Владимир Фриче
Висенте Бласко Ибаньес
Выступает новый класс господ, крупная буржуазия.
Трудом и грабежом, хитростью и энергией эти люди выбились из мрака безвестности и необеспеченности и стали на солнечной высоте богатства и власти, как король апельсинных плантаций, дон Матиас или владелец винного склада, дон Пабло Дюпон, как собственных заводов и пароходов, дон Санчес Моруэта или семья Брюллей, держащая в зависимости всю Альсиру.
Все увереннее звучит голос вождей юного капитализма, поющих гимны новой экономической силе, покорившей мир, этой силе, которая в одно и то же время и разрушает и созидает, перед которой вынуждены преклоняться даже и «короли народов, гордые, как полубоги» (Санчес Моруэта).
Вслед за предпринимателями поднимаются снизу вверх дети демократии, сын сапожника, становящийся модным тореадором и богатым барином (Гальардо в «Кровавой арене»), сын кузнеца, достигающий славы художника и положения миллионера (Реновалес в «Обнаженной») церковный служака, кончающий архиепископом, обитающим во дворце («Толедский собор»). А внизу образуется из обломков мелкобуржуазного мира класс рабочих, беспокойный и мятежный, работающий в рудниках и на заводах Бискайи, на виноградниках Хереса, на рисовых полях, окружающих Альбуферу. («Вторжение», «Винный склад», «Детоубийцы»).
Нигде нет однообразия. Везде противоположности и контрасты.
Та же грань, которая делит промышленное общество на буржуазию и пролетариат, расщепляет пополам и все профессии, все группы.
Одни художники вступают, благодаря таланту и счастью, равноправными членами в буржуазное общество, другие обречены на жалкую долю ремесленников и паразитов (Реновалес и Котонер в «Обнаженной»). Между тем, как тореадоры живут барами, бандерильеро и пикадоры влачат жизнь необеспеченных пролетариев (Гальардо и Насиональ в «Кровавой арене»). Тогда как Каноники утопают в роскоши, как сеньоры, церковный низ живет впроголодь («Толедский собор»).
Мощно вторгается капитализм и в заповедный мир деревни, беспощадно экспроприируя мелких собственников, превращая их в зависимых арендаторов, изнывающих в тисках ростовщика, еле сводящих концы с концами, часто трагически погибающих под гнетом тяжелых условий, несмотря на адский труд (дядюшка Баретт в «Проклятом хуторе», дядюшка Тони в «Детоубийцах»). Капитализм врывается даже в девственный мир Альбуферы. Лагуны засыпаются землей, шумят водочерпательные машины, недавние рыбаки превращаются в земледельцев, общинное владение озером уступает место частной собственности на землю («Детоубийцы»).
