– Он слишком разнообразен! – говорят наиболее находчивые из них.
И только этим объясняется, что Мазини может десять лет подряд ездить в один и тот же город петь одни и те же оперы, – и публика все-таки будет платить бешеные цены, чтобы еще раз послушать его в «Фаусте», «Фаворитке», «Лукреции», «Травиате», «Риголетто», «Сельской чести», «Искателях жемчуга», «Севильском цирюльнике».
Я слышал первый раз Мазини в «Гугенотах», когда мне было 15 лет.[11]
Отличный возраст, когда человеку еще «новы все впечатленья бытия».
Когда даже сидя в опере, больше смотришь, чем слушаешь.
Пели Салли[12], д'Анджери[13], – чудный бас Джаметта гремел, как раскаты грома, как эхо далекой канонады:
«Пиф, паф, пуф! Tra-la-la!»
Я сидел и смотрел на артистку в костюме пажа.
Когда с третьего акта паж исчез со сцены, опера потеряла для меня всякий интерес, и я, зевая, остался досиживать ее до конца только потому, что в нашем полном предрассудков мире не принято, чтоб 15-летние молодые люди уходили из театра, когда вздумают и отправлялись в ресторан за стаканом доброго вина вспоминать и переживать ощущения вечера.
Я сидел и думал:
– И зачем только на свете существуют родители!
Из этих чисто сыновних мыслей не мог меня вывести сам Мейербер.
Эта сцена заклинания мечей![14]
Но я жалел только об одном, – зачем в этом заговоре не принимает участия прекрасный паж. Ведь, он тоже католик!