Владимир Шигин
Битва за Дальний Восток. От противостояния к Антанте
Часть вторая
Дальневосточный вектор
Глава первая
В конце 90-х годов XIX века главные европейские державы вступили в схватку за обломки умирающей Маньчжурской империи. Первыми на этот раз в атаку рванули немцы, стартовавшие в колониальной игре последними. Кайзер Вильгельм опасался, что конкуренты монополизируют все мировые рынки и ресурсы и он останется с пустым карманом. Начал Берлин с малого – постарался заполучить на северном побережье Китая военно-морскую базу для обеспечения своего будущего Тихоокеанского флота. Убийство китайскими хунхузами в ноябре 1897 года двух немецких миссионеров дало Вильгельму предлог для решения этого вопроса. Экспедиционный корпус, посланный кайзером, захватил окрестности города Кяочоу, известного впоследствии как Циндао. У Пекина не оставалось выбора, и он предоставил Германии в аренду на 99 лет морской порт, а также угледобывающие и железнодорожные концессии. В ходе последующих интриг выгодные концессии заполучили Англия и Франция. Соединенные Штаты Америки также ввязались в дальневосточную схватку, приобретя в 1898 году Гавайи, Уэйк, Гуам и Филиппины, на овладение которыми претендовали также Германия и Япония.
Что касается России, то пытаясь хоть как-то защитить целостность Китая, она не только осталась в одиночестве, но и явно опаздывала приобрести незамерзающий порт на китайском побережье, чтобы хоть как-то уравнять шансы с остальными европейскими странами.
Необходимо было решать, какой именно порт занимать, причем делать это быстро и решительно. Для этого был нужен деятельный и смелый флотоводец, способный принимать самостоятельные решения. Из всех возможных кандидатур выбор императора остановился на контр-адмирале Дубасове.
Новый командующий российской Тихоокеанской эскадрой родился в семье отставного лейтенанта флота. Окончил Морской корпус. В 60-х годах служил на Сибирской флотилии, совершил кругосветное плавание.
Вернувшись на Балтику, окончил гидрографические классы Морской академии. Затем служил в Гвардейском экипаже на императорских яхтах. В 1877–1878 годах участвовал в войне с турками на Дунае. Отличился как командир минных катеров. Неоднократно участвовал в минных постановках, смелых рейдах и атаках турецких кораблей. В мае 1877 года вместе с лейтенантом Шестаковым атаковал и потопил турецкий броненосный монитор «Сейфи». За этот подвиг получил Георгиевский крест 4-й степени и стал национальным героем России. Впоследствии до конца войны командовал на Дунае канонерской лодкой и командиром отряда кораблей.
После войны Дубасов был назначен флигель-адъютантом императора и командовал отрядом миноносок на Балтике. Затем поочередно командовал крейсером «Африка», фрегатом «Светлана» и броненосным фрегатом «Владимир Мономах». На последнем сопровождал наследника престола Николая Александровича (будущего Николая II) в его плавании на Дальний Восток. По возвращении командовал броненосцем «Петр Великий». В 1892–1896 годах Дубасов состоял морским агентом в Германии. В 1896 году был назначен младшим флагманом Тихоокеанской эскадры. Отбыв свой срок командования, Дубасов только что вернулся в столицу и почти сразу получил назначение на свою же эскадру, но уже в новом качестве.
Генерал В.А. Штенгер так описывал внешний вид Дубасова: «Высокий, широкоплечий и сухощавый, с рыжеватыми волосами, зачесанными по-старинному вперед на висках».
Короткая аудиенция у Николая II – и сразу в обратную дорогу на Дальний Восток. Как главную задачу новому командующему Николай II поставил найти стратегически выгодную и удобную для базирования незамерзающую военно-морскую базу на корейском или китайском побережье.
В первых числах августа 1897 года Федор Васильевич Дубасов уже принимал во Владивостоке дела командующего эскадрой Тихого океана у вице-адмирала Алексеева. Одновременно с назначением начальником эскадры Дубасов был произведен в вице-адмиралы.
Передав дела, Алексеев вздохнул:
– Много сделано, но, как сам знаешь, не хватает, однако, самого главного – незамерзающего порта. Посему желаю тебе, Федор Васильевич, разрешить этот вопрос.
О состоянии Тихоокеанской эскадры на момент вступления в командование Дубасова и его первых шагах в должности командующего оставил впоследствии любопытные воспоминания адмирал С.С. Фабрицкий: «Первой мерой нового начальника было производство ремонта на судах, а второй – замена уставшего личного состава свежим из России. Около шести месяцев эскадра была небоеспособна, но, к счастью, это совпало с нашей стоянкой во Владивостоке. Осенью эскадра перешла в Японские воды уже в полном порядке, подчищенная и подтянутая, так как новый начальник эскадры иначе понимал дисциплину и порядок, чем его предшественник. Нужно отдать справедливость, что адмирал Дубасов был во всех отношениях полной противоположностью адмиралу Алексееву, не допуская обмана даже ради шутки, изучая сам все до мелочей, требуя от своих подчиненных работы и несения ответственности за вверенные им части, не скрывая правды от высшего начальства».
В состав эскадры входили следующие корабли: эскадренные броненосцы «Наварин» и «Сисой Великий», крейсеры 1 ранга «Россия», «Рюрик», «Адмирал Корнилов», «Память Азова», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», крейсеры 2 ранга «Крейсер» и «Забияка», морские канонерские лодки «Манджур», «Кореец», «Отважный», «Гремящий», «Сивуч», минный крейсер «Всадник».
* * *
Свой флаг новый командующий поднял на крейсере «Память Азова». Во Владивостоке по праздникам Дубасов устраивал приемы гостей с «береговыми дамами», на которых хозяйкой была его супруга Александра Сергеевна. Она же, как «старшая дама», приняла на себя председательство в различных благотворительных учреждениях для матросов с целью отвлечь их от пьянства в береговых кабаках. Кроме того, было затеяно устройство сада «без крепких напитков» и театра для матросов.
А затем произошел инцидент, который характеризует Дубасова. Во время очередного захода эскадры в Нагасаки там оказался отряд английских кораблей. На следующий день Дубасов, как и полагается по морскому этикету, пригласил английского контр-адмирала на официальный обед. Все прошло как положено, и англичане уехали довольными. На следующий день на обед пригласили уже англичане.
Поначалу все шло своим чередом. Дубасов, как гость, произнес тост за королеву Викторию. Далее, согласно этикету, английский адмирал должен был произнести тост за российского императора. Но этот тост так и не прозвучал. Дубасов, молча отобедав, вернулся к себе, после чего отправил к английскому коллеге флаг-офицера с уведомлением об оскорблении англичанами российского императора, а также о своем намерении срочно телеграфировать о происшедшем в Министерство иностранных дел для решения вопроса на самом высоком уровне. Англичане не ожидали такого оборота событий. Их адмирал поспешил явиться к Дубасову с извинениями. Однако тот, считая, что бестактность к императору была проявлена публично за офицерским обедом, извинений не принял.
– Мое условие простое, – заявил он. – Я не дам ход делу только в том случае, если завтра вы повторите обед со всеми ранее присутствовавшими гостями, а единственным тостом за столом станет тост за российского императора, произнесенный вами лично!
Невероятно, но на следующий день такой обед состоялся. Сразу же после произнесенного тоста за императора Дубасов, сославшись на неотложные дела, демонстративно покинул борт английского крейсера.
В октябре Дубасов вывел эскадру в большой поход.
– Будем искать новую базу для флота. Курс на Корею! – объявил он командирам кораблей.
Вытянувшись на несколько миль, эскадра густо пачкала небо черными султанами дымов. Со встречных судов японские рыбаки с тревогой взирали на этот парад морской мощи: «Рюрик» и «Нахимов», «Дмитрий Донской» и «Корнилов», «Память Азова» и канонерские лодки, транспорты и миноносцы…
Не торопясь, порт за портом обходил Дубасов корейское побережье. За портом Шестакова осмотрели Гензан (порт Лазарева), затем Пусан. Наконец, эскадра достигла Цусимского пролива. Когда-то адмирал Лихачев пытался убедить правительство приобрести Цусимскую скалу и создать здесь военно-морскую базу, которая контролировала бы весь Корейский пролив. Но адмирала не послушали…
* * *
Корабли эскадры бросили якорь в глубине архипелага Каргодо, что прилепился к южной оконечности Корейского полуострова, на рейде порта Мозампо (ныне Масан). Осмотрев окрестности, Дубасов пришел в восторг:
– Черт возьми, но Мозампо – это второй Гибралтар! Практически неприступный с суши, он может контролировать все здешние воды.
Вдали за отвесными холмами бурлила мутно-желтым потоком многоводная река Нактонг. Там же, на рейде Мозампо, Дубасов отписал в Петербург: «…Как порт, который соединял бы в себе качества, коими необходимо должен обладать конечный пункт Великого сибирского пути и главный выход из всех внутренних частей нашего обширного отечества на берегах Тихого океана, Мозампо… без всякого сомнения, не имеет местности себе равной».
Младшему флагману эскадры контр-адмиралу Реунову он сказал:
– Будем надеяться, что петербургские стратеги, наконец-то, обретут решимость. Нам же остается только ждать.
Однако сидеть сложа руки было не в правилах Дубасова. Он берет в руки перо и принимается за сочинение политических очерков, которые, по его мнению, могли бы оказать воздействие на общественное мнение в кругах российских политиков. Он активно участвует в политических интригах вокруг престола корейского императора с одной лишь целью – склонить его к союзу с Россией и обеспечить российское влияние на Корейском полуострове.
События между тем развивались совсем не так, как о том мечтал командующий эскадрой Тихого океана. Все началось вроде бы с совершенного пустяка. Российский вице-консул в Чифе некто коллежский асессор Островерхов отправился в частную поездку в разгромленный несколько лет назад японцами китайский город Порт-Артур, что располагался на южной оконечности Ляодунского полуострова. Результатом этого посещения стала записка асессора на имя министра иностранных дел, где Островерхов доказывал «стратегическое» значение порта и крепости. Записке дали ход. МИД счел умозаключения своего работника весьма компетентными. Министр граф Муравьев составил на ее основе обширный доклад, который вскоре лег на стол Николая II. Император колебался: уж больно далеко находился от метрополии этот Порт-Артур.
* * *
14 ноября 1897 года в Царском Селе собралось совещание под руководством императора. Обсуждался вопрос: занимать ли Ляодунский полуостров и Порт-Артур?
Против занятия порта высказался министр финансов Витте:
– Мы заключили с Китаем договор, чтобы защищать друг друга. Как же мы можем после этого захватывать его территории? Порты следует искать на корейском побережье.
И в дальнейшем Витте резко выступал против захвата Ляодунского полуострова с Порт-Артуром, чем тоже нажил себе немало врагов и вызвал неудовольствие Николая II.
Глава российской внешней политики граф Муравьев был, наоборот, за немедленное занятие порта. Военный министр Ванновский воздержался. Управляющий морским министерством адмирал Тыртов, уже ознакомленный с бумагами Дубасова, занимать Порт-Артур не желал.
– Этот порт станет камнем на шее флота. У нас на Востоке еще слишком мало сил, чтобы жить «на два дома»: Владивосток и Порт-Артур, удаленные друг от друга больше чем на тысячу миль. Мы бесцельно будем сжигать запасы топлива, изнашивать механизмы. Но самое главное – в случае войны связь между обеими базами будет легко перерезана.
– А каково мнение на этот счет командующего Дальневосточной эскадрой? – поинтересовался Николай II.
– Мы в оценке ситуации единодушны, – ответил старый адмирал. – Нам нужен порт в Корее, и лучший из них – Мозампо.
Со своего места буквально подскочил граф Муравьев:
– Моряки беспрестанно вмешиваются во внешнюю политику и путают нам все карты! В Корее мы ведем тонкую игру, а занятие порта непременно озлобит как Японию, так и Англию. Дело флота плавать, а наше – обеспечивать им условия для этого.
– Не понимаю, – буркнул в седую бороду Тыртов. – Кто для кого: флот для МИДа или МИД для нас? Во всяком случае, расхлебывать эту кашу придется именно нам!
Император в спор особо не вмешивался. Сидел молча. В конце совещания коротко заявил:
– Ляодунский полуостров занимать не будем.
Узнав о результатах совещания, Дубасов воспрянул духом: борьба за Мозампо продолжается! А события на Востоке развивались стремительно. Немцы оккупировали китайский порт Киао-Чау, японцы не менее энергично «осваивали» Корею. Заволновался и Лондон: англичане не привыкли плестись в хвосте событий. В восточных водах появилась мощная британская эскадра, державшая курс на порт Чифу. Агенты докладывали, что англичане заинтересовались Порт-Артуром и вот-вот его захватят. Всполошились Берлин и Токио, нервничали в Петербурге. Все эти обстоятельства и побудили Управляющего морским министерством захватить архипелаг Каргода с портом Мозампо. Дипломатический представитель и военный представитель России инициативу адмирала поддержали. Для гарантии захвата решили сразу же минировать все второстепенные фарватеры Мозампо.
Об этих предстоящих мерах, включая доставку из Владивостокского порта 450 мин. В придачу к имевшимся на эскадре 250 минам и на транспорте «Алеут» 200 минам, Дубасов сообщал командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Чухнину.
Но петербургская бюрократия успела к этому времени склониться к совсем другой, непредвидимой Дубасовым комбинации. Все решил обстоятельный доклад министра иностранных дел графа Муравьева, представленный императору 11 ноября 1897 года. В нем, не запрашивая мнения начальника эскадры и морского министерства, обосновывалась необходимость для базирования флота занять бухты Талиенвана близ Порт-Артура. Это, как приходится думать, была давняя интрига императорской камарильи, которой сыграло на руку легкомысленное поведение адмирала Алексеева. Он вместо решения трудной задачи выбора незамерзающей базы потерял время на ничего не дававшие флоту экскурсии в Гонконг и Шанхай.
Глава вторая
29 ноября Дубасов поднял пары на своих крейсерах, готовый ринуться в Мозампо. Обстановка накалилась до крайности.
В адмиральском салоне «Рюрика», коротая ночь, командующий нехотя мешал ложкой чай. Напротив, сидели командиры крейсеров «Рюрика» Гаупт и «России» Доможиров. Часы показывали 2 часа 30 минут.
– Необходимо серьезно усилить эскадры, – заметил капитан 1 ранга Доможиров. – У нас до сих пор нет ни одного броненосца. Случись что, и серьезного боя нам не выдержать.
– Броненосцы, думаю, скоро нагонят, – вздохнул Дубасов. – Дело в ином. Во Владивостоке мы ремонтируемся кое-как. Если что серьезное – то гоним корабли в Нагасаки или через три океана в Россию. Так воевать нельзя. А министерство все режет судоремонтные кредиты. О чем они там думают, не представляю!
В дверь постучал начальник корабельной радиостанции:
– Телеграмма из министерства. Очень срочно!
– Никак решили все-таки дело с Мозампо! – обрадовался контр-адмирал, беря в руки бумагу.
Но по мере того как он читал, лицо его бледнело.
– Ну, вот и все, – мрачно покачал головой Дубасов. – Мы вступаем на путь, с которого уже не свернуть до самого трагического конца. Приказано срочно занимать Порт-Артур.
– Не может быть!
– Оказывается, может! Читайте!
Дубасов протянул офицерам телеграфный бланк. Те впились глазами в прыгающие буквицы: «Согласно высочайшей воли немедленно по получении послать в Порт-Артур с контр-адмиралом Реуновым отряд из крейсеров и лодок, всего в числе трех судов».
Цепляясь за соломинку, Дубасов сразу же отбил ответную телеграмму: «Как решается вопрос с занятием Мозампо»? Телеграммой от 30 ноября ему уточнили: «Вопрос о занятии Мозампо не возбуждался».
В тот же день младший флагман эскадры контр-адмирал Реунов, подняв свой флаг на «Адмирале Нахимове», повел часть эскадры к берегам Желтого моря.
– На Артур! – говорили беззаботные мичманы, радуясь перемене мест и новым впечатлениям.
– На Артур! – раздраженно досадовали лейтенанты, оставившие во Владивостоке семьи.
– На Артур! – безнадежно махали руками командиры кораблей, разделяя тревогу командующего по происходящему.
Отныне название Порт-Артур навсегда входило в историю российского флота…
* * *
Ежедневно менявшиеся обстоятельства начавшейся порт-артурской эпопеи сопровождались постоянными заданиями и резолюциями императора. Как азартный игрок, он с лихорадочным вниманием следил за деталями разворачивавшейся по его замыслам аннексии. Главными ее героями были неустанно действовавший граф Михаил Николаевич Муравьев и непосредственный исполнитель императорского замысла младший флагман Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Реунов, которому ставилась невыполнимая задача тремя кораблями загородить иностранным кораблям входы на захваченные рейды. С тайным заданием покинувшие Нагасаки 1 декабря 1897 года эти корабли – крейсер «Адмирал Нахимов», «Адмирал Корнилов» и канонерская лодка «Отважный» – пришли в Порт-Артур 5 декабря, там застали лишь два китайских корабля и никаких иностранных.
По счастью, китайские власти, имея предписания своего правительства, помогли русским, расставив в гавани свои корабли. С ними мнимую оборону от иностранцев держала канонерская лодка «Отважный». Два других корабля – «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Корнилов» – сторожили внешний рейд. Роль графа Муравьева настолько была всеохватна, что адмиралу Тыртову оставалось лишь смиренно запрашивать: не обмолвилось ли случаем его императорское величество о намерении послать в Тихий океан (как это давно ожидали в министерстве) из Средиземного моря броненосцы «Наварин» и «Сисой Великий». Оказалось, что никаких указаний об этих кораблях министру преподано не было. В таких условиях, далеко не отвечающих престижу великой державы, совершился в качестве временной меры захват Порт-Артура.
После захвата Порт-Артура связь с эскадрой осложнилась, а посыльные суда, имевшиеся в эскадре, были слабы вооружением и ненадежны своими машинами. Поэтому в телеграмме от 27 декабря Дубасов настаивал на присылке хотя бы клипера «Всадник» и шести миноносцев. Эскадру, ввиду появления у японцев броненосцев «Фуджи» и «Яшима», следовало без промедления усилить двумя броненосцами, находившимися в тот момент в Средиземном море. «После придачи лодки “Бобр”, “Всадника” и шести миноносцев эскадра могла бы смело занять наступательное положение», – писал Дубасов.
Чувствуя, что начальство не слышит его доводов, он в письме от 23 января 1898 года посланнику в Японии барону Розену пытался через дипломатическое ведомство довести мысль о вредоносности «тяжелых обстоятельств смирения и осторожности» относительно влияния в Корее. Японцев все эти уступки все равно не умиротворят и к дружбе с Россией не расположат. «Можно подумать, что правительство наше не допускает мысли о войне с Японией, между тем эта страна деятельно и настойчиво готовится к ней». Нужно не отступать в Корее, чтобы «не быть застигнутыми в беспомощном состоянии».
* * *
Увы, Петербург продолжал держать Дубасова в неведении об уже окончательном решении превратить Порт-Артур в главную базу флота. Только 14 января поверенный из Пекина сообщил об этом намерении правительства, и командующий получил приказание со всей эскадрой идти в Порт-Артур. 23 января он вышел из Нагасаки и 26 января прибыл в Порт-Артур. В гавань корабли войти не могли и встали на внешнем рейде. Телеграммой от 2 марта адмирал подробно, как это предписывалось, сообщал об осмотре новоприобретенных портов и с полной откровенностью раскрыл все их стратегические неудобства.
Напоминая об уроках японо-китайской войны, он предостерегал от риска их повторения, так как обширный и удобный Талиенванский залив может стать базой для обеспечения штурма Порт-Артура. Эта опасность заставляет Талиенван укрепить столь же основательно, как и Порт-Артур, т. е. нести на эти цели двойные расходы. В заключение адмирал писал: «Как база для наших морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям, находясь в 560 милях от середины Корейского пролива, узлового пункта сообщения между Сибирью, Китаем, Кореей и Японией, не дает возможности наблюдать за ними, а тем более командовать над этими сообщениями». Не обеспечивал Порт-Артур (от 600 до 1000 миль расстояния) и защиты отечественной оборонительной линии, идущей вдоль берега Японского моря. Опасно было и 1080-мильное расстояние от Порт-Артура до Владивостока, мало было надежд на ожидавшуюся связь с Россией по железной дороге.
Но император не нашел нужным задуматься над полностью оправдавшимися в 1904 году предостережениями адмирала. Не взволновала эта телеграмма и смотревшим в рот императору сановникам из морского министерства. Не шелохнулся и генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. Никакого совещания для обсуждения телеграммы созвано не было. Николай II, упиваясь успехом своей дипломатии, по-ребячески был доволен тем, как ему удалось перехитрить и англичан, и японцев.
На полях доклада генерал-адмирала, извещавшего о приходе в Порт-Артур 4 декабря отряда контр-адмирала Реунова, он от полноты чувств начертал: «Слава Богу. Я нахожу желательным, чтобы два наших крейсера были посланы в Талиенван, покуда англичане его не заняли. Прошу сообщить об этом Дубасову. По занятию этих двух портов я буду спокойно относиться к дальнейшим событиям на Востоке».
* * *
Дипломатия тем временем продолжала лгать. Посланник в Японии барон Розен 13 декабря 1897 года телеграфировал из Токио контр-адмиралу Дубасову: «Японскому правительству сообщено было, что государь император признал необходимость повелеть, чтобы отряд нашей эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что последовало согласие китайского правительства. Заявление это принято к сведению в том же дружеском духе, в котором оно было сделано».
Сам же Дубасов упрямо оставался во Владивостоке, непрерывно бомбардируя Петербург телеграммами, доказывая ошибочность принятого решения. Наконец, строптивцу недвусмысленно сообщили, что «при существующем политическом положении дел на Крайнем Востоке всякое действие наше в Корее, могущее вызвать основательное подозрение японцев, должно быть признано, безусловно, нежелательным…»
23 января 1898 года над «Рюриком» взвились флаги: «Следовать за мной». Обменявшись салютацией с Владивостокской крепостью, главные силы Тихоокеанской эскадры взяли курс на Порт-Артур. Впереди, круша коваными форштевнями волну, шли броненосные крейсера, следом качались в разводьях пены бронепалубные. Вокруг, то забегая вперед, то уносясь куда-то в стороны, шныряли канонерки и миноносцы.
Дубасов был мрачен, и по этой причине с «Рюрика» в этот раз «фитиляли» командиров кораблей больше обычного.
– Штормит наш адмирал! – обменивались мнением в ходовых рубках. – Не хочет командовать Желтоморской эскадрой!
Из хроники событий: Мероприятие тщательно готовили. Еще с конца ноября 1897 года, добившись от Китая разрешения посещать закрытые для иностранцев порты, Морское министерство начало постепенную переброску судов из Нагасаки, где зимовала Тихоокеанская эскадра, в Корейский залив. 27 ноября начальник эскадры адмирал Федор Васильевич Дубасов получил приказ: послать в Порт-Артур отряд судов под командованием контр-адмирала Николая Алексеевича Реунова. Отряду предписывалось встать на рейд и оставаться там до особого распоряжения в готовности «ко всяким случайностям». В ночь с 1 на 2 декабря 1897 года два крейсера («Адмирал Корнилов» и «Адмирал Нахимов») и канонерская лодка «Отважный» вышли из Нагасаки. Официально они следовали до корейского порта Фузан. Для сохранения режима секретности запас угля был взят соответственно незначительному расстоянию перехода. Действительный пункт назначения стал известен адмиралу Н.А. Реунову только после вскрытия пакета с приказом уже по выходу из Нагасаки. Именно с этого события, о котором сразу же были официально уведомлены циркулярными телеграммами российские послы в Берлине, Париже, Лондоне и посланник в Японии, начинается период освоения Российским государством юга Маньчжурии и создание новой базы Тихоокеанского флота в Порт-Артуре. Спешность и секретность отправки отряда была обусловлена реальной угрозой занятия портов Квантунского полуострова английским военно-морским флотом. Слухи об этом постоянно циркулировали в зарубежной прессе. Вместе с приказом Реунов получил от командующего эскадрой подробную инструкцию по организации мероприятий, которые должны провести русские военные корабли по прибытии к месту назначения. Все рекомендации основывались на ранее достигнутых с Китаем договоренностях и не предполагали развертывания активных военных действий. Адмиралу следовало заявить местным властям о намерении российских моряков воспользоваться китайскими арсеналами и предупредить, что на подходе – другие суда эскадры, которым нужно при помощи арсенала выполнить ремонтные работы. При нахождении на рейде английских или иных (кроме китайских) судов потребовать от местных властей сообщить им от своего имени заявление адмирала и предложить очистить место для стоянки российских судов. Вместе с тем начальник эскадры не имел указаний от Министерства иностранных дел, как строить дальнейшие отношения с иностранцами (конкретно – с англичанами), оказавшимися в Порт-Артуре, при неподчинении китайских властей требованиям русского военно-морского командования. Инструкция содержала лишь рекомендацию «энергически протестовать» по любому поводу только в отношении действий местных властей, к иностранцам никаких претензий не предъявлять. 2 декабря в МИД поступило сообщение о распространившихся в Пекине слухах по поводу занятия Талиенвана англичанами.
* * *
Из морского министерства в Нагасаки сразу же была отправлена телеграмма с приказом: послать дополнительно в распоряжение Реунова крейсер и две канонерские лодки для стоянки в одной из бухт Талиенвана. Первых три корабля прибыли в Порт-Артур 4 декабря днем. Обстановка была спокойная, на рейде стояли только два китайских военных корабля. Английского военного флота на рейдах Порт-Артура и Талиенвана не было (английская канонерская лодка «Дафна» пришла на рейд Порт-Артура только 6 декабря 1897 года. Зайдя на внутренний рейд и простояв там три часа, лодка ушла в Чифу). 7 декабря к Талиенваню подошла канонерская лодка «Гремящий». На следующий день к ней присоединились крейсер «Дмитрий Донской» и канонерская лодка «Сивуч». Все время, пока шли переговоры с Китаем, в морском министерстве четко придерживались версии, что Порт-Артур не занят, а временно используется российскими военными кораблями для ремонта и бункеровки с согласия китайского правительства. К январю 1898 года на внешнем рейде Порт-Артура сосредоточилась вся эскадра Ф.В. Дубасова. 6 марта начальник Владивостокского порта адмирал Григорий Павлович Чухнин сообщил в министерство, что «сегодня пополудни» на пароходе Добровольного флота «Саратов» были отправлены десантные войска (группа десантных войск состояла из батальона 9-го Восточно-Сибирского полка, четырех орудий и взвода первого Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска). Через три дня они присоединились к эскадре. Необходимо отдать должное военно-морскому ведомству: при проведении операции по переходу русской эскадры к Квантуну режим секретности был обеспечен полностью. В подробности операции не были посвящены даже флотские офицеры. Истинную цель пребывания эскадры у берегов Ляодунского полуострова знали только Дубасов и Реунов. Побывавший с визитом на эскадре в конце декабря Константин Николаевич Десино убедился в этом лично: «Из разговоров с адмиралом и командирами я понял, что эскадра не знает, зачем она прислана, ни о том, что делается вокруг, – писал он поверенному в делах России в Пекине Александру Ивановичу Павлову. – …Они буквально придерживаются тех задач, которые им поставили: стоять в Порт-Артуре и Талиенване, дружить с китайцами и не вмешиваться в действия англичан по отношению к китайцам». 15 марта, в 2 часа ночи, после напряженных переговоров между Россией и Китаем была подписана конвенция о Ляодунском полуострове. Россию представлял поверенный в делах в Китае камер-юнкер А.И. Павлов, Китай – член Министерства иностранных дел, старший наставник наследника престола канцлер граф Ли и член Министерства иностранных дел, в звании министра, товарищ министра финансов Чжан. В Министерстве иностранных дел это известие встретили с ликованием. «Конвенция с Китаем подписана сегодня в 2 часа, о чем получил телеграмму от Павлова. Ура!» – сразу же сообщил министру финансов Сергею Юльевичу Витте министр иностранных дел Михаил Николаевич Муравьев. В конвенции оговаривался двадцатипятилетний срок аренды с правом продления, но без оплаты или каких-либо иных условий. Аренда не нарушала верховные права императора Китая на Квантун, но в тексте конвенции специально указывалось, что «…все военное командование… а равно и высшее гражданское управление будут всецело предоставлены русским властям и будет сосредоточено в руках одного лица». Таким образом, под властью российского правительства оказалась территория, которая, оставаясь китайской de-jure, подлежала включению в административное и правовое пространство Российской империи, причем на неопределенный срок. Сразу же за подписанием конвенции началась высадка десанта с кораблей для занятия южной части Ляодунского полуострова (Квантуна). Одновременно шел вывод китайских войск из Порт-Артура. Для пресечения начавшихся в китайских казармах грабежей адмирал Ф.В. Дубасов приказал 15 марта высадить сухопутный отряд с парохода «Саратов» и занять помещения немедленно по мере их освобождения. Основная часть войск и десант с эскадры вошли в город 16 марта в 6 часов утра и к 8 часам все важные объекты были заняты. Военная операция по занятию территории завершилась традиционной процедурой утверждения символа Российской государственности – поднятием флага. «…В 8 часов, одновременно с подъемом кормового флага на эскадре, на форте Золотой Горы взвились вместе русский и китайский военные флаги, которым эскадра салютовала 21 выстрелом; вслед за этим форт Золотой Горы салютовал моему флагу и в ответ получил установленный салют крепости», – доложил командованию Ф.В. Дубасов. Через час десант с крейсера «Дмитрий Донской» и с лодки «Кореец» занял Талиенван. «Порядок нигде не нарушен», – уверил министерство адмирал. Таким образом, в марте 1898 года Российское государство приобрело в аренду единственную территорию, с которой у него не было сухопутной границы. Ее освоение, предполагавшее создание системы управления с учетом международно-правового положения арендованного региона, открыло новую страницу в истории и практике имперского строительства.
