Василий Криптонов
День, который никогда не придёт
Судья (за сценой)
Каждый здесь – бунтарь.
Я всех бы вздернул без разбора.
Ты! Кто убийца командора?
Паскуала (за сценой)
Фуэнте Овехуна.
Судья (за сценой)
Тварь!
Лопе де Вега «Фуэнте Овехуна»
Значит, будем в игры играть
Раз-два – выше ноги от земли!
Кто успел – тому помирать,
А кто остался – тот и дурачок.
Янка «Выше ноги от земли»
If all you ever get from the summit is the count of the fall of man
Every call and cost made to your heart
You were in the kind of game that put the force in me
I was ever chasing fireflies
Damon Albarn «Fire Flies»
1
Я прибыл в Мозес утром. Поездка была ужасной. Терпеть не могу путешествия вообще, а тут ещё пришлось ехать одному, без Марии. Душный поезд с бесконечно пьющими работягами. Они ехали на заработки на алмазный карьер, там, говорят, постоянно не хватает рабочих рук. Трое суток в этом горячечном аду. Голова гудела так, будто я сам пил эти три дня.
На вокзале меня встретил один из людей Дребена, нового мэра, или, как тут говорят, наместника. Стоял и держал табличку «Пинол». Хорошо, что я привык разгадывать загадки, иначе прошёл бы мимо. Сделал себе в голове заметку – поговорить с Дребеном на тему грамотности служащих. То, что Мозес далеко от цивилизации, ещё не повод дичать.
В Мозесе с утра стояла жара. Ехали в автомобиле без верха, однако это не спасало. Горячий ветер бил в лицо.
– Мы проедем мимо карьера? – крикнул я на ухо парню, сидевшему за рулём. Он представился как Кимми.
Кимми мотнул головой. Спустя минуту счёл нужным пояснить:
– Карьер далеко, и туда просто так не подъехать. Охраняют.
– Что, даже от помощника мэра?
– Мне сказали привезти вас к мистеру Дребену. Я везу.
– Молодец. – Я хлопнул его по плечу.
Кажется, Кимми это понравилось. Он достал пачку сигарет без фильтра, предложил мне. Я отказался.
– А деревня велианцев? – спросил я.
Кимми снова напрягся, вцепился в руль.
– Деревня – в другую сторону, – сказал он. – Там ничего интересного. Мистер Дребен сказал…
– Ясно, ясно, – отмахнулся я. – Привезти к нему. Вот ты и везёшь. Много рабочих едет на карьер, а?
– Не только на карьер, – мотнул головой парень. – Хотят строить ответвление от железной дороги. Чтобы везти руду прямо от карьера. Будет много работы.
– Руду же вроде здесь обогащают?
– Пока да. Но чистые алмазы часто крадут. Путь длинный, подонков много. Всем хочется разбогатеть. Выгоднее вывезти руду в те края, где есть закон.
– Закон есть везде, – сказал я. – И он везде одинаков.
– Как скажете, мистер Пиньоль.
Произносил он правильно. Значит, проблема действительно с грамотностью.
Кимми высадил меня возле ратуши и укатил, сказав, что должен ещё купить сандвич для наместника. Я остался один в чужом городе. Сейчас он был почти пуст. Все мужчины трудились в карьере, женщины, видимо, хлопотали по хозяйству.
Сбоку от ратуши я обнаружил площадь с виселицами. В петлях болтались три высохших трупа. Они практически почернели, но всё же по еле заметному отблеску кожи я сделал вывод, что висят велианцы.
– Это что? – спросил я сморщенного старика, сидящего под тентом неподалёку.
Он тоже блестел на солнце и тоже казался мёртвым. Но, заслышав мой голос, поднял голову. Потом лениво повернул её, оглядел повешенных.
– Тыквы, – сказал он.
– Что? – нахмурился я. – Ты говоришь по…
– Тыквы-горлянки, – уверенно сказал старик.
– За что их повесили?
Старик ухмыльнулся, продемонстрировав чёрные зубы:
– Если хозяин сушит тыкву-горлянку, значит, ему нужно.
Он был не то пьян, не то безумен, не то и то и другое вместе. Потеряв интерес к разговору, я подхватил чемодан и пошёл в ратушу.
2
Внутри меня встретил полумрак. Я остановился у порога, ожидая, пока глаза привыкнут после яркого света снаружи. Вдруг послышался голос:
– Что угодно господину?
Я закрыл глаза, надавил на веки. Когда вновь открыл, смог различить силуэт стройной миловидной женщины в длинном, до пола, платье. Она стояла у подножия лестницы. В темноте было отчётливо видно, как фосфоресцирует её кожа. Лёгким призрачным светом. Тёмные волосы, заплетённые в косу. Возраст я бы определить затруднился. Лет двадцать пять? Тридцать?
– Вы прислуживаете? – спросил я.
Женщина наклонила голову. Она стояла как изваяние. Как один из тех роботов, которых мы с Марией однажды, ещё будучи студентами, видели на ярмарке. Эти движущиеся манекены, которые пугали до чёртиков.
– Передайте господину Дребену, что приехал Карлос Пиньоль. Я подожду здесь.
Я поставил чемодан на пол, сам повесил плащ на вешалку и сверху нацепил шляпу. Когда повернулся, женщины уже не было – должно быть, ушла наверх. Не слышно было ни шагов, ни скрипа ступенек. Сверху не доносилось ни звука.
Когда же я прошёлся по дощатому полу, доски буквально завизжали под ногами. Нашёл уборную. Открыл краны. Тонкая струйка тёплой воды. С минуту подождав, я понял, что холодной она не станет. Наклонился и вымыл лицо. Видимо, о ду́ше здесь не стоит и мечтать. Безумие. Безумный мир, безумная командировка. Поскорее бы закончить здесь и вернуться домой, к Марии. Надо бы, кстати, ей написать. Как только определюсь с обратным адресом.
Я прошёл в зал, который начинался справа от двери, сел за стол. Интересно, что тут обычно происходит? Совещания? Званые обеды?
Наконец, послышались шаги. По отчаянно скрипящим ступенькам сбежал крепкий чернобородый мужчина. Рукава белой рубашки были закатаны, открывая взгляду могучие руки. Судя по бешеному выражению лица, он готов был схватить меня этими руками и разорвать на две половинки. Я на всякий случай положил руку на кобуру.
– Кто вы, чёрт подери, такой? – рявкнул мужчина, остановившись.
– Детектив Карлос Пиньоль, сэр, – сказал я, встав. – Полагаю, вы – господин Арнольд Дребен, мэр Мозеса?
– Какой, к чёрту, мэр! – проворчал мужчина, впрочем, уже без угрозы. – Это не город, а проклятие. Я – наместник.
– Есть принципиальная разница?
Дребен подошёл к шкафчику, достал бутылку виски, расплескал по бокалам.
– Льда нет, – сказал он. – Ни черта нет. За встречу, Пиньоль.
Я взял бокал и отдал дань уважения напитку, который не заслуживал таких усилий с моей стороны.
– Разница, – прорычал Дребен, осушив свой бокал, – дьявольская. Мэр управляет городом. А наместник напоминает местному сброду, что они теперь принадлежат Империи. Местные далеко не всегда при этом ходят на ушах от радости. За каким чёртом ты приволокся в эту клоаку, Пиньоль?
Я протянул Дребену свой командировочный лист, но тот лишь скользнул по нему взглядом.
– Вашего предшественника убили при загадочных обстоятельствах.
Дребен хохотнул:
– Загадочные обстоятельства! Дьявол, да! Местные это умеют. Не стоит беспокоиться, Пиньоль. Я уже со всем разобрался.
Он кивнул куда-то в сторону, и я вспомнил о троих повешенных.
– Нашли убийц?
– Что, в это так чертовски сложно поверить?
– В таком случае я бы хотел ознакомиться с отчётами.
– С какими, к дьяволу, отчётами?!
– Протоколы допросов, показания свидетелей, улики.
Дребен, до сих пор державший бокал в руке, вдруг с силой долбанул им по столу.
– Послушай, Пиньоль, ты какого чёрта себе думаешь, я тут в игрушки играю?! Лучше бы тебе бросить свои городские замашки. Здесь такое дерьмо не работает. Тут тебе не законопослушные дети из каменных кварталов. Местные животные понятия не имеют, что такое закон и за каким дьяволом его соблюдать. И вбить это в их безмозглые бошки невозможно. Будь моя воля, я бы вздёрнул их всех до единого.
– И тем не менее, вы взяли себе служанку из местных.
– Ты о чём, чёрт тебя задери?
– О девушке, которая меня встретила.
– Ты перегрелся, Пиньоль, и я напрасно потратил на тебя выпивку. Я один в этой крысиной норе. И если бы кто-то из местных перешагнул порог, он прожил бы ровно столько, сколько мне бы потребовалось, чтобы выволочь его наружу и пристрелить. Они это знают и чёрта с два сунутся. Говорю, ты приехал зря. Мозес сам решает свои проблемы.
Я постарался не подать виду, но по коже пробежали мурашки. Странная, почти неподвижная женщина в полумраке. Беззвучно исчезнувшая.
– Иными словами, бумаг нет, – сказал я. – Следствия не было. Вы просто вздёрнули троих попавшихся под руку.
– Проклятье, Пиньоль! Какая разница? Один ублюдок стоит другого. Мы согнали их на площадь и объяснили, что белый человек не любит, когда в него кидаются дерьмом. Мы показали им, что один белый сто́ит троих ублюдков. Если им захочется продолжать размен, ставки будут расти.
Дребен сверлил меня злыми покрасневшими глазами. Я щёлкнул пальцем по своему бокалу, и остатки виски плеснули в нём.
– Я здесь от лица Империи…
– Как и я, чёрт!
– Вы отвечаете за город. Я отвечаю за расследование убийства.
– Пиньоль, чёрт побери, ты что, серьёзно будешь копаться в этом…
– Вы, полагаю, наводили обо мне справки?
Дребен молча сопел, глядя на меня.
– Я всегда нахожу виновного, Дребен. – Я встал со стула. – Всег-да. Именно поэтому я здесь. Империя заинтересована в том, чтобы интегрируемые меньшинства знали: закон един для всех. О вашем самоуправстве я упомяну в отчёте. Сейчас же мне нужно жилище и сон. А утром я хочу осмотреть тело.
– Какое ещё, к дьяволу, тело?! – выпучил глаза Дребен.
– Тело Бернарда Роуха, бывшего наместника.
– Да вы, к чертям, рехнулись! – Мне понравился переход на «вы». – Как, по-вашему, оно могло сохраниться в такую дьявольскую жару целую неделю?
– Где тело, Дребен?
– В земле, чёрт! Здесь падаль надо закапывать как можно скорее.
– Там ведь прохладнее, чем здесь, верно?
– Где?!
– В земле.
Он молча смотрел на меня. Потом вдруг протянул руку.
– Я скажу, чтобы к шести утра парни с лопатами были готовы. Добро пожаловать в Мозес, господин Пиньоль.
3
Мария!
Пишу тебе из Мозеса. Добрался благополучно, уже очень скучаю. Здесь чертовски жарко… Я уже заразился от местного мэра манерой разговаривать.
Телефон есть только на почте, у мэра и у шерифа. Я звонил тебе, но ты не взяла трубку. Должно быть, вышла в магазин. Пишу в отделении почты, поэтому прости за короткое письмо. Я всё же очень устал.
Я буду жить в доме велианцев. Женщина и сын, парню лет десять на вид, он отлично болтает по-нашему. Вещи я оставил там. Муж этой женщины погиб в карьере год назад. Не представляю, чем она зарабатывает на жизнь, но в доме постоянно ходят какие-то люди.
Впечатление от города: сонное место. Впрочем, это днём, когда большая часть населения на выработке. Говорят, вечером становится поживее. А открыток с видами тут нет. Но я думаю, найду кого-нибудь с фотоаппаратом, чтобы сделать для тебя снимки.
Подробностями расследования утомлять тебя не стану, знаю, что ты это ненавидишь. Скажу лишь, что мэр перешёл все мыслимые границы в своём самоуправстве. Он воспринимает велианцев, как единое живое существо. Если это существо проштрафилось – его нужно наказать. Так раньше секли воров. Они крали руками, но кнут гулял по их спинам. Возможно, такое отношение кажется нормальным здесь, но для Империи оно неприемлемо. Не думаю, что мы с мэром останемся друзьями. Полагаю, после того, как я закончу работу, он в лучшем случае слетит с должности. В худшем… Впрочем, это не мне решать.
Пришёл фургон забирать почту, тороплюсь закончить. Люблю тебя и целую нежно. Надеюсь разобраться с этим делом быстро и вернуться к тебе.
Твой Карлос.
4
Утром за мной заехал Кимми. Похоже, у Дребена туговато с кадрами, и он великодушно ссудил мне своего помощника. Я не счёл нужным ни возражать, ни благодарить за оказанную честь. Как только с улицы донёсся мелодичный сигнал клаксона, я собрал своё добро в чемодан, запер его и положил ключ в карман пиджака. Надел шляпу и вышел из своей комнаты.
В прихожей встретился мальчишка-велианец. Не помню его имени. Со вчерашнего дня не сводит с меня глаз.
– Доброе утро, сэр! – Говорит он довольно чисто. – Мама развешивает бельё на заднем дворе. Сделать вам кофе?
Сами велианцы кофе не пьют, считают горьким, но уверены в том, что имперцы поглощают его на завтрак, обед и ужин.
– Нет, – сказал я. – Уже ухожу.
– Но вы же вернётесь? – Мальчишка шёл передо мной задом наперёд.
– Мой чемодан здесь – значит, вернусь.
По лицу ребёнка скользнула тень непонимания.
– Чемодан повелевает вами? – Кажется, мы подобрались к границам его владения языком.
– Мной повелевает Император. – Мальчишка стукнулся спиной в дверь и остановился, хлопая глазами. Я помахал рукой. – Ты позволишь?
– Конечно, сэр.
Я вышел на улицу, сел в машину рядом с Кимми.
– Что это у тебя?
Под ногами перекатывались стеклянные банки с крышками.
– Это моего мелкого, – сказал Кимми, выезжая на дорогу. – Ночью катались ловить светлячков.
– Неудачно?
– По крайней мере, он уснул.
Я долго обдумывал услышанное, потом выбросил из головы. Все здесь были какие-то странные, но что мне за дело? Моя задача – вычислить убийцу, справить все бумаги и вернуться к Марии.
Расследование всегда начинается с осмотра места преступления. Иначе это то же самое, что гадать на кофейной гуще. Я не спорю, что иногда кофейная гуща может принять форму сердца, и через пару дней ты встретишь любовь всей своей жизни, однако считать это правилом, действующим безотказно, нельзя. Как и успешное расследование без осмотра места преступления. Девяносто процентов информации обнаруживается там.
Дребен лишил меня возможности осмотреть место преступления, заняв кабинет, однако тело жертвы я увидеть просто обязан. Пусть даже там и не будет ничего полезного. Полезным будет показать местным, что я настроен серьёзно и не остановлюсь ни перед чем.
Кладбище было молодым и огромным. В пользу первого эпитета говорили покрашенные свежей краской деревянные кресты, лишь самые дальние успели выцвести. В пользу второго – очевидные признаки.
– Велианцев хоронят здесь же? – спросил я.
– Велианцы со своими разбираются сами, – сказал Кимми и дёрнул ручной тормоз.
Дребен уже был здесь. Ребята с лопатами – велианцы – тоже.
– Чертовщина это, Пиньоль, – сказал Дребен, обменявшись со мной рукопожатием. – Грешно тревожить мертвецов.
– Вы что-то пытаетесь скрыть?
– Иди ты к дьяволу! Можешь хоть всё кладбище вырыть, мне плевать. Если это ублажит Императора.
Я кивнул велианцам:
– Приступайте.
Они не шелохнулись. Смотрели на меня с совершенно пустыми лицами.
– Только недавно из деревни, чёрт их задери, – сплюнул Дребен. – Не понимают человеческого языка. Эй! Йо хора сиу!
Все как один вонзили лопаты в землю. Я вспомнил свои слова из вчерашнего письма к Марии, о том, что Дребен воспринимает велианцев как единый живой организм. Пожалуй, они правда могли произвести такое впечатление.
Работа двигалась споро. Лопаты застучали о крышку уже через десяток минут. Велианцы засуетились, скинули в могилу верёвки, вылезли наружу и взялись за концы. Ещё минута – и гроб стоит возле ямы.
– Вскрывайте, – сказал я.
– Здесь? – переспросил Дребен.
– Да, здесь. Я бы хотел как минимум убедиться, что тело внутри.
– О, это было бы не лишним, – странно усмехнулся Дребен. – Йо карси ор!
И снова велианцы не колебались. Двое вонзили лопаты в щель под крышкой, остальные навалились сверху. С жутким потусторонним стоном гвозди покинули свои места.
– Какого чёрта?! – выкрикнул я, кажется, в один голос с Дребеном.
Сначала мне показалось, что гроб заполнен землёй. Потом я понял, что «земля» шевелится. А когда она хлынула в разные стороны, стало ясно, что это – множество чёрных жуков. Круглые, размером с монету, выпущенную в честь недавнего юбилея Императора, они удирали из гроба в разные стороны, издавая шелестящие звуки своими хитиновыми надкрылышками.
Все опешили. Кроме, наверное, велианцев. Те спокойно стояли, позволяя жукам бежать по их голым ногам.
Я очнулся первым. Бросился бежать к стоящей на обочине машине. Схватил банку, побежал обратно, на ходу скручивая крышку.
К тому времени как я достиг могилы, почти все жуки исчезли. Лишь последний ручеёк, шелестя, утекал за ближайший крест. Я бросился к ним и поймал банкой одного. Тут же ловко перевернул банку, и жук упал на донышко на спину. Я закрутил крышку.
– И на кой чёрт он вам? – спросил Дребен.
– Разберусь, что это за тварь, и попытаюсь понять, как она оказалась в могиле.
Я поднялся с колен, отряхнул брюки и подошёл к гробу.
Что ж, я думал, что готов увидеть там всё. Но не такое.
В гробу лежал дочиста обглоданный скелет. Он таращился на меня пустыми глазницами и, казалось, издевательски улыбался.
– Как, говорите, его убили? – спросил я.
– Удар ножом в сердце, – усмехнулся Дребен. – Между рёбрами. Сделаете вскрытие, господин Пиньоль?
Присев на корточки, я осмотрел скелет. Уделил внимание рёбрам с левой стороны. Ни царапины. Сработали ювелирно. А всё остальное сожрали жуки.
– Зарывайте, – сказал я, поднявшись. – Йо хора сиу наоборот.
– Что ж, чёрт побери, большое спасибо, что так великодушно потратили наше время, – съязвил Дребен и тут же забыл о моём существовании.
Пока он орал на велианцев, я отошёл в сторону, глядя на сидящего в банке жука. Он не носился. Быстро понял, что бежать некуда. Теперь он именно сидел на задних лапках, передние подняв. Тело его составляло угол градусов сорок пять к горизонту. Казалось, жук молится.
Я машинально посмотрел туда, куда были направлены его лапки и увидел там, за последним рядом крестов, фигуру человека. Как давно он там стоял?
Это был, должно быть, велианец. Смуглый, но такой старый, что сияния кожи практически не было заметно. Ветер трепал седые волосы и бороду, колыхал просторную накидку. Назвать местное национальное тряпьё одеждой не получалось. Это был просто длинный прямоугольный кусок материи с дыркой для головы посередине. Его перетягивали верёвками, так и ходили.
Старик почувствовал мой взгляд и отвернулся.
Я моргнул. Старика не было.
5
После кладбища я отправился в заведение, которое здесь было одновременно и столовой, и кафешкой, и баром. Над дверью вывеска: «У Марни». В ранний час посетителей не было, я едва дозвался заспанного мужика. Не то хозяина, не то официанта, не то бродягу, который зашёл с улицы и улёгся подремать. Спросил кофе и яичницу с сосисками.
Еда оказалась на вкус как резина, а за паршивый кофе с меня содрали столько, что я заволновался, нет ли в чашке алмазов.
Банку с жуком я поставил на стол, перед собой положил блокнот и стал делать заметки. Полезно выгрузить информацию из головы, посмотреть на свои мысли непредвзятым взглядом.
– Детектив Карлос Пиньоль? – услышал я голос.
Поднял голову, увидел запылённого мужчину с длинными острыми усами на усталом лице. На куртке была нашита звезда, на шее болтался выцветший красный платок.
– Верно, – сказал я.
Он протянул руку:
– Крейбенст Франс. Шериф.
Я встал и пожал пыльную руку. Не дожидаясь приглашения, Крейбенст сел и положил шляпу на мой столик, от неё поднялось облачко пыли и улеглось на остатки несъедобной пищи.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил я, вернувшись на своё место и закрыв блокнот.
– Это я надеюсь быть вам полезным, – сказал Крейбенст. – Бернард – убитый наместник – брат моей жены. Такая история. А этот Дребен… – Он покачал головой.
– Так вы были близки? – спросил я.
– Нет! – поморщился Крейбенст. – Они не сказать чтобы сильно ладили. Но это одно. А когда убивают брата – другое. Понимаете?
– Ещё бы. – Я пригубил кофе. – Вы осматривали место преступления?
– Кому бы ещё его осматривать, как не мне. Если зайдёте в участок, я покажу фотографии. На них мало что интересного. Кровь, кровь, кровь… Мёртвое тело в середине.
– Орудие убийства?
– Нет.
– Какие-нибудь следы?
– Ничего, детектив Пиньоль.
– Зовите меня Карлос.
– Тогда я для вас – просто Крейбенст. Крей. Ровным счётом ничего интересного, Карлос. Ни одного следа. Как будто убийца прилетел на крыльях и на них же улетел. Если бы не одно «но». – Крейбенст выдержал паузу, я терпеливо ждал. – Окно и дверь были закрыты. Дверь заперта изнутри. Такая история.
– Печная труба? – предположил я.
– Нет там печной трубы. Вентиляционная решётка нетронута, да через неё и младенец не пролез бы. Мы тут не зря едим свой хлеб, знаешь ли.
– Ладно. Зайдём с другого бока. Кто мог желать смерти Бернарду?
Шериф развёл руками. Я усмехнулся:
– Что? Как всегда – «его все любили»?
– Нет! – Крейбенст даже рассмеялся. – Боже, нет. Никто его не любил. Он был именно тем правителем, какой и нужен людям: бледной тенью, посредственностью. Ни намёка на характер. Просто крючкотвор. За порядком слежу я, а Бернард собирал налоги и жалобы. И то и другое передавал выше. Получал инструкции и исполнял их. Такая история.
Тут Крейбенст обратил внимание на банку с жуком.
– А это что такое?
Я коротко описал произошедшее на кладбище. Лицо Крейбенста не дрогнуло. Он покивал, потом заговорил:
– Понимаю, с непривычки это немного удивляет.
– Немного? – воскликнул я.
– Да… Понимаешь, Карлос, там, на севере, вы ведь ни черта не знаете. Вы думаете, что ваелианцы – это такие дикари. Обычные люди, которым не повезло получить образование и научиться пользоваться туалетной бумагой. Ведь так? Да знаю, что так. Но слушай внимательно: они не люди. Ясно? Запомнишь эту мысль – сбережёшь себе кучу нервов и сил. Ваелианцы – не люди.
– Кто же они тогда? Животные? – усмехнулся я.
– Насекомые. – Крейбенст щёлкнул ногтем по банке. – А если серьёзно – здесь творится всякое, Карлос. И жуки в гробу – это даже не начало. Знаешь, кто мне сказал, что ты сидишь здесь?
– Дребен? – предположил я.
– Бернард. Подошёл ко мне возле участка и говорит: «Эй, Крей! Если хочешь поболтать с приезжим следователем – самое время. Он через минуту будет «У Марни». Вот такая вот история.
Я молча смотрел на Крейбенста, ожидая, когда тот рассмеётся. Он не смеялся.
– Привыкаешь к этому дерьму. И всё это идёт от ваелианцев.
Я откашлялся:
– А ты не спросил у Бернарда, кто его убил?
– Ну что ты. Это было бы бестактно, не находишь?
– У меня большие пробелы в этикете.
Крейбенст вздохнул:
– Он просто исчез, Карлос. Просто исчез, когда я моргнул. Призрак, видение, галлюцинация – не знаю. Но когда я пришёл сюда – ты сидел здесь. – Крейбенст ткнул пальцем в столешницу. – Такая история.
Я чуть было не скорчил презрительную мину. Однако вовремя вспомнил про женщину, поприветствовавшую меня в ратуше.
Но в конце концов, что это всё доказывает? Только то, что меня зачем-то дурят.
– Зайдёшь посмотреть снимки? – спросил Крейбенст.
– Конечно, – сказал я и допил кофе. – Вопрос. Найдётся в городе специалист по насекомым?
Крейбенст взял шляпу со стола.
– Если только у тебя крепкий желудок.
