Владимир Алексеевич Колганов
Триллер в призрачных тонах
– Ну вот теперь всё стало ясно! Оказывается, у меня наушник не работает, а нам уже давно пора сделать перерыв на рекламу.
На этом всё закончилось. Позже Терентию Павловичу объяснили, что прямой эфир приостановлен на неопределённый срок по техническим причинам.
Глава 5. На ближней даче
Если бы Терентий Павлович признался в том, что имел возможность побеседовать ещё и с Горбачёвым, а потом и с Ельциным, наверняка территорию телецентра покинул бы не на своей «ауди», а в карете Скорой помощи, и оказался бы на больничной койке в какой-нибудь психушке. Но внутренний голос подсказал, что это уже перебор, да им и Ленина хватило, чтобы отменить прямой эфир. И вот теперь, направляясь из Останкино в сторону Арбата, он постепенно пришёл к выводу, что всё сделал правильно. Теперь у «говорящих голов» будет повод для размышлений, может, и придумают, как спасти страну от грядущих потрясений.
Уже когда свернул на Садовое кольцо, обнаружил, что улица пуста, все автомобили прижались к тротуару. «Видимо, начальство едет». Так оно и оказалось, но почему-то вместо «ауруса» и внедорожников с мигалками Терентий Павлович увидел четыре ЗИС-110 – образовав каре, они неслись по Садовому кольцу, занимая две центральные полосы. А дальше произошло что-то совсем уж непонятное – поравнявшись с его «ауди», кортеж остановился. Дверь одного из лимузинов открылась, из неё вышли двое в военной форме и направились прямиком в сторону автомашины Дынина. «Что бы это значило?» Однако до анализа возможных вариантов дело так и не дошло, поскольку, не говоря ни слова, эти двое выволокли его из кабины и запихнули в один из ЗИСов. Тут же процессия рванула в сторону Маяковки, и не успел Терентий Павлович снова заняться поиском ответа на ранее возникший в его голове вопрос, как выехали на МКАД. Дальше он ничего не смог бы разглядеть, поскольку надели повязку на глаза. Да тут ни одна толковая мысль не посетит извилины, поскольку эти парни так сдавили бока, что совсем не продохнуть.
Когда доехали до места, Терентия Павловича, не снимая с его глаз повязки, провели в дом, заставили подняться по ступеням на второй этаж, и только усадив на стул позволили обозреть окрестности. Впрочем, кроме унылых серых стен ничего примечательного там не было за исключением одной детали, на которую Терентий Павлович ранее не обратил внимания. Дело в том, что на головах охранников были синие фуражки с малиновым околышем. «Господи! Куда же я попал?» Но не успел он прийти к какому-то умозаключению, как в комнату вошёл ещё один охранник, видимо, имевший более высокий чин, и жестом приказал следовать за ним.
Прошли по длинному коридору и наконец упёрлись в массивную дверь. Сопровождающий нажал на кнопку переговорного устройства в стене и сказал:
– Это Власик, товарищ Сталин.
В ответ прозвучало:
– Заходи!
Дверь отворилась и Терентий Павлович оказался перед входом в кабинет, в глубине которого за письменным столом слегка сгорбившись сидел тот, которого Власик назвал Сталиным. «Как такое может быть? Одно дело, когда Ельцин сваливается с неба на лужайку перед домом, но тут фигура несравнимого масштаба…»
– Власик, это кто с тобой?
– Да вот, товарищ Сталин, доставил по вашему приказу. Это тот пройдоха, который в своих книгах ни слова правды о вас не написал.
– Так-так… Ну ты иди, а мы побеседуем.
Сталин закурил трубку, затем встал из-за стола и подошёл вплотную к Дынину:
– Неужели правду он сказал?
У Терентия Павловича язык присох к горлу и в голове сумятица, поэтому с трудом выдавил из себя:
– Извините, но таков уж тренд…
– Это ещё что такое? – и не дав ответить Сталин предложил сесть: – В ногах правды нет, а я тут похожу. От долгого сидения ноги затекают.
Пришлось провести ликбез специально для вождя:
– Видите ли, быть в тренде – это всё равно что идти вместе со всеми в одном строю, в некоем заданном направлении. К примеру, сейчас в моде у нас сочетание чёрного с белым, поэтому стоит какой-то даме выйти в свет, надев зелёную юбку с жёлтой блузкой, тогда скандал, сожрут эту даму с потрохами… В общем, я бы ей не позавидовал. А всё потому, что она не в тренде. Ну вот и вы…
Сталин остановился:
– Ну что замолчал? Раз начал, договаривай.
– Я это к тому, что вас не принято хвалить, а я если хвалят, то очень осторожно и уж конечно не с высоких трибун.
– Почему же так?
Терентий Павлович решил схитрить, скрыв истинную причину, то есть не упоминать о культе личности:
– Я думаю, завидуют, но не решаются сказать.
Сталин удивлён:
– Чему завидовать? Сижу в своей берлоге, не могу даже по парку прогуляться днём. А всё потому, что кругом враги.
– Неужто всё так плохо?
– Этому не стоит удивляться. Страну поднял с колен, подмял под себя пол-Европы. Этого там, на Западе никогда мне не простят. Да и среди соратников есть такие, что готовы пойти на попятную, лишь бы жрать омаров, сидя в шикарном ресторане где-то в Лондоне или в Париже. Ты-то там бывал?
– Случалось.
– Ну и как?
– Так ведь разврат кругом, всеобщее падение нравов. А в последнее время дошло даже до того, что женщины стали называть себя мужчинами, ну или совсем наоборот.
Сталин остановился, покачал головой и после недолгого раздумья произнёс слова, на первый взгляд никак не связанные с темой разговора:
– Хотел ещё в середине тридцатых послать наши войска на Берлин, но через Польшу и Чехословакию отказались пропустить, а я на вторжение так и не решился. И зря! Тогда враг ещё не был так силён, ну а потом было уже поздно. Да вот и вы теперь, похоже, наступаете на те же грабли.
Текущие дела Терентий Павлович не собирался обсуждать, даже если вождь попросит. Куда интереснее разобраться в том, как личность вождя может повлиять на ход истории. Поэтому и спросил:
– А что было бы, если бы власть в стране захватил, к примеру, Троцкий?
Сталин чуть не выронил из рук трубку, поперхнувшись дымом:
– Типун тебе на язык! Этому авантюристу дай только волю, он такого натворит, мало не покажется!
– Ну а Бухарин?
– Слишком мягкотелый, да к тому же болтун. Таким нельзя доверить власть. Тут нужна железная рука, и чтобы на плечах голова была, а не кочан капусты. Иной способен только исполнять приказы от сих и до сих, эдакий служака, но посади его на трон, такого натворит, что мама не горюй!
– А ещё нужна харизма.
– Это уж само собой!
Сталин оглянулся на портрет Ленина, висевший на стене, и с грустью произнёс:
– Да, были люди в наше время…
Похоже, аудиенция подошла к концу, Терентий Павлович встал со стула, но тут вождь резко сменил тему разговора – внимательно посмотрел на гостя, улыбнулся и произнёс слова, которые можно было бы воспринять как комплимент:
– Вижу, ты не болтун, что уже немало, да и в политике немного разбираешься. А пойдём-ка я тебя вином хорошим угощу. Киндзмараули, Хванчкару пил когда-нибудь?
– В молодости приходилось, и не раз. Но только ведь теперь грузинское вино уже совсем не то. После введения «сухого закона» в середине восьмидесятых почти все виноградники вырубили.
– Так-то оно так, но в моём личном погребке кое-что осталось. Пойдём, пойдём, я угощу. Особенно с дынькой хорошо идёт.
Под крымскую дыньку немало было выпито, да и разговоров было много – в основном, о литературе, театре и кино. Но в памяти Терентия Павловича остались лишь слова: «да, были люди…» Причём вождь их повторил не раз, имея в виду не только правителей России.
По дороге домой Терентий Павлович твёрдо решил написать правдивую монографию о Сталине.
Глава 6. Переполох в Большом театре
Дома его ждал сюрприз – жена раньше времени возвратилась из Сочи. Отдыхала там с подругой, поскольку Терентий Павлович был занят на работе, но, похоже, у неё там что-то не срослось.
После посиделок с вождём ещё толком не пришёл в себя, а она потянула на балет. Вот уж чего на дух не выносил! Спектакль по пьесе Чехова или Булгакова – это был предел его желаний. Однако с юности всем видам искусства предпочитал кино – знал наперечёт всех французских актёров, начиная с Габена, да и американскими фильмами не брезговал, если там играл, к примеру, Де Ниро или хотя бы Роберт Редфорд. А вот балет… Эти пляски и прыжки под музыку никогда его не возбуждали, скорее уж наоборот, но разве можно отказать дорогой супруге, которая в это зрелище буквально влюблена. Вот и теперь, как выяснилось, прискакала с юга, только для того, чтобы сходить в Большой театр на премьеру – у неё там знакомый администратор, так что с билетами не было проблем.
Приехали, заняли места в партере, однако Терентию Павловичу терпения хватило лишь на полчаса. Хотел уйти, сославшись на то, что срочно надо посетить известное всем заведение, куда даже царям приходится ходить пешком, но вдруг случилось то, чего никак не ожидал… Музыка прервалась. Иван Грозный, опираясь на золочёный посох, вышел на авансцену и обратился к публике:
– Пошто штаны здесь протираете, бояре? Надо Расею поднимать, прирастать новыми землями от моря и до моря. А вы что ж? Чуть что не так, челом бьёте государю, а сами и пальцем не пошевелите. Погрязли в неге и разврате, а на интересы государства наплевать. Стыда у вас нет! Вот ужо с помоста я сойду…
Тут в зале начался переполох. Мужики рванулись к выходу, в темноте расталкивая дам, а те – кто в обморок, кто, преклонив колени, воздевает руки, надеясь найти защиту где-то там, на небесах.
Тем временем государь поднял посох, да как швырнёт его в партер! Кричит:
– Я вас и с того света достану, если Расею раздербаните!
Терентий Павлович еле удержал жену от опрометчивой попытки выбраться из зала. Та сунула таблетку валидола в рот и теперь съёжилась в кресле, зажав уши и зажмурившись, повторяя: «Этого не может быть!»
Но вот уже зрители и актёры разбежались кто куда, а царь стоит и улыбается. Потом посмотрел на Терентия Павловича и говорит:
– А ты пошто не убежал?
– Так ведь куда бежать, если вы везде достанете7
– Тоже верно! А ну-ка поднимись сюда, да посох прихвати. Вещь казённая. Если потеряю, потом затаскают по судам, а то и импичмент могут объявить.
«Как-то одно с другим не вяжется». Поэтому и спросил:
– Я всё же не пойму… Вы царь или только притворяетесь?
– Царь, царь! Тот самый, Грозный. Однако лежать в гробу долго не могу. Скучища смертная! Вот и устраиваю иногда такие представления. Как оно тебе?
– Да я к балету равнодушен.
– Думаешь, мне он нравится? Но вот однако же терплю. Иначе обо мне совсем забудут.
– А памятник?
– Это тот, что в Петроверигском переулке? Да не смеши! Вот если бы в Кремле или в Александровском саду… Как думаешь, когда-нибудь поставят?
– Мне кажется, опричнину вам не простят. Уж очень много народу пострадало.
– Так им и надо! Ничего толком не умеют, окромя того, чтобы набивать себе мошну. Вот и теперь полным-полно воров и жуликов. Пора снова опричное войско создавать!
– Да вроде бы уже есть полиция, служба безопасности…
– Это совсем не то, да и среди них полно мздоимцев. Нет, без опричнины нам не обойтись! А что, пошёл бы мне служить, если главой опричников назначу?
«Этого только не хватало!»
– Нет, такая работа не для меня.
– А жаль…
Царь задумался – возможно, прикидывал, как бы несогласного уговорить. Ну а Терентий Петрович решил задать вопрос – что-то вроде провокации, только бы увести разговор от неприятной темы:
– А зачем нужно было покорять Казань, Прибалтику и Крым в придачу? Неужели без этого никак не обойтись?
Царь лицом побагровел, посохом замахнулся, да как заорёт:
– Ах ты дубина стоеросовая! Чему вас только в школе учат?
Терентий Павлович не стерпел унижения, поэтому, выпятив нижнюю губу, тут же возразил:
– Я между прочим доктор политических наук.
– Да какой из тебя учёный, если азов политики не знаешь! Ведь любая империя обречена на гибель, если перестанет расширяться. А мы со времён Олега, Игоря и Святослава только тем и занимались.
– Не согласен! Это всего лишь объединение земель исконно русского народа.
– Да брось ты, не было тогда никакого русского народа! Только разрозненные племена тех, кого позже стали называть славянами.
У Терентия Павловича аж руки затряслись от возмущения. Еле сдержался от того, чтобы упрекнуть царя в невежестве:
– Вам-то откуда это знать?
Царь попытался отшутиться:
– Вот полежишь с моё в гробу, тогда и тебе истина откроется.
– А если серьёзно?
– Книг надо больше читать, а не только статьи в академических журналах и методички, которые присылают из Кремля.
«Что-то не похож он на государя. Откуда знаний нахватался?» А потом подумал: «Что, если Грозный прав и истина нам откроется только после смерти?» Стало грустно, потому что какая же это жизнь, если всё основано на лжи? «Нет, это надо прекращать, а то ведь до такого договориться можно!»
Тут зажёгся свет и в зрительный ввалилась толпа спецназовцев в защитных шлемах, ну а за ними ещё один, уже без шлема, но в мундире полковника полиции:
– Что здесь происходит?
Терентий Павлович оглянулся, собираясь сказать, что во всём Иван Грозный виноват, но сцена была удивительно пуста – только роскошные декорации и он один-одинёшенек стоит посередине.
– Значит так, – сказал майор. – За нарушения порядка мы вас отправим в КПЗ, а там уж органы дознания пусть разбираются.
Через час Терентий Павлович сидел перед следователем и пытался сформулировать мало-мальски реалистичное объяснение того, что произошло, но, увы, ничего не получалось – следователь никак не мог уловить главную мысль, а потому задавал глупые вопросы:
– Вы говорите, что Иван Грозный виноват. Это такое погоняло, что ли?
– Да нет, это он и есть!
– И давно с ним познакомились?
– Вроде бы в седьмом классе на уроке истории.
– Так это ваш сосед по парте?
Терентия Павловича столь очевидное скудоумие крайне возмутило:
– Да что вы такое говорите! Он же царь, а у меня всё было ещё впереди.
– Неужели тоже собирались стать царём?
– А что в этом особенного? У нас перед каждым человеком открыты все дороги. Можно стать министром, генералом, губернатором…
Следователь покрутил головой – словно бы выражал сомнение. Потом привычным движением смахнул пыль со своих погон, и набрал по телефону какой-то номер:
– Аполлинарий Модестович! У меня тут интересный экземпляр, как раз по вашей части… Спасибо за понимание. Я жду.
«Ну вот, сейчас ещё один недотёпа сюда явится!»
Но всё получилось совсем не так – через полчаса в комнату для допросов вошли два дюжих санитара и поволокли… Всю дорогу до спецавтомобиля Терентий Павлович кричал, требуя прокурора, и угрожал, что пожалуется вождю:
– Там их несколько у меня на даче и все при полномочиях.
Санитары отвечали:
– Будет тебе Канатчикова дача, не боись!
