Владимир Тарасов
Управленческая элита. Как мы ее отбираем и готовим
2.27 Первый бунт
Идея о быстром создании новой истории каждого участника путем погружения в конкурс полностью себя оправдала. Люди, действительно, особо не интересовались предыдущей историей и настоящим именем друг друга.
Как-то, уже через месяц после начала бизнес-лагеря, пришла телеграмма одному из слушателей, некому было ее отнести, и я понес сам к нему в номер. К этому времени уже случились всякие переезды из номера в номер, и я не был уверен, туда ли я несу телеграмму.
В комнате находился один из слушателей, и я спросил, не он ли является адресатом. Оказалось, не он, а настоящего имени и фамилии своего уже давнего соседа по комнате он как-то не удосужился спросить.
Однако вскоре после конкурса ко мне пришла депутация и сообщила, что группа слушателей требует встречи со мной.
Тональность депутации была достаточно официальной, и я, не расспрашивая о сути дела, согласился на встречу.
Пришло около тридцати руководителей – директоров и главных инженеров реальных советских предприятий: они пришли именно в этом своем качестве. Суть их требования:
• «Мы – реальные руководители немаленьких предприятий и требуем, чтобы вы учили нас отдельно от других.
• В учите нас вместе с мальчишками-молокососами, которые опыта не имеют, ничего не понимают и с нашими аргументами не соглашаются.
• Или вы учите нас отдельно, или мы разворачиваемся и уезжаем».
Я понял, что, очевидно, конфликт начался еще при выполнении конкурсных заданий, когда молодые кооператоры без всякого «уважения к сединам» и не слушая никаких аргументов успешно продавливали свою позицию. А дело в том, что в некоторых играх аргументация имеет значение только для «сохранения лица», а вопросы решаются путем деловой борьбы. Это становится особенно очевидным, когда проигрывается «Молчаливая» версия этой же Игры, где участникам вообще запрещено разговаривать друг с другом: какая уж тут аргументация?!
Я ответил им следующее:
• «Технология обучения в бизнес-лагере такова, что сама дифференцирует людей по реальным управленческим знаниям и навыкам.
• Вы – люди имеющие большой управленческий опыт. Правда, один классик сказал:
иногда двадцатилетний опыт работы – это лишь опыт одного года, повторенный двадцать раз.
• Я надеюсь, что вы имеете большой опыт не в этом смысле, а действительно дающий вам преимущество над другими. Тогда скоро вы станете – здесь в игре – президентами и министрами, директорами заводов, руководителями акционерных обществ и банков. Если ваш опыт поможет вам это сделать – в добрый час! А молодые, которые ничего не понимают, окажутся рабочими или безработными. Вот это и будет раздельное обучение. А если же ваш опыт не таков и ничему помочь не может, то почему я должен с ним считаться?!
• Вы здесь уже три дня. Считайте, что перед вами висит картина, на которой изображено все, что будет в бизнес-лагере, все пятьдесят дней. Но картина эта затянута полотном, только один кусочек ее размером в три пятидесятых вам приоткрылся. Разглядите этот кусочек – и сможете судить обо всей картине. Если судя по нему она вам нравится, оставайтесь! Если же она не нравится и эти три дня не были для вас полезны – собирайте вещи и уезжайте, и я вам верну деньги.
• Но это условие сохраняется до понедельника. Кто до понедельника уедет – получит деньги обратно. А кто не уедет – то если потом, после понедельника, и уедет, то денег обратно уже не получит!»
Слушатели безмолвно разошлись. Уехала лишь одна немолодая супружеская пара – муж и жена, которые называли наши красивые бейджи на веревочках – «ошейниками».
Эта история заставила меня задуматься, я расценил ее как «бунт на корабле» – ведь мне поставили ультиматум, – поэтому и действовал бездискуссионно и решительно.
Но рано праздновать победу. Ведь депутация явилась ко мне неожиданно. А где же был заслон из инструкторов? Ведь каждый из «бунтовщиков» где-то проходил конкурсный отбор, где-то имел вопросы и претензии. Почему их не снял инструктор?
Попутно я вдруг понял, что такое История. И понял, что раньше этого не понимал.
Я понял, что, в принципе, не могу знать всего того существенного, что происходит в бизнес-лагере. Не потому, что отвлекся, не заметил… А потому, что просто нет такой точки в пространстве, нет такой должностной позиции в социуме, находясь на которой, хотя бы теоретически, можно было бы знать обо всем существенном, что происходит. Когда я работал в зале – такая точка была. Чего не доглядел важного, так мне говорили. А теперь, когда масштаб увеличился, такой точки нет. Нет такой точки, и все! Это и значит, что теперь закончилась Хронология событий и началась История. Теперь даже очень значимые события могут просто не попасть в Хронологию.
Я собрал совещание инструкторов, рассказал им об этом случае и поставил вопрос:
• «Сейчас у нас прошли выборы по государствам, сформировались органы государственного управления.
• Бунт показал, что ситуация серьезная, и я должен опираться на твердое.
• У меня есть две возможности:
– или опираться на вас и через вас управлять слушателями;
– или опираться на слушателей – руководителей игровых государств и через них управлять остальными слушателями, а вы будете как бы «на подхвате»: мне помогать, их консультировать, дыры какие-то прикрывать.
• Я сейчас вас покину на десять минут, а когда вернусь – жду коллективный ответ: на вас мне опираться или на слушателей?!»
Я вышел, а когда через десять минут вернулся, услышал ответ:
«Мы посовещались и решили: опирайтесь на слушателей, а мы будем – на подхвате!»
Ответ этот меня и огорчил, и обрадовал.
Огорчил потому, что я понял, что больше этой команде не могу доверять, придется рассчитывать в основном на себя и на Джейн (игровое имя Хелле).
Обрадовал потому, что я своевременно задал им этот вопрос и теперь я знаю, что опора на них – пустое, как только дело примет серьезный оборот.
И правда, скоро мне стало известно, что активная часть инструкторов приняла участие вместе со слушателями в неком частном празднике, сопровождавшемся нарушением «сухого закона»:
офицеры, выпивающие вместе с солдатами, дисциплину не удержат.
Я вспомнил сетования Петра Первого, понятно, что не в самую оптимистическую минуту им сказанные, которые в вольном пересказе звучат так:
люблю я наш русский народ всем сердцем, и кровью за него оно обливается, да вот горе – только плетку он и понимает, иначе так и будет жить в воровстве и мерзости!
Что же касается стандартного недельного управленческого курса, то он прошел по всем государствам хорошо, тут надо отдать инструкторам должное.
2.28 Превентивные меры
После того как недельный курс по государствам закончился, мы начали занятия для всей Федерации.
В кинозале гостиницы кроме меня читали лекции замечательные преподаватели и лекторы из Таллинна, Москвы, Ленинграда, Новосибирска, а также коллеги из Польши. Мы понимали, что нельзя не дать слушателям «особо востребованные» тогда такие предметы, как макро– и микроэкономика, маркетинг, банковское дело, ценные бумаги, хозяйственное право, составление договорной документации, социология и психология организаций, нейролингвистическое программирование и пр.
Всех их вспоминаю с теплотой и признательностью. Они гармонично дополняли мой курс, который являлся основным, а не амбициозно противопоставлялись ему, как это иногда бывает, к несчастью, среди коллег.
Во второй половине дня слушатели отправлялись «на производство», а вечером – на управленческие поединки и игру в «мафию», которая нередко продолжалась глубоко за полночь.
>> из моей книги «Искусство управленческой борьбы»
Однажды ко мне подошел один из инструкторов, курирующих Желтое государство. Он попросил разрешения провести одну игру, не предусмотренную программой. Игру эту он только что откуда-то привез. «“Мафия”, называется», – сказал он и коротко рассказал мне правила.
«На слух выглядит неплохо, – ответил я. – Попробуйте провести ее в своем государстве, только меня с другими инструкторами не забудьте пригласить!»
В просторном холле был составлен из столов большой квадрат, покрытый скатертью, со свечами и картами на ней. В полумраке толпилось около семидесяти человек.
Меня с инструкторами усадили (как-то уж очень уважительно!) на заранее подготовленные места. Мы обособленной кучкой сидели в почетном углу и вместе со всеми слушали объяснения ведущего игру инструктора – интеллигентного и мягкого человека, жителя Астрахани, старшего нас всех по возрасту.
Неожиданно неторопливое действо прервал громкий голос: «Стойте!»
Молодой человек внушительного роста и комплекции – я узнал в нем министра внутренних дел Желтого государства – в обличительной позе римского сенатора простер руку в сторону нашей группы, и его указующий перст был направлен довольно точно на меня.
«Стойте! Здесь чужие! Пусть покинут нашу территорию!.. или пусть платят!» – уже более миролюбиво добавил он. И уже совсем буднично:
«Мы тут подготовили контракт, я сейчас его зачитаю, вы все здесь подпишитесь, и тогда можете оставаться! В противном случае вам придется уйти!»
Он развернул заранее подготовленный свиток и зачитал довольно длинный, пунктов двенадцать – пятнадцать, контракт, трудно воспринимаемый на слух.
Из услышанного моя память зафиксировала, что придется платить «каждому подписавшемуся». Эта формула очевидно, привлекла мое внимание своей необычностью.
Все смотрели в мою сторону, понимая затруднительность моего положения.
• Если я с инструкторами покину поле событий, то ситуация приобретет оттенок скандальности. Многие будут осуждать отважных инициаторов нашей депортации, но авторитета это мне не прибавит.
• Если мы откажемся платить, но останемся на том основании, что мы – «не простые смертные», а организаторы обучения, т. е. мы выйдем из игровой роли, то это, с одной стороны, покажет наше неумение выигрывать по правилам нами же придуманной игры в государства со всеми их атрибутами, а с другой стороны, где гарантия, что пятьсот участников будут продолжать играть, если я сам это делать прекратил?!
• Если же мы подпишем контракт и останемся на поле событий, это значит, что инициаторы акции заставили заплатить, а значит – переиграли «самого»! Они явно рассчитывали именно на это и готовы были торжествовать победу.
«Одну минуточку!» – сказал я. У меня есть привычка, которая меня выручает при затруднительных положениях: я беру маленький тайм-аут для «разглядывания победы».
«Одну минуточку! – сказал я. – Нам надо посовещаться!» Я склонил к себе две ближайших инструкторских головы и тотчас же их выпрямил, давая понять, что совещание окончено.
«Значит так! – сказал я вставая и небольшой паузой добирая внимание до предела. – За всех за нас… контракт будет подписывать… инструктор Соня!» И я указал на инструктора Соню.
«Но она его будет подписывать… – теперь я поднял руку с пальцем вверх, как бы еще раз собирая внимание, но на самом деле – чтобы отвлечь внимание от кое-чего другого, – …не читая!»
Энергичной дугой палец опустился вниз, повисла тишина. Я ждал.
Итак, я ждал.
Ждал вопроса. И он не мог не прозвучать, хотя бы от одного из многих присутствующих.
И он прозвучал:
«А почему “не читая”?!»
«А потому, – ответил я с плохо скрываемым торжеством, не оставлявшим у публики сомнения в том, кто здесь ожидается победителем, – что платить нам не придется! Потому, что в длинном тексте контракта вы не могли не наделать ошибок! Давайте его сюда!» – уже довольно требовательно закончил я и протянул руку за контрактом.
«Одну минуточку!» – попросили инициаторы. Они сгрудились над контрактом, пытаясь в такой ситуации прочесть его заново и обнаружить собственные ошибки. Дело, фактически, неосуществимое. Пауза затянулась.
«Ну так что? Будем играть или нет?! – спросил я, фиксируя победу. – Ладно, не будем их ждать! Давайте продолжим игру!» И инструктор продолжил объяснения.
Оставшийся в прошлом бунт продолжал, тем не менее, меня беспокоить, и я искал, какие превентивные меры я мог бы принять, чтобы предотвратить неприятные неожиданности в ближайшем будущем.
Ведь что такое бунт? Это праздник безответственности.
Вот они идут с претензиями, и я с ними, посмотреть, что из этого выйдет – мне и интересно будет, и я ни за что не отвечаю, ведь буду просто рядом стоять!
А таких, как я, много, и нами силен зачинщик. Если он выиграет дело – и я в нем участвовал, а проиграет – я ни при чем!
(Реплика в сторону: «Во время бунта стреляют сразу по толпе, состоящей как раз из таких, как ты!»)
Для предотвращения подобного необходимо разделить людей таким образом, чтобы каждый чувствовал ответственность за свои поступки, а это значит – надо чтобы каждый чувствовал, что он на виду и ни в какой толпе ему не затеряться!
Подыскивая подходящую технологию разъединения, я вспомнил ход, который применил Роберт Оуэн, когда столкнулся с низкой производительностью труда станочников. Он тоже был сторонником «управления без власти». Поэтому он не стал наказывать отстающих, а просто лишил их права на незнание, что они – отстающие. И сделал это так:
Однажды он пришел в цех с мотками лент разных цветов. Молча, ничего не объясняя рабочим, он приделал к станкам тех, у кого выработка была хорошая, ленточки одного цвета, у кого средняя – другого, и у кого низкая – третьего цвета. На следующий день снова пришел и, в зависимости от выработки, оставил или заменил ленточки. Вскоре третий цвет вообще не понадобился, поскольку отстающие подтянулись. И все это – молча.
Я поручил собрать у всех слушателей их бейджи и наклеить короткие полоски цветной (коричневой, красной или желтой) бумаги, потом снова раздать слушателям.
Цвет полоски соответствовал целому ряду критериев:
• занимает ли ответственную роль или ничего значимого из себя не представляет;
• опаздывает или пропускает занятия;
• помогает или мешает позитивным процессам;
• сколь активно участвует в управленческих поединках;
• сколь активно участвует в «ОРГАНИЗАТОРе»;
• и пр.
То есть, попросту, разделили цветами «хороших», «средних» и «плохих» слушателей, так же как Оуэн, молча, ничего никому не объясняя (даже инструкторам!), что все это значит. На следующий «год» процедура повторилась, и слушатели все сами поняли.
Ко мне явились два человека с претензией, что им «по ошибке» не тот цвет наклеили.
– А как вы можете судить об ошибке? Откуда вы можете знать, что эти цвета обозначают?
– Ну, мы ж не дураки, мы все понимаем!
Меня этот эпизод порадовал как доказательство, что технология сработала. Каждый слушатель теперь почувствовал, что он персонально виден. После трех полосок процедура была прекращена как уже сыгравшая свою роль, но полоски на бейджиках так до конца лагеря и остались.
Когда после закрытия лагеря пришла пора снимать и бейджи, глазу было заметно, что с бейджами дольше всех (как бы забыв про них) ходят те, у кого было три коричневых полоски или – три коричневых и одна красная.
Из Москвы пришло плохое известие.
Еще до бизнес-лагеря я получил приглашение на научную конференцию в ФРГ. Документы на выезд оформляла в Москве сотрудница одного из наших кооперативов. У нее были анкета, автобиография, подробные сведения о семье, моя фотография – словом, полный комплект. Это все находилось в дипломате ее мужа, когда на них напали в их подъезде: ей выстрелили в живот, а ему порезали шею ножом, забрав дипломат со всеми моими документами. К счастью, они оба остались живы.
2.29 Расслоение и коррупция
Началось социальное расслоение.
Кто-то занялся политикой, кто-то ушел с головой в бизнес, кто-то отправился на производство, а кто-то увлекся поединками. А кто-то и «выпал в осадок», оказался на «социальном дне», став безработным или правонарушителем.
Не каждому по карману оказалось посидеть в баре. Бар яснее ясного показывал, кто чего достиг в игровой жизни.
Сначала предприниматели отмахивались от политики, как от мухи, считая, что она их никак не касается, забыв прописную истину:
товарищ предприниматель! Если ты не займешься политикой – она займется тобой!
Политики, обнаружив, что они могут посидеть в баре, только если их пригласит знакомый предприниматель или директор государственного предприятия, а на свою игровую зарплату это абсолютно невозможно, предметно занялись законодательством.
И вскоре в одном из государств был принят закон о регулировании цен в баре с тем, чтобы сделать его посещение «доступным для трудящихся». Товары и вправду стали «доступны», и их как ветром сдуло. Бар опустел: в нем можно было сидеть, да вот на стол поставить-положить было нечего.
Тогда они ввели карточную систему: ограничили количество товара, отпускаемого в одни руки…
Но не только бар пострадал, пострадали и предприниматели: деньги у них были, только вот потратить их было негде, и валюта этого государства обвалилась.
Государство раскололось, и радикальная часть граждан образовала «Красную Республику Советов», объявив военный коммунизм.
Предприниматели всех государств быстро извлекли урок: политиков надо держать деньгами на коротком поводке. И активно занялись спонсированием и лоббированием. Да и сами политики смело и гордо стали оглядываться по сторонам в поисках солидного покупателя их услуг. В нравственности «народов» была пробита брешь, и получила расцвет экономическая преступность.
Сначала пропала государственная казна в одном государстве, затем и в другом. Почтовые работники Бердянска сообщили нам, что наши слушатели активно отправляют домой посылки со стиральным порошком и мылом. В это время в Советском Союзе эти уникальные продукты исчезли из свободной продажи, у нас же в магазине за игровую валюту их можно было купить (эти товары по контрактам завезли китайские и польские слушатели).
Чтобы прекратить разраставшееся, как бы игровое, воровство, мне пришлось выступить перед Цветной Федерацией в новом для меня жанре – с проповедью (иных технологий я на тот момент не нашел).
>> из моей книги «Искусство управленческой борьбы»
В бизнес-лагере начались события, требовавшие принятия нестандартных мер. Сперва в одном из государств куда-то исчезла государственная казна. Об этом с шутками пересказывалось друг другу.
Потом ко мне пришли из другого государства с такой же проблемой: «У нас правительство украло государственные деньги и переизбралось. Мы спрашиваем, где деньги, они отвечают: спрашивайте со своего нового правительства, раз вы нас переизбрали. Спрашиваем у нового, а они: спрашивайте у старого правительства, оно нам ничего не передавало! Они просто в сговоре друг с другом!»
«Обратитесь к своему государственному судье. Он, надеюсь, не переизбирался?!»
«Не переизбирался. Но он с ними заодно. Только смеется…»
Я обещал подумать.
Вскоре работники почты Бердянска сочли необходимым довести до меня информацию о том, что наши курсанты отправляют с почты домой посылки с разными дефицитными товарами, особенно много – мыла и стирального порошка.
Тут уж явно надо было действовать, иначе ситуация могла пойти вразнос. Я стал придумывать стратагему, поскольку мгновенного решения в своем арсенале приемов не видел. Я стал размышлять о психологии краж и, что было для нас особенно актуально, о психологии первой кражи, совершаемой честным (до этого) человеком.
Я вспомнил время, когда я ходил в кораблестроительный кружок ленинградского Дворца пионеров.
Однажды руководитель кружка ушел домой на несколько минут раньше группы, и группа расходилась самостоятельно. Мы проходили через комнату авиамодельного кружка, она была проходная, и в ней никого не было. А на протянутых через комнату шнурах висели очень красивые готовые и полуготовые авиамодели.
Кто-то первый из наших взял и прихватил на ходу одну из моделей. За ним – следующий, следующий… Каждый старался выбрать модель покрасивее и более готовую. Это было так просто.
Я растерялся. То я выбирал себе модель глазами – но вот ее уже кто-то берет, – то я говорил себе: а как же ребята?! Которые делали их своими руками, придут завтра, и… Так и ушел. Не взяв ничего и отчасти жалея – уж очень красивые были некоторые модели! Зато, какое счастье я испытал на следующем занятии, когда наш руководитель нас грустно расспрашивал – каждому задавал вопрос: «Ты брал?» Все говорили «нет», и я сказал: «Нет, не брал!»
Но у меня в груди была песня: я и вправду не брал. Я думал: как это хорошо, что я не брал и что честно могу сказать об этом.
И я решил прочесть проповедь.
Весь лагерь собрался на нее с любопытством.
Я рассказал о ближайших кражах, об отправке домой посылок, о радости семей, которые понятия не имеют, что это – наворованное. И что с того, что валюта игровая?! Взрослые люди понимают: кража – она и есть кража! Разве радовалась бы семья, если бы знала, что их сильный и умный папочка – украл?! Да жена слезами зальется! Ну чья-то не зальется: тому еще больше можно посочувствовать! А дети: папа, как это ты так много заработал?! А в глазах светится гордость за папу. Нет, скажете, сыночек – я украл?! Скажете, что его умный и сильный папочка не оказался способен ни на что большее, чем на кражу?! Сейчас вам кажется, что это не кража, а умная комбинация. А приедете домой, и самим станет очевидно: банальная кража!
На следующий день одну из касс вернули (другую не вернули), и кражи затихли.
Однажды меня пригласили на игровую свадьбу: темнокожий слушатель с острова Свободы женился на бледнолицей девушке из российской глубинки. У меня как раз выдалась свободная минутка, и я принял приглашение. «Молодых» одаривали подарками, среди которых была и крупная денежная купюра в пятьсот голубых вийтн. Не все ее раньше видели, и ее пустили по рукам. Дошла очередь и до меня: ощупывая ее, я почувствовал, что она из более плотной бумаги…
Я вспомнил слова одного шутника сразу после денежной эмиссии: «Да мы вашей валютой все коридоры завалим!»
Тут же откланялся и пошел продумывать и готовить денежную реформу.
Интуитивно предчувствуя такую возможность, я вообще не пускал в оборот тысячные и пятитысячные купюры. Теперь же, изменив номиналы и цены в десять раз и пустив в обращение самые крупные купюры, я сделал подделку прежних экономически невыгодной (цветное ксерокопирование в те времена было дорогим удовольствием, да и было-то не в каждом городе). Ночи хватило, утром сразу после завтрака денежная реформа вступила в силу, и фальшивая валюта в сколько-нибудь заметном количестве так и не появилась.
Но тут от слушателей стали поступать сначала шутки, потом намеки и, наконец, жалобы на «засилье мафии»: экономическая преступность срослась с государственными и судебными органами.
Решив, что промедление смерти подобно, я попросил вывесить объявление о том, что желаю встретиться с мафией (или ее представителями), и где сообщал, что если кто из мафиозо не придет сам или не пришлет своего представителя (мандат не обязателен!), то дальнейшие претензии с его стороны не принимаются. Любопытствующим советовалось воздержаться от посещения этого мероприятия с явно непредсказуемыми для них последствиями.
На встречу пришло человек десять-одиннадцать. Я сказал им, что не требую от них ничего иного, как только выслушать, что я скажу. И произнес короткую речь:
• «Спасибо, что пришли.
• Среди вас есть причастные к мафии и есть – не очень.
• Мафия – враг государства, хотя и включает в себя высоких государственных чиновников.
• У мафии есть враги, но они слабы – их от мафии никто не защищает, и она расправляется с ними без суда и следствия.
• Хотя мафиози в обществе известны, никто не может, не хочет или боится поймать их за руку.
• Мафия сильна – она защищена демократическими свободами, которые всегда на пользу мафии и во вред ее врагам.
• Но когда она неосторожно переступает красную черту, чреватую социальным взрывом, демократические свободы тут же заканчиваются и врагам мафии дают лицензию на ее отстрел без суда и следствия.
• Но по заранее заготовленным спискам и адресам.
• Что они быстро (в течение ночи) и повсеместно проделывают, после чего общество свободно вздыхает и снова вводит демократические свободы, которые порождают новую мафию.
• Но уже без вас, дорогие слушатели!
• Мафия бессмертна!
• Чего не скажешь о самих мафиози.
• Надеюсь, вы все поняли правильно, и правильно передадите остальным!
• Встреча окончена, до свиданья!»
И эта проблема как-то рассосалась. Возможно, помогла не сама речь, а исходившее от интонации холодное веяние.
