Владимир Александрович Андриенко
Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица
Глава 10
Разбойники
1
На улицах Москвы: нападение на Соколова.
Август 1763 года.
Соколов сидел в коляске, прижимая к груди портфель. Он ждал нападения. И если он рассчитал все правильно, таковое произойдет. Больше всего Степана беспокоило то, что он не позаботился о страховке. Не стоило в сем деле действовать одному. Слишком самонадеянно. А ежели сейчас его пырнут ножом в бок? Потом ищи свищи. Никаких следов.
Хотя нет. Они не решатся его убить. Слишком рискованно.
Коллежский секретарь внимательно смотрел по сторонам. Где они нападут? Не зря же его коляску так долго задерживали и не давали ему выехать. За это время начальник канцелярии предупредил кого следует.
Они заберут портфель. Но никто не знает, что там просто чистая бумага. Вот взбелениться Иван Александрович, когда узнает, что выудил пустышку. Хотя, зная его и его покровителей, можно быть уверенным, что эта попытка будет не последняя.
– Барин, – возница повернулся к Соколову. – Не свернуть ли нам? А то народу здесь прорва. Не проедем быстро. А, ежели, свернем в проулок, то я через полчаса на месте буду.
–Давай! – согласился Соколов. – Чем скорее, тем лучше.
Коляска свернула в проулок. И сразу же за поворотом, на Соколова упал кто-то тяжелый. Степан даже не понял, откуда свалилось на него это тело. Но мужик был здоровенный, и сразу подмял его под себя.
Громадная ладонь зажала ему рот, и кто-то рванул портфель из его рук. Возница заголосил было «Грабят», но удар ножа в бок прервал его крик, и он превратился в булькающий звук.
Соколов дернулся, но освободиться не смог. После этого последовал удар по голове, и коллежский секретарь лишился чувств…
2
В доме у Степана Соколова в Москве.
Очнулся Степан у себя дома. Над ним было взволнованное лицо денщика. Рядом с ним князь Цицианов.
– Степан Елисеевич! Барин! Что же это такое? Тебя убить хотели. Князь мне сказал.
– Как я оказался дома? – спросил Соколов.
– Князь тебя доставил, Степан Елисеевич.
Соколов посмотрел на Цицианова.
– Князь, как ты нашел меня?
– Случайно, Степан Елисеевич. Я ехал в присутствие, после того как довел до сведения Салтыковой, что она отстранена от управления имуществом. И услышал, как бабы кричали, что де барина какого-то до смерти убили. Я бросился к тому месту и увидел что это тебя уработали. Но оказалось, что ты выжил, слава богу, и даже не ранен серьезно.
– Они не хотели меня убивать, князь Дмитрий.
– Но твой возница мертв. Прирезали ножиком супостаты.
Соколов посмотрел на денщика:
– Видишь, а ты со мной быть хотел сегодня. Не зря я дома тебя оставил. А то лежал бы сейчас холодный.
– Дак ежели я был бы с тобой, барин. То и ты, и я были бы здоровы и живы, а твой супостат мертв.
– Это ты не видал того мужика что свалился на меня. Громадный такой. И я скажу, что если бы он убить хотел, то убил бы.
Цицианов возразил:
– А я думаю, что убить тебя они хотели! Но что-то напугало их.
– Поверь мне, князь. Если бы желали, то убили бы. А интересовали их мои документы, что были в портфеле.
– Никакого портфеля я там не обнаружил, Степан.
– Так и должно быть, князь.
– А что было в портфеле?
– Дело по капитану Тютчеву.
– Что? – вскричал Цицианов. – Они забрали дело? Как же это, Степан? Да если они донос изъяли…
– Не причитай, князь. В портфеле были только чистые листы. А дело у меня в доме спрятано. Я специально им такую ловушку подстроил. И наш начальник канцелярии попался на крючок.
– Так ты сам сие подстроил, Степан Елисеевич? – вскричал князь. – Зачем? Ты сильно рисковал.
– Я же сказал, что в их планы мое убийство не входило. Я даже удивлен, что они возницу убили. Могли и без трупов все дело обладить по-тихому.
Соколов жестом приказал денщику удалиться. Тот понял барина без слов. Он станет с князем говорить по делам службы и лишние уши ему не нужны.
Когда дверь плотно затворилась Цицианов сказал:
– Зря ты сам полез, Степан. Так рисковать не стоило. Или думаешь, что они окрика из Петербурга убоятся?
– Ничего я не думаю, князь. Просто делать-то нужно что-то. Вот я и делаю. Хотя насчет риска ты прав.
– И что это нам дает? Ради чего ты рисковал?
– Можно попробовать после сего покушения прижать Ивана Александровича. Он трус. Испугается и станет нам помогать.
– Сомневаюсь, – скептически показал головой князь.
–Ну, хоть мешать более не станет и то хорошо. Затаится как крыса на время.
– Затаится говоришь? Это было бы хорошо. Но боюсь так просто его не напугать. Его прижать стоит. Прижать по настоящему. Но сие не легко.
– И ты не видишь как? – улыбнулся Степан. – Дак когда угроза ареста нависнет, он и сам запищит и заметается как крыса.
– Как пригрозить арестом такому чиновнику? Все же он статский советник!
– До него действительно далеко, князь. И руками не достать. Но мы можем взять его правую руку господина Федора Петровича Дурново.
– Он надворный советник, Степан Елисеевич.
– Но не статский, князь Дмитрий. Дурново в московской юстиц-коллегии человек небольшой, но много чего про тайны больших людей знает.
– Возможно, ты прав, Степан! – вскричал князь. – Но как нам взять Дурново?
– Да просто, князь.
– Просто? Я чего-то не понимаю, Степан?
– Дурново схваченных разбойников Волчьего рога выпустил. И это наверняка они на меня напали.
– Уверен?
– У них времени не было искать надежных людишек, князь.
– И как мы сие докажем? Где они сейчас твои разбойники? Неужто обратно в узилище сами пришли? Гуляют где-нибудь на воле. Подалее от Москвы.
– Это так. Разбойников нам навряд удастся захватить. Но зачем нам их хватать, князь?
– Как зачем?
– Мы можем сказать, что захватили мы кое-кого из шайки. Я-то их знаю. Бергоф и Дурново пока проверять станут, что к чему – время уйдет. А нам того и надобно. Мы за то время свои дела и обладим.
– Золотая голова у тебя, Степан. Все может и получиться, если ты не ошибся насчет разбойничков Волчьего рога. А коли не они напали на тебя? Тогда все и рухнет!
– Думаю, что не ошибся, князь. Тот мужик, что упал на меня и придавил тушей, не иначе Щука. А Щука из банды Волчьего рога.
– Кстати, а что за дурацкое название – Волчий рог?
– Есть такое разбойничье стойбище. А отчего так его назвали – не ведаю. Да и до того ли нам теперь, князь, чтобы загадка разгадывать…
3
Подземелья.
Громадный детина с густой черной бородой по прозвищу Щука шел рядом с надворным советником Федором Дурново и освещал путь факелом. За ними следовал его товарищ тщедушный худой человечек с жидкими усиками и козлиной бородкой. И звали его Спиридон. Личность весьма знаменитая на Москве. Орудовал ножиком столь ловко, что на его личном счету был не один десяток жертв.
–Плохо, что мы в подземелья вошли, паси нас Христос. Место здесь нечистое, – всхлипнул Спиридон.
– Ничего здесь страшного нет, – обернулся Дурново. – Я все выходы здесь знаю. Не заплутаем.
– Не скули! – грозно одернул Спиридона Щука и погрозил тому громадным кулаком.
– Размахался кулачищами. Я говорю место сие не чистое. А противу нечистой силы твои кулаки не помогут.
– Выйдете на той стороне и спокойно уйдете из Москвы. Не робей, Спиридон. Ты лучше скажи, зачем возницу зарезал? Я же просил без крови все обделать.
– Так получилось. Он мог стражу позвать и нас могли связать и в разбойный приказ отправить.
– Ну и ладно.
– Долго ли еще идти? – спросил Щука.
– Да, нет. Не так далеко уже. У вас имеются подорожные и деньги. Потому постарайтесь, чтобы вас на Москве около года не было.
– За это не сумлевайся, ваше благородие, – усмехнулся Щука. – Чего нам здеся в жарище этой делать? Я давно баил22 Спиридону, что пора де отседова уйти. У меня в Астрахани дружки имеются. Вот там и отсидимся. Тамо тепло и водичка чистая. Ведь когда нашу шайку брали, то лишь мы вдвоем остались. Остальных солдаты порезали.
– Ну и мы в долгу не остались, – мрачно произнес Спиридон. – Мой нож также кровушки испил вдоволь. Не в обиду тебе будет сказано, ваше благородие. Ты свой человек. Не предашь понапрасну.
– А с чего ты в сем так уверен, Спиридон? – повернулся к нему надворный советник. – Может мне приказано похоронить вас здесь? Глянь-ко место тихое и безлюдное. Может, поджидают здеся молодчики с пистолями в укромном уголке.
Разбойники с тревогой переглянулись. Щука огляделся по сторонам.
– Да вы не бойтесь, сердешные душегубчики. Ежели я бы от вас избавиться пожелал, то уже трижды сделал бы сие без всякого шума. Не предам я вас пока. Хоть мне и приказали вас к праотцам отправить. Но вы мне оба еще нужны. И ты Спиридон, и ты Щука. И потому через год жду вас здесь. Может снова будет работенка, за которую солидные денежки вам отвалят.
– Мы работы и крови не боимся.
– Для того вас и берегу, – произнес чиновник канцелярии юстиц-коллегии.
Про себя же Дурново подумал иное:
«Все. Они мне поверили, что еще пригодятся и теперь идти станут без опаски. Но углубляться далее слишком далеко не стоит. А то возвращаться потом долго. Ноги-то мои уже не молодые».
Они прошли еще немного. И Дурново показал разбойникам на стену.
– Вон тот камень выпуклый легко вытаскивается. Пошарь руками-то. Не стой столбом, Щука.
Тот стал шарить руками по стене, ища выпуклый камень.
– Нет выпуклого здеся.
– Как нет. Есть. Ищи получше. Спиридон, помоги ему. Он своими лапищами ничего не нащупает.
– Сейчас сделаю. Мои пальцы все отыщут.
А надворный советник между тем спокойно вытащил пистолет и в упор выстрелил в голову здоровяка Щуки. Прогрохотал выстрел, гулко отозвавшись в подземельях. Голова разлетелась как перезрелая тыква, обдав Дурново мозгами и кровью.
Спиридон ничего не успел сообразить, но рука его инстинктивно потянулась к ножу. Однако чиновник был быстрее…
4
В канцелярии Юстиц-коллегии в Москве.
Дурново вернулся на службу только к утру следующего дня. И его тут же вызвали к начальнику канцелярии.
– Фёдор Петрович! Тебя со вчерашнего дня ищут! Я к тебе нарочного на дом посылал.
– Я выполнял одно поручение, Иван Александрович. А к чему меня было искать? Что за спешка такая?
– Князь Цицианов допросить тебя рвется.
– Меня? – искренне удивился надворный советник, но душевного равновесия не потерял. – С чего это?
– А с того, что знают он о разбойниках наших из Волчьего рога. Ты понимаешь, что это значит? Не чисто дельце они обладали.
– Как не чисто? Они все в лучшем виде сделали и тебе, Иван Александрович, портфель Соколова уже передали. Не так ли?
– Так ли! Но в том портфеле нет ничего.
– Как нет? Ты про что?
– А про то! Токмо листы гербовой чистой бумаги в том портфеле были. Хитрый этот Сколов. Провел нас как мальчишек.
– Вот оно что! Но тогда по шайке Волчьего рога ему ничего не известно. Врет. Нет у него ничего. А банда уже далеко от Москвы.
– Так они уже того? – тихо спросил начальник канцелярии.
– На том свете, Иван Александрович, дают отчет про дела свои.
– То хорошо. Концы в воду спрятали. Но дело Тютчева все еще у Соколова. И угораздило тогда Салтыкову засаду для него устроить. Дурная баба. Ревновать вздумала. Было бы к кому. А то капитанишка плюгавый. Соколову велено было заниматься убиенными холопами, а его стервеца вот куда понесло.
– Заканчивать стоит сие дело, господин статский советник. А не то многие головами расплатятся за грехи свои. Хотя мы с тобой здесь ни при чем. Но тем сказать стоит, дабы подумали покуда не поздно.
– И как его закончить? Если бы я знал, то давно бы закончил. Но дело-то непростое. Из Петербурга ноги его растут.
– Отдай Соколову дела по десятку холопов. Подлинных дел. Пусть там копает. Но за эти границы его не пускать.
Статский советник задумался. Дурново дал дельный совет. Вот человек! Ума палата. Такому бы в прокуроры выйти. Ведь верно! Посоветовать Хвощинскому передать дела, изъятые по его приказу из архива. И путь занимается. Делу быть длинному. И Соколову с Цициановым занятие, и им докуки не будет.
– Но как отдать Соколову со товарищи, те дела так, чтобы они о нашей хитрости не прознали, Федор Петрович?
–Проще простого, Иван Александрович. Они ведь меня допросить желают? Так?
– Так и что?
– Так пусть они меня допросят, а я им «под страхом пытки» все и поведаю. Они с моими показаниями к тебе, а ты к Хвощинскому. Вот все и сладится.
– Верно! Золотая голова!
– Но дела нужно с толком подобрать, о которых я рассказать могу. С Хвощинским стоит посоветоваться. А уж потом путь берут меня, сердешные.
– Сейчас же к нему еду. А ты отсюда ни ногой. Я под дверями крепкий караул поставлю. Никто сунуться не посмеет.
– И еще у меня хорошая новость для тебя имеется. Вот бумаги от Семена Васильевича Львова. Теперь ниточку по взяткам до нас с тобой не дотянут.
– Верно ли? Так быстро все обделал, Федор Петрович? Да когда ты все успел?
– Разбойников упокоил и сразу к Львову. Вот все и поспел, Иван Александрович…
***
На следующий день коллежский секретарь Соколов прибыл в присутствие и готовился к борьбе с начальством. Но все обернулось совсем не так. Начальник канцелярии разрешил ему допрос надворного советника Дурново сразу.
– Дело нужное, Степан Елисеевич. И ежели виноват господин Дурново, то отвечать станет по закону. Но допрос надворного советника может производить чиновник равного ему чина или выше его. Ты же, сударь, только коллежский секретарь. И сам вести допрос чиновника юстиц-коллегии господина Дурново не можешь.
– Князь Цицианов – надворный советник, Иван Александрович.
– Он представитель Сената и может показания у Дурново взять! И не обижайся на меня, Степан Елисеевич. Повздорили мы с тобой немного. Не помни зла.
Цицианов был удивлен поведением начальника канцелярии не менее Соколова.
– Неужели испугался? – спросил он Степана.
– Как-то все быстро произошло. Слишком быстро.
– Но допрос он нам разрешил. И это главное. Мы же к этому стремились. Посмотрим, что можно вытрясти из старого сутяги.
– Да уж как-то легко он сей допрос разрешил, князь.
– Разрешил и ладно, Степан Елисеевич. Допрашивать его лучше в застенке разбойного приказа. Там обстановка расположит его к разговору.
– Действуй, князь.
Глава 11
Куда приведет нить?
Ноябрь 1763 года
1
Москва.
Следственная канцелярия (разбойный приказ)
Допросная комната.
Надворный советник канцелярии юстиц-коллегии Федор Петрович Дурново по делу о нападении на коллежского секретаря Соколова, не сообщил ничего. Божился что про сие ничего ему не ведомо. Но вот про дела салтыковские изъятые из архива соловьем стал разливаться.
Он сообщил об убийстве 12-летней девочки Прасковьи Никитиной, что состояла при барыне своей Дарье Николаевне Салтыковой в горничных. Свидетельства о том были в полицейском протоколе осмотра тела, и также было свидетельство священника церкви Иоанна Белоградского отпевавшего покойную.
Также сообщил письмоводитель об убийстве 19-летней Феклы Герасимовой. Тело, которой было предоставлено для осмотра 1-й полицейской команде, и про то был составлен протокол.
Зверские убийства крепостных заставили Цицианова содрогнуться.
– И то было свершено Дарьей Салтыковой? – спросил князь.
– Похоже на то, но сие дело было в ведомстве полиции, Сыскного приказа и сенатского отделения, и я слыхал о нем токмо потому, что вел записи для юстиц-коллегии. В нашем ведомстве сим не занимались. Я же по долгу служебному про то ведаю.
– И кто вел сие дело от прокурора Сыскного приказа? Кто? – спросил Цицианов.
– Чиновник Сыскного приказа коллежский советник Рябинин, – честно признался Дурново. – И он те дела завершил, и невиновность Дарьи Салтыковой довел. После чего помещицу от всех следственных докук было велено освободить. И приказ про то отдал сам прокурор Сыскного приказа Хвощинский.
– Ты знаешь чиновника Рябинина лично, Фёдор Петрович? – спросил Цицианов.
– Слышал о нем, но личного знакомства не имею.
– Дале про какие дела еще знаешь, Фёдор Петрович?
– Дело крепостного мальчишки помещицы Салтыковой. Имени сейчас уже не могу вспомнить. Его на морозе обливали водой холодной, а затем кипятком поливали. Мальчишка три часа то терпел и так орал, что вскоре себе горло сорвал, и токмо шипеть мог. Сие происходило не в Москве, но в имении Салтыковой. Но не в селе Троицом, а в ином. Где сие было не помню. Но в деле то есть. Его утром уже мертвого доставили к барыне, а она велела его похоронить. Но священник тамошний, увидев тело, отпевать его не стал, а велел везти в полицию в Москву. Но и то дело вскоре замяли, и Салтыкова вышла из воды сухой.
– А сие дело кто вел?
– Да все тот же чиновник по фамилии Рябинин. Но, ежели хотите с ним поговорить, то сие весьма затруднительно. Он с полгода назад отбыл в Казань по новому назначению, где и служит в канцелярии губернатора.
Затем Фёдор Петрович Дурново назвал еще несколько дел по странным смертям крепостных в доме помещицы Салтыковой.
И начались для Соколова и Цицианова тяжелые дни…
2
В канцелярии Юстиц-коллегии в Москве.
Дела следственные архивные надворный советник Михайловский им привез лично, чему они подивились. В этот раз он был сама показная любезность, хотя в его глазах было презрение.
– Рад вас приветствовать, господа. Я прибыл к вам от имени прокурора господина Хвощинского.
– Мы ждали вас, господин надворный советник, – вежливо произнес Соколов.
– Вот здесь, Степан Елисеевич, все дела, что вы хотели посмотреть. Со всеми опросными листами и всеми показаниями, что были тогда собраны. Ни одна бумага отсюда не пропала. В сем готов поручиться головой.
– С чего это вам захотелось нам помочь? – язвительно спросил Михайловского Цицианов. – В прошлую нашу встречу такого желания у вас не было? Не так ли?
– Не знаю, князь. Такова воля моего начальства. И для меня сие также загадка. С чего это Хвощинский распорядился дела вам отдать? Может, вы мне скажете, в чем дело? Что там в верхах изменилось? Фортуна стала к вам неожиданно благосклонна?
– Дело сдвинулось с мертвой точки, господин надворный советник, – заявил Соколов. – А ваше начальство боится окликов из Петербурга.
– Ты чудной человек, Степан Елисеевич. И что ты доказать хочешь? Думаешь, кому-то правда в сем деле требуется? – спросил Михайловский.
– Требуется! – заявил Соколов. – В сих делах есть люди, которым правда требуется, дабы подобное не повторялось. Да вам, сударь, сего не понять, как я вижу. Потому давайте об деле. Убийство 12-летней девочки Прасковьи Никитиной. Известное вам дело?
– Да, – кивнул Михайловский. – Но вина госпожи Салтыковой в том деле не установлена.
– Так мы её со Степаном Елисеевичем установим. В том не сомневайтесь. Я прибыл сюда из Петербурга, чтобы то дело расследовать до конца.
– Боюсь сие не в ваших силах, господа. Следователя, что сие дело вел, более нет на Москве.
– Мы знаем о его переводе в Казань. И что с того? – спросил Соколов.
– Его нет не токмо на Москве, но и в сем мире. Рябинин был убит два месяца назад на дуэли с поручиком Михновым. Выстрелом в лоб. Так что допросить его вы не сможете.
Для Соколова это был неожиданный удар. Но он не подал виду, что хоть немного сим обстоятельством огорчен.
– И что с того, что Рябинин умер? Дело то здесь! – он похлопал ладонью по папкам.
– Дай-то бог вам господа с сим делом совладать, – саркастически ухмыльнулся Михайловский. – Не знаю я всех игр ваших, но здается мне, начальство подшутило над вами. Я начинаю понимать Хвощинского.
Михайловский вызывающе рассмеялся и удалился не попрощавшись.
Цицианов посмотрел на Соколова и произнес:
– Что скажешь?
– А ничего. Дурново, хитрая лиса, провести нас задумал. Зато понятно теперь с чего это они нам дали сии дела. Я еще тогда по его роже видел, что они нам новую пакость готовят. Но мы с тобой заново начнем следствие. Вот только по капитану Тютчеву отчет в Петербург составим. И об том, как дело попытались похитить скажем. Пусть Иванцов доведет то до кого следует. А мы эти дела раскопаем! Я не пожалею себя но правду сыщу! И тогда пусть Михайловский сдохнет от досады. Раскручу я его мерзости.
– Но дело по Тютчеву еще не завершено. Его продолжать стоит.
– И станем продолжать, князь. Станем. Они там хотят, чтобы мы переключились на сии дела, что нам притащил Михайловский.
– Я тоже об этом подумал, Степан. Для того они их нам так легко и отдали.
– А мы сделаем вид, что полностью о Тютчеве позабыли. А с сими делами станем и по нему работать. От холопов салтыковских много можно узнать…
3
В доме священника церкви Иоанна Белоградского Василия Иванова в Москве.
В полдень Степан Елисеевич Соколов прибыл в дом священника церкви Иоанна Белоградского отца Василия Иванова. Он проживал недалеко от дома Дарьи Салтыковой. И сюда коллежского секретаря привело дело об убийстве 12-летней девочки.
Священник был дома и сразу принял чиновника. Это был немолодой грузный мужчина с окладистой бородой. Синий нос выдавал в отце Василии большого любителя винного пития.
Священник как раз собирался обедать, и был за столом. Он кивком головы ответил Соколову на его приветствие и указал ему жестом на стул.
– Садись, сын мой, за трапезу вместе со мной. Отобедаем, чем бог послал.
– Да время не терпит, святой отец. Дел много и все ждут моего участия.
– Похвально, сын мой. Дело прежде всего. Ну, так зачем пожаловал в мой дом?
– У меня имеется ваше свидетельство в деле о смерти крепостной Прасковьи Никитиной.
– Это девка из салтыковского дома? Помню сие! Но было это уже давно и про то дело давно все позабыли. Чего тебе в нем? Я тогда все сказал дознавателю. И добавить мне нечего.
– Девочка была убита?
– Сын мой. Вчера в моей церкви холопа отпевали, князей Гагариных. Его засекли батогами на господской конюшне. Слыхал про то?
– Нет, батюшка. Я вас о другом спрашиваю. Мне бы про Прасковью Никитину…
– Вот то-то! – перебил его священник и выпил чарку водки. – У нас на Москве ежедневно холопы помирают. А в деревнях сколь барской дворни от побоев мрет? Ты считал ли?
– Это так, батюшка, но…
–Да ты погоди. Я салтыковское то имение хорошо знаю. И холопы там помирали. И сие знаю. Но в других домах они также помирают. А чего под Дарью-то копаете? Какой в том интерес имеете?
Священник выпил вторую чарку водки и стал жевать крылышко жаренного гуся.
– Интерес мой государственный, батюшка. Я следствие по делу помещицы Дарьи Николаевны Салтыковой веду по именному повелению государыни императрицы Екатерины Алексеевны.
– Знаю, я этот интерес государственный. Знаю, сын мой. Кому-то мешает Дарья, вот и завели дело против неё. А против Гагариных дела не заведут. Имение то у них заложенное-перезаложенное и в карманах шиш! А у Дарьи-то имение справное. И не одно. И денег припрятано довольно по тайникам. И самое главное клад салтыковский.
– Что? – Соколов ни разу не слышал ни про какой клад. – Что за клад, батюшка?
– Да ты не блаженный ли, сын мой? – священник хитро посмотрел на Соколова. – Сидишь и водки не пьешь. Что за русский, что водки не пьет? Либо иноземец, либо сволочь! А ты кто?
Соколов понял, что без водки не обойтись и придвинул отцу Василию свой стакан. Тот крякнул и наполнил его до краев. Степан залпом его выпил.
– Вот! – священник снова налили и себе и чиновнику. – Это дело! А то я грешный один пью. Не дело это. Ну, давай еще по одной за правду и за матушку государыню. За такое не выпить грех, сын мой.
Они снова выпили.
– Так ты про клад ничего не слыхивал? Так? – продолжил отец Василий.
– Так, батюшка. Ничего про тот клад не слыхал. Некогда мне слухи и байки собирать.
– Сам ты байка! Иш каков! Я тебе разве байки рассказываю? Еще со времен императрицы Анны Ивановны к Салтыковым тот клад попал. И попал случайно. Они его и припрятали. А ты говоришь – байки!
– А если подробнее, батюшка.
– Можно! – священник снова наполнил чарки. – Вот выпьем и начнем подробнее.
Они выпили, и отец Василий стал говорить:
– То, сын мой, дело давнее и тайное. И про то теперь мало кто помнит. Я ведь сюда из самого Петербурга прибыл и там ту историю узнал.
– Вы служили в Петербурге? – спросил Соколов.
– В прежние годы. Да потом меня сюда в Москву перевели. Винному питию я привержен и от того пострадал, сын мой. Да про сие говорить не желаю!
– Простите, что спросил про это, батюшка. Продолжайте по кладу.
– Выпьем вначале. Растеребил душу-то.
Они снова выпили, и священник продолжил:
– Про что я тебе говорил? Ах да. Про клад. Клад дело тайное и важное. Один из придворных шутов императрицы Анны, иностранец, имени я его не могу вспомнить, а по прозвищу Педрилло23. Тф-у имя богомерзкое, сатанинское. Так вот сей Педрилло однажды сумел за вечер заработать почти сотню тысяч рублев! Вот с того все и началось!
– Сколько? – не поверил Соколов.
– Сто тысяч! Даже десятой части этой суммы тебе и за триста лет службы не заслужить.
– И как ему сие удалось?
– Педрилло однажды сказал светлейшему герцогу Бирону, любовнику императрицы, что женился на козе. Разумеешь?
– И что с того? – не понял Соколов. – Причем здесь сто тысяч рублей? Дурацкое шутовство и только.
– Да ты послушай. Не перебивай. Педрилло знал, что императрица любит подобные увеселения, и сказал, что его жена придворная коза беременна и скоро родит. А по русскому обычаю положено одаривать роженицу. Знаешь про то?
– Знаю и что с того?
– А к Педрилло сама императрица пришла с поздравлениями и так хохотала, что пожаловала роженице колечко с бриллиантом и триста золотых. И за ней стал одаривать роженицу весь двор. И все стремились не отстать о государыни. Сенаторы, министры, камергеры, гвардейские офицеры дарили козе подарочки. А у княгини Апраксиной денег при себе не было, и она сняла с шеи ожерелье в 10 тысяч и бросила к подаркам. А ты говоришь дурацкая шутка. Ты бы хоть одну столь дурацкую шутку придумал, то уже в парче бы ходил, и на золоте ел. А так, сын мой, ты всю жизнь будешь копаться в помоях.
– И что дальше было с Педрилло?
– Золото, сын мой, возбуждает зависть. Но что там произошло далее, я не могу упомнить. Но знаю, что он, тот самый Педрилло, часть того золота с собой забрал когда уезжал на родину, а часть так и осталась в виде клада. И клад тот здесь запрятан.
– А Салтыкова здесь каким боком? – Соколову стало казаться, что священник пьян.
– Да таким, что часть клада попала к генерал-майору Петру Салтыкову, и он припрятал его в тайнике в одном из салтыковских домов. Говаривали там не менее 100 тысяч, а то и поболее спрятано.
– Значит, что в доме Салтыковой могут быть спрятанные ценности?
– Понял, наконец. Следствие ведешь, а таких дел не знаешь. Давай снова выпьем.
Они выпили, и священник продолжил:
– И слухи про клад ходят по дому Салтыковой на Москве. Я много раз про то слышал. И её доверенные дворовые холопья однажды решили тот клад выкрасть. Сие в марте прошлого года было.
– И как? – спросил коллежский секретарь.
– Да никто не нашел его пока. Доподлинно неизвестно где он спрятан. То ли в доме господском в Москве, то ли в имении. Но ты лишних вопросов не задавай мне, чадо. Холопы Дарью-то в марте прошлого года хотели ограбить. Уразумел ли?
– В марте? Сие значит, что бумаги по делу не в Сыскном ведомстве искать следует. Дело разбойное и замешаны в нем крепостные!
– Верно! Вишь как водочка добрая твои мозги прочистила. Давай еще по одной. И, глядишь, в твой голове еще больше просветления будет.
Они выпили, и Соколов снова вернулся к Прасковье Никитиной, с которой они разговор начали:
– А начтет Никитиной Прасковьи мне бы кое-чего узнать, батюшка.
Священник икнул и уставился на чиновника:
– Чего? Рази мало я тебе, дураку рассказал? Нахрена тебе эта Прасковья теперь задалась? Я тебе про клад рассказал. Понимаешь? Про клад! Али такой неразумный? Дело все в золоте! А что до убийства холопов, так Дарья в том не более иных прочих виноватая. Вот и смекай…
4
Трактир в Замоскворечье.
Князь Цицианов отправился в Сыскное отделение. Он решил допросить урядника 1-й полицейской команды Пафнутьева. Ибо это именно он тогда составлял протокол по трупу крестьянки Феклы Герасимовой.
Князь узнал, что Пафнутьев теперь переведен сюда в канцелярию сыскного отделения за полученным увечьем. Найти его не составило труда. Князь столкнулся с Пафнутьевым сразу же, как только прибыл. Он был первым кого Цицианов встретил.
– Эй, любезный! – Цицианов подозвал колченогого старика, что отворил для него дверцу экипажа. – Не знаешь ли, где здесь служит бывший полицейский урядник Пафнутьев?
– Дак я и есть Пафнутьев, ваше благородие. В прошлое время урядником состоял 1-й полицейской команды. Но затем за увечьем был списан. И мне по службе моей безупречной предоставили место здесь. А какое дело у вашей милости до меня?
– Пойдем в избу. Там мы поговорим.
– Погоди, барин. В казенном присутственном месте, ежели желаешь говорить, оно конечно можно. Но ежели, желаешь, чтобы тебя никто не услышал, то пожалуй в трактир. Не пожалеешь угостить старого служаку, барин? А то родня моя чурается меня. И братец меньшой, и сестрица даже стакан не поднесут.
– Не пожалею. Идем. А тебя здесь не хватятся?
– Да нет. Я сейчас упрежу Мишку, помошника мово. Он все как надо обладит. Погодь чуток, барин.
В «приличном» трактире в Замоскворечье, который выбрал сам Пафнутьев, они сели за дальний толик, который служка накрыл чистой вышитой скатертью из уважения к рангу князя Цицианова.
Здесь не бывало темных людишек, залетов, сорвиголов, разбойничков с большой дороги, гулящих девок. Сюда заходили приезжие купцы, мелкие чиновники, ямщики, солдаты, офицеры.
Пафнутьев подозвал слугу с полотенцем:
– Ты вьюнош тащи сюда ухи перегонной. Да чтобы с требухой была. Понял ли?
– Так, – кивнул головой слуга. – Будет уха отменная боярская. Еще чего притащить прикажешь? Водки подать ли?
– Что спрашиваешь, дурак! – вскричал старый служака. – Конечно, подать. Али я когда водки не заказывал? Орясина. Слухай далее. Поросенка притащи жаренного со сметаной. Да курей с уксусом чтобы. Да капусты квашенной. Оно под водку закуски нет лучше. И вина тащи какого получше. Гулять сегодня будем.
– А когда платить станешь? За тобой еще с прошлого раза должок есть.
– Все будет оплачено мною и за этот и за прошлые разы, – успокоил слугу Цицианов.
– Понял, что его благородие тебе говорит, орясина? Ступай.
Когда слуга ушел Цицианов стал спрашивать:
– Много ли чего помнишь о службе своей в полиции?
– Да почитай все. А тебе про что знать надобно, барин? Ты спрашивай, а я говорить стану. Пока они еще все приготовят там.
Князь сразу заговорил про дело Феклы Герасимовой.
– Это крепостная барыни Салтыковой? – спросил Пафнутьев.
– Она самая. Крепостная девка Фёкла Герасимова.
– Помню ту девку. Жуть пробирает от таких воспоминаний, барин. Такого и захочешь, а не забудешь. Вот что я тебе скажу.
– Подробнее, – попросил Цицианов.
– Девка была избита сильно. До смерти. Наши мужики часто баб своих учат кулаком и плеткой, но такого я в жизни своей не видал.
