Василий Головачёв
Евангелие от Зверя
– Буду только признателен.
Федор проводил гостя в его спальню, показал туалет, душевую, остановился на пороге.
– Завтра баня будет, с утра топить начну. Может, еще что надо?
– Спасибо, – покачал головой Илья, чувствуя непреодолимое желание спать. – Я человек неизбалованный, а у тебя как на курорте. – Илья снова вспомнил письмо-просьбу Савостиной. – Федя, ты случайно не знаешь бабушку Савостину Марию Емельяновну? В Парфино где-то живет.
– Лично знаком не был, но знал, где живет, – пожал плечами Федор. – Умерла она, два дня назад похоронили.
– Что?! – Сон слетел с Ильи, как от порыва ветра. – Умерла?! Почему, как?
– Должно быть, от старости. А может, болела, годков-то ей много было. Евстигней должен точно знать, он все тут знает, у него спросишь. Да что это ты так близко к сердцу принимаешь? Али она сродственница тебе, знакомая?
– Не родственница… – Илья не сразу пришел в себя, заставил себя успокоиться. – Письмо от нее мне пришло, потом расскажу.
– А-а… ну, ладно, располагайся, пойду Данилу звать домой да жене пособлю по хозяйству. Захочешь есть или пить – смело иди на кухню и бери, чего хочешь.
– Я спать буду, – пробормотал Илья.
Федор ушел, пожелав ему спокойной ночи, однако вопреки своему заявлению уснул Илья не скоро, так и эдак поворачивая факт смерти бабушки Савостиной, сопоставляя его с тем, что было известно о деятельности жрецов храма Морока. Было вполне вероятно, что Марию Емельяновну убили, чтобы не допустить новой утечки информации. Но письмо послать она все же успела…
Уснул он только в два часа ночи, измяв подушку, и проспал без сновидений до самого утра. Лишь перед пробуждением ему приснился странный сон: поляна в лесу с высокой травой, над которой стлался слоистый туман, и череда темных фигур, проходящих через поляну по пояс в траве, с лицами зыбкими, смазанными, человеческими и звериными одновременно. Лицо предпоследней фигуры и вовсе напоминало волчью морду с горящими желтыми умными глазами, а последним в странной череде фигур шагал скелет в плаще с улыбающимся черепом и провалами глазниц, в глубине которых угольками тлели злобные огоньки…
Наутро он встал в начале десятого, поразившись тому, как организм, натренированный вставать рано, спокойно дал себе волю выспаться и даже понежиться в широкой, благоухающей чистым бельем постели. С другой стороны, это была реакция на естественную деревенскую тишину – с доносившимися издалека криками петухов, квохтаньем кур и мычанием коров, и Илья с каким-то детским восторгом и абсолютно не детским сожалением подумал, что никакие удобства города не заменят этой тишины, чистого воздуха и доброго молчания природы – лесов, полей и рек, пронизывающего деревенское пространство и дающее людям, живущим на этой земле, силу и радость бытия.
Хозяева, естественно, давно встали, занимаясь каждодневными хлопотами по хозяйству. Поднялись и дети: Лена помогала матери убирать скотный двор, кормить скотину, а Данила убежал на реку с приятелями. Илья таким образом оказался предоставленным самому себе. Делать ничего не хотелось, но он заставил себя позаниматься медитацией и упражнениями, поднимающими тонус, умылся и сел на веранде завтракать, где ему уже был накрыт стол. И в это время на веранде появился гость – седой крепкий старик с пронизывающим взглядом прозрачно-серых глаз. «Рентген», вспомнил Илья слова Федора, понимая, что это и есть таинственный сосед Ломовых, дед Евстигней.
– Здрав будь, молодец, – басом проговорил гость, оглядывая замершего Илью. – Узнал, что к Федьке родственник приехал, вот и решил заглянуть. Вы уж не обижайтесь на старика за любопытство.
– Какие могут быть обиды? – развел руками Илья, кивнул на стулья. – Присаживайтесь, позавтракаем вместе.
– Спасибо, мил человек, только я уже давно позавтракал, так посижу, да, может, за компанию чайку с медом похлебаю.
Дед присел напротив, все еще разглядывая Илью, и тому на мгновение стало неприятно: впечатление было такое, будто его разобрали по винтикам и вновь собрали, прощупав каждую косточку, каждую клеточку, прочитали мысли и определили, кто он есть и что может. Словно почувствовав перемену в настроении Пашина, дед отвел взгляд.
– Впервые в наших краях?
– Первый раз, – кивнул Илья. – Все никак не мог вырваться, хотя и живу, можно сказать, рядом.
– Надолго к нам?
– Поживу дня три, на озеро схожу, в Новгороде побываю. Город древний, красивый, а я, к стыду своему, в нем еще не бывал, хотя всю Россию-матушку исколесил.
– Да, Новгород город древний, – согласился дед Евстигней. – Еще за две с половиной тысячи лет до рождения Христова поставлен великим князем Словеном[6]. Тогда о Москве слыхом не слыхивали, хотя поселения в том месте уже были. А ты к нам по делу или отдыхать прибыл, Илья Константинович?
Илья перехватил острый, с проблеском иронии, взгляд деда и понял, что тот знает не только его имя и отчество, но и то, зачем он появился в Парфино.
– Извините, не ведаю, как вас по батюшке величают…
– Евстигней Поликарпович. Да ты зови меня просто дедушкой, меня так все кличут.
– Дедушка, вы случайно не знаете… не знали Марию Емельяновну Савостину?
– Знал, – нахмурил седые брови старик. – Царствие ей небесное, мученице. Не смог я ей помочь.
– Чем?
– Дела давно минувших дней. А ты откуда ее знаешь, мил человек?
Взгляд старого волхва действительно напоминал рентген, так что Илья с трудом удержал себя от признания. Ответил уклончиво:
– Да так, слышал кое-что. Говорят, она много лет провела в скиту на берегу озера Ильмень.
Старик пожевал губами, не сводя глаз с лица Ильи, нагнулся над столом.
– Много чего говорили о бабе Марье… а ты часом не получал от нее весточки?
Илья едва не поперхнулся чаем, медленно вытер лицо полотенцем, раздумывая, что сказать в ответ, и услышал виноватое:
– Это я надоумил старую написать тебе письмо, Илья Константинович. За то и пострадала. И ты можешь пострадать, если возьмешься сделать то, что она просила. Так что подумай, прежде чем увязнешь по уши.
– Вы хотите, чтобы я отказался?
– Я не хочу, чтобы пострадал невинный человек.
Не вижу логики, хотел сказать Илья, зачем же тогда надо было писать письмо, вызывать сюда этого самого «невинного» человека? Но вслух ничего не сказал, задумался, разглядывая перед собой на деревянной столешнице сучок в форме солнышка с лучами трещин, чувствуя на себе изучающий взгляд старика. Наконец поднял голову.
– Думаю, что справлюсь с любой напастью. Хотя с чертовщиной еще не связывался. А Марию Емельяновну жрецы убили?
Дед Евстигней усмехнулся, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза веками, прислушиваясь к чему-то, снова посмотрел на гостя Федора Ломова.
– Рассказывай, сынок.
– Что рассказывать? – слегка растерялся Илья. – Это вы должны мне все рассказать, что тут у вас творится. А я что… ну, получил письмо… прочитал о странном боге по имени Морок…
– Морок не бог – демон. Многое им сделано и успешно делается для того, чтобы забыли мы свои прежние Знания окончательно, чтобы не помнили ничего о Духовном Мире. Много на Земле религий, но нет главного – веры! А когда нет веры, приходит он – дьявол! Ты-то сам веруешь в Бога?
– Верую, – глухо ответил Илья, невольно ощупывая на груди крестик.
Дед Евстигней прищурился, загоняя в глубину глаз огонек иронического сочувствия, кивнул.
– Это хорошо. Марья не зря тебе поверила. Да и я вижу, что могу доверить тебе тропу Силы, недоступную темной мощи Морока. Но тебе придется долго идти одному и добиваться посвящения в Витязи. Только тогда ты сможешь на равных тягаться с воинством Чернобога. Предупреждаю, придется воевать, хотя и не всегда с оружием в руках, возможны всяческие испытания, муки, боль и кровь, беды и поражения. Выдержишь – дойдешь до Врат, не выдержишь…
Илья проглотил ком в горле, не зная, как отнестись к речи деда. Тот усмехнулся в усы, огладил бороду рукой.
– Впрочем, я начал этот разговор слишком рано, ты не готов к нему. Я знаю, что ты собрался искать Лик Беса на озере Ильмень, так вот, прими совет: берегись лесных и болотных духов Ильмень-озера, почти все они на службе у жрецов. Не верь никому, верь только сердцу, тогда пройдешь и вернешься, хотя одному это сделать очень трудно, почти невозможно. Отговорить ведь не идти на Стрекавин Нос мне тебя не удастся?
Илья молча покачал головой.
– Я так и думал. Что ж, удачи тебе, сынок. У нас еще будет время поговорить обо всем. А это вот тебе оберег на всякий случай. – Старик протянул Илье круглый и плоский камешек с дыркой посредине и буквально растаял в воздухе.
Илья зажмурился, надавил пальцами на глазные яблоки, снова открыл глаза, однако деда Евстигнея не увидел. Тот действительно исчез, словно привидение.
«Кажется, у меня что-то с головой, – подумал Илья, будучи уверенным в обратном. – А был ли мальчик, как говорится? То бишь старик волхв?..»
Тяжесть камня в руке вернула Илью на землю. Он поднес его к глазам. Камень был матово-белым, с вкраплениями прозрачных зерен, дырка в нем величиной с копейку была явно естественного происхождения, такие камни издавна на Руси называли «куриным богом» и почитали, как чудодейственные амулеты. Дед Евстигней знал, что подарить племяннику Федора Ломова, чтобы тот почувствовал заботу и защиту. А исчезновение старца говорило о его магических возможностях, что также должно было вселять уверенность в его посланца. Интересно, что это за «тропа силы», о которой упоминал старик? Где она начинается и как ею воспользоваться? Или знаменитому путешественнику Пашину в самом деле рано говорить и мечтать о таких вещах?..
Размышляя над словами деда, Илья собрал со стола посуду, отнес на кухню, но тут появился Федор с женой, начались обычные утренние расспросы о том, как спалось, что снилось, как здоровье, и гостя оттеснили от мойки на кухне и увели в сад.
– Я договорился с Васькой, даст он тебе лодку, – сказал Федор. – Мы после обеда уедем, а ты бери моторку в любое время, Данила покажет, где она стоит.
– А вы берите мою машину, – великодушно предложил Илья. – Мне-то она пока не нужна. Я вам доверенность на право вождения напишу.
– Нет уж, спасибо, – засмеялся Федор, раздетый по пояс; мышцы так и играли на его мощной груди от каждого движения. – Больно красивая у тебя тачка-то, иностранная, не для наших дорог. Мы лучше на моей «Волге» отправимся. Ну, что, пойдем к деду Евстигнею? Познакомлю.
– Он только что тут был.
– Да? – Федор поднял удивленный взгляд, повел носом. – То-то я чую знакомые запахи. Силен старик, сам, значит, решил познакомиться, присмотреться к моему гостю. А он, между прочим, зря ничего не делает, видать, интересен ты ему. С ним недавно история приключилась. – Федор хохотнул. – Пошел он в магазин, а там мужик чуть ли не с кулаками на него: мол, что наделал, пень старый?! Оказывается, приезжал он к Евстигнею с женой, жаловался, что долго живут вместе, а ребеночка все нет и нет. Ну, дед дал им травяной настой, посмотрел бабу, пошептал что-то, а там вскорости баба и забеременела. Да не просто, а двойней! А потом еще раз через год, и снова двойней. Ну, мужик ейный и офигел: «Ты виноват! Чем детей кормить буду?»
Илья улыбнулся.
– Да, печальная история. Действительно, дед твой колдун. Дал вот оберег от всяких лесных духов. – Он протянул Федору камень с дыркой.
Ломов камень в руки брать не стал, посмотрел на него как-то странно, покачал головой, становясь задумчивым.
– Что-то чует старый… не ехал бы ты, Илюха, один на Стрекавин Нос. Дождался бы меня.
– Да что вы все проблему из этого делаете? – удивился Илья. – Я просто хочу прогуляться по берегу озера, посмотреть на пейзажи. В чем тут криминал?
– Ну, может, ты и прав, – проворчал Федор, отворачиваясь. – Только на твоем месте я все равно не ходил бы туда один. Понимаю, ты человек опытный, знаменитый, много чего повидал, однако места у нас здесь гиблые, болотистые, буреломные, не ровен час в трясину влезешь… не дай Бог, конечно! Да и ведьмины поляны встречаются, сам попадал.
Илья хотел обидеться, но понял, что за словами дядьки стоит лишь забота о нем, и успокоился. Сказал примирительно:
– Я одним глазком посмотрю на то место и сразу назад. Если найду что интересное, в следующий раз вместе сходим. А что это за ведьмины поляны, о которых ты вспомнил?
– Есть в здешних краях дьявольские места… – нехотя проговорил Федор. – В прошлом году мы с Васькой сено косили в Заклинских лугах. Нашли поляночку под Пустобородовом, меж двумя болотцами, скосили траву – сочная такая травушка, высокая, прямо загляденье, самому пожевать хочется. А на следующий день не можем на эту поляну выйти, да и все тут. Хоть плачь! Кажется – вот она впереди за березками виднеется, минуты две всего ходу до края, но сколько ни идешь, впереди встают все новые и новые деревья. Так мы полдня и прошастали вокруг да около, а на поляну ту не попали. Ведьминой оказалась…
Илья покрутил головой, но шутить не стал. Не то, чтобы он не верил в лесных духов и чертовщину, однако не имел с ними встреч и доверять чужой информации не спешил. Ему тоже доводилось слышать легенды о колдовских полянах и глухих лесных уголках, где якобы еще ютилась древняя нежить в виде лесовиков, болотниц, шишиг и бабаев, однако он был склонен считать подобные случаи шутками природы и называл их аномальными окнами земной реальности.
– В общем, не броди по лесам долго, – закончил Федор. – Хочешь, я тебе свое ружье дам?
– Не надо, – отказался Илья. – Медведей я вряд ли встречу, а с остальными зверями и без оружия как-нибудь договорюсь.
– Как знаешь. Кроме зверей, можно еще на лихих людей нарваться, а они похуже зверья-то будут. Однако смотри, твое дело.
Федор ушел мыться и вскоре уехал с шурином Васькой, лысоватым мужичком неприметной наружности с хитрыми карими глазками, погрузив в машину сумки и ящики с овощами и яблоками, собранными на собственном участке. В Новгороде у него жил свекор, который реализовывал продукцию через магазины и базы города, не связываясь с рынками.
Собрался и Илья, прикинув, что вполне успеет дойти до Стрекавина Носа и вернуться обратно к ночи. От Парфино до озерного островка Войцы, частью которого и был Стрекавин Нос, насчитывалось не больше сорока километров, на моторке до него можно было добраться часа за три, а оставаться на мысу Илья не рассчитывал, хотел только осмотреться да найти место на озере, где, по рассказу бабушки Савостиной, лежал на дне камень с изображением беса.
Моторка шурина Васьки, стоявшая у пристани недалеко от дома Ломовых, оказалась быстроходным катером типа «Дельфин» с мощным стосильным мотором, способным разгоняться до скорости в двадцать пять километров в час (Илья проверил это, выйдя из устья Ловати на водный простор озера). Причина такой роскоши – катер стоил немалых денег – стала понятна после пояснения Данилы, указавшего место стоянки: шурин Федора Василий Семенович Антипов работал инспектором в рыбнадзоре и катер был его «рабочим инструментом».
Оделся Илья просто: джинсы, штормовка, зеленое кепи с надписью «Адидас», резиновые сапоги. Ружье Федора он все-таки взял с собой, хотя и решил не вынимать из чехла, положив гладкоствольный «Демас» двадцатого калибра с вертикальным расположением стволов под сиденье. Через полтора часа он был уже на озере, напугав своим появлением на Ловати многих рыбаков: катер Васьки знали и звук его мотора ничего хорошего браконьерам не сулил.
Озеро Ильмень имеет в поперечнике около пятидесяти километров, так что противоположный его берег был не виден. Казалось, Илья выплыл в море без конца и края, удивительно тихое и мирное. День выдался жарким, и только ветер от движения катера помогал справляться с жарой, хотя так и подмывало снять с себя одежду и позагорать. А через несколько минут Илья вдруг понял, что чайки над озером расположились уж каким-то и вовсе необычным образом: часть их вытянулась в цепочку от катера до удалявшегося берега в устье Ловати, а часть образовала над катером этажерку, перемещаясь вместе с ним. Одновременно у Ильи родилось ощущение, что за ним наблюдают внимательные глаза.
Это мог быть и эффект сопровождения птичьей стаи – чайки наверняка следили за лодкой, но могли наблюдать и люди с берега, что сразу вызывало в памяти предупреждение деда Евстигнея. Илья сбросил сонливость, привел организм в боевое состояние и проверил по карте направление движения. До Стрекавина Носа выходило не так уж и много, километров десять по прямой, но сначала надо было найти ориентир – скалу под названием Синий Камень, от которой до острова Войцы было всего ничего – с версту вдоль правого берега Ильмень-озера. Однако сколько Илья ни вглядывался в берег и водную гладь, скалы не видел. Остановил катер, начиная ощущать раздражение. Еще раз внимательно прошелся окулярами бинокля по недалекому берегу, поросшему кустарником и кое-где смешанным лесом, ничего особенного не заметил и решил идти вдоль берега до тех пор, пока не появится протока, отделяющая основной материковый берег озера от острова Войцы, южный мыс которого назвали когда-то в незапамятные времена Стрекавиным Носом. То ли у первооткрывателя острова действительно был выдающийся нос, то ли название мысу дали в насмешку над кем-то из первых жителей близлежащих деревень. Илья этого не знал, но в данный момент его это не интересовало. У него постепенно складывалось впечатление, что его намеренно уводят от мыса, не дают к нему приблизиться и что за ним в самом деле следят чьи-то недобрые глаза.
Чайки над головой стали пикировать на катер, крича почти по-человечески, в какой-то момент Илья отвлекся, отбиваясь от них – птицы норовили клюнуть его в лицо, и с удивлением обнаружил, что берег располагается слева от катера. Вместо того чтобы плыть на север, катер двигался назад!
Хмыкнув, Илья развернулся и снова двинулся вперед, на север, прикрывая голову рукой, пока не обозлился на чаек окончательно и не вытащил ружье. Как по команде чайки взлетели вверх, устраивая хоровод на большой высоте, а Илья снова обнаружил, что плывет назад, на юг!
– Елки-палки! – вслух произнес он, разворачивая катер. – Никак и на воде существуют «ведьмины поляны»!
Словно услышав его слова, чайки внезапно перестали кружить над головой и стаей помчались к берегу. Лишь один огромный белоснежный альбатрос продолжал кружение над озером, изредка пошевеливая крыльями, зорко всматриваясь в воду. Глядя на него, Илья почему-то подумал, что альбатрос принадлежит другому лагерю, дружественному, и окончательно успокоился. Дед Евстигней со своей стороны не мог не приложить усилий, чтобы его посланец добрался до места, и альбатрос, наверное, служил ему наблюдателем.
Скала Синий Камень показалась слева внезапно и совсем рядом, словно выпрыгнула из-под воды. Формой она напоминала оплавленную свечу, а синей казалась только издали, вблизи же стало видно, что цвет ее дымчато-серый, с зеленым и черным налетом. Илья проводил ее взглядом: показалось, что скала смотрит на него внимательно и строго, – и едва не прозевал протоку, отделявшую часть берега справа от мыса Стрекавин Нос. Сбросил скорость, выглядывая, где можно пристать к острову, не увидел в плавнях ни одного прохода и повел катер напрямик через тростник и камыш.
Через минуту катер уткнулся носом в огромное полузатопленное бревно. Дальше ходу не было. Илья дал задний ход, попробовал пройти в другом месте, в третьем, но безуспешно. Тогда он остановил катер перед тростниковой крепью и, вспомнив совет деда Евстигнея «верить сердцу», прислушался к тишине природы, стал медитировать, растворяться в этой тишине, пока не услышал знакомый, дивной красоты девичий голос. Где-то недалеко на берегу, за зеленой стеной кустарника, среди ив и берез пела девушка. Ее голос невозможно было спутать ни с чьим, именно этот удивительный, звучный и печальный голос и слышал Илья во сне перед получением письма от Марии Емельяновны Савостиной.
Влекомый какой-то странной сладостной силой, Илья вставил в уключины катера легкие алюминиевые весла и повел его к берегу сквозь тростник, наугад, почти не осознавая, что делает и куда плывет. И уже не удивился, когда заросли тростника расступились и впереди показался высокий зеленый берег, заросший ивой и ольхой.
Голос все еще звучал внутри Ильи эхом тайны, и, повинуясь мистическому зову, он поднялся по береговому склону наверх, миновал купы кустарника и вышел на луг с высокой травой, напомнивший ему поляну из сна. Не было только речки и тумана, все остальное казалось смутно знакомым и родным, будто он когда-то бродил по этим местам.
Девушку он увидел не сразу, сначала интуитивно почуял ее присутствие – толчком сердца, ощущением скрытого источника света. Она стояла под березой на краю луга в тридцати шагах и смотрела на него спокойно и внимательно, одетая в легкий цветастый сарафан, который почти не скрывал небольшую, но упругую грудь и длинные ноги. Пушистые светлые волосы у нее были распущены по плечам, сияя, как платиновая корона, отчего она напоминала лесную нимфу, спустившуюся с дерева на землю. Назвать ее просто красивой не поворачивался язык. По ощущению Ильи она была прекрасной, и он стоял и смотрел на незнакомку, очень молодую, почти девочку, вбирая ее красоту не глазами, а сердцем, понимая, что внезапно нашел ту, которую ждал всю жизнь и за которой готов пойти хоть на край света.
– Кто ты? – хрипло спросил он, когда девушка пошевелилась, собираясь исчезнуть за деревьями. – Как тебя зовут?
– Слава, – оглянулась на него девушка. Голос ее был необычайного бархатного тембра, теплый и мягкий, как и весь ее облик, и сразу становилось понятно, что пела только что именно она.
– Интересное имя. А меня зовут Ильей. – Он шагнул к ней, не обращая внимания на влажную дернину под ногами, и остановился, заметив ее отталкивающий жест.
– Осторожнее, странник, здесь ходить опасно, кругом болото.
Он посмотрел себе под ноги.
– А как же ты ходишь, да еще босиком, не боишься?
– Может быть, я болотница, дочь водяного, внучка старика-болотняка, – лукаво усмехнулась девушка.
– Так и я, может быть, не простой человек, – в тон ей проговорил Илья, видя, как у незнакомки – теперь становилось очевидным, что она действительно очень молода, – поднялись густые брови с крутым «крыльчатым» изгибом. – Может, я тоже сын лешего, внук старика-боровика.
Девушка засмеялась – словно по кустам рассыпалась горсть сталкивающихся хрустальных шариков.
– Боровик не человек, на медведя смахивает, только без хвоста.
– Так и у меня хвоста нету.
Илья подошел ближе, чувствуя под ногами зыбкое вздрагивание торфяного пласта; здешний луг, похоже, действительно представлял собой верхний слой болота.
– Кто тебе такое имечко дал – Слава?
– Мама, – просто ответила девушка, с любопытством глядя на приближающегося Пашина. В глазах ее ни страха, ни тревоги не было, только огонек интереса и – на самом дне – печали. – Слава – это уменьшительное, на самом деле я Владислава, Владислава Мироновна.
– И сколько же тебе лет, Владислава Мироновна? – Илья остановился в нескольких шагах от незнакомки, чувствуя, как гулко бьется сердце и кружится голова то ли от свежего воздуха, то ли от ее присутствия. Хотелось броситься к нимфе, прижать ее к себе, взять на руки и больше никогда не отпускать.
– Скоро будет восемнадцать, – повела плечиком Владислава. – Через три недели исполнится.
– Понятно, я так и думал. А не боишься одна гулять по болотам да чащобам? Где ты живешь? Или на рыбалку с отцом приехала?
– Ни с кем я не приехала, я живу тут недалеко, в деревне, в версте отсюда, Войцы называется. И вообще я не одна.
Послышался шорох, из-за ног девушки высунулась морда собаки, блеснули яркие желтые глаза, дернулся нос, вынюхивая запах пришлого человека, разинулась пасть, обнажая острые белые клыки. Илья с оторопью понял, что это не собака, а волк! Посмотрел на улыбающуюся Владиславу, перевел взгляд на волка, встретил его умный горящий взгляд и вздрогнул: это был волк из его последнего сна. Сны его пока что не подводили, точно предсказывая настоящие реальные встречи и перемены в жизни.
– Хороша собачка, – кивнул на волка Илья и снова почувствовал оторопь: зверь… улыбнулся в ответ! Во всяком случае его гримаса очень смахивала на улыбку.
– Это не собачка. – Владислава погладила лобастую волчью голову между ушами, и волк отступил, исчез в кустах. – Его зовут Огнеглазый. А вы не из Москвы случайно?
– Из Москвы, – кивнул Илья, решив больше ничему не удивляться. – Как ты догадалась?
– Такие фуражки в наших местах никто не носит. Зря вы сюда приехали, ничего не найдете.
– А почему ты решила, что я здесь что-то ищу?
Где-то в лесу за лугом раздался тихий свист, девушка вздрогнула, оглянулась. В глазах ее зажглась тревога.
– Уходите, странник, а то будет плохо. – Она упорно не хотела называть его по имени. – Вас не должны здесь видеть. Здешние места опасные, чужаков у нас не любят. Да они сюда и не добираются, вы первый. Даже странно, что вас пропустили.
– Кто? Уж не жрецы ли храма Морока?
Глаза Владиславы стали огромными.
– Вы знаете… о храме?
– Бабушка Мария Емельяновна рассказывала. – Илья вдруг не удержался и поведал девушке о письме Савостиной, многое упустив, оставив полностью лишь легенду о Боге-демоне Мороке.
– И вы приехали искать камень?! – Глаза девчонки выразили все ее недоверие, но наряду с ним в них плескались еще тревога и страх, уважение и странная надежда.
– Вот приехал, – пожал плечами Илья, чувствуя досаду и одновременно облегчение, будто покаялся перед кем-то неизмеримо высоким в своих грехах.
– Вы его никогда не найдете… – Голос незнакомки понизился до шепота. – Камень давно лежит в другом месте, на дне другого секретного озера. Уходите, пока не поздно.
Свист в лесу повторился, но уже гораздо ближе. Владислава заторопилась.
– Это они… если они вас здесь увидят, вы никогда отсюда не выберетесь, попадете в лесавин круг, и все, пропадете.
– Выберусь, не пропаду, – беспечно махнул рукой Илья, внезапно ощущая спиной холодное дыхание опасности. – Один не найду, вернусь с экспедицией. Ты мне поможешь?
– Не-е… – с сожалением покачала головой Владислава. – Мне нельзя, послушница я…
– Храма?! – вырвалось у Ильи.
Девушка кивнула, отступая за деревья, тень тоски пробежала по ее лицу, стирая живые краски, будто облако заслонило солнышко, так что Илья сам в ответ почувствовал тоску и обреченность.
– И ты знаешь, где этот храм расположен?
Еще один кивок. Девушка отступила еще дальше.
– А камень? Знаешь, где лежит камень с лицом черта?
– Не-е… – донеслось еле слышно. – Знают только старшие жрицы, я еще не посвящена.
– Постой, не уходи. А что, если я тебя увезу отсюда? В Москву? На свободу?
Свет, вспыхнувший в глазах Владиславы, нес в себе столько радости и надежды, что Илья невольно засмеялся в ответ, чувствуя прилив сил.
– Родители у тебя живы? Могу я с ними поговорить?
– Приходите… если сможете. Только вас не пустят в деревню. – Она посмотрела ему за спину, и свет в ее глазах померк, сменившись прежней тоской и безнадежностью.
Илья оглянулся.
Сзади к нему подходили трое одетых в черное мужчин: двое молодых и один постарше, с черной бородой и усами, плотный и какой-то четырехугольный, как сейф.
– Онфим!.. – прошептала Владислава, бледнея.
– Иди домой, – густым голосом почти ласково проговорил бородач. – Опосля поговорим.
– Отпусти его, Онфим, он ничего дурного не делал.
– Иди! – Глаза бородача недобро сверкнули. – Мы только потолкуем с ним о том о сем и отпустим… на все четыре стороны.
– Не бойся за меня, – посмотрел на девушку Илья, чувствуя нарастающую веселую злость. – И жди, я обязательно вернусь.
Владислава несколько мгновений не сводила своих широко распахнутых глаз – они у нее были голубовато-зеленого цвета – с лица Ильи и вдруг исчезла за деревьями. Илья послал ей мысленно поцелуй, повернулся к не спеша подходившим мужчинам, сжал в кармане камень с дыркой, оберег деда Евстигнея, и почувствовал исходивший от камня ток успокоения. Оберег работал.
– О чем вы хотите со мной потолковать? – миролюбиво произнес Илья, понимая, что перед ним жрецы храма Морока или же их посланцы, сторожа Врат – камня с изображением беса, а также острова и удивительной девушки по имени Владислава, предназначенной стать жрицей храма. «Ну уж, это мы еще посмотрим! – подумал Илья, стискивая зубы. – Храм сожгу к чертовой бабушке, но не дам жрецам упрятать ее в подземелья на потеху демону!»
– А не о чем нам толковать, мил человек, – равнодушно пробасил бородач. – Мы тебя только поучим маленько, чтобы неповадно было гулять, где не след. – Он остановился, в то время как молодые люди в плотных, несмотря на жаркий день, черных рубахах и таких же черных брюках продолжали приближаться к Пашину. – Намните ему бока, ребятки, не жалейте ребер, а потом отнесите в болотце, пусть полежит, подумает о жизни своей пустяшной.
– Может быть, не стоит сразу-то в болото? – усмехнулся Илья, оценивая подходивших парней. – Разойдемся миром.
Ему не ответили, и он понял, что намерения у охраны острова самые житейские: избить и утопить пришельца в болоте. Хотя, может быть, они действительно получили задание лишь поучить чужака, припугнуть, чтобы никогда больше здесь не появлялся.
Первым к нему подошел могучий телом длинноволосый отрок с бледноватым застывшим лицом, которого, похоже, никогда не касались солнечные лучи. Он попытался сграбастать Илью за плечо, но поскользнулся и упал лицом вперед от несильного с виду, но точного тычка пальцем в сонную артерию.
Второй молодой человек, смуглолицый, с усиками, такой же длинноволосый, с косоватыми глазами, говорившими о примеси азиатской крови, в отличие от своего напарника знал приемы рукопашного боя и хватать Илью не стал. Не доходя до него двух шагов, он вдруг упал и в подкате достал Илью ногами, пытаясь сбить его на землю. Однако подобные приемы (странная манера, что-то похожее на славяно-горицкую борьбу) серьезной опасности для Ильи не представляли, поэтому он намеренно дал себя уронить, ожидая, что будет дальше.
Противник захватил рукой его ногу, попытался нанести еще один удар – ногой сверху в грудь, и уже по одному этому можно было судить о его подготовке: морской спецназ, школа «монастыря на воде», взявшая на вооружение многие приемы боевого самбо и кунг-фу. Илья опять же сознательно принял на себя удар, ослабив его резким выдохом, затем перехватил ногу парня и одним движением выкрутил голеностоп из сустава.
Боль от такого приема бывает дикая, Илья сам когда-то испытал ее во время схватки с мастером ша-фут-фань в Тибете, но этот парень даже не вскрикнул, только перекатился в сторону и встал на колено, схватившись руками за ногу и глядя на Илью горящими расширенными глазами.
