Владлен Лядский
Потребность писать
С чего я столь категоричен? Да, именно потому, что я это и сделал – залез к ним в логово и долго там сидел.
В принципе, графоманы – это почти те же писатели. Они тоже пишут свои тексты, делятся впечатлениями и ходят с загадочными глазами. А также катаются на слёты и конференции. Внешне – полное соответствие.
Пока их работу в руки не возьмёшь.
И тут тебя накрывает когнитивный диссонанс. Ибо писано это настолько плохо, что никакими отмазками и отсылками это не прикроешь. Это просто неликвид. Он вредит ментальной экологии и самое правильное – сложить его куда подальше и изолировать от окружающего мира.
Потому как сжигать – неэтично.
Самое неприятное, что в первый период начинающего писателя от графомана отличить почти невозможно. Из обоих прёт творческая пена и обломки чужих стилей. Оба не жалеют читателя и рушат на него свою неупорядоченность. Оба опираются на чужие вселенные.
Но писатель со временем изменяется и совершенствуется, хочет он того или нет. Графоман же застревает на том же уровне развития, на каком и был. И ещё имеет наглость этим гордиться.
Писатель – этот тот же графоман, только обременённый совестью, чувством меры, ритма и ещё массой других прикладных осложнений.
***
Следующая ступень – бумагомарака. Он уже затрудняется некоторым подбором слов, выражений и задумывается над тем, как произвести впечатление на читателя.
Беда в том, что он считает, что самый доходчивый способ донести свою мысль – с размаху съездить собеседнику пыльным мешком по голове. И ради красного словца он не пожалеет ни мать ни отца. Его стиль трескучий, рассуждения с натяжками и передёргиваниями. А ещё у него возникает совершенно необоснованное чувство собственной значимости.
Узнали? Правильно, на этом уровне обитает энное число журналистов и блохеров.
Я не говорю, что журналист не может быть писателем. Писателем может быть человек любой профессии или же без оной. Я просто хочу сказать, что для писателя журналист слишком много общается с подобными себе.
Писатель – существо всё-таки достаточно одинокое. И больше думающее, чем говорящее.
Ещё одна стадия – ремесленник. В этом, кстати, нет ничего оскорбительного. Большинство продуктивных пишущих личностей здесь и оседает. И вполне себе хорошо работает на благо общества. Чтобы пойти дальше, нужно уже быть, извините за прямоту, ненормальным.
В принципе, при должном напряжении сил и возможностей среднестатистического человека вполне можно вытащить на этот уровень.
Другой вопрос – а надо ли?
У некоторых графоманов этот фокус получается. Ловко прикрывшись расточенным навыком письма, они прокрадываются в литературу. Вплоть до издания собрания сочинений. Но при попытке сделать что-то ещё быстро выдыхаются и обнажают своё малотворное нутро.
Конечно, и тут есть масса градаций: от «пьяный сантехник из ЖЭКа» до «мастер-малахитчик». Все они умеют дать продукт, но качество, количество и направление продукта у каждого разное.
Дальше идут мэтры, гении и пророки – все те, которые пробивают новые пути, открывают новые горизонты и задают высокий стандарт писания в своём жанре.
И да, Гарри Портер – это не новый путь, чтобы там остальные не утверждали. Братство Кольца – это да, это потом назвали «фэнтези».
Стоп, это уже личное.
Но примерную градацию вы поняли. Есть надежда, что при близком рассмотрении одного от другого отличите.
***
Борьба за стиль
Начинающие писатели не умеют писать. Это, увы, серьёзный пробел в школьном образовании. Школа не учит писать. Нет, выписывать буквы, складывать их в слова и формировать их в худо-бедно верные предложения она учит. Ещё она учит писать сочинения, изложения и делать пересказ.
Это нужно и полезно.
Но одна беда – для создания длинных связных и интересных текстов эта практика подходит мало. И приходится брать у самого себя дополнительные занятия. Что мы с успехом и делаем, теряя годы на открытие уже много раз изобретённого. Конечно, возможно, что когда-то в будущем среднестатистический школьник сможет самостоятельно написать приличный очерк или рассказ. Во всяком случае, я хочу на это надеяться.
Но пока приходится морочаться самостоятельно.
***
Мало того, что работа писателя не изобилует простыми решениями, так она ещё и снабжена массой скрытых неприятностей, про которые почему-то не принято рассказывать на публике, хотя стукается об это каждый второй начинающий.
Если не каждый первый.
Цикличность мысли
Чтобы мысль стала выпуклой, блестящей и отполированной, её приходится обдумать не раз и не два. В мозгах продавливается колея, по которой она катается. И первая беда этого – в случае чего съехать с этой колеи весьма непросто. Попытка поискать боковые пути приводит к тому, что едва ты отвлёкся, ты опять обнаруживаешь себя в той же беговой дорожке. А делать это необходимо, потому как мысль может запросто упереться в непродуктивный тупик. И чем больше ты думал, тем сложнее её передумывать.
Вторая беда состоит в том, что, несмотря на количество продумов, мысль часто забывается. И ты вновь её придумываешь, радуешься, как легко она к тебе приходит (ну да, по набитой-то колее). Она катится, обрастает словами, падает в текст…
А она там уже есть, оказывается. Неудобно получается. И хорошо, если ты её поймал, когда вычитывал.
А если нет? Один раз повторение сойдёт – читатель нынче невнимательный пошёл, золотое слово может с одного раза и не взять. Но два и больше – тут уж самый невнимательный читатель насторожится – а не страдает ли гражданин писатель склерозом, раздутым эго и хроническим неуважением к окружающим?
Кстати, да – я уже дважды вписывал, а потом вычёркивал эту мысль. Так что это действительно проблема – особенно при больших объёмах текста. Впрочем, программисты тоже не помнят все свои строчки кода.
Что уж говорить о писателях.
Самомнительность
Чем дольше (но не обязательно – лучше) ты пишешь, тем больше ты о себе мнишь. Конечно, если тебе попадётся на жизненном пути качественный критик (или просто грамотный тролль), он прокатится по твоему раздутому самомнению только так. Но против таких как они, у таких как мы, нарастает защитная реакция, которая нивелирует эффект от их воздействия.
Меня так однажды крепко зацепило – какой-то начпис проехался по мне, что он, дескать, не въезжает в мои отсылки и цитаты. Что они слишком старые для него, продвинутого.
Очень хорошо, что он был аноним. А то отхватил бы сапогом по хребту только так. Я, конечно, в местечковом молодёжном сленге ориентируюсь не очень. Хотя бы потому, что он в разных местах разный. Ещё я плохо различаю русских рэперов и почти не рублю фишку шуточек из ВОТ, ВОВ и чем там ещё маргинальные мультиплеерщики развлекаются.
Но, чувак, культуру своей страны, хотя бы в общих чертах, надобно бы знать. Я не обязан разжёвывать все ёмкие фразы и переводить их на новояз только потому, что ты в школе плохо учился и серьёзных фильмов не смотрел.
К чему я этот пример привожу? К тому, что мы со своим творчеством оказываемся в позиции яжматерей, защищающих своих чад. И это правильно. Свои творческие завоевания надо защищать, а то всякий сопливый троллёнок будет об нас ноги вытирать.
А это вредно для самоуважения.
Но самые крепкие бои нам задают те, кто нас поддерживают. У них очень свой взгляд на вопрос. И чем дальше, тем меньше он с нашим совпадает. И весьма часто они пытаются навязать нам свою волю.
Но свою позицию надо отстаивать. И потому писать стоит только то, в чём уверен. И в случае чего – биться за это до упора.
Даже если потом это окажется ошибочным.
По одной простой причине – хорошо выходит только тогда, когда сам в это веришь. А если тебя размывают с подмысленной стороны, да и сам ты как-то не особо уверен – всё, можно выкидывать писанину в урну.
Так что, с одной стороны – либо возомнишь о себе невесть что, либо окажешься не в силах написать даже словечко без одобрительного окрика снаружи.
Прочие предубеждения, предрассудки и жизненные наблюдения
У меня есть две писательских особенности. На самом деле – больше, но я не все ещё поймал, выявил и кратко выразил.
Первое из них – «проклятие сороковой страницы».
Уж не помню, где вычитал, что сорок – неудачная цифра. Кто-то не отмечает свой сороковой день рождения, у кого-то проблема с сороковым медведем. У меня же проблема сороковой страницы.
Как это выглядит?
Где-то со страницы тридцать пятой начинаются необъяснимые траблы. До того дела могли идти хорошо, плохо, блестяще или отрывочно. Но теперь они перестают вообще хоть как-то быть.
Мёртвый штиль. Безветрие. Безвластие, анархия и пучина сомнений.
Приходится упираться остатком рога и тащить из болота бегемота каждый день и каждый час. И в случае успеха, где-то с сорок пятой по пятидесятую страницу этот эффект постепенно угасает. Штиль заканчивается, и текст бодро скачет к завершению и эффектной концовке.
Спойлер – не всегда.
Зачем приходится так мучаться? Потому как если не прикладывать к тексту таких усилий, он осядет мёртвым грузом, очередной мёртвой недоношенной вещью в себе. А это отнюдь не повышает твою самооценку и не ведёт к саморазвитию.
Особенно, когда таких вещей у тебя в архиве больше, чем законченного.
Предубеждение второе – до завершения текста помалкивай в тряпочку.
Уж не знаю почему, но если мне хочется довести текст до конца, приходится держать интригу до упора. И даже не намекать, что именно я сейчас пишу. Потому как стоит только раскрыть варежку – всё, весь пар уходит в свисток. И к дальнейшему написанию текста я уже подхожу охладевшим и пресыщенным.
Я и без этого к нему так часто подхожу. Но если разболтаю – так уж вообще.
Ах да! Есть ещё третье предубеждение. Я не могу начать повествование. Не в смысле того, что не могу подобрать первые слова эпизода. Тут я давно без комплексов – что хочу, то и ворочу.
Всё равно потом отредактирую.
Нет, я не могу начать само произведение. Ту затравку, которая вцепится в читателя настолько, что он продержится до того момента, пока мой текст не станет для него привычным и он его дочитает до конца. Хотя бы чтобы узнать – чем же оно всё кончилось?
И вот тут уже приходится уповать на вдохновение, а также голоса сверху и сбоку. Нет, серьёзно.
Два наиболее прошибающих вступления ко мне пришли будто бы из ниоткуда, мгновенно сложившись в голове в почти готовый текст, который держался достаточно долго без искажений. И хотя стиль вроде мой, но по эмоциональному соотношению с остальным текстом – земля и небо.
Ещё две Малых Вещи начались с чужих текстов. Точнее, отдельных эпизодов – остальное мне совсем не подошло. Но они очень точно задавали дух дальнейшего повествования.
Отнюдь не обязательно, что у тебя будут именно такие предубеждения. Более того, наверняка ты заимеешь что-то очень своё. Но оно будет.
Такая уж у нас особенность.
***
Не торопися. Очень может быть, что к концу книги твоё мнение будет совсем другим, и ты будешь уже не согласен с тем, что сам написал.
***
– Мужчина, поделитесь впечатлениями от последней прочитанной книги.
– Ну что вам сказать? Много неясностей, недосказанностей, умолчаний. Какая мама, какая рама, зачем её мыть?
Не ха-ха? Значит, плохо учил матчасть. Садись и зубри дальше.
***
Стояние в позе непонятого гения.
Сам этим временами грешен.
Этот недостаток проистекает из наших же достоинств – привычки жить в мире грёз и психической саморегуляции. В нормальном состоянии это предохраняет от впадания в беспросветный самоед.
***
Влияние окружения и работы на стилистику
Чарли Чаплин и гаечная фабрика. Шучу. Фильм называется «Новые времена». Но прекрасно иллюстрирует тезис адаптации сознания к определённым условиям ценой ухудшения приспособленности к остальным социальным ситуациям.
Нет, сложно.
***
Редактирование на свежую голову
Для любопытства – знаешь, сколько раз я проходил по этому тексту? Уже порядка сотни. А не, уже двух. Не весь целиком, конечно, отрывочно. От четверти до трети за каждый раз. При этом я всё равно не помню его наизусть и каждый раз хоть один момент, да исправлю или дополню.
И это не потому, что я прям такой педант и перфекционист. Я бы с большим удовольствием порхал с эпизода на эпизод, обильно посыпая повествование пыльцой своей гениальности… но увы, если я себе такое позволю, качество текста упадёт так, что он начнёт мне сниться вместо обычных кошмаров.
Поэтому хочешь не хочешь – а приходится заниматься вычиткой. На одно написание – три редактирования. По одной простой причине:
Садишься писать, а оно идёт ну откровенно плохо. Сшиваешь стыки, а из них белые нитки торчмя торчат. Изобретаешь метафоры, а они снулые. Давишь текст – а он такая погань…
А через пару дней читаешь – да нормально всё!
Обратно – мысль блестящая, слова подбираются квантовым процессором, мощь сюжета выбивает счётчик.
А через пару дней смотришь – ну так.
Это я к тому, что пороть горячку в нашем деле не стоит. Слишком уж велико влияние эмоций. Поэтому необходимо выжидать, прежде чем махать пером и топором. Конечно, из-за этого время работы увеличивается в разы, но тут уж или быстро, или качественно. Конечно, при вдохновении можно и то и другое, но вдохновение – это штука редкая, капризная и сама выбирает себе тему.
Но обратно про вычитку. Чаще всего она служит двум целям: отлавливанию дефектов вроде пропущенных слов и упорядочиванию и сшиванию отдельных эпизодов. Потому что кривое сцепление эпизодов между собой гробит всю картину.
И есть ещё пара нюансов, кроме гармоничности.
Например, эффект структуры.
Если помнишь, то я уже говорил, что книга – это своего рода вектор, который куда-то направлен. И даже небольшая его часть тоже как-то тебя перестраивает и куда-то направляет. И если вдруг ты решил, что создание не действует на создателя, то выдай сам себе хороший подзатыльник.
Это читателя может и не пробить. А вот ты испытаешь всю мощь своего текста на себе, хочешь того или нет. Хоть положительную, хоть отрицательную.
То есть, если ты уже имеешь хороший такой крепкий и выверенный кусок текста, то вчитываясь в него, ты калибруешься нужным образом. И тогда по намасленной колее ты набираешь скорость и пробиваешь в грунте слов ещё пару метров своего шурфа с меньшим усилием. Это гораздо удобнее, чем каждый раз прогружаться в ситуацию с нуля.
Метод очевидный, но почему-то додумываются до него не сразу. Запомни и практикуй.
Ещё один эффект структуры – монолитность.
Если ты злоупотреблял играми, то часто замечал такую ситуацию – чтобы началась глобальная движуха, нужно воткнуть нужный артефакт в нужное место. После чего начнётся активная трансформация, и бесформенная груда железа станет особо кусачим мегагроботом.
С текстом тоже происходит нечто подобное. Достаточно правильно сшитые эпизоды срастаются в один большой сюжет и создают впечатление, что никак по-другому он сложиться и не мог.
Впечатление интересное, но иллюзорное. И эта иллюзия достаточно опасна. Писатели – народ впечатлительный и часто поддаются велению сердца, а не выкладкам разума. А в результате мы имеем, что прекрасно отлаженный и оптимально подобранный состав летит под откос, хотя по всем раскладам он должен был встать под разгрузку на конечной станции.
Согласен, неприятно разрушать очарование текста и перепаивать его только потому, что где-то там по нелепой случайности пошла складка, которая морщит всё полотно. Но если ты замахиваешься на сложные вещи и задаешься непростыми вопросами, тебе придётся научиться и это делать. Иначе ты всю жизнь проходишь проторенными тропами и откроешь уже тысячу раз изобретённое.
Оригинальность – она такая. На обычной дороге не валяется.
Так что запомни – сюжет не догма. Ты его породил, ты его и переделаешь в нужном направлении.
Кроме того, ещё хороший способ поймать крота – это читать медленно. Вдумчиво и со вкусом. Тогда многие дефектные моменты уже не будут размываться от высокой скорости и их станет видно.
И ещё напоследок. Запомни – нет предела самокритике.
Всегда. Можно. Написать. Лучше.
Признаки писательства
Если ты уже повозился на этом поприще, то уже не один раз почувствовал себя редкой бездарью, не способной связать и двух слов. Забыл предупредить – теперь это ощущение будет преследовать тебя с занудной регулярностью.
Но эмоция эмоцией, а холодную голову (или хотя бы её часть) нужно сохранять. Так как же можно опознать, что ты уже не жалкая графомарака, а уже чего-то умеешь? На то есть набор свойств.
Писательский стиль
Он же почерк. То, что позволяет по короткому (или не очень) отрывку почти безошибочно опознать писателя, особенно если ты его уже раньше читал. Набор характерных приёмов, оборотов, подходов, тематик… в общем всё то, что позволяет описать работу писателя в пару строчек.
А без него нельзя? Никак нельзя, дорогой мой товарищ! Как же тебя узнает и полюбит читатель, если ты танцуешь в кордебалете третьим слева во втором ряду? Надо проявлять индивидуальность, чтобы выйти на сольные партии.
А ты сам, дескать? У тебя-то есть стиль, вокруг которого ты такую сырость развёл?
А как же! У меня подпись без фантазии – это да, но вот вокруг стиля я не год и не два хороводы водил. Как можно водить хороводы в одиночку? Ты это тоже скоро узнаешь.
Можно ли описать мой стиль двумя строчками? Давайте попробуем.
Имена героев высокоуникальны. Характерный «вколачивающий» абзац-предложение после мысли. Предпочтение мыслям и описаниям, чем диалогам.
Во, в две вмещается. Можно ещё на абзац про себя приятностей наговорить, но не буду.
Это непедагогично.
Конечно, настоящий мастер описывается не сколько стилистикой писания, сколько общим направлением творчества.
Германия, туберкулёз, сложная жизнь и жизненная философия? Эрих Мария Ремарк. Нарушенная психика, мрачная жизнь и относительный хэппи-энд? Достоевский Фёдор Михайлович. Французский язык, судьба народа через глаза дворянина и много-много лишних слов? Вспоминайте школьную программу.
Но это всё классики. Давайте про современников.
Геймификация сознания, дешёвое морализаторство и пипские попаданцы? Злотников и соавторы. Приличный юмор, детектив, сдержанная эксплуатация мифологии и смесь её в коктейль? Андрей Белянин. Мир через краски, герои изложены более через чувства, чем через мысли? Рэй Бредбери.
Про них так можно сказать, потому что они уже много написали и в них можно уже уверенно ориентироваться. И если вы добрались до такой характеристики – поздравляю. Вы забрались дальше меня на текущий момент.
Ладно, хватит о приятном, вернёмся к теме.
Дополнение разговоров
За это меня иногда недолюбливают в публичных местах. Задумываясь о своём и воспринимая разговор не как новую информацию, а как социальную функцию, я на автомате начинаю подсказывать собеседникам нужные слова, подправлять речь и выстраивать диалоги в определённом ключе. Не со зла, просто выстраивая структуру быстрее, эффективнее и изящнее.
И у тебя такое будет. Может, не в такой активной фазе, но точно будет. Ты будешь с раздражением поправлять ведущих в телевизоре. Будешь морщиться от косноязычных блохеров и временами мечтать о полном изничтожении рекламы.
Это просто объяснить – по сравнению с другими людьми мы много и плотно работаем со словом. И как качок с пренебрежением смотрит на хилого толстопуза, так и мы, забравшись повыше, с пренебрежением смотрим, как там снизу ползают косноязычные людишки, с трудом вяжущие свои три слова.
Да, это мы тоже любим – становиться в позу непонятных гениев, у которых их лучшая работа ещё впереди, и которую они вот-вот. Не такая уж неправильная позиция. Гораздо хуже осознать, что самый пик у тебя уже позади, и ты в лучшем случае сможешь только залезть на ту же высоту. Это куда депрессивнее.
Недовольство и самоедство.
По идее, писатель (да и вообще человек разумный) должен со временем, переходя от Вещи к Вещи, умнеть. На практике с этим получается отнюдь не всегда – жизнь отнюдь не ровная дорожка вверх по холму.
Если тебе нравится то, что ты сейчас пишешь – это нормально (трудно давить текст через нехочу). Если при этом ты можешь взять предыдущие Вещи, посмотреть в них и понять, что их можно было написать лучше – это тоже нормально.
А если ты ещё и можешь сказать, как НАДО было написать, чтобы Вещь стала существенно лучше – это очень нормально. Самокритика функционирует и есть надежда, что ты пока не глупеешь. А значит, ещё можешь называться писателем.
Скорочтение.
Конечно, оно есть и многих других умных людей. Но для писателя оно важно не только потому, что позволяет взять быстро и много информации. У него есть ещё один любопытный эффект – ты начинаешь чувствовать ритмику текста. Хоть стиха, хоть прозы. А без этого хороший текст не сделать.
Если ты читаешь по складам про хвелипеопоопока, тогда тебе любой текст – что-то сложное. Когда ты с трудом можешь прочесть предложение из пяти букв, любая псевдофилософская цитата из соцсетей выглядит верхом мудрости.
И лишь когда ты можешь читать текст сразу в двух плоскостях: в смысле усвоения информации и в смысле анализа «а как оно сложено» – вот тогда можно говорить, что ты имеешь отношение к писательскому делу.
И, как ни странно – потребность писать
Неудержимая потребность, которая то и дело пытается подвинуть базовые потребности во сне, еде, пиве, горячем душе, друзьях и подругах. Потому что если тебя не тянет писать – ты просто человек с развитым навыком письменного слова.
А вот эти все депрессии, алкоголизмы и беспорядочные связи – это наносное. Писатель существо неудовлетворённое морально. Всегда или время от времени – но он неудовлетворён. Это нормально – жизнь наша пока ещё далека от идеала и потому надо бичевать недостатки и вскрывать проблемы дальше.
Вот наступит коммунизм или Матрица (что во многом одно и то же) и нас всех пачкой спишут в музей как исчерпанные реликты прошлого.
Если доживём.
