Василий Криптонов
День, который никогда не придёт
6
Поднявшись на второй этаж, Крейбенст поднял шейный платок и закрыл им нос и рот. На мой вопросительный взгляд проворчал что-то невразумительное. Впрочем, я уже чувствовал специфический запах. Сладковатый, выдающий гниение.
Внезапно открылась одна из двух дверей, и на лестничную площадку выскочила женщина лет сорока в ветхом халате и таких же ветхих тапках на босу ногу. Её жидкие с проседью волосы прятались под сеткой, так что женщина на первый взгляд казалась лысой. Проигнорировав меня, она вцепилась взглядом в Крейбенста и закричала:
– Наконец-то! Вы собираетесь вышвырнуть его? Давно пора! Эта вонь сводит меня с ума, а его твари постоянно лезут ко мне в кухню!
– Какой ужас, – приглушенно отозвался Крейбенст. – Мы разберёмся с этим, миссис Лассард. Как видите, со мной приехал специалист по выселению, с севера, из столицы. Познакомьтесь с господином Пиньолем.
Женщина окатила яростным взглядом и меня. Схватила мою руку, затрясла её. В её хватке чувствовалось что-то лихорадочное, болезненное.
– Надеюсь на вас, господин Пиньоль! Уповаю на вас!
Сказав так, она скрылась у себя в квартире. Дверь хлопнула так, что покачнулась лампа, висящая на проводе у нас над головами.
Крейбенст пожал плечами, буркнул: «Такая история…» – и постучал в соседнюю дверь.
– Вообще-то я не из столицы.
– Ты и не специалист по выселению, – заметил Крейбенст.
– Бог миловал.
Послышались осторожные шаги, как будто кто-то крадётся к двери на цыпочках. Я сместился в сторону, положил руку на кобуру. Заметив мой жест Крейбенст сказал:
– Это не нужно.
Тому, кто пытается скрываться, как правило, есть что скрывать. А тот, кому есть что скрывать, может начать палить через дверь. Мне платят не за то, чтобы я подыхал в самом начале расследования. Да и кто позаботится о Марии, если меня не станет?
– Кто там? – спросил высокий ломающийся голос, почти фальцет, так что у меня сложилось впечатление, что за дверью – очередная неуравновешенная дама.
– Шериф, – откликнулся Крейбенст.
– Я не вызывал полицию!
– Хватит валять дурака, Антонио. Впусти нас, нужно поговорить.
Ответа не было, но через пару секунд щёлкнула задвижка, и дверь со скрипом открылась. Мне в лицо ударила волна смрада. Глаза заслезились, к горлу подкатила тошнота, и я возблагодарил бога за то, что не успел толком поесть.
Человек, стоявший на пороге этого смердящего ада, выглядел соответствующим образом. Растянутые непонятного цвета штаны на подтяжках. Заляпанная жирными пятнами майка. Тонкие бледные руки напоминали макаронины. Вместо очков на нём был какой-то странный прибор, который я не сразу распознал. Потом вспомнил: такую штуку дают в кабинете окулиста. В ней ещё меняют линзы, чтобы определить остроту зрения. Казалось, что на нас с Крейбенстом таращится робот. Лысый вонючий неопрятный робот, на плече которого сидела саранча.
– Что ж, заходите, – сказал робот.
Я бы предпочёл поговорить на пороге, но тут сзади послышался шорох. Такой, как если бы кто-то изо всех сил прижимался ухом к двери в надежде подслушать разговор на лестничной площадке. Не хотелось бы превращать разговор в перепалку.
– Спасибо, – сказал я и смело шагнул в ад.
– Не так быстро, мистер! – Робот вытянул вперёд руку, как будто всерьёз думал остановить меня этой макарониной. – Здесь есть правила. Надеть эти тапки. Ноги не поднимать. Смотрите, прежде чем сесть.
– Не поднимать ноги? – переспросил я, думая, что мне послышалось.
– Да, Карлос, такая история, – вздохнул Крейбенст, расшнуровывая ботинки. – Придётся шаркать, как старикам. Здесь повсюду что-то ползает, и не приведи Господь это что-то раздавить.
Я уже видел, что квартира кишит насекомыми. Лучшее, что можно было сделать во имя человечества – выйти и вызвать дезинсектора. А потом – бригаду уборщиков. Но я безропотно снял ботинки и надел тапки.
Мы прошли, шаркая, вслед за хозяином на кухню. Вдоль стен тянулись стеллажи, на которых стояли клетки и аквариумы, в которых кипела жизнь. Мухи, москиты, тараканы всех размеров и мастей, жуки, кузнечики. Робот предупредил нас о дорожке муравьёв, идущей поперёк прохода, и мы, под его пристальным взглядом, перешагнули её.
В кухне были бабочки в аквариумах. Вонь в основном исходила отсюда – гниющие яблоки и бананы служили бабочкам пищей. Зато другая составляющая смрада сошла на нет – здесь почти не пахло гниющим мясом.
– Итак, господа, – сказал робот, когда мы все уселись за стол.
Стол был без скатерти. Выщербленный, в пятнах, о происхождении которых не хотелось догадываться. На столе стоял микроскоп и лежал недоеденный бутерброд с колбасой, на котором беззастенчиво пировали два таракана.
Крейбенст откашлялся, и из его платка вылетело облачко пыли, что вызвало у робота гримасу. Наверное, после нас ему придётся заниматься уборкой.
Я поспешно выставил свою банку на стол, и робот склонился, чтобы рассмотреть её обитателя.
– К сожалению, – сказал он через секунду, выпрямившись, – вам не удалось меня удивить. Этот вид я сам открыл и представил описание в уважаемом энтомологическом журнале «ЖЖ».
– «ЖЖ»? – удивился Крейбенст.
– Так мы его называем между собой, – отмахнулся робот. – «Жизнь жуков». Как по мне – глупейшее название, но репутация перевешивает благозвучие. Ваш экземпляр – это Scarabaeus Kouli.
– Скарабей? – уцепился я за слово.
– Один из видов, н-да. Назван в мою честь. Мне посчастливилось, я уже вошёл в историю науки. Однажды мои портреты будут висеть в школах и институтах. В будущем году планирую заказать свою биографию.
– Это прекрасно, Антонио. – Крейбенст опустил платок лишь за тем, чтобы сунуть в рот мятую сигарету.
– Никакого дыма здесь! – взвизгнул робот. – Мои детки этого не любят! Если хочешь убивать себя – делай это там, где не заденет других, тех, кто ценит жизнь!
– Господи, – пробормотал Крейбенст и убрал сигарету в карман. Лицо он вновь закрыл платком.
– Расскажите мне об этом скарабее, – попросил я.
Робот перевёл взгляд на меня. Было жутко говорить с человеком, который носит на лице такую громадину.
– Рассказать? Я могу говорить о нём часами, но не в моих привычках метать бисер перед свиньями. Что конкретно вас интересует?
– Чем они питаются, – сказал я.
– Мне казалось, об этом знают даже дети. Скарабей, он же жук-навозник, питается экскрементами млекопитающих.
Скудный завтрак вторично подкатил к горлу, но я сдержался.
– Экскрементами, – повторил я.
– Именно, сэр. Обитают в районе пастбищ, то есть, как правило, не отходят далеко от человеческого жилища, поэтому их весьма легко найти. Кусочки навоза они скатывают в шарики размером больше них самих и катят в укромное место. Чрезвычайно смышлёные твари, умнее многих людей. Самки откладывают яйца прямо в эти шарики…
– Это их единственная пища? – перебил я.
– Насколько мне известно – да, – сказал робот тоном короля, которого спросили, подчиняется ли ему фрейлина.
– А как насчёт мёртвой плоти?
Через прибор трудно было оценить взгляд, но интуиция подсказала, что робот смотрит на меня с презрительной жалостью.
– По-вашему, это одно и то же? Падаль и экскременты?
– Я просто задаю вопросы, потому что не знаю ответов.
– Если вас интересуют сильфиды, могу предложить Necrodes littoralis или, к примеру, Nicrophorus.
– Сильфиды? – Я чувствовал себя абсолютно беспомощным.
– Мертвоеды, сэр. Объясните, чего вы хотите добиться от малыша, – робот указал на банку, – и я, возможно, сумею вам помочь.
– Я хочу понять, насколько свойственно этим скарабеям забираться в могилы людей и сжирать их за несколько дней подчистую.
Несколько секунд робот смотрел на меня, потом задрал голову и расхохотался.
– Уморительная фантазия! – сказал он, успокоившись; бережно стряхнул тараканов, взял бутерброд и откусил кусок. – Вы перечитали ужастиков, сэр. На такое, боюсь, не способны даже сильфиды.
– А если кто-то высыпал их в гроб? – настаивал я. – Огромное количество жуков. Они не могли выбраться, и у них не было другой пищи.
– Жуки-скарабеи не едят мяса не потому, что они убеждённые вегетарианцы, сэр. – В голосе робота стало отчётливо слышно раздражение. – Они не сумеют переварить плоть. И, полагаю, если бы они оказались в гробу – им было бы проще прогрызть себе путь на волю. Уж это они умеют.
Я вспомнил гроб. Он был совершенно целым. Жуки не пытались спастись – они целенаправленно пожирали Бернарда.
– Какая-то бессмыслица, – пробормотал я.
– Могу быть ещё чем-то полезен?
– Да… на всякий случай. Где, говорите, вы нашли этих жуков?
– Разумеется, рядом с деревней велианцев. Достаточно проследить за тем, куда они гоняют пастись скот.
Робот доел бутерброд и вытер пальцы о майку. Сложно сказать, кто от этого проиграл больше – пальцы или майка. Я почувствовал, что сыт по горло этим местом и этим человеком.
– Что ж, огромное спасибо за консультацию. – Я встал, потянулся к банке.
– Он вам нужен, этот малыш? – спросил робот.
Я на секунду задумался, потом кивнул:
– Пока это одна из немногих улик по делу.
– Жалко, сэр. Он выглядит таким несчастным. Я бы его подкормил.
Мы уже вышли на улицу, когда Крейбенст спросил в глубокой задумчивости:
– А чем он собирался кормить жука-навозника?
Мы переглянулись. Я сглотнул застрявший в горле ком и выругался.
– Да, зря я об этом подумал, – покаялся Крейбенст.
7
Участок располагался неподалёку от ратуши. Одноэтажное здание, где находились и местные камеры предварительного заключения.
– Бросаем сюда на день-другой для острастки, – сказал Крейбенст, положив на стол шляпу. – Если что серьёзное – отправляем в Империю.
– Вы – часть Империи, – заметил я и сел перед столом на скрипнувший рассохшийся стул.
Банку с жуком я держал на коленке, постукивая пальцами по крышке.
Дверь в коридор с решётками была открыта. Я видел руки, торчащие из одной из решёток. Кто-то стоял по ту сторону, высунув руки наружу, будто ему было в радость хотя бы частично находиться на свободе. Руки были синими от татуировок, разобрать которых я издалека не мог. Но там были и надписи, и изображения. Руки висели неподвижно, кисти как плети. Будто человек отдыхал.
– Ну да, ну да, – проворчал Крейбенст и, усевшись за стол, принялся рыться в ящике стола. – Пока добываем алмазы – часть, конечно.
– Что ты хочешь сказать? – спросил я.
– Хочу сказать, что когда закончатся алмазы – про нас забудут. Никому в Империи не сдалась эта пустыня и выживающие здесь людишки.
– Насколько мне известно, кимберлитовые трубки вырабатываются десятилетиями, – блеснул я эрудицией.
– Какая разница, Карлос? Завтра, через десять лет, через сто… Чем больше пройдёт времени – тем хуже. Люди пускают корни. Люди привыкают. А когда всё закончится, они не будут нужны ни там, ни здесь. Такая, мать её, история… Вот снимки.
Он вытащил из конверта пачку фотографий и веером разложил их передо мной. Я склонился над столом, перебирал фотографии, держа их по бокам кончиками пальцев.
Качество было посредственное, но суть фотограф передал. Кровь. Повсюду кровь. И – мёртвый человек посередине.
– Снимков тела из морга нет? – спросил я.
– Чего нет, того нет, – вздохнул Крейбенст. – Будешь смеяться, но… плёнка закончилась. Можешь почитать протокол вскрытия.
– Благодарю.
Крейбенст явно был готов к моему визиту, он возлагал на меня большие надежды.
Итак, что мы имеем? Труп в запертой комнате. Одна рана. Никаких следов борьбы, ничего. Бернард был в рубашке и брюках, пиджак висел на спинке стула. Судя по всему, он работал с какими-то бумагами, когда убийца оказался рядом с ним.
– Он встал, – сказал я. – Встал со стула, обошёл его. Ещё не испуганный, не раненый. Услышал или увидел нечто, что его не испугало.
– Почему? – заинтересовался шериф, подавшись вперёд.
Я постучал пальцем по снимку:
– На стуле нет следов крови, рядом с ним – тоже. Но это – мелочь.
– Кровь – мелочь?
– Представь, что сейчас в камере один из заключённых закричал так, будто его убивают. В общем, крикнул так, что ты испугался. Твои действия?
Крейбенст, закряхтев, отодвинулся от стола на стуле, принялся вставать.
– Не-е-ет, – остановил я его. – Хорошо, дурной пример. Представь, что услышал крик своей жены.
В этот раз Крейбенст вскочил резко, на ходу разворачиваясь, сделал шаг к коридору, хватаясь за револьвер.
– Вот! – воскликнул я. – Полюбуйся.
Крейбенст посмотрел на упавший стул.
– Либо так, либо он стоял бы под углом к столу, – сказал я. – А тут всё выглядит так, будто он спокойно отодвинулся от стола и встал. Обошёл стул. Значит, либо просто решил размять ноги, либо…
– …в кабинете кто-то был, – сказал Крейбенст. – Кто-то, о ком Бернард знал.
– В кабинете наверняка кто-то был, – уточнил я. – Поскольку Бернарда кто-то убил. И теперь мы понимаем, как этот человек туда попал – вместе с Бернардом. Остаётся узнать, как он оттуда выбрался, но для этого, полагаю, мне придётся осмотреть место преступления лично.
Руки в коридоре поднялись и беззвучно зааплодировали. Мне? Или каким-то своим мыслям? Я отвёл взгляд и сосредоточился на Крейбенсте, который вернулся на стул.
– Это легко устроить, – сказал он. – Дребен сейчас наверняка на обеде, так что мы можем заглянуть в ратушу, не ставя в известность этого сукиного сына.
– А ты его не очень любишь, – усмехнулся я.
– Карлос, я – шериф в этой дыре. Я, как и ты, как и любая другая полицейская ищейка, частенько могу пренебречь своим долгом, когда речь идёт о ерунде. Но когда речь идёт об убийстве, когда к тебе приходит родственник убитого и просит…
Руки поднялись и скрылись за решёткой, как будто узник прижал их к лицу. Заплакал? Закрыл глаза?
– Никогда не понимал, – ворчал Крейбенст, – как люди работают, если за спиной вся чёртова комната? Мне нужна стена за спиной, иначе никак.
– Что? – дёрнулся я. Мне показалось, будто я уснул на минуту и потерял нить разговора.
– Говорю, если хочешь осмотреть кабинет Бернарда – идти нужно сейчас. Пока Дребен на обеде, – сказал Крейбенст, тяжело поднимаясь. – Такая история…
Я тоже встал. Почувствовав азарт расследования, я был готов работать хоть сутки напролёт, забывая о еде и сне. А сейчас я чувствовал, что напал на след. Пусть пока нет ничего конкретного, но интуиция говорила, что я нечто уцепил.
Интуиции я привык доверять. Ещё в институте мне попалась статья одного немецкого психолога, который утверждал, что в голове у каждого помимо сознания есть ещё нечто вроде мрачного подвала, куда сбрасывается всё, что мы когда-либо видели и слышали. Там, в этом подвале, во тьме постоянно кипит работа. И именно оттуда доносится иногда тонкий голосок интуиции.
Пусть я не могу легко спуститься в подвал, но причин не доверять голосу у меня нет. Тот, кто сидит там, знает гораздо, гораздо больше, чем я.
– Воды? – предложил вдруг Крейбенст.
Он достал из шкафчика в столе флягу. Под моим недоуменным взглядом выдернул пробку. Звякнули два стакана.
– Интересная фляга, – заметил я.
Она правда не походила ни на одну из тех, что я видел. Необычной формы, несимметричная…
– Тыква-горлянка, – сказал Крейбенст. – Покупают у местных. Они их как-то вычищают, потом покрывают изнутри воском… Вода долго не портится, фляга лёгкая и довольно прочная. Такая история.
Если хозяин сушит тыкву-горлянку, значит, ему нужно.
К горлу подкатил комок. Я посмотрел на подвинутый ко мне стакан и мотнул головой.
– Уверен? – спросил Крейбенст. День жаркий. А в городе за стакан воды слупят состояние.
– Что за проблемы с водой? – хрипло спросил я и откашлялся. Казалось, что в горле скрипит песок.
– Предприятие берёт львиную долю воды, – сказал Крейбенст и мелкими глотками выпил свой стакан. – Поставили на реке дамбу, сделали запруду. Всё для обогатительной фабрики. Днём почти перекрывают по всему городу, дают вечером, на час. Налог сумасшедший – такая история…
– А заключённых вы поите? – спросил я, кивнув в сторону коридора, туда, где не так давно из решётки торчали татуированные руки.
Крейбенст рассмеялся:
– Знаю, о чём ты подумал. Пока люди надрываются, мрази за решёткой пьют воду бесплатно, да? Они не сидят тут долго. Что тут? Пьяные потасовки. Им хватает переночевать, а потом мы их вышвыриваем. Здесь ни кормёжки, ни питья. Кто провинился серьёзно – тех отправляем поездом в Империю, и они уже не наша проблема. Такая история, Карлос. – Крейбенст заткнул пробкой флягу и убрал её в стол. – Выпей, – щёлкнул он ногтем по стакану. – Здесь, у нас, особые порядки. Человек, который предлагает тебе стакан воды – твой друг. А вот тот, кто нальёт виски… Я бы держался от такого подальше.
Дребен. Дребен налил мне виски при встрече.
– Я в порядке. – Мой голос окреп. – Дай воды тому бедолаге. Насколько мне известно, поезд придёт только через сутки.
Крейбенст сдвинул брови:
– Ты о ком говоришь?
– О том парне, который сидит в третьей отсюда клетке, – махнул я рукой. – Сейчас уже полдень. Его нужно либо отпустить, либо напоить. Будь человеком, Крей. Тут чудовищная духота у тебя.
Крейбенст смотрел на меня. Он не сделал даже попытки обернуться.
– Что? – развёл я руками.
– Там никого нет. Клетки пусты.
– Ой, да ладно! – поморщился я. – Только не говори, что ты забыл про человека!
Я решительно прошагал в коридор. Крейбенст молча пошёл за мной.
Первая клетка, вторая, треть… Третья.
Я остановился, с недоумением глядя в пустую камеру. Такую же пустую, как первые две. Всего их здесь было пять, и друг от друга они отделялись прутьями, так что остальные две прекрасно просматривались с того места, где я стоял. И всё же я прошёл до конца коридора, чтобы убедиться наверняка.
Камеры были пусты. Больше того – они все были открыты. Другого выхода из коридора не было.
– Ты кого-то видел, Карлос? – тихо спросил Крейбенст.
Я кивнул.
– Это бывает. Просто выпей воды и пойдём отсюда. Это… бывает.
Я взял стакан и осушил его залпом.
8
Мы с Крейбенстом подошли к ратуше, и он достал комплект ключей, один из которых без проблем подошёл к двери.
– Дребен знает, что у тебя есть копия ключей? – спросил я.
– Знает или нет – у меня они есть, – проворчал Крейбенст и толкнул дверь плечом. – Как и от всех значимых объектов города. В столице не так?
– Я не из столицы, – напомнил я.
– А вот Дребен – оттуда. Учился, подавал надежды, говорят. Чуть не женился на дочке одного из… – Крейбенст показал пальцем вверх. – К несчастью, девчонка умерла, и карьера закончилась. Максимум, чего он смог добиться – это ссылки сюда.
Я, вздрогнув, отвёл взгляд от того места, где стояла вчера велианка.
– Почему она умерла?
– Римф, – бросил в ответ Крейбенст и поставил ногу на скрипящую ступеньку. – Ну, эта зараза, которую имперские искатели приключений привезли с Чёрного Континента.
– Да, я знаю, что такое римф, – кивнул я и замолчал.
Сказать было нечего. Венерическая болезнь, которая стремительно и беспощадно косила ряды работниц сферы досуга лет двадцать назад. Лекарство в конце концов нашли, но по карману оно было далеко не всем, да и лечение было трудным, нередко безуспешным. И всё же вспышку удалось сначала локализовать, а потом остановить.
Больные римфом сходили с ума. Болезнь быстро атаковала мозг и сильно меняла личность человека, так, что близкие не узнавали. Зачастую ещё была страшная боль. И, наконец, смерть.
Передавалась болезнь исключительно через половые контакты. Учитывая то, что Дребен был жив и, очевидно, здоров, ему либо сказочно повезло, либо… повезло немного иначе.
Мы поднялись на второй этаж. Ковровая дорожка тянулась по всему коридору. Крейбенст остановился возле одной из дверей и принялся возиться с замком.
– Есть у тебя уже какие-нибудь соображения, Карлос? – спросил он.
– Насчёт?
– Кто убил Бернарда.
– Я ещё ровным счётом ничего не знаю, Крей, – пожал я плечами. – Пока что я вижу здесь только какую-то иррациональную чушь. Тело съели жуки-копрофаги, мэр вешает кого попало, лишь бы скорее замять дело…
– Подозреваешь Дребена?
– Я подозреваю всех. Включая тебя, Крей. Извини.
– Никаких обид, я всё понимаю, и на твоём месте рассуждал бы так же. Надеюсь, ты как-нибудь зайдёшь ко мне домой?
– М?
– Моя жена. Сестра Бернарда. Ты ведь наверняка захочешь опросить близких родственников. Конечно, у меня было достаточно времени, чтобы научить её, о чём врать, но тем не менее. Какая-нибудь оговорка может прорваться и пролить свет… Да что за история?! – вскричал вдруг Крейбенст и ударил кулаком по двери. – Он сменил замок?!
– Только здесь? – насторожился я. – Не внизу?
– Как видно, так! – Крейбенст врезал по двери ещё раз; он, похоже, был нешуточно раздосадован. – Чего ради он это учудил?..
– Ну даже не знаю, – послышался женский голос со стороны лестницы.
Мы с Крейбенстом одновременно подпрыгнули и развернулись. Два чёрных револьвера нацелились на миниатюрную женщину, стоявшую в начале коридора.
Она могла бы показаться девочкой, если бы захотела. Но сейчас у неё явно были совершенно другие намерения. Её глаза сверкали от гнева, изящные пальцы были сжаты в кулачки, шляпка сбилась набок, но женщина этого даже не замечала.
– Может быть, это как-то связано с тем, что прежний замок пришлось взломать?
Крейбенст опустил револьвер.
– А ведь и правда, – обескураженно сказал он. – Ключ был вставлен с той стороны и повёрнут. Пришлось ломать.
Мысленно я закатил глаза, но ничего не сказал. Аналитическое мышление – не первейшая необходимость для шерифа заштатного городишки.
– Кто вы, мисс? – спросил я, по примеру Крейбенста убрав револьвер в кобуру.
– Миссис Роух, – процедило сквозь зубы это удивительное существо.
Да, ей, очевидно, было под сорок. Но эта миниатюрность и кукольное личико сбивали с толку.
– Вдова Бернарда, – буркнул Крейбенст.
– Я понял. – Я поклонился женщине. – Примите мои глубочайшие соболезнования, миссис Роух. Моё имя – Карлос Пиньоль, я следователь по особо тяжким преступлениям. Могу пообещать, что виновный в смерти вашего мужа будет найден.
Лицо миссис Роух исказила странная гримаса.
– Виновный в смерти? – переспросила она. – Этот город виновен в его смерти! Каждая секунда здесь – гвоздь в крышку гроба!
Она быстрыми злыми шагами подошла к двери. Мы с Крейбенстом отступили. Звякнул ключ, щёлкнул замок.
– Дребен дал вам дубликат? – спросил Крейбенст.
– Да. Там остались кое-какие вещи, которые я хочу забрать.
– Почему не забрали раньше? – спросил я.
Быстрый взгляд чёрных глаз ожёг меня, будто пламя.
– Потому что в этом помещении лежало тело моего мужа. Там была его кровь. Зовите меня старомодной, мистер Пиньоль, но меня немного шокируют такие вещи!
Она толкнула дверь и вошла в кабинет. Поскольку дверь перед нами не захлопнулась, мы расценили это как приглашение.
– Что ж, миссис Роух, – сказал я, – вы тоже можете назвать меня старомодным, но вы ничего не заберёте отсюда сегодня.
Миниатюрная леди развернулась на каблуках.
– Что вы сказали?
– Я говорю, что идёт следствие. К сожалению, следствие запоздало, Дребен постарался уничтожить все следы – уж не знаю, намеренно или по невежеству – но теперь я беру контроль над ситуацией в свои руки.
– Вряд ли тут что-то поможет, – примирительно сказал Крейбенст. – Дребен работает здесь, он наверняка уже…
– Позвольте мне решать, что поможет, а что нет, – резко сказал я. – Из этого помещения ничего забирать нельзя. Особенно вещи, принадлежавшие Бернарду.
Говоря, я осматривался. Часть пола была темнее – там, очевидно, была кровь. Дребен даже не удосужился постелить ковёр. Стол и стул выглядели как на фотографии. У дальней стены – шкаф с книгами и фарфоровыми статуэтками, рядом с ним – большое кресло, обтянутое чёрной кожей, и торшер. Журнальный столик. Бар. Уютный уголок, чтобы после работы скоротать вечерок с книгой и бокалом виски.
«И выкурить сигару», – мысленно добавил я, потянув воздух носом.
Пахло застарелым дымом, не новым. Дребен если и курил, то делал это вне ратуши.
– Это какая-то чушь! – крикнула миссис Роух. – Какую пользу вы собираетесь извлечь из моих вещей?
Она решительно подошла к окну. На подоконнике стояла картонная коробка. Взяв её, миссис Роух развернулась. Я загородил ей дорогу.
– Отойдите, мистер Пиньоль! – прошипела женщина.
– Миссис Роух, я пытаюсь быть вежливым. Пойдите мне навстречу. Не сочтите это избитым клише, но мне бы правда не хотелось применять к вам те меры, которые я должен буду применить. То, что вы делаете, называется препятствием следствию. Если вы продолжите в том же духе, я буду вынужден просить Крейбенста отправить вас за решётку. Если он это сделает, мне придётся упомянуть об этом в отчёте. Если этот отчёт попадёт к моему начальству – а он попадёт – вам будет грозить как минимум штраф. Из уважения к памяти вашего мужа, давайте не будем доводить ситуацию до фарса. Я здесь в ваших же интересах.
Миссис Роух перевела взгляд на Крейбенста.
– Он говорит правду?
– Ну…
– Вы бросите меня за решётку, как пьянчугу, подравшегося в баре? Меня?!
– Боюсь, у меня нет другого выхода.
– Тряпка. – Миссис Роух швырнула коробку на стол. – Слюнтяй!
Она сложила руки на груди и прошлась по комнате, вколачивая каблуки туфель в пол.
– Сколько ещё вы будете заниматься своим расследованием? – спросила она, не глядя на меня. – Я хочу уехать из этого города завтра же.
– Сожалею, миссис Роух, но это невозможно. Придётся отложить поездку, – развёл я руками.
У неё сделалось такое лицо, будто она сейчас заплачет. Но миссис Роух быстро взяла себя в руки, и выражение изменилось. Теперь она явно хотела испепелить меня взглядом.
– Вы не можете указывать мне, где жить! Я отдала этому городу десять лет жизни, десять лет! Этот город отобрал у меня мужа! Я уеду отсюда завтра же, хотите вы этого или нет!
– Миссис Роух, – вздохнул я. – Мне очень жаль, но если вы завтра сядете на поезд, то на первом же полустанке на вас наденут наручники.
Она покачнулась, и Крейбенст дёрнулся, чтобы подхватить её, если случится обморок.
– В наручниках, – повторила она, внезапно побледнев.
– Речь идёт об убийстве. Мне как минимум нужно с вами поговорить.
– Но ведь убийц нашли! – закричала женщина, указывая на окно. – Этих троих ублюдков вздёрнул Дребен!
– Дребен просто вздёрнул первых попавшихся доходяг, – сказал Крейбенст, становясь, хвала Господу, на мою сторону. – Настоящий убийца на свободе, миссис Роух. Такая история.
Однако миссис Роух его не слушала. Она смотрела на меня, будто пыталась загипнотизировать.
– Верьте ему, детектив Пиньоль!
– Кому? – не понял я. – Крейбенсту?..
– Дребену! – Она выкрикнула это имя. – Он покарал убийц! А теперь мне необходимо уехать! У вас нет никаких причин удерживать меня…
Я бы мог сказать, что причины у меня есть. Например, её поведение чем дальше тем больше казалось мне подозрительным. Возможно, всё так, как она говорит. Но возможно и обратное. Если предположить, что Бернарда Роуха убил Дребен при содействии миссис Роух, то её теперешнее поведение тоже прекрасно объясняется.
Но сказать я ничего не успел, потому что от двери послышался исполненный ярости крик:
– Какого дьявола?!
