– Достаточно, господин Чекменев. Я понял, что вы хорошо знаете этот вопрос. Вы хотите сотрудничать с нами?
– Имею такое желание, господин начальник полиции.
– Тогда я направлю вас к обер-бургомистру. Он лучше меня разбирается в экономических вопросах. И я уверен, что он подберет для вас место сообразно с вашими знаниями и вашей квалификацией.
– Но у вас, насколько я понял, я проходил проверку?
– Это пока только беседа, господин Чекменев. Я как начальник полиции должен знать, кто прибывает в Локоть.
– Неужели вы заподозрили во мне агента большевиков? Но я не военный.
– Я напишу вам направление, по которому вас пропустят в канцелярию обер-бургомистра.
Село Вареневка.
Брасовский район.
Декабрь, 1941 год.
Фофанов Демьян Иванович был сыном крестьянина, крепкого середняка. Батя Демьяна служил в имении великого князя конюхом, и семья ни в чем нужны не знала. Но получилось так, что в окопах Великой войны Иван Фофанов примкнул к большевикам. По каким идейным соображениям он это сделал было непонятно и самому Ивану. От хозяев-эксплуататоров он кроме добра ничего не видел. А пришли большевики с продразверсткой и обчистили семью Фофановых дочиста. Сам Иван воевал тогда в Красной Армии на колчаковском фронте. Вернулся по демобилизации в 1921 году и рассорился со всей семьей, не любившей большевиков. Отец Ивана даже проклял сына и велел на пороге его хаты не попадаться.
Иван как герой Гражданской войны и орденоносец получил новый дом. Ранее он принадлежал кулаку Анкундинову, расстрелянному еще в 1919 году за укрывательство хлеба.
В 1929 году назначили Ивана Фофанова первым председателем колхоза, а 1931 году он был убит неизвестно кем. Кто-то саданул вечером в его окно из обреза. И осталась после него жена с двумя детьми малыми. Но власть советская не позабыла про семью героя, и получили они право перебраться в город и потом сын Ивана Фофанова Демьян даже поступил учиться в университет. Получил диплом учителя истории.
Накануне войны вернулся Демьян в родное село мать проведать да там и задержался. Как красные ушли, так многие селяне припомнили матери её мужа-активиста.
Дом сразу отобрали новые власти. Явился неизвестно откуда сынок расстрелянного Анкундинова Осип и потребовал назад отцовское наследство. Пришлось Фофанову и матери его переселиться на самую окраину села Вареневка в старый домик деда. Дед умер еще в 1934 году, и домишко стоял пустой. Бросить мать в такой ситуации Демьян не мог.
Осип Анкундинов стал старостой и обещал разобраться с «недобитыми красными гнидами». И поддержал его в том намерении ставший полицаем остроносый Семен Галущак.
– Ты, Осип, отца своего им простил разве? – спросил за бутылём самогона Галущак.
– Я? По гроб жизни им того не прощу. И да разве в одном отце дело? Ты спроси меня, как жил я все эти годы? Едва к большевикам в лагерь не попал. Скрывался под чужой фамилией. Душегубом стал. Во как.
– Убил кого? – спокойно спросил Галущак.
– Было, – ответил Анкундинов.
– А кого упокоил-то?
– А тебе какое дело? – вдруг озлобился Осип.
– Дак я не в попрек тебе, друже. Я разве против ежели комиссара какого упокоить? Да я сам готовый. А враг твой своими ногами по земле ходит.
– Фофанов-то? – Анкундинов усмехнулся. – Пущай покуда ходит. Я ведь не просто так его не трогаю, Сема. Убить его гниду краснопузую мало. Они скольких из Анкундиновых на тот свет отправили? Батю моего и дядьку к стенке поставили. Мамашу с сестрами выслали. И где они ныне? Живы ли? Пули для Демки мало. Я для него иное придумал.
– Чего?
– А ты сестру его помнишь ли?
– Иринку? Дак помню. Девка красивая. Да молодая больно. Ей ныне сколь лет то.
– Восемнадцать.
– Да чего вспоминать-то девку фофановскую, Осип? В селе нет её. Она ныне далеко. Нам не достать.
– Ой-ли! Девка в Локте ныне живет у тетки своей. У сестры матери фофановской.
– Откуда знаешь?
– Люди добрые рассказали. А с чего Дёмке сестру свою прятать? Что думаешь, Семён?
– Дак комуняки они Фофановы-то из рода Ивана Фофанова. Опасаются.
– Во! Верно кумекаешь, Сёмка. И думает Дёмка Фофанов, что не знаю я, где сестрица его младшая. А я знаю.
– Дак что из того? Я ныне начальник полиции в Вареневке, а толку что? Вот давеча был в Локте и просил начальника своего Третьяка дать мне воли с комуняками местными разобраться. Хотел Пашку Рюхина и Дёмку Фофанова к ногтю прижать. Не дал.
– А чего так? Чего твоему Третьяку жало комуняк?
– Дак задумал Третьяк что-то. Он ведь ранее при большевиках в прокуратуре у них работал. Сам комунякой был.
– Во как? И немцы верят ему?
– Не токмо верят, Осип. Он у самого майора Дитмара первейший советник. Я бы даже сказал друг. А Дитмар в наших краях человек большой.
– А ты чего Рюхина решил в оборот взять, Сёма? – усмехнулся Анкундинов. – Сестрица евоная тебе покоя не дает?
– Моя будет! Слышь, что говорю, Осип. Слово даю, что моя будет! А их породу я все одно изведу. Но ты вроде как Дёмку-то пока трогать не велишь, господин староста?
– Придет черед и до Дёмки. Я для него иное задумал.
– Поделись, – Галущак наполнил стаканы.
Они выпили и Анкундинов продолжил:
– Думаю я, Сёма, Дёмку-то к тебе в полицию определить.
– Чего? Ты в уме ли, Осип? На кой он там нужен?
– А ты далее слухай, а не перебивай. Дёмка он совет, то всякому видно. А мы с тобой из него полицая сделаем.
– Так не пойдет он служить в полицию, Осип.
– Не токмо пойдёт, но и приговоры сполнять станет. Партизан будет к стенке ставить.
– Нет. Не станет того Дёмка делать. Помрет, но не станет. Он не трусливого десятка.
–Я знаю, Сёма. Но сестрицу мы его возьмем в оборот и предложим выбор.
– Какой?
– Есть у меня одна штука, что поможет сестрицу Фофанова в гестапо сдать. А девка она хоть и молодая, но уже в соку. Знаешь, через что её там пропустят?
– Как не знать.
– Вот этим мы Фофанова и прижмем. Будет по-нашему делать. Я ему такую жизнь устрою, что сам в петлю полезет. А ты, коли станешь помогать, то помогу тебе девку Рюхинскую получить. Можешь даже и не жениться на ней. Так поиграешь, пока не надоест.
– Дело!
– Ты, Сёма, не уразумел еще, что мы при новой власти сможем? Да вся Вареневка нашей будет. Вот где держать станем.
– Ты коней не гони, Осип, – сказал на это Галущак. – Немцы не просто так Воскобойника обхаживают. Хотят по-доброму чтобы все было. Нам здесь, как в соседнем уезде развернутся не дадут.
– Я все понимаю. Но мы лбом стену прошибать не станем. Все по-хитрому сделаем.
****
В хату к Демьяну Фофанову постучались ночью.
Демьян поднялся с кровати.
«Кого еще несет в такую пору?»
Выглянул в окно. Там стоял молодой парень Паша Рюхин. Он сделал знак, чтобы Демьян впустил его.
Фофанов двери открыл.
– Ты чего в такой час?
– А с того, что не стоит, чтобы нас вместе видели, Демьян.
Рюхин высокий и крепкий парень 23 лет сбил снег с шапки и воротника полушубка.
– Погода стоит – лучше не надо. Собаку никто из дома не выгонит. И темень какая.
– Проходи в дом. Да полушубок с валенками скинь. У нас тепло. Я печку хорошо натопил.
Проснулась мать Демьяна:
– Чего там такое, сынок?
– Все хорошо, мама. Это гость ко мне.
– Гость? В такой час?
– Ты нам не мешай, мама. Спи.
Рюхин вошел в дом. Демьян пригласил его за стол.
– Чего пришел?
– По важному делу, Демьян.
– Какие ныне дела, Паша?
– А такие. Самые важные дела. Слыхал, что в городе подполье провалилось?
– Слыхал, и что?
– А то, что и нам пора за дело приниматься.
– Какое дело? – насторожился Демьян.
– Ты что, Демьян? Или мне не веришь? Я понимаю, что время тревожное. Но мне-то ты должен верить.
– Паша, ты не забыл, кто был мой отец?
– Нет. Но и ты не забыл кто я? И я знаю кто ты. И мы с тобой с этой властью Анкудиновых и Галущаков не смиримся. Я вот чего тебе принес.
Рюхин достал из кармана брюк лист бумаги.
–Читай.
Фофанов развернул лист и прочитал:
«6 декабря 1941 года войска нашего западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его фланговых группировок. В результате начатого наступления обе группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…».
– Что это? – он поднял глаза на Рюхина.
– Правда, Дёмьян. Правда про которую немцы ничего нам не говорят. Боятся. Скоро сюда снова придет Красная Армия. Ты понимаешь?
– Откуда у тебя это? Отпечатанные листовки! Откуда?
– Из города привез.
– Одну?
– Около десяти штук.
– Но где ты их достал?
– Верный человек передал.
– Ты хоть понимаешь, Паша, что если тебя с этим возьмут, то Галущак тебя к стенке поставит!
– Я все спрятал в снегу в коробке жестяной.
– У дома своего?
– Что я совсем дурак? Место надежное. Даже если и найдет кто, на меня не подумают.
– На нас с тобой именно и подумают, Паша. Если это на стол Галущаку ляжет, то он первым делом ко мне пойдет!
– Ты стал бояться, Демьян?
– Не в том дело, Паша. Но себя и мать я подставлять не хочу.
– И что ты предлагаешь? Сидеть и ждать?
– А что предлагаешь ты?
– Восстановить подполье для начала.
– И как ты предлагаешь это сделать? За нами следят. Особенно я на контроле у Галущака. И сам подумай, кто за нами здесь пойдет? Большая часть жителей села довольны новой властью.
– Я иное предлагаю, Демьян. Стоит попробовать наладить связь с партизанами.
– Где их искать?
– В лесах есть разрозненные малые группы. И они рано или поздно сложатся в отряд. А если так сидеть, что будет, когда наши вернутся? А если под Москвой немцев разбили, то через месяца два наши уже будут здесь!
– Не думаю, что так скоро, Паша.
– Нам стоит начинать борьбу, Демьян. И мне отступать далее некуда. Галущак на мою сестру нацелился. Рвется ко мне в родственники.
– Увози её в город.
– В Локоть? Но у меня там нет никого.
– Я дам тебе адрес. Не медли. Галущак тянуть не станет. Завтра же с первым, кто поедет в Локоть торговать, бери сестру и давай с ним.
– Не даст мне Галущак того сделать. Коли посажу сестру на телегу, то полицаи сразу Галущаку и доложат. Они нас в леске перехватят. Если в селе Галущак еще боится открыто действовать, то что будет в лесу? Сам подумай.
– Возможно, ты прав.
– Но нам нужно действовать. Нам с тобой.
– Что предлагаешь?
– Начнем с листовок.
– Ты сошел с ума?
– Я сегодня ночью могу развесить. Наши должны знать, что немцев под Москвой громят!
– Паша!
– Да ты не бойся Демьян. Далеко от твоего дома развешу…
***
Локоть.
Управление полиции.
Декабрь, 1941 года.
Начальник полиции Локотского самоуправления Иван Третьяк думал о перспективности работы с двумя активистами, на которых донес Галущак из Вареневки. При всех своих недостатках Галущак смог верно выделить из общей массы крестьян тех, кто враждебно относится к новой власти. И эти двое наверняка станут искать пути для помощи советам. Сейчас у них нет таких возможностей, но кто знает, когда они появятся и когда они определятся с методами борьбы. И у Третьяка возник план. А если подтолкнуть их к действиям?
Он вызывал следователя Лисовина.
– Прошу вас, Игнат Пантелеевич. Проходите. Располагайтесь. Ибо разговор нам предстоит долгий.
Лисовин был уверен, что вызвали его из-за недавнего конфликта с несколькими новоиспеченными с полицейскими дознавателями.
– На меня поступила жалоба, Иван Петрович? – спросил он. – Я так и знал, что они станут жаловаться.
– Вы о стычке со ставленниками Дитмара? Нет. Жаловаться они не станут. И пригласил я вас не за этим.
– А что случилось? Я ведь представил вам отчет вовремя.
– Я не про отчет, Игнат Пантелеевич. Я о деле хочу с вами говорить.
– А с новыми дознавателями что? Их нам навязали. Они, по мнению немцев, лучше нас с вами. Вот пусть и работают.
– Вы совсем не поняли политику Дитмара, Игнат Пантелеевич. Дитмар не сомневается ни в моих, ни в ваших способностях.
– Но он назначил к нам каких-то дуболомов. Это люди с уголовными наклонностями. Они совсем ничего не понимают в деле следствия. Какой толк от такого пополнения?
– Большой, Игнат Пантелеевич. Вы просто пока этого не поняли. Но скоро придет время и эти дуболомы, как вы выразились, окажут нам помощь. Затишье с партизанами у нас временное. Скоро все будет. И появится много грязной работы. И эти люди как раз и станут её выполнять. Но сейчас я позвал вас не для этого. Вот посмотрите на эти доносы.
Лисовин прочитал листки написанные Галущаком.
– И что?
– Галущак из Вареневки дал мне отличную идею.
– Галущак способен давать идеи? – усмехнулся Лисовин.
– Вот вы улыбаетесь, но именно Галущак меня натолкнул на мысль о том, чтобы использовать вот этих парней. Фофанова и Рюхина.
– Судя по характеристике, что им дал Галущак, они не горят желанием с нами сотрудничать.
– Вот именно, Игнат Пантелеевич. В свое время мы засылали так своих людей в банды уголовников. И это давало результат.
– Что же вы предлагаете сейчас?
–Я через своего информатора даже провел пробную работу с Рюхиным.
Лисовин заинтересовался:
– Вот как? И что вы сделали, Иван Петрович?
– Помните те листовки, что мы изъяли неделю назад?
– О Москве? Как я могу это забыть. Мы предотвратили их распространение по Локтю. Дитмар даже высказал нам благодарность за это.
– Именно так. Большинство этой бумаги мы сожгли. Но десяток листовок я велел оставить.
– Зачем?
– Их мой агент и подсунул вчера господину Рюхину. Вот этому, на кого был написан донос Галущаком.
– И он их взял?
– Именно так.
– И листовки всплыли?
– Пока нет, но времени прошло мало. Хотя я уверен, что они всплывут.
– И Дитмар знает про это?
– Нет. Я не стал ему говорить. Он, скорее всего, был бы против.
– Но информация просочится.
– Игнат Пантелеевич, она и так просочится. Утаить этого мы все равно не сможем. Неделей ранее или неделей позднее. Разницы никакой, а так мы сможем извлечь выгоду для себя.
– Вы думаете, что они организуют нечто вроде подполья?
– Именно. И если литовки появятся в селе, то я не ошибся. А вместе с нашим партизанским отрядом, который вскоре будет создан, мы получим и подполье. Подполье полностью контролируемое нами.
– Но Вареневка это не Локоть, Иван Петрович.
– Начинать следует с чего-то малого. Это вызовет меньше подозрений у Москвы, когда она станет интересоваться подпольем. Так мы организуем отличную ловушку для красных.
– Но начальник полиции в Вареневке этот идиот Галущак. Неужели вы его посвятили в детали?
– Нет, что вы, Игнат Пантелеевич. Галущак ничего не знает.
– Но будучи начальником полиции, он может испортить всю игру.
– Галущак ставленник Дитмара и он всего лишь временно исполняющий обязанности. Я уже назначил в Вареневку нового начальника полиции. Это тот самый дезертир. Бывший сержант Красной Армии Семен Красильников.
– Вы ему верите?
– Для Вареневки он вполне подойдет.
– Но вы можете исключить, что он агент большевиков?
– Не могу, Игнат Пантелеевич. Но и это не так страшно. Для нас это будет даже лучше.
– Красильников ведь не посвящен в ваш план относительно Фофанова и Рюхина?
– Конечно, нет, Игнат Пантелеевич.
***
Вареневка.
Декабрь 1941 год.
Новый начальник.
Новый начальник полиции прибыл в Варневку на санях крестьянина, который возвращался с городского рынка. Его зацепили местные полицейские и велели доставить гостя в село. Мужик охотно согласился. Места в санях достаточно.
Красильников был в новой форме, которую ему выдали на складе и при оружии. На его поясе – новый офицерский «Вальтер». Но все это он скрывал под добротным полушубком.
– Как торговля, дядя? – спросил он мужика.
– Жаловаться грех. Товар мой ныне хорошо идет. Капуста, да морковь, да буряк – они по нынешним временам товар стоящий.
– А в деревне как ныне?
– По нынешним временам ничего живем. Как мы губернатора-то выбрали, так и хорошо стало.
– А ты был среди тех, кто выбирал его?
– Я сам не был. Но выборщика своего мы всем селом избрали. Доверие оказали. При большевиках того не было.
– Капустой что ли в городе не торговал?
– Торговал. Но при большевиках у нас колхоз был.
– И что?
– Там разве были выборы председателя? Пришлют из города человека и нагонят нас селян в клуб. И выступит перед нами дядя из горкома али обкома и скажет: «Партия рекомендует вам вот сего человека в председатели. Кто против мнения партии?»
– И никто против не был?
– А пойди скажи, что ты против. А ныне все честь по чести. Плохого не скажу. А чего к нам едешь, мил человек?
– По казенной надобности, – неопределенно ответил Красильников. – Потому ты меня, дядя, к сельской управе или к дому старосты подвези.
– Это можно, – сказал крестьянин.
В деревне было пустынно. Люди сидели по домам. Мороз стоял сильный и без надобности по улицам никто не шатался. Селянин подвез Красильникова к дому, на котором красовалась табличка с крестом (герб Локотского самоуправления).
– Вот тебе и управа, мил человек.
Красильников поблагодарил и спрыгнул с саней, схватив свой узелок.
Двери в управу не были заперты. Внутри было жарко натоплено и в горнице сидели за столом два человека. Остроносого Галущака нельзя было спутать ни с кем. Рожа у него была красная с перепоя, и он смерил тяжелым взглядом прибывшего.
Второй, увидев незнакомого человека, строго спросил:
– Почто без зова явился? Кто таков есть?
– Дак ведь это помещение местной управы, а не частный дом, господа.
– А в управу чего без дела ходить? – сказал Галущак. – Людей понапрасну тревожить?
– Я по казенной надобности из Локтя.
– Из Локтя?
Староста Анкундинов поднялся и приказал показать документы.
Красильников предъявил.
Анкундинов долго читал, не мог в толк взять с чего это они прислали им начальника из Локтя. Своих полицаев, что ли мало? Или не угодил чем Галущак?
– Так ты, стало, новый начальник полиции? – спросил староста.
Галущак даже подскочил с места.
– Какой полиции? Здесь я начальник полиции! А ну покажь!
Он выхватил бумаги из рук старосты и тоже долго изучал. Но там черным по белому было написано, что господин Красильников назначается на должность начальника полиции села Вареневка Локотского самоуправления.
Галущак вернул бумаги. Против подписи господина начальника криминальной полиции Третьяка не попрешь. Нужно к немцам обращаться. Но для этого стоило поехать в Локоть. Хотя толку не будет. Это Галущак понял сразу.
– Я был здесь начальником полиции. И кем прикажете ныне, господин новый начальник?
– Моим заместителем. Вас господин Галущак весьма ценят в Локте. И сюда меня прислали временно. Думаю, что для проверки. А затем я на повышение пойду, и снова вы станете начальником. Я ведь сам вас подсиживать не имею желания. Да и что у вас за масштаб?
– Прошу садится, господин Красильников.
– Да какие церемонии между нами. Я Семён. Не врагом я к вам приехал.
– Тезки значит? – Галущак представился. – И меня Семёном зовут.
– А я Осип. Староста здешний. Выпьешь с нами?
– А чего не выпить с хорошими людьми? Да и про дело можно поговорить.
Староста принес новый стакан и поставил перед гостем. Наполнил его самогоном.
– Наш самогон вареневский. Чистый как слеза.
Он налил и себе и Галущаку.
– За знакомство!
Все выпили.
– Как много людей в здешней полиции? – спросил Красильников.
– Десять человек. Со мной одиннадцать. А ныне, стало быть, с тобой двенадцать.
– Маловато для такого села.
–Дак партизан у нас нету. Никто не беспокоит. Тут и десятку делать нечего. Хлопцы от безделья опухли.
– А если партизаны появятся?
– Да откуда? У меня все местные комуняки под наблюдением. Да и люди к новому порядку привержены. Так что не сомневайся. Не служба, а рай.
В двери постучались.
– Кто там? – спросил Анкундинов.
В горницу вошел полицай в полушубке с нарукавной повязкой.
– Павло? – удивился Галущак. – Тебе чего?
– Дак вот, – полицай положил пред Галущаком помятый лист бумаги.
Тот прочитал и передал старосте. А тот в свою очередь Красильникову.
«6 декабря 1941 года войска нашего западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его фланговых группировок. В результате начатого наступления обе группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…».
– Все в порядке говорите? – насмешливо спросил Красильников.
– Где взял? – строго спросил Галущак полицая.
– Дак на двери моей хаты было.
– Твоей хаты?
– Утром я, значит, засобирался на службу. Максима поменять надо. Оделся, взял винтовку и выхожу. А на двери вот это. Я прочитал и сразу до вас.
– Нужно проверить есть ли еще такие, – сказал Красильников. – Поднять всех полицаев и прочесать село. Но делать надо вежливо без ущерба населению.
Полицай с удивлением посмотрел на незнакомца, который отдавал приказы.
Галущак представил его:
– Это наш новый начальник полиции, господин Красильников. Исполняй приказ! Чего стоишь?
Полицай ушел.
– Знаю я откуда ноги растут у этой бумажки, – сказал Галущак.
– Знаете? – спросил Красильников.
– А чего тут знать? Дом Павла неподалеку от дома Фофанова Дёмки. Он и приклеил.
– А Фофанов у нас кто?
– Дак активист бывший. Батя его председателем колхоза был. У красных воевал в Гражданскую. Орден имел. И сын в него. Я давно его вражину приметил и даже донесение на него составил у господина Третьяка. Сегодня возьмем его.
– А вот с этим торопиться не следует, Семён. Не думаю я, что найдем мы доказательства в доме у Фофанова. Не полный же он дурак чтобы такое у себя в доме хранить. А у меня особый приказ без вины людей не трогать. Мы не большевики, чтобы запросто так арестовывать.
– Дак мои хлопцы с ним поработают, и он сам сознается.
– Не будем спешить, господа. Для начала стоит выяснить одна ли такая листовка или их много по селу…
***
Локотское самоуправление.
Село Вареневка.
Декабрь 1941 год.
Новый начальник полиции положил листовку на стол перед Галущаком.
– Отпечатана типографским способом. Довольно качественная работа, – сказал Красильников. – В деревне такого не сделаешь. Это из города привезли. С неделю назад. А Демьян Фофанов уже месяц никуда не ездил из Вареневки. Это выяснили.
– Дак передать ему это могли.
– Могли, – согласился Красильников. – Но кто?
– Мало ли. Вот хоть Пашка Рюхин. А этот стервец в городе был. Я сам его на развилке видел. Ехал в город. Да кроме них двоих и некому. К новой власти относятся враждебно. Слова разные говорят.
– Какие слова? Подробнее? – спросил Красильников. – Ты пойми меня, тезка, я ведь вашей деревни не знаю совсем. Они ругали новую власть? Высказывались за советскую власть?
– Не то чтобы прямо ругали или высказывались. Они хитрые. Всё с заковыкой делают. Но я те точно говорю, Семён. Это они! И коли такая оказия вышла брать их нужно.
– Взять всегда успеем. Ты пока наблюдение за ними поставь.
– Это уже давно сделано. Наблюдают за ними.
– Видать плохо наблюдают, если это они. А брать их нужно не за эту вот бумажку, а за что-то серьезное. Мне дело нужно. А листовка разве дело?
– Понимаю.
– И ты мне список всех неблагонадежных составь, Семен.
– А чего составлять? Хоть сейчас продиктую. Всех, кто в партии состоял и в комсомоле. Но таких много. И не все враги новой власти.
– Разберемся, тезка. Ты пока начинай называть фамилии.
Галущак дал подробные данные на двадцать человек. Первыми в списке стояли Фофанов и Рюхин. Последней значилась сестра Рюхина Светлана.
– Молодая больно, – поднял голову Красильников. – Не комсомолка даже.
– Она в братца своего Пашку. И девка бедовая. Много чего натворить способная.
– Хорошо, оставим девку в списке. Вот ты сказал, тезка, что Рюхин в город ездил?
– Да.
– И как часто он в Локте бывает?
– За последний месяц раза три бывал.
– А чего ему в Локте?
– Торгует. Ныне большая половина села торгует в разных местах. Оно дело хорошее.
– Мне бы посмотреть на этого Рюхина и на сестру его.
– Дак прикажу и их живо в участок приволокут.
– Не надо пока в участок. Я сам к ним зайду. Вроде как для ознакомления с неблагонадежным населением. Пока пугать никого не стоит. Ты коней не гони, тезка. Спехом такие дела не делаются…
***
Красильников должен был первым увидеть Рюхина и желательно наедине. Дело в том, что они давние знакомые. И нужно было, чтобы Рюхин ненароком не выдал его.
Он постучал в двери дома. Отворила молодая красивая черноволосая девушка. Увидев полицая, она испугалась.
– Вы Света Рюхина? – спросил он.
– Я.
– А братец ваш дома?
– Да. Но…
– Я могу войти, Света? Да вы меня не опасайтесь.
Она пропустила его в дом и закрыла двери на засов.
В большой просторной горнице сидел за столом Паша Рюхин. Увидев полицая, он поднялся, но выражение его лица быстро изменилось. Это заметила его сестра. Он узнал пришедшего.
– Ты?
– Я самый. И не стоит тебе произносить имен, Паша.
– Но…
– Зовут меня Семен Красильников. Это я на тот случай, коли ты имя мое запамятовал.
Рюхин ничего не забыл, но понял, что гость желает именоваться Семёном. Пусть так и будет.
– Вы знакомы? – удивилась Света.
– Виделись в довоенное время, – сказал Красильников, снимая полушубок.
Из кармана кителя он достал газетный сверток.
– Это чай, Света. Завари-ка его нам сейчас.
– Чай? Настоящий?
– А то какой же? Из немецкого пайка.
Она приняла пакет и ушла.
– Как ты здесь оказался? Садись рядом и рассказывай.
– Завели меня в Вареневку военные пути-дорожки. Сам должен понимать, Паша.
– Я понимаю, Семён. Хоть и непривычно называть тебя этим именем. Но на тебе форма.
– Я ныне начальник полиции в Вареневке.
– Как?
– А вот так. Два дня назад сам господин Третьяк мне документы подписал. И получается, что ныне я здесь главный.
– Но я не понимаю…
– И я прибыл вовремя для тебя, Паша. Ты знаешь, что на подозрении у местного полицая Галущака?
– Он привязался к Свете, а я послал его подальше. Он и грозился отомстить.
– Галущак ставленник гестапо, дружище. С ним надо быть осторожным. Пока я прикрою тебя, но надолго ли это? С ним я вроде отношения наладил.
– Сволочь, а не человек.
– Это сразу понятно. Но у меня к тебе ряд вопросов.
– Каких?
– Листовка, – Красильников положил на стол измятый листок.
– Ты хочешь знать, откуда она?
– Я знаю. Но зачем ты ввязался в это, Паша? Неужели тебе охота быть арестованным вот за эту мелочь?
– Это не мелочь!
– Я сюда приехал не листовки клеить. Я серьезные дела делать стану.
– Дела?
– Именно.
– А я могу тебе помочь?
– Ты? Тебе сейчас тихо сидеть нужно. Паша.
– Семён, если ты прибыл сюда так далеко от того места, где мы виделись в последний раз, то прибыл не просто так. И я готов помогать тебе. Ты меня знаешь. Я не трус.
– Тебя никто не обвиняет в трусости.
– Но я сижу в хате без дела! В то время, когда идет война. Если бы я мог оставить сестру, давно ушел бы отсюда.
– И здесь работы хватит, Паша. Ты знаешь, что у вас делается в Локте?
– Кто не знает. Локотская республика во главе с господином Воскобойником.
– Я прибыл от людей, что хотят эту самую республику прихлопнуть.
– Вот как?
– Да. Про товарища Сабурова слыхал?
– Ты про Александра Николаевича? Да я его еще с 1936 года знаю. Но он был в Киеве.
– И я там был, Паша. Защищал город и оставил его одним из последних. Александр Николаевич партизанский отряд создал.
– И Сабуров здесь?
– Слыхал про бой в Суземках?
– Бой? Нет. Кто нам про такое здесь расскажет.
– Мы дали бой немцам и полицаям на станции Зерново и в районе села Суземки.
– Вот как? Это хорошие новости!
– Сабуров получил приказ двинуться в ваши Брянские леса. Меня с документами убитого сержанта Красной Армии Красильникова забросили к вам.
– Неужели готовится нападение на Локоть?
– Именно, Паша.
– И тебе вот так сразу немцы поверили?
– Меня назначил сюда господин Третьяк. Не думаю, что он мне верит до конца, но сюда назначил. Господин Галущак ему не по нраву. Вот и послал он сюда меня. Но мне до зарезу связник нужен.
– Связник?
– Тот, кто лес хорошо знает.
– Я могу.
– Ты нет. За тобой следят, Паша. Мне чистый человек нужен.
– Но я в город езжу регулярно.
– Галущак донос на тебя настрочил. Самому Третьяку. Мне нужен тот, кто вне подозрений.
– И где я найду такого? У меня есть дружок Демьян Фофанов. Но и он на подозрении.
– Он не подойдет. На него также донос подан.
В горницу вошла Света с чайником.
– Я могу, – сказал она.
– Ты? – Красильников посмотрел на хрупкую стройную девушку.
– Не может быть и речи! – отрезал её брат.
– Это почему же? – зло спросила она, поставив чайник на стол. – Я леса наши лучше твоего знаю.
– Знает? – Красильников посмотрел на Рюхина.
– Она знает лес, но она слишком молода! Я не могу её подписать на такое дело!
– Ты и правда так хорошо знаешь леса? – не обратил внимания на слова Павла Красильников.
– Знаю! – заявила Света. – Я знаю здешние места как свой карман.
– А дорогу до села Володино найдешь?
– За пять дней там буду. Что нужно?
– Пока ничего. Через несколько дней будет нужно…