Взводный и строгие сержанты сохраняли интригу, прерывали всякие размышления и версии частыми командами. Небольшой плац, обсаженный по периметру стройными тополями с серебристой листвой, с утра гудел под тяжелыми кирзовыми, начищенными до блеска сапогами. Оттуда доносились отрывистые голоса: «Смирно!», Нале-во… Напра-во! Шагом марш! Кру-гом!»
И вот теперь солдаты, рассевшись по машинам, ехали на полигон. Осталась за поворотом окраина города со старыми одно и двухэтажными зданиями, постройками, садами и палисадниками. Новички с тревогой и волнением ждали предстоящих испытаний. Сержант Андрей Лагунец, в отделение которого был зачислен Шубин, отвечая на вопросы и любопытные взгляды своих подчиненных, сказал:
–Было время, и я тоже ломал голову над словом «обкатка». Увидите и испытаете. Это будет ваш первый экзамен на звание солдата, воина Отечества.
Город утонул в золотистом мареве. Смутно угадывались его очертания. Ухоженные поля и сады неожиданно расступились, вокруг лежала пустынная, выжженная солнцем степь. За машинами, крытыми брезентами, тянулись клубы желто-серой пыли. Она проникала сквозь полог и оседала на лицах ребят, на пилотки и ещё не успевшие выгореть и просолиться потом новые гимнастерки. Курсанты, расположившись вдоль бортов на откидных сиденьях, придерживали недавно после принятия присяги, врученные автоматы Калашникова со штык-ножами и подсумками с магазинами в комплекте. На ремнях висели подсумки с желтыми пластмассовыми магазинами, сбоку – противогазы. В то, что за ними нужен тщательный уход Георгий и его друзья убедились сразу же после первых занятий по огневой подготовке на стрельбище, когда пришло время разборки и чистки оружия. На эту процедуру ушло не меньше трех часов.
Шубин не роптал на свою судьбу. Привыкать к твердой воинской дисциплине – дело нелегкое, но ему пришлось по душе. Он быстро подчинил свою волю распорядку в казарме, старательному изучению теории и практики военной специальности инструктора-дозиметриста.
Вот и полигон. Далеко к горизонту уходит сухая степь, не знающая плуга и культиватора степь с сухим и жестким разнотравьем, исполосованная колеями танков, бронетранспортеров и вездеходов. Вдали за рыжевато-бурым глинистым бруствером видны несколько макетов танков и БТРов и БРДМ. Чуть поодаль, возле небольшого чудом сохранившегося деревца замер настоящий буровато-зеленого цвета танк Т-72.
Машины с курсантами остановились возле вышки наблюдательного пункта, вознесенного над плоской кровлей одноэтажного здания, обнесенного проволочным заграждением. Первое занятие проходило в учебном городке. Командир взвода, стройный светловолосый лейтенант, недавний выпускник военного училища с новенькими погонами и портупеей Петр Вахтанов старательно рассказывал солдатам о зажигательных средствах, находящихся на вооружении потенциальных противников.
– Напалм – маслянистая, студенистая масса, – говорил он, демонстрируя вещества. – Его лучше всего тушить песком или плащ-накидкой, когда иных средств не окажется под рукой. Без доступа кислорода напалм гаснет. Двое солдат на примере подтвердили слова офицера. Курсанты, поочередно гасили, полыхающее жаром, неукротимое пламя. После усилий и смекалки его удавалось погасить. Все это было ново и незнакомо, поэтому Шубин внимательно слушал взводного, четко выполнял его приказы.
– А теперь главное – обкатка танком, – строго произнес офицер. Тем временем Сержант Лагунец подвел свое отделение к траншее. В этот момент Георгию отчетливо вспомнился последний день перед призывом на службу, напутствия матери и отца, добрые пожелания друзей. От памятной картины прощания на перроне вокзала у него защемило сердце.
В следующее мгновение он увидел Ксюшу с тугой косой и злато-карими зрачками печальных глаз. Они подружились еще в школе. Не хотелось расставаться, и они сомкнули горячие ладони рук. Шубин нежно привлек девушку к себе и смутился своей смелости. Уже стоя в вагоне, через толстое зеленоватое стекло, он увидел ее грустное красивое лицо, и как сквозь туман до него донеслись ее последние слова: « Георгий, я буду ждать тебя! Пиши мне, милый, чаще, не забывай свою Ксюшу». И поплыл за окном шумный вокзал с пронзительным маршем «Прощание славянки», с голосами и напутствиями провожающих…
Резкий гул заработавшего мотора прервал воспоминания Георгия. Тяжелый танк тронул с места и окутанный синевато-фиолетовым дымом устремился вперед. Лейтенант был немногословен. Он надел на голову стальную, зеленого цвета каску, взял в руки два муляжа учебных гранат и лихо спрыгнул в траншею. Потом приподнялся над бруствером и подал знак рукой выглянувшему из тока танкисту в черном шлемофоне.
Танк, увеличивая скорость, рванул прямо на траншею, в котором находился взводный. Когда до машины оставалось метров пять, офицер приподнялся и бросил первую гранату под гусеницу танка. Сквозь столб пыли солдаты увидели как грозная машина, лязгая гусеницами и кромсая почву, накатила на траншею. Вдогонку вторая граната настигла танк. Петр Вахтанов, отряхивая с гимнастерки землю, возвратился к взводу и строго спросил у присмиревших ребят:
–Все видели, понятно, как надо действовать?
– Так точно, товарищ лейтенант, – прозвучали несколько голосов, но без энтузиазма.
– Кто желает первым себя испытать? – спросил он после короткой паузы. Наступило молчание.
– Я, – тихо, но отчетливо произнес Шубин. Все солдаты обернулись к своему товарищу.
– Рядовой Шубин вам все ясно? – спросил офицер, передавая каску и гранаты.
– Так точно! – ответил Георгий. «Так вот какая обкатка», – подумал он. Надел каску и спрыгнул в траншею, где затаился запах выхлопных газов. «Только бы не сдали нервы», – упрямо стучала в виски кровь. «Пиши мне, милый, чаще, не забывай свою Ксюшу», – звучал ласковый девичий голос.
Он крепко стиснул в руке гранату, словно она была настоящей, а не учебной и стал ждать. На самом краю траншеи, среди сухих травинок на изогнутом стебле белела чудом уцелевшая ромашка. Танк между тем приближался. Георгий уже отчетливо видел его башню, длинный покачивающийся ствол. Он до боли сжал пальцами гранату. Дистанция между и танком и траншеей быстро сокращалась. Курсант приподнялся и метнул гранату. Едва, успел пригнуться, как огромная, щадящая дымом, темная масса нависла над ним, закрыла солнечный свет. Желтая глина сухими комьями посыпалась на каску, за воротник гимнастерки.
Несколько секунд превратились в минуту, танк замер на месте, вращая гусеницами. Георгию показалось, что машина вгрызается в почву и еще одно мгновение и раздавить его многотонной массой. Но снова вспыхнуло над головой высокое небо, в котором постепенно растворялся инверсионный след самолета. Шубин вскочил и точно метнул вторую гранату. Она гулко ударилась о броню. На дне окопа, среди комьев осыпавшейся глины лежала хрупкая ромашка с белыми лепестками и золотым сердечком. Солдат бережно расправил ее на ладони и положил в карман. И снова Шубину увиделись милые Ксюшины глаза, окаймленные черными пушистыми ресницами.
–Я обязательно тебе напишу, – вслух произнес он и решил вложить в конверт ромашку. Он поднялся в полный рост, стряхнул с гимнастерки землю, вылез из траншеи и подошел к взводному.
–Товарищ лейтенант, задание выполнил, – доложил курсант. – Разрешите стать в строй?
– Разрешаю. Как настроение? – участливо спросил Вахтанов.
– Бодрое. Нашим дедам и отцам на войне с фашистами и в Афганистане тяжелее было, – ответил Шубин. – А здесь лишь имитация танковой атаки. Хотя неприятно, когда над тобой тяжелая машина вгрызется гусеницами в землю…
– Правильно мыслите, курсант Шубин, – похвалил офицер. – назначаю вас агитатором, займетесь выпуском «Боевого листка» о том, как прошла обкатка. Вы показали отличный пример для всех курсантов. Так держать!
Эта похвала наполнила сердце Георгия гордостью за то, что не оробел, преодолел чувство страха. Раскаленное солнце повисло над землей большим оранжевым апельсином. Оно равнодушно взирало на ребят, проходящих испытание на твердость характера и силу воли.
ЛИРИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ
СТАРЫЕ УЛОЧКИ
Круто взбираются по склонам горы Митридат старые улицы и улочки. Цепко вросли в каменную землю дома, построенные еще в начале минувшего века. Двадцать шесть столетий смотрит город, после войны увенчанный обелиском Славы, в распахнутый до самого горизонта простор. Его легендарная гора Митридат первой встречает возвращающиеся из дальних промыслов, пропахшие рыбой, исхлестанные штормами траулеры. Дорог этот символ героической Керчи каждому рыбаку, каждому ее жителю.
Вечером в загустевшее небо по краям Митридатской лестницы взбегает вверх цепочка огней, где рдеет звезда на обелиске, а чуть поодаль некогда маяком полыхало пламя Вечного огня.
И он в ночи над городом пылает,
Как воинов бессмертные сердца…
Увы, на долгое время пламя погасло. Возможно, 11 апреля, ко дню освобождения Керчи от немецко-фашистских захватчиков, оно вспыхнет вновь в дань светлой памяти погибшим воинам, как луч надежды на добрые перемены.
Очень дороги керчанам и старые улочки с каменной кладкой оград и арками кованых ворот. Сохранились ажурное литье и кованые орнаменты ворот, козырьков и других элементов зодчества. Кое-где стены старых домов в отметинах осколков – следы минувшей войны. Немногие строения уцелели. Слева от Митридатской лестницы, где на одном из ярусов горы находился Тезейон, спускаюсь по брусчатке вниз к улице Свердлова. На гребнях каменных оград, отделяющих уютные, тесные дворики, зеленое пламя весны – ползучий мох. Он норовит забраться даже на крыши построек, живуч и ярко-изумруден. Есть особое, невыражаемое словами, естество в этих повторяющих складки ландшафта улицах.
Вижу старую кладку ограды, щедро увитую плющом. Улица Митридатская, переулки Боспорские… и древние городища Пантикапей, Мирмекий, Нимфей, Тиритака, склеп Деметры, Царский, Золотой и Мелек-Чесменский курганы … – все вместила в себя многовековая история древнего и молодого города. За грядой холмов и курганов в ложбине надстройками огромного белого корабля возвышаются девяти и десятиэтажные здания микрорайона Марат. Органично соседствуют старое и новое, представляя каменную книгу города, каждая страница которой исполнена тайны и красоты.
БЕЛЫЕ КРУЖЕВА
Пошли на убыль прохладные вечера и туманные рассветы. Серая невыразительная палитра парков и палисадников стала приобретать торжествующе зеленые краски. Сквозь прошлогоднюю бурую листву из прогретой почвы пробились стебли травы и анютины глазки. И даже в расщелине треснувшего асфальта пробежал зеленый ручеек. Прохожие переступают через него, боясь потревожить хрупкие побеги.
Апрель – пора всевластия весны, пора добрых надежд и светлых ожиданий. В каждом дереве, в каждой былинке неудержим ток жизни. Совсем недавно я видел, как в палисаднике зябли абрикосовые и персиковые деревья. Туман цеплялся за голые ветки, превращаясь в стеклярус, и капельками падал на землю, И вот запенились на дикой алыче белые кружева, розоватым факелом вспыхнул миндаль. Это солнце своими лучами – спицами искусно сплело удивительные узоры.
Первая проба акварели. И чем ближе к маю, тем ярче гаммой нежных красок распустятся цветы, дымчатые созвездия душистой сирени. Отпылает пора цветения. Расплетет ветер кружева, но останется добрая завязь плодов. И, глядя на хрупкие соцветия, думаю о том, как важно, чтобы жизнь человека не оказалась пустоцветом…
НА СЕМИ ВЕТРАХ
Пустынная в зимнюю пору набережная с блюдцами скованных льдом лужиц отогрелась на солнце, оттаяла и теперь манит к себе керчан. Если прежде редко кто отваживался, кутаясь в пальто и пряча лицо от морозно – колкого норд-оста, пройти от Генуэзского мола до бухты морского рыбного порта, то сейчас встреча с морским ветром, насыщенным запахами йода и водорослей, приятно бодрит.
Иду по самой кромке набережной. Волны гулко разбиваются о бетонную преграду, взрываясь капелью сверкающих на солнце брызг. В пронизанной лучами россыпи на миг вспыхивает семицветие радуги.
Время от времени по фарватеру, обозначенному сигнальными буйками, разрезая свинцовые волны, проплывают в бухту морского рыбного порта сейнеры и траулеры, снуют буксиры – трудяги. Над белыми надстройками траулеров в заголубевшем небе скользят стрелы портальных кранов. Пока еще безлюдна заполненная в летние знойные дни бронзовыми телами пловцов водная станция. Отдыхают аккуратно сложенные на причале лодки, катамараны, блестит свежей краской корпус катера. Несколько рыболовов поглядывают на поплавки удочек в надежде на первую удачи, а на рынке рядом с серебристой тюлькой уже появились свежие бычки, очевидно, выловленные в Азовском море, в районе Борзовки или Юркино.
Прислушиваюсь к голосу моря, к его то тихой, то грозной музыке. В памяти всплывает прекрасный рассказ Константина Паустовского «Умолкнувший звук» с его гипотезой о совпадении ритма величавых стихов Гомера с ритмом морских волн. Море и ныне слагает свои песни о древней столице Боспора Киммерийского, стоящей на суровой каменистой земле , на семи ветрах . Свежее дыхание розы ветров овевает ее прекрасное лицо – лицо богини плодородия Деметры.
ДЖАРДЖАВА
В окрестностях Керчи, в районах Солдатской слободки, микрорайона Нижний Солнечный и Цементной слободки, течет в низине по извилистому руслу река Джарджава, впадая Керченскую бухту. Более полутора столетий назад она называлась Черчав илгасы, что в переводе с тюркского означает Джарджавская балка. Впоследствии в обиходе керчан это название трансформировалось в Джарджаву.
В разное время года мне доводилось бывать на пологих, а в некоторых местах и крутых, размываемых потоками талой и дождевой воды берегах этой речки. В середине минувшего столетия, когда в летнюю знойную пору ручеек пересыхал, река могла обрести имя Сухая. Ныне такое предположение ни у кого не возникает, потом как Джарджава постоянно в движении и не мелеет. Наполняется не только водой, стекающей с возвышенностей в балку, но и днепровской из-за частых утечек в водопроводной сети.
В летнюю пору ее берега почти на всем протяжении обрамлены зеленой стеной камышей, где находят приют дикие утки, птицы, а в глубине водятся караси и пескари. Ныне из воды, словно на рисовых чеках, проклевываются среди желтых сухих стеблей с метелками зеленые побеги. К реке забредают на водопой небольшие стада животных, отары овец и коз. А вблизи Солдатской слободки и в районе завода «Альбатрос» от огородных участков проторены тропы. Владельцы земельных наделов с ведрами и лейками направляются за живительной влагой, чтобы осенью быть с урожаем овощей и фруктов.
В период половодья, таяния снегов или ливневых дождей Джарджава бурлива и своенравна. Оставляя часть воды в живописном озере у Солдатской слободки, выходит из берегов О силе реки, укромные места которой в летне-осеннюю пору облюбованы рыбаками с удочками, до сих пор напоминает размытая полтора года назад насыпь железнодорожной ветки. Унесена потоком щебенка, и над промоиной провисли шпалы и рельсы. Этой дорогой давно не пользуются, поэтому с ремонтом и не торопятся. Журчит вода на перекатах, словно напевая: Джарджава-а-а , Джарджава– а –а …
СОЛДАТЫ РОССИИ
Нет крепче братства,
Нет сильнее силы.
Нет тверже вашей поступи в века.
Солдаты непреклонные России
Несут знамена алые в руках.
Пробитые осколками знамена,
Сердцами пламенеют впереди.
Идут на марше четкие колонны,
Страна на них восторженно глядит.
Опять земля цветет под небом синим,
К воде склонилась белая сирень,
Но если снова вихри грозовые
Разрушат мир, то снова на заре
Шинель наденет гордая Россия.
Опять дороги трудные пройти
Солдаты в битвах яростных сумеют.
Любовь пылает факелом в груди.
И нет любви той ярче и сильнее!
МУЖЕСТВО
Мужество рождается в бою
В черной и свирепой круговерти.
Мужество рождается в бою,
Там, где начинается бессмертие.
Ради жизни мчались сквозь огонь,
На снегу горячем умирали.
Ради жизни в битве грозовой
Милые просторы отстояли.
Плавился, горел в огне металл,
Но пылала жизнь в крови солдата.
Брал за валом неприступный вал,
И шинелью – птицею крылатой
Пядь земли родимой обнимал.
Поднимались, падали, опять
Шли в свои последние атаки.
И Россия – ласковая мать
Гордые сердца несла, как стяги.
О бойцах отважных я пою
В день весны, ликующий и светлый.
Многих, многих нет уже в строю,
Только слава Родины бессмертна!
* * *
Пусть неизвестны их имена
Подвиги – бессмертны!
Будут сиять во все времена
В памяти нашей светлой.
ВЕРНОСТЬ
Наша юность не знала атак,
Не шагала по жарким дорогам,
Но проносит она словно стяг
Память тех, кто ушел по тревоге.
Кто, оставив родные края,
На рассвете простился с семьей.
Юность их закалялась в боях,
Шла на доты лавиной стальною.
Поднималась из красных снегов,
Вырастала из черного пепла.
И в жестоком дыхании ветров,
Как клинок остывающий крепла.
Эта юность для нас, как запев
Труб военных, как клятва Отчизне,
Потому я и выбрал себе
Эту тему военную жизни.
Пусть не нам довелось отстоять
Край родимый в атаке победной,
Но храним мы оружие и верность
По примеру бывалых солдат.
ОБЕЛИСК
Величественный контур обелиска
В зенит нацелен, строг и прост.
И вот из камня, под зарею чистой
Солдат поднялся в полный рост.
В шинели серой он перед атакой,
Перед своим решительным броском.
Рассвет над ним пылает алым стягом,
Солдат рванулся на врага, вперед!
Здесь тишина, как в первый День Победы,
Когда орудия смолкли на земле.
И лишь салютов яркие созвездия
Цветами мира вспыхнули во мгле.
Да, не вместить всю благодарность в камень
Ту, что народ в сердца свои вместил.
Стоит под солнцем обелиск. Он – память.
Призыв к народам – сохраните мир!
МАТЕРЯМ
О, чуткие, вы ждете сыновей,
Тех, что остались на войне.
Не верите, что там, в тени ветвей
Они лежат в тревожной тишине.
И снова вы не спите по ночам,
Глядите в ожидании на двери,
Вдруг сыновья войдут,
Но лишь шумят за окнами
Холодные метели.
В который раз взломает лед весна,
Капелью и потоками звеня.
Для вас еще не кончилась война,
У вас еще на фронте сыновья.
Как стражи обелиски на земле,
Стоят и звезды алые горят.
И сколько лет,
И сколько скорбных дней
Земля живет без ваших сыновей
И медленно горит в крови закат…
ВОЕННЫЙ ПАРАД
Люблю торжественность минут
военного парада,
когда, чеканя шаг, идут
солдаты ряд, за рядом.
И красной птицей впереди
гвардейские знамена,
оркестров медь поет, звенит
мелодией тронной.
Суровость лиц и четкий шаг,
и строгое равнение,
отважно шли в огонь атак,
на подвиг поколения.
Парадов много, но храним
в сердцах светло и верно
тот, что никем несокрушим
в далеком сорок первом.
Война гремела над страной,
солдаты шли с парада в бой…
МОЯ ЛЮБОВЬ
Мой край, родимый у меня в груди,
Он, словно книга или детства память,
И от любви мне этой не уйти,
Пусть годы разрушают даже камень.
Но не подвластна времени любовь.
Она уводит в детство тихой стежкой,
Где небо, будто полог голубой,
Который приоткрыл я осторожно.
В моей душе опять родной простор,
И я бегу по золотой пшенице,
А вдалеке, на гранях Крымских гор
Заря малиной спелою струится.
А с неба тихо падают дожди,
Как зеркала блестят на солнце лужи.
Нет, не прожить мне без такой любви,
Как воину в атаке без оружия!
ПРОВОДЫ
Над перроном разливаются гудки,
На перроне разноцветные платки.
Марш «Прощание славянки». Меди блеск,
Льется музыкой над городом оркестр.
Ветер листья пожелтевшие кружит,
Уезжают парни в армию служить.
Уезжают от любимых далеко,
Лишь косынки вспыхнут розовым цветком.
Да слезу утрет украдкой тихо мать,
Станет сыну на прощание желать:
«Зорче Родину, сынок мой, береги,
Чтоб не смели подступиться к ней враги».
«Присягнув, готов будь выполнить приказ», —
Прозвучал отца сурового наказ.
И от слов простых и ясных, словно хлеб,
Сын подрос в минуты эти и окреп.
«Буду верен я присяге до конца», —
Обнял мать, прижал к груди своей отца.
«Жди меня», – любимой тихо прошептал,
Но слова его услышал весь вокзал.
Встал, простился, и остались за окном
Край родимый, и поля и отчий дом.
Ветер листья пожелтевшие кружит,
Уезжают парни в армию служить.
НАКАЗ МАТЕРИ
Мне к тревогам не привыкать,
Моя юность в шинели серой.
Проводила в дорогу мать,
Ты солдата порой осенней.
И в твоих я прочел глазах:
«Будь, сынок, ты честным и смелым.
Если небо расколет гроза,
Красным станет в бою снег белый,
Ты не бойся и знай, что мать
В твою доблесть, отвагу верит.
Должен ты в бою устоять
И поставить врага на колени».
В сердце этот наказ вписав,
Я простился с ней у порога.
А у мамы с тех пор в глазах
Появилась печаль-тревога.
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Вечного огня живое пламя
Рвется, словно сердце, из груди.
И ведет, как полковое знамя,
Отсветы бросая на гранит.
Здесь сошлись горячие дороги
Фронтовых суровых, грозных лет,
В радостях, печалях и тревогах,
Каждый день войны запечатлев.
Всякий раз, когда на небе синем,
Догорит последний пламень дня,
Сыновья отважные России
Сходятся у Вечного огня.
Смотрят на огонь и вспоминают
Жаркие сражения, трудный путь.
Ночь над ними тихо зажигает
Красную победную звезду.
Утром к ним приходят пионеры,
Замирают юные ряды.
В росах чистых на граните сером
Полыхают алые цветы.
ПАРАД ПОБЕДЫ
День торжественный,
Праздник светлый —
Вот триумф в жестокой войне.
Принимает парад Победы
Маршал Жуков на белом коне.
Рокоссовский в зените славы.
Также строг и красив в седле.
Полководцы великой державы—
Гордость воинства на земле.
Командиры армий, дивизий,
Корпусов, батальонов и рот
Штурмовали войска фашистов,
Выбивая с траншей и высот.
Сердце Родины – Красная площадь—
Помнит доблесть героев всех.
Сокрушили воины мощно
Силу грозную – третий рейх.
Башня Спасская, бой курантов.
Величавая стать Кремля.
Зазвучало из уст атлантов,
Троекратным раскатом: «Ура!»
И штандарты – побед трофеи,
В прах разбитых врагов.
С гневом бросили к мавзолею.
Будто тяжесть железных оков.
Рядовые и генералы
Во главе фронтовых колонн.
Марш по площади. Всюду алый
Разливается цвет знамен.
На груди ордена и медали,
На штыках – сверкает заря.
Победители крепче стали
И сильней любого огня.
По брусчатке броня грохочет
И «катюши» держат строй,
Экипажи снискали почесть
Нашей технике боевой.
Слава людям, в тылу ковавшим
Поразивший фашистов меч,
Голод, тяготы, испытавших,
Чтоб Родину-мать сберечь.
«Все для фронта!
Все для Победы!» —
На полях, в цехах у станков
Старики, женщины, дети
Тоже били лютых врагов…
Над Россией сияют звезды.
Нашим недругам надо знать,
Что блицкриг «Drang nah osten»
Впредь рискованно замышлять.
Может «ястребам» невдомек,
Что воистину очевидно:
«Кто с мечом к нам придет,
От меча и погибнет».
Наша Родина– луч надежды,
Столько трудных, суровых лет
Охраняет зорко, как прежде,
Мир, свободу, труд на земле.
День торжественный,
Праздник светлый —
Вот триумф в жестокой войне.
Принимает парад Победы
Маршал Жуков на белом коне.
ВОЛЖСКАЯ ТВЕРДЫНЯ
Будет в памяти нашей долго,
Как единой Отчизны набат,
Символ битвы великой на Волге,
Город мужества – Сталинград!
Сталинградцы, сестры и братья!
Не померкнут подвиг и честь.