Владимир Александрович Андриенко
Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица
– Того мне не известно, – ответил дьякон. – То вы лучше у самого отца Ивана спросите.
– Спросим. Ладно ступай. Книги еще надобны. Писарь юстиц-коллегии выпишет все необходимое и книги вам возвернет с курьером…
3
Санкт-Петербург: во дворце императрицы.
Генерал-прокурор Глебов был неприятно удивлен гостем из Москвы. Давно он не видел этого человека, и видеть его совсем не желал. Но его московские конфиденты29 напомнили о себе.
– Вы заставили себя ждать, господин Глебов!
– Я генерал-прокурор Сената. У меня много дел.
– Ваши московские друзья знают кто вы. И они прислали меня не просто так. Мое дело для вас наиважнейшее, господин Глебов!
– Говорите.
– Нас никто не слышит?
– Здесь нет. Можно говорить смело.
– Вы не забыли о том, что являлись участником смелых проектов по преобразованию государственной власти в Российской империи, господин Глебов?
– Как мне про сие забыть? Мне постоянно напоминают об этом! Хотя я давно отказался от заблуждений молодости.
– Молодости? – усмехнулся прибывший. – Пусть так. К делу сие отношения не имеет. Ваши друзья интересуются делом Салтыковой.
– Но следствие ведется в Москве! – сказал Глебов. – Ваши друзья знают больше моего.
– Господин Глебов! Этак мы долго станем ходить вокруг да около. Мы хорошо все знаем о следственной комиссии в Москве. Но сейчас в Петербурге пребывает господин Иванцов.
– И что? Он мелкая сошка.
– Но сия мелкая сошка удостоилась приема во дворце! Сама императрица произвела его в следующий чин. И это, по-вашему, не так важно?
–Я сам присутствовал при производстве Иванцова в чин. Сей чиновник еще слишком молод. К тому же увлечен амурной страстью к госпоже Сабуровой. Он занимается в столице отнюдь не следствием.
– Но ситуация сложилась совсем не так. Как мы ждали. Вы генерал-прокурор.
– Дело Салтыковой начала сама императрица. Я не могу его вот так просто прекратить. Слишком много жалоб на эту помещицу. И дела там страшные, господин посланец! Не стоило Дарье Николаевне так над своими холопами…
– Не стоит вдаваться в подробности, генерал. Про мерзости сии мы знаем. Но сие дело самой Салтыковой. Не ваших же холопов она затронула, господин Глебов. А нанесла убыток сама себе. А вам стоит подумать, что в руках Салтыковой находится Манифест! Я уже не говорю про иные документы. Но если Манифест покойного императора Петра Третьего будет обнародован, то сами знаете, что из этого выйти может. И вы среди тех, кто составил сей Манифест личность не последняя!
– Я не составлял его!
– Но вы состояли в тайной комиссии.
– Я уже сто раз проклял себя за это! Чего вы хотите?
– Нужно срочно спровадить отсюда господина Иванцова.
– Проще всего убрать его.
– Убрать? – не понял посланец.
– У меня есть люди, что сработают под обычный разбой. И труп господина Иванцова выловят из Невы.
– Нет. Ныне это опасно для дела. Прижмите его по своей прокурорской части! В работе комиссии Цицианова-Соколова много нарушений. Я привез вам их полный перечень.
– Хорошо. Я все сделаю, хотя для меня это может кончиться отстранением от должности.
– Потерять должность, это не потерять жизнь или состояние. Господин Глебов. Не так ли?
***
Иван Иванцов получил грозную отповедь от Глебова. Генерал-прокурор был крайне недоволен тем, что ему представил новоиспеченный губернский секретарь.
– Жалоба на вас подана из Москвы и приказано все ваши дела там проверить со всем тщанием!
– Проверять нас, ваше превосходительство? – Иванцов был крайне удивлен.
– Именно вас, господа. И особенно коллежского секретаря Соколова! Уже ревизор от Сената отбыл в Москву!
– Как? – не поверил Иванцов. – Ревизор? Для нашей комиссии? Но Степану Елисеевичу и так мешают в проведении следствия. А ежели еще и ревизор там появиться, то дело и вовсе остановится.
– Вы достаточно поводили меня за нос, Иванцов. Теперь хватит.
– Но…
– Я более вас не задерживаю и не могу тратить на вас время. Ваших сказок я досыта наслушался, сударь.
Глебов показал, что говорить с губернским секретарем более не желает. Иван Иванович был в отчаянии. Но стоило действовать, а не предаваться унынию.
Иванцов оделся во все лучшее и отправился во дворец. Он понял, что над следственной комиссией Соколова нависла серьезная опасность. Ежели враги доложат императрице дело в выгодном для них свете, то следствие закроют, и Екатерина не простит им этого никогда. И прощай карьера, что так удачно началась.
Во дворце он нашел Веру Сабурову и чуть не бросился на колени перед ней.
– Вера! Только ты сможешь меня спасти! Судьба послала мне тебя. У нас такое дело…
– Все знаю, Иван Иванович. Не говори более ничего. Генерал-прокурор Глебов поднял кляузу против вас. И на Москву уже отбыл ревизор Сената статский советник Михаил Светин. А это лиса хитрая. Любое дело как хочешь вывернет, чтобы начальству угодить.
– Они уже донести императрице?
– Нет. Но моему мужу известно, что Глебов получил крупную взятку от кого-то из Москвы.
– Взятку?
– Так считает мой муж. И Глебову выгодно теперь дело против Салтыковой прекратить. Сам понимаешь, надобно взятку отрабатывать. А муж мой на сии дела хваток. Еще при Петре Алексеевиче30 в фискалах31 карьеру свою начинал.
– Так что же мне делать? Неужели конец! Жалобу в Сенат передать? Через мужа твоего, Вера?
– Нет, – покачала головой красавица. – Затянется больно надолго. Так против Глебова тебе не выстоять.
– Но что делать, Вера?
– Я тебя сегодня к императрице проведу, Иван Иванович. А там сам постарайся убедить матушку-государыню в том, что ты прав, а Глебов – нет. Готов ли к тому? Найдешь ли слова нужные?
– Готов. Только бы получилось все с аудиенцией. Чин мой невелик. Как мне справиться с таким врагом как генерал-прокурор Сената?
– Все получится. Но если все будет по-твоему, то что получу от тебя я? – молодая женщина улыбнулась.
– Все что пожелаешь!
– Тогда нынешнюю ночь проведешь у меня.
– Это еще одно твое благодеяние, богиня, для меня простого смертного.
Дама подарила Иванцову еще одну очаровательную улыбку и упорхнула. Иван Иванович остался ждать, и Вера свое обещание выполнила. Вскоре она явилась за ним и провела его в кабинет государыни.
Молодая императрица сидела в обществе своей подруги графини Прасковьи Брюс. Она приветливо улыбнулась Иванцову и даже протянула руку для поцелуя:
– Рада вас снова видеть, Иван Иванович. Вы тот самый чиновник кого я произвела следующий чин? Иванец-Московский?
Императрица ошибочно произнесла фамилию Иванцова. Но тот исправлять не стал. Ему это понравилось.
– Точно так, ваше величество!
– О! Не стоит так громко, Иван Иванович. Твоя императрица не глухая. Мне сказали, что у вас есть просьба.
– Так точно, ваше величество, – уже тише сказал Иванцов.
– Так говорите, Иван Иванович. Императрица готова вас выслушать.
– Матушка-государыня, мне и моим товарищам только и осталось уповать на милость вашу. Погибаем.
Молодой чиновник пал на колени.
– Встань, Иван Иванович. Не люблю сего, когда в ногах валяются. Говори, что случилось? Кто обидел вас?
– Ваше величество! Дело-то помещицы Салтыковой слишком тяжело для нас. Постоянно помехи чиновники московские ставят нам. А теперь еще и до Петербурга докатилась кляуза. Генерал-прокурор Глебов ныне и вовсе режет нас без ножа. Отправлен на Москву ревизор, нашу комиссию ревизовать. И так было трудно, но теперь втрое труднее станет. И все ругают нас кому не лень. Дескать, все делаем не так. Но как делать ежели мешают? Мы ведь о помощи не просим, но пусть хоть палки в колеса не вставляют.
– А почему в сем деле вам мешают, Иван Иванович?
– Да многие чиновники взятками куплены, и это дело им не требуется расследовать. Ведь только я человека нашел, что мог свидетельство по делу дать, так его убили на следующий день. И убили чисто. Все шито-крыто и не подкопаешься.
– Шито-крито? – спросила Екатерина и взяла со стола тетрадь. – Что сие? Шито-крито?
– Это так говориться, ваша величество. Иными словами делается тайно без огласки.
– От слов шить и крить? Шить сие понятно, но «крить»? – императрица посмотрела на Иванцова.
– В смысле накрывать ваше величество. От русского слова «крышка».
– Сшивать и накрывать, – произнесла она и записала в тетрадь. – Интересно. Зашить и накрыть, Скрыть от посторонних глаз. Но ты продолжай, Иван Иванович.
– Виновных было не сыскать, ваше величество. И так не один раз было, государыня. Как нам дело вести?
– Генерал-прокурор Глебов тоже мешает вам, Иван Иванович?
– Не могу жаловаться на начальство, ваше величество! Артикул сие запрещает.
– Но твоя императрица разрешает тебе, Иван Иванович, сказать правду. Генерал-прокурор Глебов мешает вам?
– Ревизор, посланный в Москву, мешать станет надворному советнику князю Цицианову и коллежскому секретарю Соколову. Боюсь, и вовсе дело станет.
– Значит, сего ревизора от Сената Глебов назначил? – догадалась императрица. – Сие дело я приказала расследовать. И я помогу вам правду узнать, Иван Иванович. Говори, чего вам надобно? – спросила Екатерина.
– Князь Цицианов неоднократно меня просил Салтыкову от забот по управлению имуществом отстранить и аресту её подвергнуть. Только так могут найтись те, кто показания против барыни даст, ваше величество. А так может ли крепостной своего барина обвинить, коли вечером тот же барин с него шкуру спустит?
– Управляющий имуществом уже назначен? – Екатерина посмотрела на графиню Брюс. Та была в курсе этих дел.
Брюс ответила:
– Сенатор Иван Романович Сабуров. Он возьмет на себя все заботы об имуществе московской дворянки Салтыковой.
– Видишь, как все устроилось, Иван Иванович. Сенатор Сабуров человек честный. А насчет ареста Салтыковой, то я такой приказ отдам, и ты сам отвезешь его своему начальнику Цицианову. И ежели, оный чиновник сумеет дело Салтыковой до конца довести и душегубицу осудить поможет, то быть ему в милости у меня. И твоей верности я не забуду, Иванец-Московский.
– Ваше величество! – Иванцов снова пал на колени и поцеловал протянутую ему руку императрицы всероссийской. – А начет ревизора….
– Я прикажу ревизора отозвать! Иди, Иванец-Московский.
Иванцов вышел от императрицы, не чуя под собой ног…
***
Императрица спросила графиню Брюс:
– Что думаешь про сего молодого человека?
– Слишком молод, ваше величество.
– Сия я и так заметила. Но что думаешь про него? Он, как сие говорится, пройдоха, или нет?
– Нет, матушка, что ты. Какой сей малец пройдоха. Такого чиновники наши сожрут с потрохами.
– Так постараемся чтобы не съели сего молодца ваши чиновники. Позвать дежурного камергера!
Тот явился сразу.
– Ваше величество!
– Найди, голубчик мне генерал-прокурора Глебова!
– Будет исполнено, ваше величество!
– И графа Панина сюда позови! Пусть Никита Иванович послушает…
***
Екатерина приняла Глебова стоя, в позе строгой и надменной.
Генерал-прокурор, прибывший для доклада, был удивлен, видя такое к себе отношение. Он поклонился и хотел было раскрыть папку, что в руках держал, но императрица остановила его:
– Ты, Александр Иванович, в Москву ревизора отправил следственную комиссию надворного советника Цицианова поверять? Так ли сие?
– Так, государыня, обстоятельства….
– Так значит вот, как ты мое повеление исполняешь? Цицианову не токмо помощи нет от тебя, но ты ему еще и мешать вздумал? Не ты ли сам князя в Москву направил и говорил мне что лучшего чиновника не найти?
– Из Москвы получен донос о том, что Цицианов неправильно дознание проводит. Мой долг то разобрать, ваше величество. Не иначе за взятки князь Цицианов решил помещицу Салтыкову очернить…
– Но сам ты, Александр Иванович, неужто взяток не брал?
– О чем ты, матушка-государыня?
– Мне много про дела твои ведомо, сударь. Но я терпела до срока хитрости и злодейства твои. Сам-то ты живешь взятками.
– Но с тех взяток и ты, государыня, в те поры когда великой княгиней была, такоже долги свои карточные платила. Разве я отказал тебе в деньгах хоть раз когда ты, матушка, просила? – Глебов открыто дерзил императрице.
– Вот как ты заговорил, сударь генерал-прокурор? Я за те твои услуги тебе десятикратно уже отплатила. Но терпеть дерзости твои более не стану. Более на глаза мне являться не смей! Поди прочь!
– Сие следует понимать как отставку, ваше величество? – спросил Глебов.
– Да. Более я тебя в столице не держу.
Глебов поклонился и вышел из кабинета государыни. Императрица посмотрела на графа Панина.
– Генерал прокурором Сената назначить князя Вяземского! Заготовь указ Никита Иванович.
– Вяземского? Он здесь, матушка. В твоей приемной толчется.
– Звать его сюда! – приказала Екатерина.
Через минуту небольшого роста толстый человечек уже низко кланялся императрице.
– Рада тебе, Александр Алексеевич. Хочу тебе новую должность предложить.
– Я весь в твоей воле, матушка-государыня. Любой твой приказ исполню.
– Знаю тебя как верного человека, Александр Алексеевич. В империи нашей не все в порядке. На высших ступенях государства Российского лихоимство процветает. Народ говорит, что нет у нас правды, и не будет. Дело которое я сама расследовать велела почти с места не сдвинулось ибо чиновники мешают комиссии следственной постоянно. И это дело, которое сама императрица расследовать повелела. А что тогда с простыми делами делается? Бумаги в Сенат возами возят. Сколь бумаги марают и все зря. В тюрьмах люди по 10 лет маются суда дожидаясь. Мне докладывают, что в Сенате без взяток вообще ничего не делается. Глебова я под суд отдам. А пока пусть в деревне проветрится. Быть тебе отныне генерал-прокурором Сената империи Российской.
– Рад служить, матушка-государыня.
– Одних челобитных на мое имя получено уже больше 1000! И среди них громкое дело Салтыковой уже год ведется и получается, что помещица ни в чем не повинна! Токмо крылья ангельские к ней приставить стоит. Год! А иные дела?
– Все разберу, матушка. Забегают у меня чиновники, – пообещал Вяземский.
– И помни, что Салтыкову следует наказать публично. Простой народ должен видеть, что я пекусь о нем не менее чем об интересах дворянства.
– То истинная правда, матушка-государыня.
– А злодейства Салтыковой все разобрать. Она сама женщина и мать могла такое творить над душами христианскими. И её человеком я почитать не могу. Она изверг и урод рода человеческого! И про то всем россиянам знать надобно, дабы подобное более не повторялось. От жестокости помещиков многие беды произойти в государстве могут. И люди, доведенные до отчаяния произволом, на бунты поднимаются. А ты честных служак выделяй, князь. Например, обрати внимание на молодого чиновника со странной фамилией Иванец-Московский! Помоги ему всем чем сможешь! Понял ли?
– Да, матушка-государыня.
– Я сего молодого человека произвела в чин губернского секретаря, но он достоин большего ибо страха не ведает дабы волю мою исполнить! Граф Панин!
– Слушаю, ваше величество.
– Запиши! Губернский секретарь Иванец-Московский отныне сенатский секретарь. Оформи все моим именным указом!
– Да, матушка-государыня, – поклонился граф Панин.
Так чиновник 12-го класса губернский секретарь Иван Иванович Иванцов получил новую фамилию Иванец-Московский и чин 11 класса сенатского секретаря! Его начальник Степан Соколов был чиновником 10-го класса и Иван Иванович взобрался по карьерной лестнице вверх всего за полгода.
4
Москва: канцелярия юстиц-коллегии.
Жалоба.
Михайла Федорович Светин тем временем рьяно принялся за дело. Он велел все бумаги касаемые дел по Салтыковой к себе принесть и разбирался с ними.
Затем он съездил в дом Салтыковой и там такоже показания снял. Дело у него получалось, и он стал составлять свой отчет для доклада в Сенате.
«Следственная комиссия во главе с чиновниками от Сената надворным советником князем Цициановым и от московской канцелярии юстиц-коллегии коллежским секретарем Соколовым, следствие вела с крайним небрежением и их последний доклад в сенатскую комиссию из одной токмо лжи состоит.
Ими был незаконно на торгу захвачен крепостной помещицы Салтыковой Лукьян Михеев. Они сопроводили его в пыточную, и под пыткой заставили Михеева, свидетельствовать по делу убийства крестьянки Анисьи Григорьевой, что умерла в 1757 году.
Крестьянка вышеозначенная умерла 18 лет от роду. И на теле её имелись многочисленные синяки и кровоподтеки. Волосья на её голове были вырваны. Все это правда, и все то мною проверенно.
Такоже было выявлено в ходе дознания, что барыня тогда осерчала на девку и даже побила её лозиной. Но Соколов и Цицианов велели написать в бумаге, что бита была девка не лозой, но поленом. А сам Михеев против помещицы ничего не показал.
Такоже был допрошен Сокловым и Цициановым гайдук помещицы Салтыковой Василий Антонов. И с его слов писали допросные листы по убийству дворовой женки Ирины Алексеевой. И та Алексеева померла от произвола крепостных холопов помещицы Салтыковой. Сие был староста села Троицкое Ромка Воеков и тот самый гайдук Антонов.
Они Ирину уморили до смерти, но Соколов и Цицианов то дело такоже помещице приписали….»
Светин отложил перо и прочитал написанное. Выходило довольно складно. Этим он сумеет генерал-прокурору Глебову угодить. Пожалуй, стоило и сообщить, что чиновники за сие взятку крупную получили. Но Светин не знал, кто мог им за сие дело платить.
«Стоит и с самих Соколова и Цицианова допрос снять. Но они просто так говорить со мной не станут. Привлеку-ка я к сему делу начальника канцелярии, статского советника Бергофа. Он с Сокловым не в дружбе и мне охотно посодействует».
***
Иван Александрович Бергоф был рад помочь.
–Вы, почтенный Михаил Федорович, большое дело делаете. А тот сей Соколов весьма зарвался. Я много раз его место ему указывал. Но разве он хотел меня слушать? Такие люди всегда делают то, что им захочется. На вышестоящих внимания на обращают.
– Но в моих бумагах есть сведения, о том, что вы лично рекомендовали его на сие дело. И даже содействовали получению Соколовым ордена Святой Анны. Как вы сие можете пояснить, Иван Александрович?
– Я рекомендовал сего чиновника как честного человека и пекущегося об интересах государства. Но он обманул мои надежды и поступил против совести. И винюсь я в том и признаю, что должен за то отвечать.
– Ну не стоит, почтенный Иван Александрович, так себя казнить. Все мы ходим под богом, и все ошибаемся. Что делать? Многие не оправдывают оказанное им доверие. Но я здесь, для того чтобы сие дело разобрать. А что еще вы смогли бы мне сообщить, господин статский советник?
– Поднята Соколовым со товарищи поносная кляуза32 противу уважаемых людей нашего города, верных столпов престола и отечества. Они хотели сих уважаемых людей опорочить и самим себя прославить тем.
– А что сие за люди? – спросил Светин. – Напомни мне, почтенный Иван Александрович.
– Действительный статский советник Андрей Иванович Молчанов.
– Сие начальник полицмейстерской канцелярии? Так?
– Именно так. Соколов со товарищи желает свою собственную карьеру продвинуть. Такоже он интригует против прокурора Сыскного приказа господина Хвощинского. И обвиняет сих чиновников он в получении взяток от госпожи Салтыковой.
– А вас лично он ни в чем не обвиняет? – спросил Светин.
– Господин Соколов подозревает всех. Он недоволен, что в малых чинах засиделся вот и интригует против тех, кто выше его стоит. И помогает ему мальчишка, некий Иванцов. А сей Иванцов кто? Только коллежский регистратор. Да ещё и происхождения не сильно благородного.
– Сей чиновник не дворянин?
– Нет. Сын московского купца Иванцова.…
5
Москва.
В доме священника Кирилова.
Декабрь 1763 года.
Коллежский секретарь Соколов прибыл в дом священника Кирилова с частным визитом. Тот принял его сразу и по виду служителя божия Степан понял, что священник напуган. Очевидно, дьякон собора донес ему о вопросах, что они с Цициановым ему задавали.
В доме было пусто и никого кроме священника там не было.
– Вы один в сей час в доме, батюшка? – удивился Соколов.
– Один! – проговорил тот. – Для такой беседы свидетели не нужны. Я вас ждал.
– Меня? С чего такая честь, святой отец? Я скромный чиновник юстиц-коллегии.
– Бросьте. Хватит комедию ломать, господин Соколов. Дьякон мне все рассказал. Думаете, крупную рыбу поймали?
– Я ничего не думаю, батюшка. Может, в комнату меня пригласите?
– Идемте. Следуйте за мной.
Священник провел коллежского секретаря в горницу. Там царил полумрак, ибо ставни были плотно затворены. Кирилов поставил канделябр с пятью свечами посреди стола.
– Садитесь.
Соколов сел на один из стульев.
– Что за таинственность, батюшка?
– Вы выследили не меня, господин Соколов, – начал говорить тот. – Я всего лишь мелкая сошка. Они специально все сие сделали. Специально. Вы понимаете?
Глаза священника горели.
– Кто и что сделал? Говорите конкретнее. Я помогу вам, батюшка и вам не следует меня бояться.
– Вы, господин Соколов, напрасно беседовали с нашим дьяконом в церкви. Они уже знают об этом и потому не дадут вам зайти слишком далеко. Он ведь сообщил не только мне, но и тем, кто стоит там.
– Где там? Говорите яснее, господин Кирилов! Сие в ваших личных интересах.
– Они…
Но далее дослушать Степану Елисеевичу не удалось. Сильный удар по голове свалил его с ног….
6
В канаве у трактира «Царский» в Москве.
Декабрь 1763 года.
Погода стояла мерзкая. Мороза не было, и выпавший снег растаял. Всюду были лужи и грязь.
Соколов очнулся от холода. Он лежал в воде, и тело его сотрясала мелкая дрожь. Он хотел открыть глаза, но почувствовал, что некто потрошил его карманы, очищая их от денег. Степан не пошевелился, ибо по опыту знал, сразу же может получить нож в бок. Стоило и далее прикидываться бесчувственным телом.
– Ну что там, Митрофан? – послышался чей-то голос со стороны.
– Да нет ничего более при барине, – ответил тот, кто шарил по его карманам. – Видать все остальное пропил. Напрасно я только сапоги замочил в этом болоте клятом.
– Дак кафтан с него сдери.
– Не нужно. Измазан весь и порван. Что за такой выручишь? Шпагу заберу и все. Пусть валяется в грязи и дальше.
– Да хрен с ней со шпагой. Возни много. На кой она нам? Три рубли такой цена не больше. Отсюда видать. Крест есть ли на нем? Шею посмотри?
– Уже смотрел. Простой крестик-то у него. Не золотой.
– Тогда идем отседова. А то не ровен час, увидит кто.
Воры ушли прочь, и Степан открыл глаза. Он приподнялся и, ухватившись за ветку дерева, встал на ноги.
«Как голова болит, – подумал он. – Ничего не помню. Как это я сюда попал и где я?»
Он был у трактира «Царский» в грязной канаве с нечистотами. Это место ему было хорошо известно. Он понял, что не захлебнулся лишь потому, что его голова лежит на чьем-то теле.
«Что за притча? Как я мог здесь очутиться? Куда это я ездил? К священнику Кирилову! Точно! Но это же совсем в иной стороне! Кирилов что-то мне хотел сказать и далее я ничего не помню. Голова страшно болит….»
Соколов зашел в трактир и на него сразу же набросился дюжий слуга:
– А пошел отседова рожа! Пошел! Вонь тут разводишь!
– Позови целовальника, – тихо проговорил Соколов33.
– Чего? – слуга схватил его за ворот кафтана. – Я вот тебе сейчас позову…
– Чего там, Серега? – послышался голос из зала. – Чего там стряслось?
– Забулдыга заявился какой-то.
– Так вышвырни сию падаль отседова.
– Чичас вышвырну, – и слуга уже хотел выполнить приказ, но Соколов вырвался и дал ему кулаком в морду.
Тот отлетел в сторону, и упал на пол, повалив два-три табурета.
– Ах ты, гнида! – завопил он. – Вот я тебе!
– Эй! – закричал Соколов. – Целовальника ко мне! Живо! Семен Борщев!
Целовальник вышел на зов странного оборванного и грязного посетителя.
– Ну, я Борщев! Я целовальник сего питейного дома. Чего тебе? Чего буйство учиняешь, божий человек? Али в околоток захотел?
– Не признал меня, Семен? Я коллежский секретарь Соколов.
– Степан Елисеевич? – изумился целовальник.
– Я, Степан Елисеевич Соколов. И не смотри на меня так. Я не пьян и ни чарки сегодня не выпил.
– Дак откель ты здесь, ваше благородие? Ночь на дворе. Нынче приличные люди здесь не сидят. И что с тобой такое сударь? Али пришиб тебя кто? Вон платье то все в кровище.
– Ударили по голове.
– Ах, тати! Ах мерзавцы. Давай я помогу тебе, Степан Елисеевич. Ограбили тебя?
– Ограбили. Да при мне денег было мало. Ты помоги мне до дому добраться. За то червонцем тебя пожалую.
– Какой разговор, Степан Елисеевич. И без твоего монета все сделаю, за прошлую доброту твои и справедливость…
7
Москва.
Квартира Соколова.
В полдень следующего дня князь Цицианов приехал к Соколову. Слуга проводили его в комнату хозяина.
Князь вошел.
– Степан Елисеевич! Эк тебя угораздило!
– Да кто знал, что так выйдет, князь? Я отправился в дом священника Кирилова и ничего не ждал там встретить опасного.
– Так ты был у Кирилова? – искренне удивился Цицианов. – Ты был там?
– Да, но что здесь удивительного? Мы же с тобой все это обговаривали.
– Но тебя нашли у трактира «Царский» так мне сказали.
– Я сам себя там нашел, князь. Очнулся в канаве сточной. И дни свои там мог завершить. Чудом жив остался.
– А у Кирилова ты что делал?
– Говорил с ним.
– Беда, Степан Елисеевич.
– Дак живой я, князь. Нет пока беды.
– Ты живой, а он нет.
– Он? – не понял князя Соколов.
– Священник Кирилов убит! И полиция ищет того, кто был в его доме. Я и подумать не мог, что это был ты. Его нашли вчера с колотой раной в груди. Его закололи шпагой. И сделал сие человек, владеющий сим оружием.
– Но не хочешь же ты сказать, что это сделал я, князь? Я могу тебе дать слово, что я никого не убивал.
– Да кто тебя обвиняет, Степан Елисеевич? Но расскажи мне, что произошло с тобой?
– Я посетил Кирилова в его доме. Он был там совершенно один, как мне показалось вначале. По всему было видно, что наш с тобой разговор с дьяконом церкви ему был известен. Он меня ждал, все твердил, что они все знают, и мы напрасно сработали так грубо.
– Кто они?
– Этого я не узнал. Он сказал только, что нам с тобой не дадут зайти далеко. Я понятно, захотел подробностей, но в этот момент кто-то со спины огрел меня чем-то тяжелым, и я лишился чувств. Очнулся я у трактира «Царский» в другой стороне города в сточной канаве с нечистотами.
– Что за нелепица? Но кто мог тебя ударить?
– Думаешь, я знаю? Но меня в этот раз хотели убить. Огрели по голове и отвезли в иную сторону и швырнули мое тело в канаву, и я бы там захлебнулся, но моя голова попала на чье-то мертвое тело. Только сие не дало мне захлебнуться.
– Не проще ли было пырнуть тебя ножом или клинком, как Кирилова? Тот мертв. И если бы тебя желали убить, то и ты был бы мертв.
– Не скажи, князь. Кстати, ты говоришь, что священник был убит шпагой?
– Да.
– Посмотри на мою шпагу. Вон она там, на стуле с портупеей лежит. Посмотри на клинок!
Князь бросился к шпаге и быстро обнажил клинок. На лезвии была кровь!
– Черт! Степан! На твоем клинке кровь!
– Вижу и отсюда, князь. Но я не убивал его!
– Знаю. И потому понимаю, почему тебя не убили, Степан. Они хотели тебя запачкать кровью и так отстранить от дела. Это намного умнее, чем просто тебя убить. Смекаешь? Кто тебя видел?
– В трактире многие и в том числе целовальник.
– Плохо. Завтра начальник полицмейстерской канцелярии Молчанов будет знать про сие.
– Я все расскажу, как было и дам клятву, что….
– Ты сошел с ума, Степан! Какую правду? Запомни: в доме Кирилова ты не был! А твой клинок мы сейчас вытрем, и следа от крови не останется. Шпага-то у тебя простая. Три рубля такой цена, не больше.
Князь вытащил платок и стал тщательно вытирать лезвие, а затем швырнул платок в камин.
– Но что мне говорить, ежели спросят, где я был, и что со мной случилось?
– Скажешь, разбойники напали и ограбили. Благо видали тебя в стороне от дома Кирилова. Ты целовальнику не сболтнул ли чего лишнего?
– Нет. Сказал, что на меня напали и ограбили.
– Вот и хорошо. Так и далее следует говорить.
Соколов немного приподнялся и лег выше.
– Но кто мог убить Кирилова? Что ты думаешь по сему поводу, князь?
– Некто нас опередил. Свидетеля у нас забрали, Степан. Такого свидетеля, кто мог показать противу Салтыковой. Но сие для нас с тобой не в первый раз.
– Стоит дом его обыскать и все его документы забрать и со всем тщанием их изучить! Там много чего можно найти, – схватился за соломинку Соколов.
– Думаешь, я этого без тебя не знал? Я был там, и все его бумаги были в печке сожжены! Все! Дневники, письма, хозяйственные книги. Один пепел остался. И больше тебе скажу, Степан. В той самой церкви, где мы с тобой книги изъяли, дьякон пропал. Догадываешься какой?
– Наш?
– Именно наш. Исчез человек, и нет его нигде. Вот так-то!
– Но у нас есть книги в юстиц-коллегии! Стоит…
– И они пропали, Степан. Я нынче утром это обнаружил.
– Как это пропали? Что сие значит? Как они могли пропасть из моего кабинета? Ключи токмо у меня!
– Видать не только у тебя, Степан. Я бросился те книги церковные искать, но никто их не видал. Никто! Словно и не было ничего.
– Да что же сие? Что делается? – Соколов был в отчаянии. – У нас снова ничего нет! Все напрасно. Все что мы сделали с тобой, князь Дмитрий!
– Сам знаю, Степан. Все стоит сызнова начинать. Токмо бумаги, что мы с тобой для сравнения заполнили остались по делу священника Кирилова. Я их при себе носил…
