу, которую успела вырвать из записной книжки когда-то принадлежащей моей маме. Конечно, за столько лет бабушка могла сменить номер, и ничего бы у меня вовсе не вышло. Но когда на том конце я услышала очень знакомый, но забытый почти за тринадцать лет, голос, внутри расцвела надежда.
Иллюзорной свободой я пользовалась как могла. Общалась с бабушкой по телефону; виделась с одногруппницами, которые впоследствии стали моими подругами; начала первые отношения и спокойно проводила вечера не только за учебой. Сколько я дорам за это время посмотрела сосчитать тяжело. Еще тяжелее посчитать съеденную вредную еду и полуфабрикаты, которыми я питалась, живя одна.
Готовить я не умела. Отец запретил экономке тратить мое время на такие глупости, говоря, что мне важнее учиться. Как итог, к самостоятельной жизни я оказалась совершенно не готова. Уборкой и стиркой занималась нанятая отцом женщина, приходящая раз в неделю, и явно докладывающая ему о том, как живу. Аренду, счета и учебу оплачивал отец, даже показания счетчиков снимал его человек в назначенный день.
В остальном каждый месяц мне выделялась фиксированная сумма, за которую меня часто же и ругали. При этом отец не забывал напоминать, что, если вдруг мне не хватает денег, я всегда могу попросить, и это станет очередным рычагом давления на меня. Когда попыталась найти работу, мне устроили настоящий скандал, запретив даже думать об этом. Вот так я и оказалась якобы свободна, но под вечным присмотром людей отца, которые совершенно не умели скрываться в толпе, и выглядели словно курица среди голубей.
«Такие как ты, должны быть красивыми, умными и покладистыми. Не порть породу грязью!» – слова отца, брошенные в день, когда я провалила собеседование в кафе, всплыли в моей голове, стоило мне выйти из душа и взглянуть на запотевшее зеркало.
Порода. Я что собака что ли? Будь я породистой сучкой, то давно бы отгрызла ему пару конечностей, а может и перекусила бы сонную артерию. Или вовсе сбежала, пользуясь своими быстрыми лапами бежав куда глаза глядят.
Отец никогда не относился ко мне как человеку, не говоря уже о том, что я вообще-то его единственная дочь. В чем у меня конечно порой были сомнения. Может ли настоящий отец так относиться к собственному ребенку? По сути, для него, я удачный товар. Потенциальная невеста для сына одного из партнеров по бизнесу.
От этой мысли скрутило живот. Я страшилась дня, когда он решит отдать меня неизвестно кому, потому что это будет выгодно. Много раз, еще живя с ним, слышала, как он обсуждал подобное с кем-то по телефону. Просто пока что не было достойного кандидата, или необходимого контракта для розыгрыша этой удачной карты.
Покачав головой, провела рукой по запотевшему стеклу, встретившись с холодными серыми глазами, которые достались мне от отца. Влажные темно-шоколадные локоны спускались по нагим плечам, больше напоминая черные сосульки. С каждым годом цвет становился все темнее и темнее, в попытке уйти от неприятных ассоциаций. Я скучала по естественному цвету своих волос. Идеальному темно-рыжему оттенку, больше подходящему мне нежели другие цвета. Отец ненавидел их, был готов вырвать с корнем, не оставив на моей голове и скальпа, лишь бы ничего больше не напоминало ему об умершей супруге.
Раньше, каждое утро, начиналось с выпрямления волосы и долгому всматриванию в корни. Если они отрастали настолько, что натуральный цвет привлекал внимание, приходилось записываться срочно в салон, иначе скандала с отцом было не миновать. Переехав, поначалу утренние проверки были просто по привычке. Сейчас же я скорее забуду их выпрямить перед встречей, нежели буду еще больше травмировать волосы.
Прикрыв глаза, собираясь с силами, я вытерла влагу с волос и накинув халат, направилась в комнату подбирать одежду. Видимо, свободное время до начала учебы, а сегодня мне ко второй, придется потратить на выбор подходящего наряда, после неброский макияж, и конечно же волосы. Надеюсь, укладка продержится, и волосы не превратятся в очередную причину для скандала, особенно в безумно помпезном ресторане.
Вспомнив о месте встречи, сдавленно простонала, нехотя никуда идти. Стоит ли вообще говорить о том, насколько я ненавидела все связанное с высшим обществом?
Каждый выход в «свет» с отцом был еще большем Адом для меня, нежели нудные и ненавистные пары сейчас. До возраста «полового созревания» на меня мало кто обращал внимание, часто говоря «какая милая девочка у вас растет». Но стоило груди и ягодицам округлиться, приняв аппетитные и манящие формы для мужчин, то любые наряды, подбираемые людьми отца, стали кричащими и вызывающими. Ну да, я же выгодный товар.
Открыв гардероб, в глаза бросилось отвратительное ярко красное платье, подаренное отцом для «особого» случая, пару месяцев назад. Тогда примерив его, мне стало мерзко лишь от одного ощущения, а посмотрев в зеркало, почувствовала себя элитной проституткой.
В этом отвратительном наряде было ужасно все. Грудь и талию сжимал корсет, да так сильно, что о дыхании можно забыть раз и навсегда. Сама же грудь выглядела больше, и почти выпрыгивала при ходьбе, норовя оголить соски. Вырез на юбке просто огромный. Он не скрывал ничего, открывая отличных обзор на ноги и ягодицы.
Ну в самом деле наряд элитной проститутки, а не дочери богатого бизнесмена.
Подавив в себе очередное желание порвать это на тряпки, взяла белую рубашку, черную юбку карандаш и пиджак того же цвета. Эти вещи я носила редко, оставляя их как раз для встреч с отцом. Только вот к этому наряду еще были туфли, на ужасно высоком каблуке, после которых ноги ныли всю ночь.
– Надо… лишь бы он не орал, – кое-как подбодрила себя, достав коробку с обувью.
Оставив ту у кровати, отошла в сторону, ощутив подступающее удушье паники внутри. Сжав ворот халата, часто дыша, оперлась головой о косяк шкафа, пытаясь успокоить ускорившееся сердце.
– Так, Аня, вдох… выдох. Это просто встреча с отцом. Просто очередные упрек, оскорбительные и мерзкие сравнения с мамой, – изо рта вырвался истерический смешок.
Невольно прикрыв рот, оглянулась, убеждая себя в безопасности. Словно отец был рядом и мог осудить меня за такое проявление чувств, наградив ледяным взглядом. Такое происходило уже не так часто, в основном «дома», где я редко чувствовала себя по-настоящему в безопасности.
