Влас Дорошевич
Судьи
В первый раз хорошо. Но если уж вы во что бы то ни стало хотите быть остроумным, – это в рецензентах тоже очень ценится, – добавьте:
«В последнем акте, когда ложатся рядом тела Гамлета, Лаэрта, королевы и короля, сцена напоминала нам коробку сардин!»
Это уж будет совсем великолепно. Даже слишком великолепно.
Рецензию напечатают, где угодно, а публика скажет:
– Вот это критика!
Писать об актерах…
Но по некоторым, «совершенно независящим от редакции» обстоятельствам русские актеры сыграли в истории русской печати совершенно особую роль.
Довольно многострадальную. Роль балаганного «турка».
Гейне говорит в одном месте про Берне[21]:
«Берне не всегда писал про Меттерниха[22]. Прежде он писал только о театральных пьесах и изощрял свое остроумие над актерами. Так, один знаменитый хирург, прежде чем приступить к своим изумительным операциям, набил себе руку на ампутации собачьих хвостов. И много артистических репутаций в те времена бегало, благодаря Берне, без хвостов».
Русский журналист «с критически настроенным умом» никогда не доходил до Меттерниха. Он так и застывал на этой подготовительной операции: резанье хвостов у артистических репутаций. И в конце концов, натурально, достигал в этом искусства поразительного. Но дальше, как известно, не шел.
Он «двуногое с пером», и куда-нибудь нужно же вонзить это перо! Его душу разрывают гнев, подавленный смех, негодование, желание разнести администрацию, министров, а перо может вывести только:
«С одной стороны, нельзя не признаться, с другой – нельзя не сознаться».
Это не называется «вонзить»!
Вот он и вонзает свое перо в актеров и актрис, – этих можно! – нанизывает их на свое перо, как шашлык на вертел, и жарит их на медленном огне невыплаканных слез, непроявленной иронии, несказанной брани.
Человек в клочья рвет актера, – ах, Боже мой, да он недоволен современной постановкой судебного следствия! Что ж ему делать!?
