Тихо и мелко, – как река Москва.
Д.С. Дмитриев был последним, отдаленным, слабым эхом Загоскина[24] и Зотова.[25]
С ним, вероятно, кончилась эта тихая историческая воркотня… Он был все-таки близок к театру. Был литератором.
Можно было думать, что он окончит тем, что захочет открыть театр, основать газету.
А он сделался священником.
Почему?
Какой переворот совершился в его душе?
Почему он служил контролером в театре?
Почему он занимался литературой?
Мы все знали его десятки лет и не знали совсем.
Как он жил?
Откуда он появлялся?
Куда он уходил?
Он жил в своей скорлупе.
Появлялись новые газеты.
И совсем:
– Улитка, высуни рога!
Откуда-то появлялся Д.С. Дмитриев.
С ученическими тетрадками, в которых четким, наивным ученическим почерком был написан исторический роман.
– Какие смешные гроши ему платили! Платили ли?
Не знаю.
Он снова появлялся в тот день, когда газета рушилась.
Один кричал, что:
– Он напишет письмо во все газеты!
Другой «организовывал протест сотрудников».
Третий собирался:
– Застрелить издателя!
А Д.С. Дмитриев так же тихо, скромно, мирно говорил:
– У меня тут полрукописи осталось ненапечатанной. Нельзя ли получить?
Бережно складывал ученические, затрепанные в наборной тетрадки и куда-то уходил.
До новой газеты.
В свою скорлупу.
Он скромно начал контролером в театре и скромно кончил в вагоне трамвая.
Я знал его добрых 30 лет и с интересом послушал бы, если бы кто-нибудь рассказал мне: