Валерий Иванов
Деньга полушка
– Неужель, Варсонофий, преосвященный синод весь в изменении. От московской патриархии и приостановились ужель эти изменения, – временной архиепископ Санкт-Петербургской иерархии пребывал на то время в Холмогорах по укреплению служебного строя по перенаправлению нового царственного уложения при высшем церковном учреждении, а также тайно проследить за соблюдением церковных канонов. – Бесновала в последнее время прежняя императрица курляндская, – поделился мнением петербургский архиерей по признанию меж тайного церковного общения Петербурга.
Они находились в одной из келий двухэтажного служебного церковного здания. Тогда при решении московской епархии о возведении иконостаса Архангельского собора в Москве сочлось епархиальным синодом на том, что нужно строить молебну в межторговом уезде близ города Архангельска.
– Все ей не хватало, и в душе беспорядок. Никак не могла выбрать дело по покою. Только после бироновой опалы как-то все и поутихомирилось, – архиепископ перекрестился. – Вернуть желали старопрежний канон молитвенной службы. Во всем им утеха, – продолжил архиепископ, – с приходом дочери Петра все вроде только и поутихомирилось.
Они вышли из молельной, направляясь по коридору обители в опочивальню.
– Не удержится долго матушка за грехи такие, – пробубнил Варсонофий.
– Щуть! Что ты!.. А еще протоиерейскому сану причастен! – шикнул архиепископ на архиерея холмогорского. Несмотря на разные виды сана, столичный священнослужитель держал меж служителями церкви, но лишь на выбор к одним доверие. Сам архиепископ, до того как покинул архангельский Успенский собор игуменом, при иерархичной ступени не раз посещал Холмогоры, в частности, ведя паству Свято-Преображенского собора Холмогор.
– Ладно, Прокопий, пойду к себе помолюсь об искушениях рожденного Ивана, а ты когда отчаливаешь-то?
– К средне, батюшка. До зимы доживу, а после ного году съеду.
– Ну, будь по тебе, – сказал Варсонофий.
Служители церкви, закончив разговор, разошлись.
2
Зима 1744 года перешла к середине января в крепкий заморозок, окончательно укрепившись на русских просторах. На это время пришел указ от императрицы о перенаправлении четырехгодовалого Ивана подальше от Ораниенбурга в Архангельск. Но по политическим соображениям было невыгодно туда перенаправлять, в те года город был портом и местом разгульности. Решение было сослать Брауншвейгов поодаль, в Холмогоры.
Уже в начале царствования Елизавета Петровна расположила вокруг себя новый уклад знати. Она практически и оставила им управлять страной. Спустя не более двух лет в продолжение от начала своего царствования императрицу интересовала по части только своя неиспользованная девичья жизнь. В девичестве она не жаждала царственной власти, желая быть любимой и быть матерью своих детей. В этом многого величия ее личности практически и разворошило все устои ее морали.
В 1756 году в решающем действии вопросы о России и Пруссии вновь всплывали мыслью о Брауншвейгах, и если тема Ульриха Брауншвейгского ничем не переполняла интересами знати дворца, великий дипломат Михаил Воронцов заявил о себе и о семействе, скрывавшем двором от всего люда свергнутую императрицу.
– Ваше Величество, – обратился канцлер к императрице.
За окном брезжил рассвет. Все готовились к новогоднему балу, еще не отойдя от Рождества. Дочь Петра Великого через силу, в предвкушении великого праздника, вела прием царедворцев.
– Осмелюсь доложить Вашему Величеству, – Воронцов держал в руке папку из кожи с очередными листками интриг.
– Ну что тебе, Михайла Илларионович?
– Смею заявить, Ваше Величество, благосклонность ваша все же велика к царице Макленбургской, Анне Леопольдовне.
Елизавета Петровна, не отошедшая от ночных забав променада, едва заснув, к десяти утра уже вновь была готова к делам новым. Ранний ночной переход ко сну бодрил Ее Величество следующего дня. При упоминании Брауншвейгской четы у Елизаветы проявилось полное внимание к канцлеру, хотя она не подала вида.
