Владимир Александрович Андриенко
Стрелец государева полка. Меч падишаха
Глава 7
Большая политика. (1660 год).
1
Киев: ставка боярина Шереметева.
Боярин Шереметев после поражения русской армии под Конотопом быстро стал подниматься вверх, и царь назначил его одним из командующих своими силами в Украине.
Государь великий Алексей Михайлович требовал побед, ибо эта война порядком уже истощила силы Московского государства. Казна пустела, и росли налоги. Крестьяне бежали от своих помещиков на вольные земли за Урал и на Дон. По дорогам шалили тати и грабили купцов. То и дело в разных местах царства обездоленные поднимали восстания против воевод и бояр.
Шереметев горел желанием доказать царю свою преданность и был готов разить врагов без всякой жалости. Он мало советовался с другими воеводами и сам выработал план будущей кампании. Возражений боярин не терпел и угрожал воеводам, что если его не станут слушать, он донесет в Москву об измене.
После образования Приказа тайных дел в Москве бояре боялись, и эта мера подействовала. Но не на всех. Начальник стрелецкого гарнизона в Киеве молодой князь Юрий Барятинский часто ругался с Шереметевым и их споры едва не доходили до сабель.
– Я, – говорил Барятинский. – Верный для государя человек! И за его величество готов голову сложить! Кто посмеет мне бросить обвинение в изменных делах?
Тучный боярин Шереметев был в прошлом хорошим воином, но в последнее время заметно отяжелел и стал неповоротлив. Хотя руку имел тяжелую.
Князь Барятинский был наоборот молод, строен и необычайно подвижен. Опыта боевого имел мало и за то Шереметев постоянно корил его. Все знали князя Юрия как книжника, читавшего многие военные трактаты. Он изучал войны древности и его отцу целого состояния стоили книги по военному делу.
Вот и сейчас он развернул перед Шереметевым и воеводами карту земель Войска Запорожского и пытался доказать, что боярин не прав.
– Наше положение уязвимо, – говорил Барятинский. – И не стоит нам повторять ошибок князя Пожарского. Всем памятен его печальный пример. Он под Конотопом на себя токмо понадеялся.
– Снова яйца учат курицу, – ответил Шереметев. – Ты князь, сколь ден (дней) в войске?
– Ты про что боярин? – насупился Барятинский.
– Я годов поболее государю великому служу, чем ты ден, князинька. Рано тебе меня учить. Поживи с мое.
– Дак года, воевода, не всегда приводят к мудрости.
– Что? – Шереметев вскипел, услышав дерзость. – Мне государь наш царь и великий князь Всея Руси войско доверил! Мне! Поляки сейчас слабы. Литовцы такоже. Татары когда еще удар по нам нанесут. Турки только собираются.
– Но наши лазутчики доносят, что Ян-Казимир заключил мир со шведами и все силы бросит на нас, – возразил Барятинский. – А в союзе с татарами они вдвое сильнее нас.
– Хан не особо желает воевать с нами, – поддержал Шереметева воевода князь Хованский. – Он и в прошлый раз не стремился к тому, чтобы усиливать поляков.
– Но султан принудит его! – Барятинский обернулся к Хованскому.
Князь Иван Андреевич Хованский был также молод, но своего мнения как Барятинский не имел, и с трудами военных историков никогда не знакомился. Он во всем поддерживал боярина Шереметева.
– Ты князь Юрий стрельцами киевскими командовать поставлен? Так? – задал вопрос Шереметев.
– Так! – согласился Барятинский.
– Вот и блюди город Киев. А мы сами с армией государевой сладим. И не нужно нам на бумаге стрелы рисовать.
– С нами войска гетмана Хмельницкого выступят. Рада в Переяславле уже собралась! Гетман Юрий нам верен, – заявил Хованский. – А у него почти 20 тысяч хорошего войска. Да с такими силами мы Варшаву возьмем и принудим короля Яна-Казимира себя вассалом государя Алексея Михайловича признать!
– Уж больно ты скор, князь, – вмешался в разговор воевода Ляпунов. – С поляками не сражался еще, а Варшаву уже взял.
– А ты воевода с ними сражался под Конотопом, – парировал Хованский.
– Не тебе меня тем попрекать! – вскипел Ляпунов. – Под Конотопом русские храбро сражались и славу великую добыли. И не вина солдат кавалерии, что битва была проиграна. Поляки и татары воины добрые. И не языком их бить надобно.
– Я готов идти с саблей на них! – вскричал Хованский.
– Господа! – произнес громко боярин Шерметев. – Хватит споров и ссор! Что это за военный совет! Бог с ней с битвой под Конотопом. То дело прошлое. Наш государь ждет от нас новых дел и побед новых. Чего поражение поминать? Теперь, слава богу, все по-иному. Наши войска взяли Брест и отогнали польских гусар от Слуцка. Гетман Хмельницкий в Чигирине. Они примет татарский удар на себя если что.
–Польские войска, как нам доносят, возглавит уже не Потоцкий, а Стефан Чарнецкий, – предупредил воевода князь Долгорукий. – А многие воеводы знают его как отличного полководца. Он много раз доказал это.
– И что с того? Не пугает меня Чарнецкий, – хвастливо заявил Хованский. – Пошли меня, боярин, против Чарнецкого!
Это заявление не понравилось и Шереметеву. Он досадно поморщился. Не заря этого князя называли «тараруй». Пустобрех он всегда пустобрех. Хотя если отправить его в поход с опытными в военном деле полковниками, то… Хованский знатен, и по породе место ему во главе войска. Да и ему с ним полегче будет. Умничает Хованский не много, и во всем послушен старшим.
– Сразу же после Рады казацкой, когда статьи перяславские будут закреплены, совместно с силами гетмана мы выступим против поляков. Главное для нас разгромить их армию до подхода хана Мехмед Гирея. Врагов стоит бить поодиночке. А там и султан турецкий и король Ян-Казимир станут посговорчивее. Нам нужна победа. Враги сейчас слабы как никогда. И это хорошее время для выступления в поход. Нам нужно закрепить успех наших войск под Брестом и Слуцком.
Воеводы русской армии молчали. Шереметев сказал свое слово…
2
Переяславль: Рада.
Город Переяславль снова был полон казаков и старшины. Вчера сюда приехали представители русского командования пописывать новый договор от имени царя Алексея Михайловича.
Повторялась ситуация 1654 года. Тогда гетману Богдану стоило больших трудов собрать здесь буйную и непокорную казачью вольницу. Не все были довольны тем, что гетман выбрал себе в высокие покровители московского царя. Но авторитет Богдана был велик. Это был тот гетман, который мог надеть на себя корону и стать новым европейским монархом и возродить если не королевство, которое существовало при Данииле Галицком, то хотя бы великое княжество.
Но сейчас его уже не было в живых. А новый гетман Юрий был всего лишь тенью своего отца. На улицах города то и дело вспыхивали стихийные драки между сторонниками разных полковников. Гетманская стража даже перестала вмешиваться в такие потасовки. Казаки сейчас дрались, а уже через час пили в корчме горилку, а топотом снова дрались.
Московские послы без дела на улицы города не совались. А если и выходили, то с большой охраной. Это был совет большинства членов генеральной старшины. Мало ли что могло произойти. Из-за пустяковой драки мог разгореться большой скандал.
А сам гетман Войска Запорожского Юрий Хмельницкий в сопровождении генерального хорунжего Ивана Яненченко, никем не узнанные, ходили по городу. Они были в одежде простых казаков. Это молодой Хмельницкий захотел узнать, что происходит в городе.
– Зайдем в корчму и выпьем по кружке пива, пан Иван.
Яненченко был согласен и кивнул в ответ. Тем более что большая корчма была прямо перед ними.
– Здесь много чего можно услышать, Иван.
– В корчме у многих в голове хмель, а не разум гуляет.
– Под хмелем многие языки распускают.
– Но скажут ли что путное?
– Скажут. Я хочу знать, что думают о новом договоре с Москвой. Полковники Сомко и Брюховецкий доказывали мне, что это желание казачества быть с белым царем. Ты ведь считаешь не так, пан Иван?
– Юрий, все не просто.
– Вот и узнаем, что думает казачество.
Народу в корчме собралось много. Гетман и хорунжий с трудом протиснулись к одному из столов, где уже сидели несколько казаков. Это были, судя по виду, запорожцы. Жупаны разного цвета и покроя были одеты прямо на голое тело. Были они неряшливы, но оружие имели дорогое хорошее.
– Хто такие? – строго спросил их седоусый казак со шрамом на левой щеке. Это был след от пистолетной пули.
– Казаки нежинского полка, пан запорожец, – ответил Яненченко. – Я Иван, а мой приятель Юрий. Мы готовы угостить вас хорошей горилкой. Ибо всегда есть, про что послушать у бывалого казака. В вы, по всему видать, бывалые.
–Садись! – седоусый запорожец тряхнул серьгой и указал прибывшим на стулья. – Всякий не станет пить со мной! Но ты я вижу, казак. Хоть и молодой. Меня зовут Яким Перебей Нос. А это мои друзья. Все запорожские казаки. Эй!
Запорожец позвал слугу и приказал ему нести еще горилки и закусок разных. Он сразу смекнул, что у этих молодых казачков деньги есть.
–На Раду прибыли? – спросил Ивана Яненченко молодой запорожец, что сидел рядом с ним.
–Да. Вместе со своим полковником. Товарищество указало на нас.
–И мы с батькой Иваном Сирком за тем же делом здесь. Погуляем на славу.
–Погуляем.
–Нежинский полк за союз с белым царем на Москве стоит. Я то знаю, – сказал Перебей Нос – И наш батько Иван Сирко за то же самое стоит! Не нужен нам союз с поганым ханом Крымским. Мы сколь раз татар и ногаев бивали!
За соседним столом пили горилку казаки в синих жупанах подпоясанных красными кушаками. Это также были бывалые воины. Один из них с перначом сотника за поясом громко провозгласил:
–За гетмана Богдана!
Его казаки отозвались:
–Светлая память ему!
–Великий был полководец и гетман!
Запорожцы охотно поддержали тост и также выпили, тем более что им на стол слуга принес новый штоф и большое блюдо с рыбой.
–За гетмана Богдана!
Юрий и Яненченко также поддержали тост.
Сотник в синем жупане выпил, поставил свой кухоль, и обернулся к запорожцам. Он смерил их тяжелым взглядом и сказал:
–А не ваш ли кошевой атаман продает дело Богданового?
–Чего? – Яким Перебей Нос тяжело поднялся со своего стула. – Ты что сказал про кошевого, шкура?
–Ты казак с сотником говоришь! – вскричал кто-то из синежупанников.
–Да мне плевать, что он сотник! Пусть своим языком батька Ивана не трогает!
Его поддержали запорожцы:
–А то запорожского кулака отведает!
–Или сабли!
Сотник не шелохнулся и только ответил:
–Я за слова свои отвечать всегда готов. Я с батькой Богданом в походы хаживал, еще тогда, когда ты пешком под стол ходил, пан запорожец. И не зыркай на меня. Я тебя не испугаюсь.
–Это оттого что сабли моей не видел, – прошипел Перебей Нос.
–Моя сабля также остра. Я Федор Лютай, сотник гетмана Богдана Хмельницкого. А вот ты что за птица?
Перебей Нос вздрогнул, услышав прославленное имя Лютая, но ответил:
–Запорожец!
–А имя твое?
–Яким Перебей Нос.
–Не слыхивал я про твои подвиги в бою, но здесь в Переяславле ты много по себе памяти оставил! Много пил и много дрался. Да только не за Украину кровь проливал!
–Я с татарами рубился вместе с нашим кошевым атаманом! Кто больше пользы принес Украине как не Иван Сирко?!
–Я твоему атаману в глаза могу сказать кто он такой. Предали вы дело Богданово! В холопы московские лезете! Твой атаман кошевой и гетманок Юрась Хмельницкий. В подметки он Богдану не годиться!
–Мы предали? – Перебей Нос схватился за саблю.
–А то кто же? Такие как вы раздираете родину на части! Того ли Богдан хотел? За то ли мы тогда сабли против короля и Речи Посполитой подняли? А сейчас зачем сюда приехали? Отдать Украину и Войско Запорожское, Богданово войско, в холопы царя московского!
–А ты в холопы короля Яна-Казимира лезешь не иначе, сотник? – спросил кто другой из толпы казаков.
Лютай обернулся в поисках дерзкого. Но не смог понять, кто это сказал. Он поднялся со стула.
–Я заветы друга моего и гетмана Богдана Хмельницкого не позабыл! Гетман Богдан видел далеко! Он не был таким как вы! Быдло вас называют! И правильно! Вы быдло и есть!
Казаки заголосили:
–Мы за царя московского православного стоим. За веру отцов и дедов наших!
–Кто смеет нас быдлом называть?
Вперед вышел небольшого роста старый казак.
–Кто эта там тявкает про измену? А-а! – протянул он. – Это ты, Федор?
–Иван? Живой? – Лютай смягчился, увидев старика.
–А чего мне сделается. Меня ни пули, ни сабли не берут. Заговоренный. А ты все под польское ярмо лезешь? Ведь мы с тобой вместе ляхов секли под Желтыми Водами и под Корсунем. Али забыл?
–Ничего я не забыл, Иван!
–Надо руки белого царя в Москве держаться. Токмо он для нас заступа от поганых татар и турок с ляхами. А твой Выговский чего натворил? Он договор Богданов порвал и снова шею под ярмо католическое подставил!
–Иван! – вскричал Лютай. – Опомнись! Али московское ярмо лучше польского?
–А как польские паны наших женок да матерей мордовали? Про то ты забыл? Как вольных казаков на колья сажали, а детишек их в огонь кидали? Меня тот огонь до смерти жечь будет! И сабля моя всегда против ляхов будет! Против латинства поганого!
–Стар ты, Иван, но разумнее не стал. Али у московского царя нет шляхтичей? Чем его бояре лучше?
–А ты Федор, никак в паны метишь? Думаешь, король в шляхтичи тебя пожалует?
–Я казак! И казаком умру. И в шляхтичи не лезу! Но и в холопы московского царя не спешу!
Яненченко шепнул на ухо гетману:
– Вот они соратники отца твоего Богдана.
– И они грызут друг другу глотки словно собаки. Смотри, Иван, готовы вцепиться друг в друга. А ведь они воевали рядом и были друзьями.
– И такое сейчас по всему Переяславлю. Да что там – по всей Украине. Нет единодушия в нашем народе.
– Но договора с Москвой хотят многие полковники, Иван.
– Нам пора уходить отсюда, Юрий. Пока никто внимания не обращает. Тот казак может опознать тебя.
– Ты прав.
Перепалка в корчме продолжилась, а гетман с хорунжим под шумок быстро удалились, оставив на столе горсть серебра…
***
Юрий Хмельницкий, оказавшись в своих покоях и переодевшись, снова вызвал к себе Яненченко.
Гетман не любил носить простое платье, а предпочитал одеваться как знатный магнат. Вот и сейчас на нем был новый польский кунтуш сиреневого цвета расшитый серебром. За синим кушаком гетманская булава, усыпанная драгоценностями.
– Ты меня осуждаешь, Иван? – сразу спросил гетман. – Скажи мне правду!
– С чего мне осуждать тебя, пан гетман? Разве ты хозяин положения?
– Вот именно! – вскричал молодой Хмельницкий. – Вот именно! Что я могу сделать, если все противится моей воле! Что могу я сделать, если мои полковники не могут мне ничего посоветовать? Я полностью в руках московских воевод.
– Нам стоит подождать, как развернуться события, пан гетман. Поляки заключили перемирие со шведами. И Стефан Чарнецкий возглавит армию. А он великий полководец!
–Думаешь, русские потерпят поражение? – спросил Юрий.
–Кто знает? Что можно сказать теперь наверняка. Мы стали заложниками в борьбе между Речью Посполитой, Москвой, Крымом и Османской империей. Полковник Криса предлагает опереться на Речь Посполиту. Полковник Брюховецкий – на Москву. Полковник Тетеря – на Речь Посполиту. Полковник Сомко – на Москву. Вот и поди разберись, пан гетман.
–Рядом с нами русские воеводы Шереметев и Трубецкой с войсками.
–Вот именно. И потому держим пока руку Москвы, Юрий.
– Как я устал от всего, Иван, – гетман рухнул в кресло и закрыл глаза руками. – На кого мне положиться? На кой вообще мне нужно это проклятое гетманство? Мне говорили, что это власть! Но где она власть? Я что-то не вижу её.
– Хватит горевать, Юрий. Завтра на площади ты должен быть величествен и тверд, как и твой отец. На тебя будут смотреть многие!
– Завтра я буду тверд, пан Иван. Но я устал. Господи, как я устал! Помоги мне одолеть моих врагов и быть достойным гетманом и достичь славы, что была у моего отца!
Яненченко посмотрел на своего друга и гетмана. Он знал, что никогда Юрий не станет такими как его отец…
***
Гетман Войска Запорожского Юрий Хмельницкий пошел на вынужденный шаг. Он подписал Переяславские статьи вместе со всей старшиной, что съехалась на Раду. Теперь его власть была сильно ограничена властью московского царя. Он сам, по большому счету, превратился из государя в простого наместника царя Алексея. Без царя он уже не мог принимать решения, и гарнизоны московских войск занимали большинство городов Украины.
И винить в этом Юрия нельзя. Положение его было слишком сложным. С одной стороны напирали поляки, с другой русские, с третьей татары и турки. Да и внутри гетманской державы не все было спокойно. Пропасть между новой знатью, старшиной, и рядовыми казаками постоянно увеличивалась. Грызлись между собой полковники. Многие из них лезли в гетманы, ибо считали, что именно у них есть рецепт излечения страны от внешнего врага и внутренних смут.
А народ продолжал страдать и ждал, снижения гнета, малых налогов, мира и покоя, возможности сеять и пахать. Но мог ли им это дать гетман Юрий, у которого ничего не было кроме славного имени его отца – Хмельницкий…
3
Варшава: резиденция короля Речи Посполитой Яна II Казимира.
Король Ян Казимир стал сдавать. Он сильно постарел за последний год и на его лице появились многочисленные морщины. Бремя государственных забот давило его.
Не в добрый час наследовал он корону, и никак ему не удавалось уладить все дела и заткнуть глотки своим многочисленным недоброжелателям. Пан Николай Цвилиховский был как всегда рядом со своим повелителем.
– Договор с новым королем Швеции Карлом XI в Оливе подписан, ваше величество. Это ваша личная удача.
– Карл XI еще ребенок, пан Никола. За него думают мудрые советники. В Швеции они еще есть. Да и не удача это вовсе. Я уступил Швеции Ливонию и окончательно отказался от прав на шведский трон. Хотя имею на него прав больше чем нынешний король.
– Ливония уступлена Швеции лишь формально, мой король. Мы еще вернем свое. Сейчас главное война с московитами.
– Ты прав, пан Никола. Прав. Русский царь Алексей по-прежнему теснит нас в Украине, несмотря на нашу победу под Конотопом. И отречение гетмана Выговского ничего нам не дало. Юрий стал верным слугой Москвы.
– Это временно, государь. Смею вас уверить. Временно. Скоро он примет нашу сторону и на условиях гораздо более выгодных для нас, чем это сделал умный Выговский.
– Но пока он отдал Украину Московскому царю. Многие шляхтичи меня в том винят! Теперь они смеют говорить, что отставка Выговского была ошибкой. Будто не они, а я не захотел утверждать гадячский договор! Плох он был для них! Никола, если бы ты знал, как я устал быть королем этой страны! Один рокош24 Любомирского чего стоит. Они поднялись против меня! Есть ли мера неблагодарности магнатов!
– Мы снова возьмем свое, государь. Мир со Швецией заключен. И все силы вашей армии можно бросить против московитов, ваше величество. С нами в союзе выступят и хан крымский и султан турецкий. Мы сумеем отвоевать Украину у московского царя и вернуть все, что было потеряно. И тогда шляхта признает ваши заслуги, и ваши права как короля будут расширены!
–Ах, пан Никола! Мы уже не раз пытались их расширить. И что получалось?
Король махнул рукой. Цвилиховского в последнее время беспокоило настроение Яна Казимира. Он все больше впадал в апатию и все чаше говорил об отречении от трона. Орден Иезуитов был заинтересован, чтобы он оставался королем. И Цвилиховский получил вполне определенные распоряжения по этому поводу.
– Счастье государя переменчиво, ваше величество. Сегодня нам тяжело, но завтра тяжело будет нашим врагам.
– Счастье есть у многих государей, но только не у короля Речи Посполитой. У нас правит Сейм и шляхта, а не король. Это у Московского царя есть счастье. У хана Крымского есть счастье. А ведь я мог бы быть королем Швеции. А здесь, сколько сил потратил мой брат король Владислав IV на укрепление королевской власти. Сколько у него было планов и задумок полезных. Но он умер и так ничего и не свершил. С 1648 года, черного для Польши, я король. И что я сделал за эти 12 лет на троне? Подумай и скажи, Никола, что?
– Многое, ваше величество. Война с казаками. Зборовский мир. Белоцерковский мир. Все это ваши заслуги. Война со Швецией. Вы отстояли отчизну от врагов. Без вас сама Речь Посполита могла бы погибнуть.
Король покачал головой. Ян-Казимир все больше и больше видел тщету своего царствования.
–Что доносят наши агенты? – Ян-Казимир перешел на другую тему.
– Полковник Криса, наш эмиссар, был принят генеральным хорунжим Войска Запорожского Яном Яненченко.
– Я про это уже знаю. Сам Хмельницкий его не принял. Боится московских соглядатаев.
– Яненченко наш сторонник, как и многие полковники. Полковник Павел Тетеря ручается за него. А гетман Юрий прислушивается к его мнению. Яненченко муж его сестры.
–Но сейчас он нам не много чем может помочь.
–Отчего, пан круль, так думает? – с хитрой улыбкой завил Цвилиховский. – Яненченко многое может сделать для нас.
–Что же? Заставит гетмана Юрия помогать моим войскам?
–Пока нет. Но он может заставить гетмана Юрия не помогать и московитам. Пусть себе медлит. От той его медлительности для нас большая польза. Тем более что пан Чарнецкий уже отбыл в войска.
– Да. Пан Стефан медлить не станет. А ты уже выяснил, кто из моего окружения служит московскому царю, пан Никола?
– Такого человека нет, мой круль.
– Нет, есть, пан Никола. При дворе московского царя слишком много знают из того, что происходит здесь!
– Для того чтобы знать это, не нужно человека в вашем окружении, государь. Московский наверняка имеет своих людей среди шляхты и в Варшаве и в Кракове.
– И ты уже знаешь кто эти люди?
– Нет, государь.
– Так чего тогда стоит тайная полиция Ордена? Мне ранее говорили, что Орден знает все.
– Все дело в том, государь, что люди московского действуют умно. Им нужно не допустить соединения Украины и Речи Посполитой. Вот они и мутят головы нашим шляхтичам, что де не надобен Речи Посполитой союз со схизматами православными. А наши и рады те речи слушать! Любомирский, Потоцкий, Ляцкоронский все про то твердят. Не хотят они равноправного союза с казаками. Норовят их снова в холопское ярмо загнать! А кому то выгодно? Да московскому! Его люди в Украине заголосят, что ляхи снова рабами православных сделать хотят и одна для них и есть заступа – православный царь на Москве! А наши магнаты тому сами способствуют!
– Так нужно объяснить все! Это же хитрость! – вскричал Ян Казимир.
– Кому объяснить, мой круль? Любомирскому? Тогда жди нового рокоша! С вельможными магнатами возможен один разговор – в топоры их и всех под корень. Они поймут язык силы и крови. Иного нет. Этого так и не смог понять ваш брат король Владислав.
– Если бы это было возможно, пан Никола! Если бы! Да и Владислав многое понимал, но что он мог сделать? Что? Не мог же он рубить головы магнатам! И я этого не могу. А как бы хотел. Если сейчас убить хоть сотню этих смутьянов, то и порядок бы пришел.
– Придется нам немного потерпеть, мой круль!
– И что делать нам сейчас, кроме того, что мы станем терпеть?
– Нам стоит мешать людям московского в Крыму и гетманской столице Чигирине.
– Да, пан Никола! Пошли еще наших агентов туда. Денег в этом случае жалеть не стоит…
4
Стамбул: квартал Фанар, дом купца Адреотиса.
Грек-фанариот Адреотис возлежал на роскошных коврах и подушках в своём доме. Он ждал важного гостя. Комната с узкими окнами с разноцветными стеклами была оформлена в восточном стиле.
«Интересно как он сейчас будет выглядеть? Этот человек имеет редкий дар перевоплощения. Он может быть кем угодно. Гордым вельможей с надменным лицом и простым продавцом халвы с подобострастной улыбкой. Он настолько владеет своим лицом, что совершенно невозможно понять ход его истинных мыслей».
Так думал хозяин дома о своем старом знакомом кардинале Ордена Иезуитов Пьетро Ринальдини. И он снова оказался прав. Скоро ему доложили о приходе важного янычарского аги.
–Янычар? – удивился Адреотис.
–Да. Кто-то из командования янычарского корпуса, – ответил слуга. – Их сейчас много новых и я не знаю имени этого господина.
–Но разве он не назвал тебе своего имени?
–Назвал. Но я почему-то не смог его запомнить, эфенди. Его глаза словно выжгли мою память.
«Глаза выжгли память! – подумал Адреотис. – Это он. Только про него такое можно сказать!»
–Хорошо. Зови его сюда. И последи, чтобы нам никто не мешал.
–Будет исполнено, господин.
«Монсеньор Пьетро не любит когда его узнают сразу. Стоит изобразить удивление и лишний раз восхититься его умением перевоплощаться. Даже великие люди имеют свои слабости».
Вскоре в покоях показался высокий офицер янычаров. На нем была отличная броня с насечкой и изображением полумесяца усыпанного жемчугом. На войлочном белом кауке красовался золотой челенк – знак храбрости проявленной в бою.
–Рад приветствовать тебя, ага…, – начал было Адреотис, но прибывший ага прервал его.
– Можешь звать меня монсеньор Пьетро, как и ранее. Ведь здесь мы одни? Не так ли?
– Одни. Мой дом – моя крепость.
– И не стоит тебе разыгрывать меня, Адреотис. Ты сразу узнал меня.
– Да. Но я не знал, захотите ли вы монсеньор, чтобы я вас узнал.
– А почему нет? Как мой маскарадный костюм?
– Отлично на вас сидит. Вы словно настоящий ага янычарского корпуса.
Ринальдини самодовольно усмехнулся. Он знал, что его умение перевоплощаться и внушать, не имеет себе равных.
– Твой слуга и все в этом доме завтра смогут лишь вспомнить, что к тебе заходил ага янычар. И заходил он за деньгами. А зачем же еще может прийти к греку-фанариоту командир из корпуса «нового войска»25.
– Вы как всегда осторожны, монсеньор.
– Меня зовут невидимкой в Европе, Адреотис. Именно потому, что я умею быть, когда нужно незаметным. Твой слуга смотрел на мой дорогой панцирь, на жемчужный полумесяц, на изумруд в рукояти моего ятагана. Вчера я был слугой знатного иностранца, французского графа, и на меня вообще никто не обратил внимания. Никто даже заподозрить не мог, что я господин, а граф – слуга. Ты не представляешь, как иногда хорошо наряжаться слугой. Как много можно услышать, сохраняя глупое лицо.
– Монсеньор, желает выпить вина? – спросил фанариот.
– Нет, – отрицательно покачал головой Ринальдини.
– Тогда может принести щербета и фруктов?
– Нет. Пусть принесут кофе. Я пристрастился к этому терпкому напитку. Твой слуга умет заваривать кофе?
– Есть у меня кафеджи не хуже того, что служит у самого великого визиря.
– Тогда отдай приказ.
Адреотис хлопнул в ладоши и сразу же в комнате появился молчаливый слуга. Он по знаку понял, что нужно господину…
****
Кардинал Ордена отхлебывал ароматную горячую жидкость и задумчиво смотрел на расписной потолок. Адреотис вежливо ждал, когда иезуит начнет говорить.
– Ты не удивлен моим появлением в Стамбуле, Адреотис? – наконец спросил кардинал.
– Смею ли я удивляться вашим поступкам, монсеньор? Дела государственные привели вас в столицу империи Османов.
– Ты думаешь, что я могу заниматься только государственными делами?
– Вы человек влиятельный, монсеньор. Что может привести в Стамбул человека влиятельного?
– Не в этот раз. Скоро здесь, в твоем доме, должен появиться один человек. Ты его уже видел в Крыму.
– Сын боярский, что выдает себя за шляхтича Комарницкого?
– У тебя хорошая память, Адреотис.
– Да, я хорошо его запомнил. Это человек с удивительной судьбой. Я умею читать судьбы и могу поручиться, что этот парень рожден под счастливой звездой. Его удача заставляет меня завидовать ему. Отчего, моя судьба не так сложилась? Этот человек просто любимец женщин.
– И я того же мнения, Адреотис. Женщины любят таких.
– А меня они не любят, монсеньор. Я могу купить любую рабыню, но её страсть возбудить мне не дано. А он красавец, и покоритель женских сердец. И за что ему это?
– Он прошел большое испытание и уже направляется в Стамбул. Я даже стал волноваться о нем.
–Он так нужен монсеньору?
– Он нужен не сколько мне, сколько Ордену.
–Позвольте мне высказать свое мнение, монсеньор?
–Не утруждай себя. Я знаю, что ты хочешь сказать, Адреотис. Сын боярский не слишком умен и не слишком образован.
–Именно так. Из него пока не выйдет хорошего шпиона, монсеньор.
–А кто тебе сказал, что он станет шпионом? Этот парень нужен мне для иного.
–Смею ли я узнать для чего?
–Да. Ты верный мне человек. Мы с тобой связаны, и то дело касается и тебя также. Ты слышал о том, что Орден финансирует новую экспедицию в Перу?
Адреотис слышал про это.
– Страна, которую они зовут «Страна золотого короля», а испанцы называют её «Эльдорадо», существует.
Адреотис не посмел возразить кардиналу, но его мало убедили слова Ринальдини.
– Ты не веришь мне?
– Смею ли я подвергать сомнению слова монсеньора?
– Не хитри, Адреотис. Со мной ты можешь говорить откровенно. Или я для тебя уже не мудрый человек?
– Монсеньор самый мудрый из всех кого я знаю. И это совсем не лесть.
– А мудрость в том, чтобы уметь выслушать правду и сделать из услышанного верные выводы. В этом и состоит мое главное достоинство – узнавать обо всем тайном вовремя. Индейцы Перу, которых зовут инками, относятся к золоту не так как мы. Для них это священный металл Солнца и не более того. Золото для служения Солнцу, но не для обогащения. Там этот металл чист от грязных человеческих страстей. И прятать его стали только после того как испанский авантюрист Писарро показал свою неслыханную жадность. Ты слышал про это?
Адреотис кивнул и произнес в ответ:
– Что-то слышал. Но было это, если не ошибаюсь, больше 100 лет назад?
– Да. Писарро тогда стал обладателем таких несметных сокровищ, что король Испании стал бедняком в сравнении с ним. И этим, кстати, он подписал приговор сам себе. Нельзя быть богаче и умнее королей, которым служишь. Нельзя служанке быть красивее госпожи. Ибо госпожа будет видеть в такой служанке соперницу.
– Это так, монсеньор. Но разве нашелся второй Писарро? Кто возглавит экспедицию?
– Капитан Себастиани.
– Себастиани? Я никогда не слышал про такого.
– Храбрый испанский офицер. Жаждет славы Кортеса и Писарро. Федор Мятелев должен отправится в эту экспедицию с людьми капитана Себастиани.
– И золото должно стать достоянием Ордена? Не могу понять, монсеньор, зачем Ордену золото? Недостатка в средствах у вас нет!
– Мне не нужно золото как таковое, Адреотис. Мне нужны несколько предметов из золота, которые представляют для меня ценность. И я желаю их получить.
Адреотис понял по взгляду Ринальдини, что тот не расскажет ему, что это за предметы. Да и сам фанариот не желал лезть в опасные тайны иезуитов.
– Но как заставить Себастиани взять вашего протеже с собой, монсеньор?
– За это не волнуйся, Адреотис.
– Монсеньор знает, что нужно делать. Но что тогда нужно от бедного Адреотиса?
– Федор Мятелев не владеет испанским. Это нужно исправить. В короткий строк.
