Влад Волков
Три сокровища
Древний храм
За повозку серебром расписалась Росми, поднявшаяся ни свет ни заря и первой явившаяся к лаборатории. Ей же вручили и сапоги-стопы Тринадцатой на хранение. Пообещав передать их Финчу вместе с благодарностью команды Берна за размещение и комнаты, она суматошно приступила к работе, в то время как остальные забрали свои вещи и собрались в путь-дорогу.
Мари же, призвав своих новых друзей почаще молиться, отправилась сопровождать таскарского визиря прочь из столицы на восток. А вот Берн с его спутниками двинулись от Селестии строго на север, обратно в сторону Аргуса и Далкастра, в край Виракс и деревеньку Белунг, рядом с которой у лесной опушки стоял дом семейства Дюран.
Бернхард и Аргон ехали верхом на Гейронуль, а Шанти с Ассоль – на обернувшимся жеребцом Вильгельме. Гномочка же летала на своём крылатом ящере. Дорога была неблизкая, это по реке из Аргуса можно было легко и удобно по ответвлениям основного течения добраться в Селестию, а вот путешествие своим ходом в сторону Виракса по дорогам и через разные поселения занимало куда больше времени. И, самое главное, куда больше припасов.
Если Ассоль обходилась печёной картошкой на любой приём пищи, то цверг и экс-капитан требовали мяса или хотя бы рыбы. Ужинали иногда в тавернах, иногда готовили в котелке похлёбку из того, что было с собой в рюкзачках. Лилу так вообще ела за пятерых, выглядя ненасытной: любые чары требовали изрядного восполнения энергии. А вот Чабсдер, её виверна, охотился сам. То уже побелевшего к зиме кролика углядит средь бурой опавшей листвы или чёрных, не припорошённых снегом кустов, то за птицей в полёте погонится, то с дерева выхватит какую-нибудь куницу да белку. Зверь был непривередлив и неразборчив, над речушками и озерцами мог и рыбу, поднявшуюся к поверхности, сцапать.
Когда уставали ехать верхом, то спешивались и разминали ноги, особенно в солнечные, пусть и не слишком тёплые дни, любуясь пейзажами вечнозелёных лесов, долин, небольших холмиков, периодически о чём-нибудь общаясь между собой.
Так Лилу, к примеру, рассказывала о драконах чёрных гор и как среди тёплых камней нашла яйцо виверны, из которого вылупился Чабсдер. Драконы считают матерью того, кого первым увидят, когда вылупятся, так что крылатый ящер во всём слушается гномку, а та старается его дрессировать и заботится по мере возможности. Сейчас зверь уже в состоянии сам охотиться и летать там, где вздумается, всегда находя путь обратно к своей любимой «хозяйке».
У неё расспросили про Ахримана, и маленькая чародейка поведала несколько легенд о жутком красном звере с человеческим лицом и львиной гривой. В этих историях особо не за что было зацепиться для расследования деятельности безликих, но зато общие познания Лилу по части существ и божественных сущностей типа Хепри весьма поражали её спутников.
Проблемой было то, что оставалось не ясным, как победить столь могущественные создания, если с ними предстоит вдруг столкнуться. Верховный канцлер Крэшнер ведь упоминал нескольких тёмных богов, пробуждение которых, судя по всему, в своих ритуалах провёл культ Гончих Псов. А вот как выйти на след и им помешать, никто из путников не представлял.
А ещё отыскать то место, куда заглянула через портал Ассоль, было непросто. С большой долей вероятности заброшенный храм бога-скарабея располагался где-то в Таскарии и мог быть даже разрушен снаружи, занесён песками, а мог и вовсе находиться где-нибудь на иной территории, некогда возведенный почитателями Хепри.
Шанти же больше интересовалась божествами, покровительствующими кошкам или с чертами представителей кошачьих, никогда до знакомства со своими нынешними спутниками о подобных не слыхавшая. Так что гномочка поведала всем про Баст, богиню веселья и домашнего очага, куда более свирепую Сехмет – богиню войны, про Акера, Тефнут, Пахт, а также про жестоких Шезму, Маахеса и даже про Апедемака с телом змеи и головой льва.
Разговоры то умолкали, то снова возобновлялись. От скуки пытались как-то себя развлечь: придумывать рифмы, сыграть в слова, позадавать друг дружке вопросы, но не все из компании горели желанием обильно беседовать или вот так всё на свете рассказывать о себе.
– Лук и лук! – громко и радостно заявила гномочка Аргону, играя с тем в одну словесную игру. – Лук, который едят, и лук как оружие!
– Верно, да, – кивнул тот, качнув головой вбок и погладив усы. – Как и про косу, это ты здорово сообразила.
– А ещё луг есть! На котором пасутся! – добавила юная чародейка.
– Нет, тот лу-Г, это не подходит, – махнул цверг рукой.
– Тогда твоя очередь, – завила ему Лилу.
– М-м-м… О! Усы! – задрал Аргон палец.
– Что усы? Усы и есть усы, – фыркнула шедшая за ними Шанти.
– Не-е-ет! – замотал головой не согласный с ней гном. – Усы, которые на лице щетиной растут, отнюдь не те усы, что у тебя на милой мордашке, кисонька! – оглянулся он. – У гороха «усы» – вьюнки, у кукурузы «усы» под листьями зёрна окутывают. А ещё у сомов, например, и у некоторых насекомых типа жуков и кузнечиков есть свои усики. У тебя ж усищи не как у жучков? Или вы, кошки, им родственники?
– Кошки? Это кого ты тут кошкой назвал? – перекинула та из одной руки в другую чёрную сковородку.
– Знаете, что меня в нашей кисоньке восхищает больше всего? – отойдя подальше, в сторону возглавлявшего их отряд Бернхарда, проговорил Аргон. – Даже будучи на расстоянии в десять метров, она всегда умудряется выхватить из моих вещей сковородку! Вот это я называю ловкие пальчики!
– Я её с прошлого раза просто переложила в свою поклажу, – усмехнулась цыганка. – Разгрузила тебя, так сказать, чтобы полегче было путешествовать.
– Гному надо не в значения слов играть, а в рифмы. Глядишь, научится чего сочинять, наконец. О, а вы гляньте, как рыба в озере плещется, – усач указал направо. – Вон какой хвост огромный! Явно тунец плавает! На рыбалку привал сделать никто не желает? – поднял он руку в поисках поддержки.
– Рыбка-рыбка, где твоя улыбка… – напевал гном. – Да какой такой тунец-шельмец, сударь! Это ж русалка! – заявил он Бернхарду, глядя на озеро.
– Русалки хитры и опасны, – заметила звонким голоском гномочка.
– Яблоко, – скромно заявил ей анимаг в форме коня, обычно не принимавший участия в её с гномом словесных играх. – Яблоко-фрукт и глазное яблоко, как его называют в научных трудах, – пожелал аристократ блеснуть своей эрудицией. – И когда в эфесе клинка есть округлое украшение в самом навершии, его также именуют «яблоком» эфеса.
– Ух ты, как здорово! – захлопала в ладоши Лилу. – Тогда моя очередь. М-м-м… иголка! У хвои, – указала она на еловый лес вдали, – и которой шьют. Это ведь разные вещи.
– И вправду… – отметил Вильгельм, призадумавшись. – И они даже не родственны, наши предки никогда не использовали хвою, в древние времена иглой служили острые кости, чтобы сшить вместе шкуры. Сушёной хвоей их никак не пронзить.
– Гном придумал! Гном придумал! Цверги, между прочим, самый сообразительный народ Иггдрасиля! – едва не подпрыгивал на ходу Аргон от счастья. – Устав! «Воинский устав» и «устав тащить свою поклажу», я вот требую поскорее привала! – назидательно всем проворчал он, грозя кулаком.
– Да погоди ты привал, – проворчал Берн. – Дай дойдём хоть куда-то.
– У гномов ноги короткие, быстро стираются, быстро устают! – подметил Аргон.
– Что поделаешь, цверги – не самый длинноногий народ Иггдрасиля, – саркастично манерным тоном подметил Вильгельм.
– Интересно, а у какой расы всё-таки самые длинноногие барышни… – призадумался Аргон, почёсывая бороду.
– У гигантов каких-нибудь, – предположила Ассоль.
– А «кость» сгодится? Игральная и у скелета, – поинтересовалась гномочка, желая продолжить словесные игры.
– В целом, пойдёт, с учётом, что сейчас игральные кости делают чаще из дерева. Но вот они как раз родственники. Предком кубика была особая косточка более-менее схожей формы, имевшая на каждой стороне отличительный признак. Где выемку, где обрубок, где ещё что… А потом, точнее – теперь, привычные кубики с точечками. Друзья отца, когда к нам приезжали, нередко играли в кости за столом. У нас с братом были особые настольные игры, ящичек хранения которых, по сути, и раскладывался в поле с клетками, по которым двигали фишки.
– Всё детство о такой промечтала… – вздохнула Ассоль.
– Ты бы тоже поиграла с ними, – положила ей на плечо руку Шанти. – Дочка друида наверняка много всего знает по части слов с разным значением. Травки и цветы в народе вечно назовут как-то вычурно: Башмачок Афродиты, Волчий глаз, Заячья капустка…
– Ну, капуста, что квашеная, что простая, всё равно одно и то же, – пожала плечами зеленовласая девушка. – Есть ещё цветные соцветия разные, брокколи там, но всё равно ведь подвид капусты.
– Да, но кислица-то не капуста, а «заячьей капусткой» зовут, – приободрила её цыганка. – Аргон… – осмотрелась она по сторонам. – Так, а где гном? Куда он опять подевался?
– Да был здесь, – развернулся Бернхард. – Умыться отошёл только… Не мог же отстать? Сказал: метнётся кабанчиком…
– У озера? – зарычала женщина-кошка. – Это не он метнётся, а русалки метать икру собрались. Ну-ка назад все!
Пришлось вернуться к воде, где и вправду скинувший на берегу одежду цверг резвился в окружении трёх полуголых девиц: губастых, грудастых, глазастых, с бледноватой кожей и волосами кто тёмно-зелёного, под тон морской тины, кто рыжевато-коричневого, под оттенок опавшей листвы, цвета.
Вильгельму пришлось обернуться спрутом, хлестануть щупальцами ублажавших гнома девиц, а его самого вытащить из воды на берег к остальным. Тот, правда, получив от Шанти по голове, помчался обратно, но уже не к дамам с рыбьим хвостом, а за своею одеждой. Продрог как цуцик, оказавшись на морозном воздухе, так что Лилу пришлось ещё окружить его вальсирующими огоньками для обогрева.
– Ох и хитрюга! Всюду найдёте, за кем поухаживать! Но угораздило ж вас так вляпаться! Это же Русалки, душечка! Нельзя терять голову от каждой женской особы. Вас могли утопить! – всё шипела цыганка, продолжив путь со всей компанией.
– Или того хуже… обрюхатить, – подметил Вильгельм, а Шанти аж поперхнулась, закашлявшись. – Прошу прощения за свой таскарский. Что? Может, вы не знаете, но у русалок, как у морских коньков, беременеют, вынашивают икру и откладывают её самцы. Разве я вам не рассказывал на одном из привалов? Так что на месте гнома я бы проверился у толкового лекаря.
– Да ты что! А они точно всё ещё «самцы» после этого? – лишь прогоготал Аргон.
– Всё так, – кивнула Лилу, как главный знаток бестиария в компании.
– Ох, Фригга милостивая… Вот проказницы! Как охмурить, так они из воды вылезти готовы, а чуть что – так сразу в пену! Только их и видели! Бегут от ответственности! – возмутился гном.
– Многие почему-то забывают финал известной сказки о том, как принц потом вынашивал целый выводок русальей икры, – покачал головой аристократ. – Что в пьесах, что в книжках во многих…
– Ну, ещё бы, сказка-то детская, – отметила Шанти.
– А что, в Империи нынче такие нравы, что от детей принято скрывать чудо рождения? Какой Локи вас всех попутал? У нас каждый гном знает, как на свет появляются! Правильно, я говорю? – оглянулся Аргон на Лилу.
– О русалках-то ты немного знал, как я погляжу, – усмехнулась цыганка, бросила взгляд на Вильгельма-коня, выставив ладошку, и тот, подняв ногу, легонько хлопнул по ней левым копытом.
– Что ж вы своим рассказываете-то, когда спрашивают, откуда взялись? – крутя головой, переводил свой взгляд цверг от Вильгельма к Бернхарду и обратно. – Что их находят на улице? А-ха-ха! Или в огороде где-нибудь среди щавеля и капусты? Или из яйца вылупляются? Голубь прилетает, приносит? Или аист на крыше какой-нибудь? А-ха-ха! – хохотал он. – Отсюда и все проблемы с доверием. Жизнь во лжи как она есть.
– Ты свою вон чуть на икру не разменял, помолчал бы и не паясничал, – заявила ему Шанти.
– Так как мужские особи их вида не горят желанием вынашивать икру, русалки и охотятся на людей, делая из них послушных утопленников, – напомнил анимаг. – В путь, скорее в путь! Больше никаких перерывов на развратные купания с полурыбами, господа! Лимит на шалости и всякие выходки будем считать исчерпанным!
– Что значит «исчерпанным»?! – возмутился гном. – Тема ещё не закрыта! Вот уж дудки! Или мне одному здесь интересно, как принц этот вообще рожал?
– Вскрыли живот, небось, да и выпустили икру в озеро. Может, как раз в то самое, где ты искупался, – предположил усмехнувшийся Берн. – Ты за животом-то следи, – оглянулся он, бросив довольно поджарому и подтянутому цвергу. – Начнёт расти, тут уже либо одно, либо другое: или от пива, или от икры хитрозадых русалок.
– Рыбозадых, – посмеялся Вильгельм.
– Есть ещё такие, у которых ниже пояса щупальца осьминога вместо рыбьих хвостов, – напомнила им Лилу.
– Та, что в сказке, в любом случае пожелала иметь ноги и морская ведьма ей дала их на время. Нужна была всего лишь кровь принца, чтобы окончательно стать человеком, – проговорил анимаг. – Но доблестный император, отец принца, разгадал коварный план русалки, и той пришлось прыгнуть с корабля за борт, в морскую пену, вновь обретя рыбий хвост и вернувшись к своим таким же сестрицам. Тут и сказочке конец.
– Ну, во-первых, вечно этот император куда-то в сказочках лезет, у него там вообще время управлять государством-то есть? – возмутился Аргон. – То он там, то он сям. На коне, на корабле, где угодно, только не на троне во дворце…
– И такие тоже есть, особенно про визит к императору кого-нибудь, – напомнил анимаг.
– Во-вторых, если морская ведьма дала ноги, что она, не могла колдовство ещё разок провернуть, что ли? Не с той же самой, так с другой. Если уж эта так принца полюбила, что обрюхатить – обрюхатила, а кровь взять не смогла… Да и, в-третьих, что этому принцу, крови-то жалко для красивой девушки?! – не понимал гном. – В человеке должно быть где-то десять с половиной пинт крови! Ну, дал бы там одну-две-полторы! Правильно я говорю? Сколько там надо натереть-окропить девичьи ноги? Много, что ль? Чего жмотиться-то для сударыни? Ну и принцы пошли! Жадина-говядина, таскарский барабан! Век пива не видать!
– Видимо, чары были какие-то специфические, сильные, могущественные, которые просто так не повторить… – задумался Вильгельм, отвечая на первый вопрос.
– Хм, а вот про принцев… А если, как у нынешнего императора, двое детей, то каждый из них принцем считается или только наследующий престол? – полюбопытствовала Ассоль.
– Каждый, разумеется, душечка! – улыбнулась ей Шанти.
– Это что же получается, можно выйти замуж за принца, стать принцессой, но так никогда и не стать королевой… – удивилась зеленовласая девушка, прикусив губу.
– Знаете, как зовут самую желанную женщину Иггдрасиля? – с усмешкой спросил Аргон. – Жрать!
– Что за чепуха, – брезгливо закатил глаза к небу анимаг.
– Потому что жрать всегда все хотят! – посмеялся гном. – Нет повести печальнее на свете, чем сказ о не сготовленном обеде! Когда привал, а? Бобры-добры?
– Это ты там бобром нырял, а я вытаскивал, – напомнил Вильгельм.
– Будто тебя кто-то просил! – проворчал Аргон, в недовольстве скрестив на груди руки. – Баб не дают, жрать не дают, а мы точно вообще должны за этой зеленовласой увязываться? – воскликнул он, но ему никто не ответил.
Дороги тянулись через пустые пастбища и долины. Нечасто встречались какие-нибудь другие странники и гружёные обозы. Это позволяло уточнить у кого-нибудь направление, дабы не сбиться с пути. Ведь даже Лилу, не зная местности, взмывая на виверне в небо, мало чем могла помочь по части ориентиров. Деревеньки все здесь походили друг на друга.
– Угораздило же выбраться в такой путь без карты, – ворчал Берн с таким видом, словно упрекал в этом Ассоль, косясь на неё.
– Как же без карт, душечка? У меня их не счесть! Вам какую колоду? – веерами из сложенных гадальных карт обмахивалась Шанти.
– Одна выпала, – заметил Вильгельм, приблизившись и наклонив голову.
– «Луна»… – отметила цыганка изображение с воющими на луну псом и волком. – Не самое доброе предзнаменование…
Дорога петляла, а путники шли по ней, стараясь добраться до населённых пунктов и не делать привалов на открытой местности. Все выглядели усталыми, за исключением гномочки. Той было весело, она с абсолютно детским любопытством расспрашивала то о том, откуда все прибыли в столицу до знакомства с ней, то о народе людей-кошек, Шанти от её бесконечных расспросов просто устала.
– А почему цыгане путешествуют табором? – не унималась Лилу
– Чтоб ты спросила, – устало фыркнула ей женщина-кошка.
– У-у, а почему носят лоскутные платья? – продолжала любопытствовать гномочка.
– Чтоб ты спросила, – вздыхала цыганка.
– А почему с ними обычно танцующий мишка? – вновь спрашивала маленькая чародейка.
– Чтоб ты спросила, – бубнила Шанти уже себе под нос.
– Ух, сколько всего цыгане делают только ради меня! – удивлялась Лилу. – Вернусь – расскажу маме и тётушкам.
– А папе чего? Где твой папа? – теперь уже ей вопрос задала женщина-кошка.
– Я бы и сама хотела бы знать, где мой папа сейчас, – призадумалась та.
В ближайшей деревеньке, куда компания пришла на закате, было шумно, словно на какой-то ярмарке. Взрослые с полей, огородов и мастерских шли по домам да к единственному, зато большому трактиру. Дети резвились, радуясь ветреному дню и потому запуская воздушных змеев, весьма заинтересовавших Чабсдера. Лилу пришлось даже намордник на того надеть, чтобы никого не покусал и не попортил ребятне веселье.
– Не очень понимаю, что зимой делают пахари, – оглядывала пространства за деревянной изгородью Ассоль. – Земля промёрзлая, твёрдая, ничего не растёт…
– Подгнивший корнеплод достают, например, – произнесла Шанти. – То, что людям на стол не пошло, съедят свиньи. Ещё можно пугал обновить, какую-нибудь отраву для кротов всунуть в норы.
– Бедные кроты… – проговорила дочка друида.
– Каждая жизнь ценна, – согласился с ней Берн.
– Это народ империи станет голодным и бедным, если они весь урожай пожрут да корни попортят, – заметила им обоим цыганка. – От вредителей землепашцам хорошая защита нужна. О, кстати, и коренья различные на огородах собирать можно же. Ботва вся отвяла, а морозец хорошо бережёт всё, что в земле, словно в погребе. Можно и для маринада что-то забрать, и для смесей каких на просушку. Целебные разные корешки. Женьшень, имбирь, хрен, сельдерей…
– Во саду ли, в огороде ль девица гуляла… – напевала малышня, резвясь в рощице средь облезлых кустарников и сбросивших свою листву деревьев.
– Какие ещё такие «восадули» в огороде?! – фыркнул Аргон. – Паттисоны – знаю, баклажаны – знаю, ни про какие такие восадули не слыхал. Новый имперский деликатес? – обернулся он на цыганку и на Лилу.
По правую руку от них вышел из своего дома на веранду еле-еле передвигавший ногами старичок в шляпе, направляясь к своему креслу-качалке, выставленному на улице. Видать, любил проводить здесь вечера, укутавшись и укрывшись, поставив на округлый маленький столик рядом чай или ещё чего горячительного, судя по бутылке с чем-то мутным в руках.
– Вот ж сорванцы… – проговорил он вслух, глядя на беззаботную ребятню. – Видали? – обратился он к мимо проходящей компании рыжего усача. – Как бегают резво! А я? Так стар уже, что ноги просто не ходят. А казалось бы, чем я хуже? Когда-то ведь был таким же! Молодым, ловким… А сейчас… Не езжайте верхом. Разминайте ноги, пока есть возможность. Двигайтесь! Двигайтесь, господа путешественники, правильно делаете! Попутного ветра вам. Мой бы дух да в молодое тело сейчас… – махнул он рукой. – Двигайтесь! Вперёд, назад – не так важно. Иногда, чтобы сделать рывок вперёд, приходится отступить на пару шагов назад. Ничего не бойтесь, смелее шагайте по жизни. Движение – это жизнь!
– И вам хорошего вечера, – вежливо кивнул ему Вильгельм, забыв, что он в форме лошади.
Так что от вида говорящего коня сухой и щупленький дедуля вытаращил глаза, выронил склянку, молчаливо плюхнулся в кресло, так и застыв с удивлённым выражением на лице, раскачиваясь и провожая взглядом гружёного жеребца в окружении разношёрстных спутников.
Те же искали ночлег, но зал местного трактира служил исключительно общей столовой в тёплые месяцы, расширяясь до выставленных наружу мест за столиками. Комнат для постояльцев здесь не держали, так что оттуда путники вышли абсолютно ни с чем.
Ночевать, похоже, предстояло где-то в пути под открытым небом. А судя по тому, как его затягивали сгущавшиеся тучи, ночью намечался дождь. И только если очень повезёт и температура достаточно низко опустится, он обратится в какой-нибудь снегопад. Впрочем, и под снегом на холоде ночевать перспектива была довольно такая себе.
– Хитрый месяц в небесах, звонко плещется водица… – забренчал цверг на гитаре. – Там, в прибрежных камышах, веселятся две девицы…
– Опять он русалок вспомнил, – закатил глаза анимаг.
– Тебя б так в четыре руки ублажали, сам бы вспоминал и млел каждый раз, – фыркнул ему Аргон.
– Фу, вот уж мерзких русалок с их ледяными и склизкими лапами в перепонках мне не надобно, – скривился Вильгельм. – Прошу прощения за свой таскарский.
– Примадонна! – воскликнул, качая головой, гном.
– Варка! Варка, ядрёна вошь! Где мой самогон? – гневный мужской бас прогремел из распахнутого окна домика на самой окраине деревеньки. – Назвалась «Варкой», так вари давай, не ленись!
– Не я сама назвалась так, а мама с папой назвали! – с возмущением ответила высокая женщина, направившаяся к дому.
– Чудно было бы, если б сами все себе имена выбирали… – подметил своим спутникам Берн, проходя мимо.
– Да уж, я бы явно был не Вильгельмом, – кивнул анимаг.
– Как же так, душечка? Красивое имя же, – не поняла, повернувшись к коню, цыганка.
– Да вот чтобы гномы всякие не сокращали до «Вилли», – недобро поглядел тот на цверга.
– Ну, и как бы ты звался? – усмехнулся Аргон.
– Допустим, Вениамин, – мечтательно закатил глаза анимаг.
– Веня, – лишь посмеялся гном.
– Тогда Себастьян, – тут же нашёлся аристократ.
– Себа, – шире улыбнулся низкорослик.
– Валентин? – с недовольством в глазах повернул голову анимаг на Аргона.
– Валя, – махнул тот рукой.
– Лафайет! – раздражённо заявил Вильгельм.
– Лаффи, – хихикал Аргон. – Это гномам хорошо. Сам говорил: Фом, Ром, Бром, Хром, рамамба-хара-мамбу-ром! Ха-ха-ха. Ни у кого с собой рома нет, кстати? А чем вычурней имечко, тем проще его сокращённое прозвище. Сеня, Веня, Даня, Ваня, как только не назовут.
– Вот придумаю имя, у которого нет сокращённой формы… Вот, Измаил! – гордо вскинул голову анимаг, тряхнув золотистой гривой.
– Изя-Изя-Изечка, – посмеялся гном.
– Роберто! Робероуз! Робеспьер! – перечислял Вильгельм.
– Робби-Бобби и тот, и другой, – усмехнулся цверг на это в ответ.
– Валентин! – тогда сразу воскликнул аристократ.
– Уже был, – хором ответили ему гном и цыганка.
– Всё равно что-нибудь да придумаю, – задрал гордо голову анимаг, поскорее зашагав вперёд, цокая копытами по каменистой петляющей дороге.
На западе небо алело закатом, подсвечивающим наплывавшие с северо-востока крупные облака, окрашивая их причудливые фигуры с переливами тёмно-синего, розового и фиолетового. Чабсдеру, с которого скинули намордник, смена погоды явно не нравилась. Он летал низко, клацал зубами, залетая в гудящие стайки мошкары, расплодившейся от того, что все лягушки уже повпадали в спячку, а вот насекомые, похоже, так быстро зимовать ещё не торопились.
Разумеется, вокруг уже давным-давно не встречалось бабочек или кузнечиков. Давно отвяла и пожухла трава на лугах, опали почти все листья с деревьев, за исключением вечнозелёных пород. И вот как раз из-под коряг, из-под опавшей листвы, особенно в местах близ рек, прудов и озёр до сих пор ближе к вечеру вылезали и разминали крылышки в морозном воздухе стрекозы, комары и другие назойливые маленькие создания. Их скопления привлекали птиц да небольших летучих мышей, а те, в свою очередь, обращали на себя внимание проголодавшейся виверны.
– Заели всего! – возмущённо хлопнул сзади себя по шее Аргон. – У цвергов, между прочим, самая вкусная для комарья кровь во всём Иггдрасиле!
– Вампиров к себе не привлеки такими россказнями, – похихикала Шанти.
– Если безликие и вправду вампиры, то мы уже встречались с одним таким. С двумя даже, ещё тот молящийся в данжеоне… – проворчал Берн. – Как бы хотелось сейчас с той блондиночкой всё разведать в столице.
– У меня тоже своё задание есть, но мы же обещали помочь нашей ученице, – повернул к нему голову конь-Вильгельм.
– Это да, братец, – закатил глаза рыжий усач. – Мама всегда говорила: помогай, коли можешь. Но не ввязывайся в неприятности.
– Нет, это мне поручили сопроводить её в Белунг и разведать там совершённый ритуал, вы не при чём! – заявила им гномочка-чародейка.
– Мы уж все вместе давно путешествуем, – вздохнул Бернхард. – Помогаем друг другу по возможности.
– Только я не пойму, что здесь делаю, – фыркнул цверг.
– Душечка, ты же боялся обилия пауков в столице, – напомнила Шанти.
– Да они на таком морозе уже все в спячку должны впасть, – понадеялся гном.
– Уж точно не те, кто внутри помещений. Что дома, что трактиры, что лаборатория, где мы ночевали… – проговорила ему цыганка.
– Не знаю вот, чего ты и вправду там не остался. На природе паука встретить шанс куда выше, – надменным тоном проговорил анимаг.
– Не соглашусь, душечка, – оспорила Шанти. – Здесь – холодрыга, а там тёплые комнаты с тёмными уголками.
– Так я правильно делаю? Всё равно я же скальд – мне надо путешествовать и концерты давать! – заявил Аргон.
– Ага, бежать из одной деревеньки в другую, скрываясь от тех, кому не посчастливилось слушать твой вой, – усмехнулся Бернхард.
– А «вой» считается, за слово с разными значениями? – поглядела на цверга Лилу. – Вой волков и вой вьюги, это ведь разное?
– А мне кажется, почти одинаковое… – призадумался и не согласился тот, подняв глаза к облакам.
– Вой вьюги – образный, но всё равно вой в единственном его звуковом значении, – мягким голоском пояснила гномочке Шанти. – Ну, это всё равно что клубок ниток и клубок тайн, и то и другое распутывают, или там гора камней и гора немытой посуды. Смысл ведь тот же, хотя значение образное. А вот зелёный лук или лук, вон, который у гнома за плечом рядом с колчаном стрел, – это уже совершенно разные вещи.
– Поняла, – кивнула с улыбкой Лилу. – Придумаю что-то ещё.
– Хм, а вот «хвост», например, – призадумалась цыганка, сложив руки и погладив свой пушистый кошачий подбородок. – Хвост как слежка тоже ведь образный такой переносный вариант смысла, но, по сути, другое. Хвост как часть тела и хвост, когда за тобой по пятам кто-то следует…
– А ещё хвост как причёска! – вскинув ручки, весело заявила гномочка-чародейка.
– Смышлёная! Надо ей прозвище дать какое-нибудь, – усмехнулся Аргон.
– Любитель ты раздавать прозвища всем, – цокнула языком, покачав головой, Шанти. – Ох и хитрюга!
– Ну а что, кисонька? Разве ж плохо быть кисонькой? – оглянулся гном на неё.
– Лучше быть душечкой и общаться со всеми любезно, вот берите с Вильгельма пример, – погладила цыганка златогривого жеребца-анимага.
– Наш усатый-хвостатый только на вид весь такой плюшевый, – сложил руки в недовольстве Аргон.
– А что, в вашей банде-лаванде у всех прозвища есть? – поинтересовалась Лилу.
– И не только у банды! Девка Ноги-Ножницы, Боевая монахиня или лучше Монахиня-рыцарь? Исследователь этот наш… – перечислял гном.
– Твой, – прервала его Шанти. – Это у тебя с ним там сделка по продаже книг, душечка. Мне лично этот тип совсем не по нраву. Я выступила за засаду для той Тринадцатой не ради него, а ради других наших целей, дабы схватить убийц.
– Почему Тринадцатая? – недовольно проворчал цверг.
– Её орк так назвал, – напомнила сзади Ассоль.
– Полу-орк, между прочим, – выделил голосом гном. – Ноги-ножницы звучит лучше же! И зловеще!
– Не вижу ничего зловещего в ножницах, полжизни с ними вожусь: то крой, то нитку обрезать, то ещё чего, – произнесла Шанти.
– Можно даже тогда по два прозвища всем раздать! Правильно я говорю? Главное, не запутаться! – задрал палец гном.
– А у Бернхарда разве есть своё? – удивилась Шанти.
– «Экс-капитан» чем не прозвище? – снова повернулся к ней цверг-музыкант.
– Барон Фон Двадцать Третий… – пробубнила недовольно Ассоль, щуря взор в направлении рыжего усача.
– Просто третий, – напомнил мужчина, не оборачиваясь.
– Давайте и мне прозвище сделаем! Громкое, звучное, броское такое! Аргон… б… бэ… Блистательный! Аргон… бэ… б… Безукоризненный!
– Б – Бездарный, – предложил ему Берн, посмеявшись.
– Ну тебя, – покачал головой цверг.
– Я хочу тогда что-нибудь классненькое! Миленькое! «Облачко» там или «Принцесса»! – вскинула ручки Лилу. – Меня папа так называл.
– Один нынешний верховный канцлер уже доназывал дочку «принцессой» до того, что она реально вышла замуж за принца, сына бывшего императора, – хмыкнул Аргон.
– Да? Здорово! Вот бы и мне так! – мечтательно произнесла Лилу, шагая, задрав к небу голову и приложив к губам пальчик.
– Ещё сотни лет не стукнуло, уже о женихах думает! – покачал головой гном, косясь на неё.
– А я маленькая да удаленькая! – ответила та, разразившись яркими искрами по всему телу. – Это уже мама про меня так говорила, – улыбалась гномочка-чародейка.
– Давайте тогда «мелюзгой» теперь её называть? – предложил гном. – А для дочки друида ещё что-то придумаем.
– А давайте! – сразу же с уверенностью и даже нотками надежды в голосе громко согласилась Ассоль, ускорив шаг.
– Будет Асей, – предложил Берн, шагавший спереди.
– Вот уж нет уж! – возмутилась та, помотав головой.
– Зелёнкой, – заявил Аргон, глядя, как колышутся её волосы хвойного отлива.
– Ещё чего! – обиделась и покраснела Ассоль.
– Ох, капризные женщины, вечно им не угодишь. Ещё одна примадонна! – закатил глаза гном.
– А кто это? – поинтересовалась у него Лилу.
– Златовласка наша, – посмеялся Бернхард, кивнув в сторону Вильгельма.
– Вот! Я же говорю: по два прозвища! – задрал палец Аргон.
– Невоспитанные грубияны, – хмыкнул анимаг, полуприкрыв глаза с важным видом и зашагав ещё быстрее вперёд.
– Давайте в рифмы, как экс-капитан наш сказал, – предложил гном. – Песню сочиню про хвостатого. Я ведь скальд всё ж таки! Выйду как-то в поле с конём…
– Ох, скальд… – закатив глаза, фыркнула Шанти. – Вот тебе история: нашёл мужчина в лесу лягушку замерзающую. Та молвит ему совсем человеческим голосом: возьми меня с собой, обогрей… Ну, мужик сжалился, сунул лягуху за пазуху, пришёл домой. Она ему: уложи меня на кровать… Уложил. Она: поцелуй меня… Ну, раз уж лягушка говорящая, то и поверил-таки. Она и превратилась в стройную нагую красавицу.
