Владимир Артёмов
Подснежник
Глава 16
Часть 3
Глава 1
Со дня безвестного исчезновения Шустовой прошел месяц. Наступил апрель. Установить родственную связь сына Шустовой с ДНК останков после пожара в Солнечном не удалось. Для пущей уверенности я успел закинуть образец ДНК матери Шустовой, который мне спецпочтой прислали Рязанские коллеги, и он тоже не дал совпадений. Впоследствии личность пострадавшего и затем умершего в ожоговом центре бомжа удалось установить. Оказалось, что это был страдающий алкоголизмом местный житель, сестра которого забрала у него ключи от дачи доставшейся им на двоих по наследству. Она приехала проверить дом и от соседей узнала про наши поиски в поселке. Обугленные же останки второго неизвестного мужчины (как установило исследование), обнаруженные в здании так и остались неустановлеными и по ним в Вольском районе завели дело об установлении личности трупа. По делу Шустовой меня и Егора Федоровича пригласили в "главк" на заслушку к заместителю начальника управления уголовного розыска города. Я видел его в первый раз и мне он показался грамотным руководителем, в отличие от нашего куратора по линии розыска в главке. Этот пытался на всю проделаную работу наложить нелепую критику. Вроде отсутствия наступательности, явных результатов и прочих придирок. Это делалось лишь с одной целью выгородить себя перед замом УУРа. Дело приобретало сложный характер. Уже как месяц о вполне социальной женщине нет информации о ее местонахождении! Как не розыскникам в главке быть в курсе по этому ставшему сложным делу?! А он-куратор пытается сказать, что сложным оно стало лишь благодаря нам, недотепам не умеющим работать. Егор Федорович водил скулами и злобно зыркал глазами из под седых бровей на этого куратора и ждал когда ему предоставят слово. Слово Егору Федоровичу не предоставили. Полагаю, что заместитель начальника УУР все прекрасно понял и распорядился подключиться ОРЧшникам к розыску Шустовой. В последний понедельник марта после этого вызова в главк, ОРЧшники отвезли Алексеева, Олега сына Шустовой (алиби которого я проверил тщательным образом) и охранника нашедшего телефон, в центр опроса с помощью полиграфа. Никто из них информацией о местонахождении Шустовой не обладает и что с ней произошло на знают, так гласило заключение экспертов полграфологов, которое они предоставили спустя сутки.
С Машей мы больше не спали. Наше общение сводилось к сугубо деловым вопросам. Я принял эту игру и не пытался преодолеть барьер официальности снова возникший между нами. Хотя откровенно признаться, мне было нелегко разыгрывать равнодушие. Казалось она вообще потеряла интерес к делу Шустовой после того как ее руководство дало добро на вынесение постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Это значило что ответственность за результаты поисков Шустовой целиком и полностью ложилась на розыскной отдел.Сделав несколько попыток обсудить план дальнейших действий я натыкался на каменное лицо и слегка поджатые губы Маши. При этом она начинала собирать какие-то бумаги и выходить из кабинета, как будто ей срочно куда-то надо. Внутренне раздражаясь от столь явного "игнора" я сдерживал себя от того чтобы не высказать свое возмущение от неожиданно резкой и не имеющей явной причины перемены в отношениях, но понимал что это бесполезно. Разговора о НАС, не будет, как бы говорили ее голубые глаза из под длинных ресниц. Она всячески пыталась мне показать, что нет никаких НАС. Толко благодаря постоянной занятости в течении дня и порой ночи, я не имел возможности целиком погрузится в тяжелые раздумья почему так получилось и что происходит.
Не смотря на переживания связанные с Машей и ее показным равнодушием по отношению ко мне, я сохранял ясность мысли и в один из солнечных апрельских дней по дороге на службу выработал как мне казалось рабочую версию пропажи Шустовой. Егор Федорович как назло был не в духе, но все же я изложил ему свои мысли и ждал разрешения на отработку своих соображений. Суть их состояла в том, что Шустова поссорившись с Алексеевым, идет на электричку и едет в расстроенных чувствах на дачу (как она делала не раз со слов Алексеева). Согласно расписанию электричек и купленному билету она села на последнюю. Со слов того же Алексеева Шустова была в легкой степени алкогольного опьянения при выходе из дома, но в добавок ко всему продавец расположенного рядом вокзалом павильончика сказал, что Шустова прикупила себе еще пару банок джина. Шустова едет в электричке, но видимо уснув от выпитого проезжает свою станцию Лесная и выходит на станции Солнечная. Опять же степень алкогольной интоксикации и похожесть станций особенно в темное время суток не дают ей понять, что она ошиблась и вышла не на своей остановке. И вот когда она доходит до места где перестает ориентироваться, к ней приходит осознание что она находится в неизвестном для нее месте. Она начинает звонить своему сожителю Алексееву, это подтверждает журнал звонков и технические мероприятия. Он игнорирует ее звонки считая, что она лишь пытается продолжить ссору по телефону. Шустова в отчаянии, телефон разряжается (со слов охранника мобильник был полностью севший когда он его нашел) и используя последню возможность позвонить она набирает сто двенадцать. Операторы постоянно имеют дело с разного рода дебилами и неуравновешенными людьми использующих возможность реализовывать свою потребность поговорить ни о чем или просто привлечь к себе внимание. Тем более они явно слышат пьяный голос. Согласно представленной записи центром мониторинга безопасности города Санкт-Петербурга, которую просили не пускать в ход как имеющую признаки оставление в опасности, человек на том конце провода просит о помощи говоря при этом, что не знает где находится! Оператор в замешательстве и просит сориентироваться звонящую. Шустова начинает ходить по шоссе куда она вышла дабы найти хоть какой то указатель и в этот момент…Я сделал паузу взглянув на Егора Федоровича убеждаясь, что он меня внимательно слушает. Шустову сбивает машина, телефон отлетает в сторону где его потом находит охранник, а она распластывается на дороге! И тут два варианта: я снова сделал паузу словно ожидая, что Егор Федорович продолжит мои домыслы, но он молчал и я продолжил. Она остается жива и водитель подбирает ее и пытается везти до больнцы, но она все же умирает или она умирает сразу, но это не принципиально. Главное, что ни в одной больнице за тот период какой либо неизвестной пострадавшей с характерными повреждениями после ДТП не было, я проверил. Значит остается только то что водитель-убийца выкинул тело Шустовой где-то в нелюдном месте, благо там таких мест предостаточно. И тут есть вариант, что ее найдут по весне когда сойдет снег или позже осенью когда пойдут грибы, если конечно водитель не пошел на то чтобы закопать тело Шустовой!
Глава 17
Глава 2
Я заболел. Что за напасть такая. Только возьмешь разгон, все спланируешь, по полочкам как настоящий перфекционист разложишь и вот тебе на-заболел. Самое интересное, что я заметил некую цикличность своей хандры. Из года в год, почти в одно и то же время, у меня начинается сначала не сильная, потом с каждым днем нарастающая боль в горле. На протяжении вот уже нескольких лет я стал по первым довольно незначительным признакам догадываться, что вот вот разболееюсь во всю ивановскую. Горло потом проходит и все поднимается в носоглотку, где начинается жжение, першение и прочие неприятные ощущения, сопровождаемые заложенностью носа и насморком. Плюс ко всему добавляется температура. Самое противное, что опять же в последние годы она не поднимается выше 37 градусов. Т.е. болезнь сопровождается как правило быстрой утомляемостью, слабостью, слезливостью, глаза раздражаются на свет, состояние не стояния в общем. Так и в этот раз спускаясь по экскалатору в метро я сначала ощутил пробежавшие по спине мурашки, будто я замерз и уже дома стал явственно ощущать воспаленное горло. Зная, что скоро мне понадобится постельный режим меня это очень злило. Настроение падало. Я выпил какие-то таблетки которые дала мне мать и попробовал спасти ситуацию медом с лимоном и горячим чаем. От этого сон мой прерывался в бесконечные вскакивания с постели и посещение туалета. К утру я был совсем никакой. Ехать в поликлинику за больничным, значило обречь себя на еще большие страдания. Там сейчас скорей всего не протолкнуться. Сначала я простою не меньше получаса в первый кабинет, в нем происходит фильтрация с помощью градусника отсеиваются "уклонисты" "симулянты" и те кто с помощью больничного решают какие-то свои шкурные вопросы, да и такое бывает. Однажды я входя в поликлинику ГУВД видел как несли на носилках парня видимо не дождавшегося своей очереди. Ему стало так плохо, что он упал в обморок в ожидании приема. Итак, после измерения температуры и подтверждения статуса больного сотрудника идешь к своему терапевту. Не знаю, только ли наш так долго принимает, но кажется отстоять к нему очередь и не потратить на это минимум пару тройку часов-это будет чудо! А самое главное в ходе этого сидения в узком корридорчике ты неизбежно прибавишь к своим микробам и вирусам еще каких нибудь от такого же бедолаги как ты. Поэтому с некоторых пор по договоренности с Егором Федоровичем я звоню ему и прошу отлежаться пару дней. Если эти пара дней ничего не решат, то я беру больничный. Егор Федорович идет на это так как больничный это минимум неделя, а тут я могу встать в строй уже после выходных. Это было обусловлено его доверием ко мне и я это ценил и не использовал такие "отгулы" без причины. Мама казалось была рада, что я остался сегодня дома, даже из-за болезни. Я и сам заметил, что вот уже который месяц не видел солнечного света падающего из окна на покрывало моей кровати, так как уходил затемно и приходил в ночи. Не смотря на плохое самочувствие и обуявшую меня досаду, что встали планируемые мной дела понемногу настроение сменилось на ощущение уюта, какой-то защищенности оттого, что я наконец дома. Есть особо не хотелось, горло было воспалено и глотать было больно, поэтому я поел овсяной каши с чаем и медом и поцеловав маму в подкрашенные темной краской волосы на голове пошел в комнату "отлеживаться". Начальная стадия болезни еще позволяла читать, это потом уже раздражающий свет и слезливость не давали возможности состредоточится на тексте, поэтому я взял со стола оставленную еще с отпуска недочитаную книгу "избранное А.П. Чехов" и открыл на заложеной странице рассказа "Дама с собачкой". После того как я закончил свою эпопею с бесполезными попытками учиться в магистратуре и соответсвенно чтением различной литературы связанной с судебной психиатрией, пособиями для следователей, комментариями к уголовно-процессуальному кодексу и т.д. я дал себе установку прочесть всю ту классику, которую следует прочесть любому мало мальски образованному человеку. К своему стыду я обнаружил большие пробелы в знании некоторых моментов из классических произведений. Таких моментов не знание которых может быть расценено в определенных компаниях как невежество. Тут будет бесполезно ссылаться на отсутствие преподавателя в школе в те знаменитые 90 годы, когда в образовании остались или энтузиасты и альтруисты или те кому попусту некуда было больше идти работать. Правда в свои тридцать шесть лет я мог похвастаться тем, что все таки смог осилить Войну и Мир и кое что из Салтыкова-Щедрина. А вот Достоевский давался мне выборочно и знаменитое "Преступление и наказание" я так и не дочитал. Хотя это могло быть связано с тем, что убийца уже известен и мне было не интересны его внутренние переживания растянувшиеся на добрую половину книги. "Записки из мертвого дома" как то уж совсем легко мне дались и я явствено ощутил всю ту навалившуюся гамму чувств связанных с потерей свободы у главного героя. В предисловии было сказано, что эти записки были написаны Достоевским в период когда он был осужден за долги образовавшиеся в результате карточных проигрышей. Он был игрок и молодость провел довольно бурно, согласно его биографии. Как говорится хороший писатель тот, что имеет большой жизненный опыт и не всегда этот опыт положительный с нравственной точки зрения. Так вот в этих самых "записках…" у Достоевского описаны те незабываемые ощущения когда тебя преимущественно окружают мягко говоря "не добрые" люди. Тут хороша поговорка: "от тюрмы и от сумы не зарекайся". Тюремный опыт лично я не приобрел, а вот служба в армии мне поначалу далась нелегко. Всю ценность свободы передвижения, я вряд ли понимал до того как попал в армию. В наглядном сравнении я ощутил простое счастье оказавшись на "гражданке", когда ты хочешь идешь налево, хочешь направо, хочешь в магазин, а можешь и за город на выходные. В общем, хорошая школа эта армия учащая ценить свободу. Как в том анекдоте: "армия-это школа, но лучше ее пройти заочно". Так я конечно не считаю. Период когда гормоны заставляют делать нас-мужчин всякие глупости и сумасбродства, надо проводить с пользой для страны. Тем более, что эта юношеская ретивость может действительно привести к тюрьме, а там ты лишишься свободы по настоящему. Да и кто же будет тем подготовленным, боеспособным и знающим как обращаться с оружием, если все будут проходить эту школу заочно! С этими мыслями я погрузился в чтение. Сюжет разворачивался как то не спеша на мой взгляд и я уже понемногу стал скучать отслеживая как герой проводит время на отдыхе, но потом в рассказе появилась женщина и я немного приободрился в предвкушении, что же выйдет из этого курортного знакомства. Паралельно в моих размышления появился образ Маши. Находясь на службе и каждый день перерабатывая уйму входящей информации, я как то понемногу забывал о нашем несостоявшемся с ней романе, а тут. Я наконец-то остановил этот бешеный темп событий и словно конь после быстрой скачки начинаю оглядываться пытаясь понять, что меня остановило. Да меня остановила болезнь и надо сказать порой вот так вот улегшись дома в пастели, я начинаю все более тщательно анализировать произошедшее отделяя зерна от плевел. Особенно в периоды когда болезнь вступает в свою ключевую фазу и не дает ничем другим заниматься как отлеживаться, я начинаю даже более трезво мыслить. Порой мне кажется, что я отделяюсь от собственного сознания и дистанцируясь оцениваю проделанное и планируемое. Теперь когда своя рубаха стала ближе к телу я стал задумываться о своей личной жизни. Почему то обдумывание обстоятельств исчезновения Шустовой не шли мне в голову и я думал о Маше. Мне хотелось понять мотивы ее поведения, почему так все вышло, что все кончилось даже толком не начавшись. Ее холодность повергали меня в отчаяние. Мне казалось, что своими попытками что то выяснить я лишь отдалюсь от нее, поэтому все это время с момента нашей последней встречи неделю назад я так и не нашел весомого повода ее увидеть и поговорить наконец. Теперь когда я остался один на один со своими мыслями и никто и ничто не пытается привлечь мое внимание, я понял, что начинаю ощущать гнетущее чувство недосказанности, недоделанности на пути к своему счастью. Такая знаете свербящая нерешительность умаляющая мужское достоинство. Ведь будь мужиком выясни наконец, что происходит, будет у вас что нибудь дальше или нет, к чему эта неопределенность?! Хотя нет ведь она же сказала, что все! Нет никаких НАС! И не будет! Но почему, следует мой вопрос! Почему я не пойду к ней и не задам его?! Что мешает нам быть вместе, тем более если мы две ночи уже с ней провели ?! Что не так во мне? Может…Нет, не понятно? Почему так резко?! Зачем вообще было спать со мной? Ведь все это как то похоже на то, что меня попусту использовали! Так вот ситуативно, подвернулся оперок, вроде знакомый немного (тут я саркастически ухмыльнулся глядя в текст книги) почему бы и нет? Для "здоровья", что называется! Обидно, если так. Да все понятно, она пережила разрыв с ребенком, это было тяжело. Об этом она никому не рассказывала кроме меня и я словно психотерапевт выслушал всю ее историю до конца не перебивая. Получается она мне доверилась и это сподвигло помимо всего прочего еще и переспать со мной! Значит у нее нет чувств ко мне, это лишь попытка заполнить пространство, разгрузится и эмоционально и физически! Вот оно что Ваня! А ты глупец, развесил уши. Обольстился что тебе доверили тайну мадридского двора и теперь ты поверенный ее до конца жизни. Только вот выходит, что нет тебя в ее дальнейшей жизни! Смирись и не лезь больше! А как не лезть? Может это на эмоциях она так сказала:"что нет никаких НАС!" может все образуется, надо только поговорить, поймать момент и поговорить. С этими мыслями я не заметил как погрузился в тревожный, жаркий сон. К вечеру как обычно это бывает поднялась температура. Мама принесла таблетку ацетилсилициловой кислоты сказав, что на ночь лучше сбить температуру, а то будет не уснуть и разболится голова. Я старался лечиться народными что называется способами и пил много теплой слегка подслащеной медом воды, но понял что наступает острый период моей хандры и лучше если ночью я буду спать. Поспать удалось урывками между высмаркиванием водянистой мокроты и постоянным ворочанием в постели от того что "крутило" ноги. Где то в районе трех четырех ночи я полностью разомкнул глаза и смотрел в темноту неба виднеющегося между занавесками. Мысленно спрашивал то ли себя, то ли темноту:"за что я так страдаю?" "почему мне так плохо?!" и я не мог понять, что тяжелее было душевные муки от непонимания Машиного поведения или физические от болезненного состояния. Что то же должно затмить, заглушить одно другим, но этого не происходило, наоборот наваливалось ощущение какого-то отчаяния от своей беспомощности. Я злился на себя, что не сплю и знал что усну опять лишь под утро и просплю до двенадцати. Конечно, на службу мне не надо, но сбивался установленный за долгое время какой никакой режим.
На следующий день как и ожидалось я проснулся ближе к полудню. По ощущениям как будто полегчало. Хотя я понимал, что эта бодрость связанная с выработкой гормона радости-дофамина, не надолго и вскоре болезнь снова возьмет свое. Мама смотрела телевизор на кухне и я слышал, что шел ее любимый детектив с Мигрэ. Я ей как то сказал, что оперативником я стал благодаря ее любви к детективам. Она наверное всю беременность мной смотрела и читала детективы?! На это она лишь улыбалась и говорила, что не помнит что смотрела и читала в тот период, но то что ее мучил жуткий токсикоз это точно! Мама приготовила мне завтрак и сказала чтобы я обязательно все съел так как вчера не обедал и не ужинал. Есть мне и правда совсем не хотелось. Так вот бывало приедешь домой и объедаешься от неимоверного чувства голода и желания домашней пищи, а тут совсем не было аппетита. Температура как будто спала и я решил немного посидеть с матерью посмотреть ее любимый сериал. Она любила когда я вот так вот в домашнем сидел с ней и смотрел телевизор как в детстве.
К вечеру температура как впрочем и с полудня осталась на отметке тридцать семь. Одолевала слабость и недомогание. Насморк продолжал раздражать красный от постоянных высмаркиваний нос. Мысли о Маше и желании с ней поговорить все больше и больше одолевали меня. Ох уж эти вынужденные "выходные" подумал я. Я никак не мог перестроится на то чтобы обдумать предстоящие мероприятия в Вольском районе по поиску Шустовой Л.П. Я решился было позвонить Маше, сказать что пора бы поговорить, но сбосил звонок в последний момент. При таких мыслях и ломоте в теле я никак не мог уснуть. "А может у нее кто-то появился? Вот тебе и резкая смена отношения! Но почему не сказать об этом мне?! Ведь это проще простого расставить, точки над "i"! Да мы переспали, но тут появился другой и она его предпочла…Вот так вот можно же мне сказать?! А не этот "вымораживающий" беспричинный и резкий игнор. Все! Надо ехать к ней и поговорить! Да пускай я ее заражу, если у меня вирусное, но по крайней мере она ответит мне наконец в чем причина этого жуткого холода веющего от нее ко мне!
Было уже около часа ночи. Мама спала, приняв снотворное, последнее время ей было тяжело уснуть. Я потихоньку оделся и вышел на улицу. Снег кое где небольшими грязными кучками лежал на газонах и огорженных придомовых территориях сплошь усеяный собачим пометом. Никак культурная столица не научится убирать за собой. Теплый свитер, пальто и шарф должны были защитить меня от возможного холода. На удивление на улице было комфортно. Ветра не было и лицо лишь слегка освежал небольшой минус.
Еще в начале недели в моем "цивике" сел аккумулятор, который давно требовал замены, а тут я еще забыл выключить фары. Времени катастрофически не хватало в последние дни, поэтому я так и не решил этот вопрос и теперь сидел в холодном салоне и соображал как добраться. Время позднее, так что пришлось вызвать такси. По дороге я остановил водителя, чтобы купить цветы. Недолгие раздумья о том, какие ей больше нравятся, были прерваны советом продавщицы с роскосыми глазами. Она плохо говорила по русски, но как мне показалось имела большой опыт в торговле, так что я доверился ее предложению купить три красные и две чайные розы. Продавщица азиатка завернула мне букет в шелестящую обрызганную водой пленку и с улыбающимися глазами проводила меня из павильона открыв передо мной дверь.
Сердце учащенно забилось в груди когда я увидел в окне четвертого этажа где жила Маша, свет.
"Она дома-подумал я. Ладно. Немного подожду, понаблюдаю. А зачем? Что за профдеформация? Зачем наблюдать? Надо идти к ней и все! -рассуждал я сам с собой, в поисках правильной стратегии. "И почему я веду себя как будто в чем-то провинился?! Что такое? Откуда это чувство вины? Может это она смущается и не знает как себя вести после того как позволила себе открыть передо мной душу? И потом лечь в постель?А впрочем уже не важно! Я здесь и настроен поговорить!"
Я подошел к подъезду, звонить в квартиру я не хотел. Надо было сделать сюрприз, так чтобы сразу дверь открылась и вот пожалуйте-цветы! Время было позднее, выходящих или входящих людей уже не было минут десять как я приехал. Можно было дернуть дверь и сорвать с магнита, как я делал это в случаях когда времени не было или как сейчас в столь поздний час будить кого-то не хорошо, а предупреждать "злодея" звонком в домофон, уж точно не следовало. Я уже почти решился, как раздалась переливчатая пронзительная мелодия в домофоне и через мнгновение дверь открылась.
–Ты!?-немного отпрянув от фигуры возникшей в проеме открывшейся двери, воскликнул я.
–Я. А что Ты тут делаешь?– быстрее моего придя в себя парировала Маша.
Весь тот отлаженный и много раз повторенный текст, что я по нескольку раз прокручивал у себя в голове по дороге сюда, куда-то улетучился и я лишь произнес очевидное:
–Тебя дожидаюсь!-при этом я постарался собрать все свое самообладание и выглядеть уверенее.
–Послушай, -при эти словах Маша как то подобралась и по моему старалась выглядеть официально что ли,– давай не сейчас!? Я по моему ясно дала знать, что у нас ничего не будет. То что между нами произошло, считай недоразумением!
–Хорошо!– с легким раздражением произнес я,– Но тогда объясни почему? Что не так со мной? Зачем вообще это все было?– с этими словами я скосил глаза наверх по направлению ее квартиры где мы неплохо как мне казалось провели время.
–Было и прошло, Ваня!-слегка смягчившись и видимо осознавая беспричинность своего такого поведения,-Не могу я сейчас в любовь играть! Понимаешь! Не могу!
Казалось она ограничится этим своим "не могу" без каких либо дальнейших объяснений, но по видимому мой взгляд и сжатые кулаки в одном из которых слегка треснули стебли букета роз, дали ей понять, что я требую объяснится, что называется здесь и сейчас!
–У меня сын и я хочу его вернуть! Я люблю только его! Понимаешь! Не могу я жить вот так вот! Забыть его!-голубые даже в темноте апрельской ночи глаза поблескивали слезами. Аккуратно расчесанное каштановое каре как-то вдруг спуталось и поделив лицо пополам стало шевелится от невесть откуда-то взявшегося ветра.
Я хотел еще что-то сказать, вроде того что можно заняться этим вместе и т.д., но она ткуналась мне в плечо и зарыдала. Как будто она все это время сдерживала слезы и вот наступил катарсис появилась жилетка в которую можно плакать.
