И встал Илья и пошёл.
Куда пойдёт он теперь? И что раздавит на своём пути? И что уцелеет?
И останутся ли ещё среди нас, господа, люди, чтоб оплакать массу, – и какую! – лишних, ненужных, бесполезных и ни в чём неповинных жертв?
Шум, поднявшийся в больших городах, разбудил спавший народ.
Он спал в темноте и грезил своим любимым сном.
Который лежит на самом дне, в тайниках его души.
– Земля ничья, а Божья. Земля может принадлежать только «миру». И землёй никто «владеть» не может, как не может владеть воздухом, водой, огнём.
Что, если, проснувшись, он начнёт осуществлять эту мечту, этот вековечный сон?
Эту первобытную идею?
И какими мерами?
Какие тёмные слухи пойдут среди народа?
Каким чудовищным вестям даст он веру?
И что он, тёмный, бесконечно тёмный, слепой от невежества, слепой от голода, совершит во имя этих слухов, во имя этих вестей?
Какая пугачёвщина готовится?
И какие новые, чудовищные, ещё невиданные формы примут ужасы, которым суждено, быть может, совершиться и заставить от негодования, от сострадания, от отчаяния, от страха содрогнуться весь цивилизованный мир.
В голодном вое:
– Земли! Земли!
Уже слышится приближение страшной весны.
Имеете ли вы уши, чтоб слышать, слышите ли вы этот вой? Понимаете ли вы, что он говорит и что предвещает?
Это не ветер воет в снегом покрытых полях. Это не волки воют, кружась при лунном свете.
Это человеческий вопль, от горя ставший похожим на вой голодных волков.
Революционеры говорят:
– Мы здесь ни при чём. Мы работаем над городским пролетариатом. Мы деревни ещё не трогали. И поднимать её теперь не в наших расчётах. Можете быть спокойны. Мы деревни не тронем.
Так говорят вожди революционеров. Шефы. Главари. Главной штаб революции.
Но они так уверены в дисциплине всех и каждого в своей партии, – больше, – в своих партиях?
Правда, их хвалили.
И даже они слышали похвалы оттуда, откуда они могли ждать всего, кроме похвал.
Похвала врага! Может ли быть выше «дань справедливости»?!
Граф С. Ю. Витте говорил:
– Единственная организованная партия в России – это, надо отдать им справедливость, революционеры.
И даже добавлял, беседуя с иностранными корреспондентами:
– Их организация и дисциплина поистине изумительны!
Но, господа, цена похвалы зависит ещё от времени, когда похвала говорится.
Помните всегда старичка Крылова и кусочек сыра, и ворону, и лисицу.
И в детских хрестоматиях печатаются дельные и интересные вещи, которые не мешает знать.
Да не кружится «с похвал вещуньина голова»!
Вас хвалили «перед самой Москвой».
Вас хвалили, готовясь освистать революцию пулями и шрапнелью.
У вас, быть может, «вскружилась голова», и вы «дерзнули»…
Но оставим до другого времени этот спор над слишком ещё рыхлыми могилами.
Итак, вы вполне уверены в дисциплине всех и каждого в ваших партиях?
Вы не допускаете возможности, что найдутся «уединённые умы», – одни честолюбцы, другие фанатики, которые, не ожидая вашего «приказа сверху», за свой страх и риск, думая послужить интересам революции, думая, что они действуют в духе партии, – начнут «поднимать деревню»?
Вспомните.
Но было ли много, – даже слишком много, таких случаев?
Вспомните «уединённый выстрел» Соловьёва?
Никого не спрашивая, ни с кем не советуясь, решил в уме своём, что убийство императора Александра II «в интересах партии, в целях революции», Соловьёв едет в Петербург и совершает покушение около Летнего сада.
Покушение, которое своей неожиданностью больше всех удивило вас, гг. революционеры, ваших главарей и вождей?
Никакой комитет, никакой генеральный штаб революции такого «приговора» не выносил.
Просто, «уединённый ум»!
Хотел «оказать революции услугу», о которой в то время никто не думал.
Вспомните Валериана Осинского и историю черниговского бунта.
Валериан Осинский решил вопрос просто: