Владимир Артёмов
Подснежник
Глава 10
Глава 9
Я опустил козырек от яркого мартовского солнца и старался не пропустить ни одного слова из рассказа Маши. Мы уже доехали до кольцевой и машина стала подниматься вверх по эстакаде когда сквозь мерный поток Машиных переживаний раздался телефонный звонок. Звонил ее начальник и просил к девяти быть у него для подписания сопровода на передачу дела в область. Она рассказала ему суть дела дополнив подробностями, что удалось выяснить в течении ночи. Он спросил еще по делу пропавшей Шустовой и напомнил, что срок для заведения или не заведения уголовного дела уже подходит и надо принимать решение. Маша попросила завести ее домой для начала, привести себя в порядок, махнув на мой немой вопрос о просьбе начальства быть к девяти. Я и сам порядком устал и хотел поскорей добраться до душа и кровати. Вряд ли Егор Федорович бы возражал если бы я прикорнул часик другой после бессоной ночи. Ему было в радость, что это вдруг образовавшееся дело так быстро разрешилось и уголовный розыск при этом приложил к этому руку. На фоне не раскрытого изнасилования в такси и тяжких телесных с этническим уклоном (это я про узбека с ножевыми ранениями) где перспектива обнаружить подозреваемых постепенно сходила на нет, это была удача. Только вот по пропавшей Шустовой пока доложить было нечего.
После звонка начальника Маша всю оставшуюся дорогу смотрела в окно и молчала лишь изредка задерживая взгляд на какой нибудь машине и потом словно отпустив ее глазами снова смотрела куда-то вдаль. Я не решался просить продолжить ее рассказ понимая, что начиналась самая тяжелая его часть. Мы заехали во двор дома где Маша снимала квартиру и я остановился у указанного ей подъезда. Я сюда уже привозил ее как-то глубокой ночью. Тогда тоже было убийство и мы долго провозились на месте происшествия.
–Зайдешь на кофе?– спросила она как-то равнодушно, словно мы были знакомы очень давно и в этом было что-то обычное, ходить утром на кофе к молодой женщине. Я лишь кивнул и припарковал машину в свободное у подъезда место.
Когда мы зашли в квартиру Маша словно забыв про кофе закрылась в ванной комнате шумно разделась и включила воду, словно в этом был некий катарсис. Я понял, что теряться не следует и мне молча отдали инициативу в руки. Я помыл в кухонной раковине руки и стал осматривать полки в поисках кофе. Чайник был полным, так что оставалось лишь включить газ. Когда я нечаянно чем-то зазвенел, за стенкой из ванной донесся голос Маши, о том что банка кофе на подоконнике.
Розовый халат с белыми облачками, волосы закрученные в полотенце, все это сбросило с Маши официально-деловой лоск. Это преображение немного смутило меня. Может потому, что этому предшествовала напряженная работа, в которой Маша выглядела по другому и я с трудом мог представить ее вот так в халате и домашних тапочках. Маша села напротив меня и молча отпила налитый мной кофе. Бросив на меня короткий взгляд из под ровных дуг черных бровей. Моя усталость куда-то улетучилась, а Маша выглядела так словно я пришел к ней оформить кредит. Нет она не оценивала меня, я бы даже сказал, что почти не смотрела в мою сторону. И теперь закинув ногу на ногу так что верхняя слегка оголилась почти до колена, она с невозмутимым видом рассматривала на ветках дерева за окном, каркающих ворон. В изящно утонченной руке с длиными красивыми пальцами она держала кружку и прикрывала ею ярко алые после ванны губы, словно боясь проговорится о чем-то. Подхватив второй рукой кружку и поставив локти на стол, Маша продолжала смотреть куда-то в окно, совершенно не обращая на мой изучающий взгляд. Наконец оторвав свой внимательный взгляд от "Нефертити" я тоже уставился в окно страясь понять на какую из ворон Маша устремила свой взгляд. Она сделала небольшой глоток и мне вдруг показалось или это было и вправду сказано: слово «пойдем». При этом Маша встала и пошла в комнату где в приоткрытой двери виднелся краешек аккуратно застеленной пегим покрывалом кровати. Она уже скрылась в приоткрытой двери и я увидел как сдернулось это самое покрывало, но был словно прикован к стулу. Не знаю, что это было. Может то длительное время, что Маша была равнодушна ко мне и я тщетно пытался вызвать ее интерес, но натыкался на ту холодность, к которой я стал понемногу привыкать. Теперь же происходило, то чему должно было предшествовать хоть какое-то ухаживание. Все эти раздумья длились считаные секунды и в подсознании я понимал, что заставлять себя ждать было не по-мужски. Кровь пульсировала в ушах и я тщетно старался сохранить спокойствие, когда входил в полумрак комнаты с зашторенными окнами.
Где-то в корридоре надрывно вибрировал телефон. Подсознательно я чувствовал, что звонили уже долго. Маши рядом не было и были слышны постукивания посуды на кухне. Я встал и кое как расправив скомканое одеяло, стал одеваться.
–Из еды, только овсянка! Будешь?!– спросила Маша когда я показался в проеме ведущем на кухню,-мы немного опаздываем, но ничего,главное дело раскрыто,-добавила она деловито разливая жидкую кашу по тарелкам. Все ее поведение и манера держать себя говорило об одном, что между нами ничего не было, такого чтобы я мог себе что то там надумать. Одетая в платье кофейного цвета с вышитыми черными нитками воротничками Маша была похожа на учительницу начальных классов. Сев за стол я закончил застегивать пуговицы на рубашке и пригубил оставшегося холодного кофе. Меня охватило невольное ожидание того что Маша, вот вот скажет, что бы я не придавал значения произошедшему между нами и это все как сейчас модно говорить: «для здоровья». Но она ничего такого не говорила и сев напротив стала вместе со мной есть овсянку, листая при этом сообщения в телефоне. В какой то момент она взглянула на меня с улыбкой, так как смотрят на ребенка ждущего сладкого.
До здания где размещался следственный комитет, ехать было менее получаса, и за этот короткий период Маша продолжила и закончила свой рассказ, словно освободившись наконец от невысказанности мучившей ее несколько лет. Мне даже показалось, что с помощью близости она хотела узнать может ли она мне доверять свои душевные муки. Эта не высказанность и постоянное желание увидеть ребенка в минуты бездеятельности приводили ее в состояние депрессии.
В кабинете Машиного руководителя тогда еще молодой сотрудницы следственного отдела-Паша, тот самый идеал мужчины который она себе когда-то срисовала со своего дедушки, честнейшего работника советской прокуратуры, вдруг почернел и стал вонять гнилью. Ей хотелось быть где угодно, но только не слышать того что предлагал ей ее муж и при этом на все это кивал ее начальник. Да может это было и не так больно когда застаешь в постели возлюбленного с кем то, но все же для нее это было сродни страшному предательству близкого человека. Все те идеалы, то во что она так верила, то зачем она пришла в сферу юриспруденции. Подминалось ее начальником и мужем под понимание того что в этом мире кому-то можно, а кому-то нельзя. И если уж ты у власти, то не теряйся, а иначе зачем она? Не мы такие, а жизнь такая! Как любят многие из них говорить. Тут правда рождается справедливый вопрос: «а кто ее такой делает? Жизнь эту? Кто превращает ее в вседозволенность для одних и отсутствие возможности добиться справедливости для других? Ситуация была банальна и в ней уже все получили свое вознаграждение и только Маша должна была завершить дело превратив обвиняемого в свидетели! Крупный распространитель наркотических средств из бывших сотруников милиции, имел неосторожность попасть в ДТП будучи в состоянии наркотического опьянения. По какой-то роковой случайности в салоне его автомобиля инспекторы ДПС обнаружили свертки содержимое которых почему-то не вызвало у них сомнения. На место обнаружения запрещенных наркотических средств выехала Маша и с учетом увиденного заведомо предполагала крепкое уголовное дело по факту транспортировки крупной партии наркотиков. Персонаж был закован и допрошен в качестве подозреваемого. И вот теперь в кабинете начальника в присутствии своего мужа Маше настоятельно давали понять, что дела не будет. Уже потом когда скандал разразился между супругами дома, Маша узнала о том что ее начальник призвал ее мужа Пашу для ее убеждения в том, что развалить дело будет лучшим решением. В качестве аргумента Паша положил на диван пакет с надписью «вайлдберизз» в котором лежали перетяннутые резинками деньги. При этом он сказал, что персонаж не потопляем и его уже разрабатывали, но потом отпустили, так к чему эта игра в честного следователя. Это дело не дадут затащить даже в суд ни при каких обстоятельствах. Да и ее начальник уже «взял»! Маша плакала, мотала головой глядя на своего мужа заплаканными глазами, словно не верила, что перед ней стоит именно он, садилась на диван и причитала что такого не может быть. Свекровь с их Пашей сыном пришла с прогулки и закрыв дверь на кухне стала кормить внучка, считая что «милые бранятся, так только тешатся».
–Ты достала меня своей праведностью!-вдруг завопил Паша выслушав очередную Машину тираду о ее глубоком разочаровании в нем,– ты думаешь,что эта квартира и переезд сюда, были возможны без этого-он потер пальцами, как будто между ними были бумажные деньги,-этот ремонт? Машины у тебя, у меня, это все вот так вот с небес?! Ты цены видела в магазине?! Ты знаешь сколько стоит жизнь в Москве,а?!-при этом важняк хлопал ладонью по загибаемым пальцам перечисляя блага.
–Но ты же сказал…-попыталась возразить Маша, приложив согнутый указательный палец к подбородку словно отматывая картинку куда-то далеко и задумываясь- что это квартира твоей тети?! Что это она продала…– в этот момент Маша вдруг словно придавленная теми огромными суммами что обошлись им в ходе переезда в Москву, как то сникла и уткнувшись в ладони зарыдала.
Свекровь то ли в силу возраста, то ли в силу своей простоты, не придала значения тому что слышала в обрывках фраз. Она вышла из кухни и стала о чем то лапотать с внуком, не обращая внимания на ссору. Маша относилась к ней нейтрально. Даже за то время, что он прожили под одной крышей, между ними так и не выстроилось каких-то доверительных отношений. Если они и пересекались в течении дня, то обменявшись дежурными фразами ни о чем больше не разговаривали. Так и не уснув в эту ночь, под утро Маша приняла решение о своем увольнении и отъезде к родителям. Принесенный рапорт начальнику лишь вызвал у него ухмылку и движение рукой как выгоняют надоевшего слугу. Словно в тумане она отдала подписанный рапорт в кадры и услышав об обязательной двухнедельной отработке ушла домой. Теперь вся ее "правильность" куда-то делась и ей было глубоко плевать на то, что будет дальше, но оставаться здесь ей было противно. Паша ушел из дома сразу после того как она перестала реагировать на его слова и его не было до самого вечера следующего дня. Он одел маску равнодушия и когда показался на кухне то разговаривал только с матерью и сыном. Маша тоже не оставалась сидеть и ушла в комнату собирать вещи. Войдя в комнату он все же сказал ей глядя на то как она упаковывает чемоданы, что договорился и она может не отрабатывать эти две недели и ехать прямо сейчас, но без их с ним сына! Маша вскинула голову и немного прищурив глаза в ненавистном взгляде на Пашу заорала, что никогда этому не бывать! Что ее ребенок поедет с ней и такому гнилому папаше как он она не оставит его.
–Тогда убирайся на хер! Сейчас! Раз смеешь мне перечить! Тварь!– с этими словами Паша схватил ее за руку и потащил в коридор прихватив при этом первый попавшийся чемодан. Мальчик плакал, а мать Паши села на стул на кухне и не выходила, убедив себя что это лишь очередное выяснение отношений.
Окзавшись на улице Маша растерялась, ее сознание затуманилось и она плохо соображала. Что ей было делать? Куда идти? Ни подруг, ни родственников здесь в Москве у нее не было. В следствии она проработала небольше года и завязать отношения ни с кем еще не успела. До самого вечера она просидела под дверью слушая как плачет ее сын и причитания свекрови. К вечеру когда все соседи уже были по домам и хождения почти прекратились, сзади Маши заскрежетал ключ в замке и дверь открылась. Сын больше не плакал, Маша обернулась. В дверях стоял Паша.
–Ты все осознала?!-спросил он то ли строгим, то ли назидательным голосом. Словно отец нашкодившей дочке. Маша понимала, что теперь когда она в столь невыгодном положении ей остается лишь хитрить. Повернувшись к двери она виновато улыбнулась и вставая взялась за ручку чемодана.
Все это Маша описывала столь эмоцианально, что мне в какой-то момент показалось, что это была не она. Я привык видеть ее безэмоциональной, с одним и тем же выражением равнодушия на лице ко всему происходящему вокруг. Лишь при более внимательном рассмотрении и тесном общении можно было заметить в ее глазах еле заметную женскую тоску. В какой-то момент она замолкала словно пыталась что-то вспомнить еще, так что мне казалось что она опять не закончит свой рассказ. Теперь я понимал, что такую тоску не спутаешь ни с чем и бывает она только у матерей утративших своих детей. Утром, Маша приготовила завтрак и мило улыбаясь Паше как ни в чем не бывало, дождалась пока он уйдет на службу. Билет она уже заказала и осталось только отвлечь куда нибудь свекровь дабы, Паша не догнал ее с сыном на вокзале. Маша сказала ей, что хочет пойти в зоопарк с ребенком, а ее просит прикупить продуктов. Свекровь ничего не подозревая ушла в магазин. Спустя несколько минут собранный накануне Машей чемодан загудел маленькими колесиками по асфальту двора. До поезда оставалось достаточно времени, так что некоторое стояние в традиционных московских пробках вписывалось в график…
Маша успела доехать лишь до вокзала своего родного города, где на платформе Паша выхватил у нее их ребенка. Потом были суды. Паша обзавелся за несколько лет жизни в Москве нужными связями (а это он умел). Стоит ли говорить о том, что многие адвокаты хотели дружить с ним, для взаимовыгодного сотрудничества. Да чего уж, судьи были в хорошем с ним знакомстве, так что когда в городке откуда Маша была родом учинился суд и решалось с кем останется ребенок, Паше не составило труда опорочить свою бывшую жену. Адвокатские прихватцы сделали свое дело и суд принял Пашину сторону. Когда решение было вынесено Маше показалось, что рухнул весь мир.Такого просто не могло быть, так как такие случаи лишь для матерей алкашек, наркоманок или гулящих, но не как не для нее. А эта характеристика от ее бывшего начальника в которой наверное лишь уголовной статьи не хватало. Паша привез не только характеристику, но и свою мать которая словно заучив текст пояснила суду, что она (Маша) к ребенку была равнодушна и занималась лишь своей карьерой так что даже забывала его покормить вовремя…
–Я поездила в Москву…-проговорила Маша задумчиво медленно, открыв и закрыв зачем то при этом крышку "бардачка" и приподняв нижнюю губу- поснимала жилье, что бы хоть иногда видеть ребенка. Потом закончились деньги, я попыталась работать юристом, но брали только помошником, до дел и клиентов которые могли заплатить я не добиралась.Устроится в органы или следствие не могло быть и речи. Везде куда я пыталась попасть, каким-то образом все узнавали и отказывали. Так что я вернулась к себе в Саратов и стала работать юрисконсультом на местном заводе. Сына я видела только по вацапу и когда он позволял взять его на неделю две летом, когда я была в отпуске. Если я задерживала ребенка, он приезжал и грозил, что заявит о нарушении мной решения суда! Из органов его выперли кстати, по утрате доверия, не так давно!-теперь словно вернувшись в свой прежний образ, Маша поставила стоймя на колени сумочку из под ноутбука и перебирала на ней ручки глядя в окно.
Я старался ехать медленнее полагая, что она передумает и мы не поедем на работу. Но Маша взглянула на часы в телефоне и сказала что надо успеть до совещания подписать сопровод. Меня подмывало спросить о том для чего она здесь, в Питере, но удержался так как это было и так понятно. Она набирала силу. Ее цель ребенок и восстановление упорным трудом своего доброго имени. Сюда в следственный комитет ее взяли почти без вопросов и интреса к ее прежнему месту работы. Комитет всегда остро нуждался в кадрах и при отстутвии каких либо официально порочащих факторов Маша подходила как нельзя лучше. А характеристика, что была лишь мнением одного человека и то уже находящегося под следствием по делу о коррупции, ничего не значила и даже не могла быть востребована так как ее бывший начальник следственного отдела МВД находился в СИЗО.
Забегая вперед скажу, что с Машей у нас больше ничего не было и после того как дело о пропавшей Шустовой было закрыто она ушла в Главное следственное управление на повышение. Потом я слышал, что она перевелась в Москву где ее взяли в генеральную прокуратуру…
Глава 11
Часть 2
Глава 1
Версии, версии. Вот в чем я нуждался в эти дни. Загородный дом куда Шустова любила уехать в дни размолвок с сожителем находилась в дачном поселке Лесное Вольского района Ленинградскоей области. Она досталась Алексееву по наследству от работящих родителей. Туда мы и отправились в поисках хоть какой нибудь информации по нашей "потеряшке". Снега было немного в этом году, явных следов, мы так и не увидели ни у калитки, ни где либо на участке. Судя по всему Шустова не дошла до сюда. Дверь в дом была закрыта снаружи на навесной замок. Осмотр дома ничего не дал. Приехавший вместе с нами Алексеев опять явно мучавшийся похмельем вел себя спокойно и в основном стоял на улице и курил. Домик был небольшой так что визуальный осмотр и с помощью собаки мы провели быстро и осмотрев небольшую баню единственню еще одну постройку на сравнительно небольшой территории поехали обратно. Алексеев ехал со мной и Машей и по дороге причитал, чтоб Шустова поскорей нашлась в любом виде. Я спросил его о том что ему все равно, что ли на нее? Он же объяснил свое желание найти ее для своего спокойствия и чтоб мы от него отстали. Поэтому будет рад ей и живой и мертвой тоже. При этом из его уст эти пожелания почему то не звучали цинично. Скорее прагматично с искренней надеждой в голосе разрешить дело поскорей.
Результаты по определению последнего местоположения телефона Шустовой после того как он отключился еще не были готовы. Оствалось лишь работать со связями Шустовой расширяя круг ее знакомых и родственников. Первой в с списке с кем мне еще не довелось побеседовать была мать Шустовой. Она со слов племянницы жила где-то в Рязанской области. Я направил в Рязанскую область по месту рождения Шустовой розыскное задание. Спустя полторы недели рязанцы сообщили, что Шустову-дочь соседи не видели уже очень давно, а мать находится доме престарелых с деменцией где-то под Москвой. Присматривает за ней дальняя родственница, которая нашу пропавшую Шустову знает плохо и связь с ней не поддерживает. Я решил вызвать и еще раз уже сам опросить племянницу Никанорову, благодаря которой это дело вообще было заведено. Как я говорил, ее уже опрашивали опера с отдела, но все же стоило опросить ее более подробно раз дело приняло затяжной характер. С большой охотой она рассказала некоторые подробности из жизни своей тетки. Никанорова восхищалась женскими качествами Шустовой и то как та пользуется мужчинами. Она не говорила открытым текстом "пользоваться" это у нее подавалось как проявление женственности. Ее восхищало умение Шустовой держать мужчин на коротком поводке. На мое замечание о том, что Алексеев бил Шустову, она сказала, что потом он ползал на коленях у нее и подарками клянчил прощение. Никанорова рассказала о предыдущем браке Шуствой с летчиком гражданской авиации. Ей было известно что Шустова с ним общалась в последнее время по поводу квартиры в которой он живет. Так же у нее есть сын, с которым она уже давно в плохих отношениях. Причиной этих плохих отношений стало фривольное поведение сына Шустовой по приходу из армии и тот случай когда он устроил на даче Алексеева вечеринку без спроса. В общем, племянница характеризовала Шустову как добродушную тетку с которой всегда можно поболтать о своем о женском. Что они периодически и делали, зависая на телефоне по несколько часов сряду. Когда я закончил опрашивать Никанорову и закрыл за ней дверь проводив до лестницы, то понял что теперь у меня не початый край версий, каждую из которых надо тщательно отработать. Удивительное дело, но племянница ни разу не сказала плохого слова про свою тетку, но мне уже было понятно, что Шустова делала много гавна людям. У нескольких человек были мотивы ее ненавидеть, но вот убить это уже вопрос. Я решил начать проверку связей Шустовой с ее бывшего мужа. В ходе разговора с ним по телефону у меня сформировался образ нервозного старикана, похожего на Скуперфильда из рассказа Носова про Незнайку. Он отказывался от того чтобы я приехал к нему взять объяснение и не желал приезжать к нам в отдел. Я не мог понять, для чего он затягивал нашу встречу. Спустя два дня выходных бывший муж Шустовой наконец согласился встретится у выхода из метро Парк Победы. Моему взору предстал, сухощавый-скорее старичок нежели мужчина, пятидесяти пяти лет. Красные нити сосудов в желтоватых белках глаз и нездоровый розовый цвет щек навел меня на мысль, что старик страдает алкоголизмом. Правда одет он был хорошо, аккуратно и чисто. Под серым плащом была видна безрукавка с глубоким вырезом и белая правда уже застираная рубашка. Он был гладко выбрит и в руке держал прозрачную папку в которой виднелись какие-то бумаги. С ходу он начал говорить, что о доле Шустовой в его квартире они уже давно все обсудили с ней и он согласен на предложенные ей условия о размене. Оказалось, что старичок не знал о том, что Шустова пропала и что я хотел с ним увидется именно по этому поводу, а не из-за квартирного вопроса. Он застегнул папку с документами и отвернув лицо взял себя за подбородок словно задумавшись. Дул сильный холодный ветер, при этом светило солнце и мне приходилось повышать голос рассказывая обстоятельства исчезновения Шустовой, но старичок лишь смотрел в сторону куда-то в землю.
–Так вы не знаете, куда она могла поехать, Константин Дмитриевич? И вообще свойственно ли ей вот так вот вдруг, взять и ухать?-спросил я наконец когда ветер перестал с шумом трепать полы его плаща.
–Вы знаете, молодой человек, она вообще непредсказуема! Но она очень хороший человек. Я бы обратил внимание на ее сожителя… Этого Алексеева, кажется! Они в последнее время ссорились! Он не давал ей денег. Она приходила ко мне иногда, занять тыщу другую!-
–А из-за чего они ссорились?-
–Насколько мне известно они решили занятся переработкой отходов, но прогорели. Остались должны и Алексеев во всем винил Люду!
–А у вас какие с ней отношения?-
–Какие отношения?! У меня квартира на Суздальской улице, там прописан я, она и наш сын! Для меня слишком большая, так что мы с ней договорились ее разменять. Тем более у нее вот такие вот финансовые проблемы из-за этой авантюры с отходами!
Попрощавшись со старичком,меня не покидало чувство, что ему досталось по жизни от Шустовой. Сам по себе он был еще относительно не старый мужчина, но выглядел стариком в свои пятьдесят пять лет. Правда при этом была видна выправка бывшего летчика и то что эти усталые немного потускневшие серые глаза долгое время любовались заоблачными красотами. Я заполучил от бывшего мужа контакт их Шустовой сына и по дороге в отдел мысленно прорабатывал вопросы которые стоило ему задать. Бывший пилот-отец ничего не сказал про своего сына плохого, но вот племянница не раз в беседе говорила о том, что сын Шустовой хулиганистый и до армии даже был замешан в какой-то истории связанной с наркотиками. Я заехал в следственный комитет, чтобы обсудить с Машей полученную информацию и продумать дальнейшие действия. Маши на месте не оказалось, она была на осмотре места происшествия как мне сказали. Мне даже показалось, что последнее время она избегает меня. Как будто ей было стыдно, за то что произошло между нами.
