полная версия

Вячеслав Макарцев
В темнице хилиазма истина

Полная версия

6

Глава IV. Три кита православных амилленаристов

Амилленарист протоиерей Геннадий Фаст, полемизируя с протестантскими хилиастами, пишет: «Писание знает, таким образом, только две, а не три фазы Царствия Божия. Во-первых, невидимое, духовное царство Божие в сердцах людей, которое есть сейчас. И, во-вторых, вечное Царство славы, которое наступит со вторым пришествием Христовым и кончиной века. Об этом так сказано: "И будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца". Апостол Петр говорит, что через утверждение в вере "откроется вам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа". Царство же, которое дано не вечно, а временно, на тысячу лет, неизвестно Писанию»¹⁰³. Замечание верное, но к святоотеческому «хилиазму», то есть учению Церкви о «тысяче лет», оно не имеет никакого отношения. Игумен Варсонофий (Хайбулин), отвечая на этот вопрос, пишет: «Ни один из раннехристианских святых не употребляет термин "тысячелетнее" в качестве атрибута Царству Христову (или Царству святых, хотя даже очень эрудированные богословы позволяют себе обвинять их в хилиазме этого типа). О Царстве Христовом, строго следуя Апостолам (2 Пет. 1:11), св. Ириней учил только как о вечном Царстве»¹⁰⁴, – заключает игумен Варсонофий.

Вновь подчеркнем, что «времена царства» – это не «фаза» вечного Царствия Христова, а его начальный период, когда, по слову св. Иринея, «достойные постепенно привыкают вмещать Бога». Раз начавшись, Царство Христа не имеет конца. «Фазой» можно назвать состояние человеческого общества в период «тысячелетия», процесс приобретения нетления, состояние земли и неба в этот период. Но вечное Царство уже началось, поэтому, как представляется, Ириней и говорит о «временах царства», а не о «тысячелетии», как особой «фазе» вечного Царства Христа. Пытаясь утвердить свое мнение на твердом, как им представляется, основании, православные амилленаристы находят поддержку своей точки зрения в трех опорах: в толковании архиепископа Андрея Кесарийского, в «согласии отцов» и в осуждении святыми отцами хилиазма. К рассмотрению этих опор мы и приступим.

IV.1. Толкование Андрея Кесарийского

Значение архиепископа Андрея Кесарийского для тех, кто видит в святоотеческом «хилиазме» уклонение от правоверия, довольно велико: он объявляется святителем и связующим звеном между теми, кто не принимал святоотеческого «хилиазма» в Церкви в III-IV веках и теми, кто не принимал его, по их мнению, в Русской Православной Церкви в прошлые века и до сего дня. Почти все противники святоотеческого «хилиазма» ссылаются на следующие слова из «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского»: «Некоторые, почему не знаю, указанное тысячелетие исчисляли за три с половиною года, протекших от крещения Христова до Его вознесения на небо, после чего диавол, думали, был разрешен. Другие же говорили, что по истечении шести тысяч лет дано будет первое воскресение одним умершим Святым, чтобы в продолжение тысячи лет насладились они удовольствием и славою на той самой земле, на которой показали терпение, а что уже после сего будет всеобщее воскресение не только праведных, но и грешников. Но так как ни одного из сих толкований Церковь не приняла, то совершенно излишне о них и говорить»¹⁰⁵.

Во-первых, необходимо, как представляется, особо выделить следующий момент. Амилленаристы, пытаясь опереться на авторитет архиепископа Андрея Кесарийского, называют его святителем. Здесь имеет место ошибка: Андрей Кесарийский не прославлен Церковью. Хотя эта ошибка появилась в дореволюционное время, богословы того времени знали о ней, но многие и до ныне продолжают называть Андрея Кесарийского святителем. Вот что писал о книге Андрея Кесарийского и о нём православный профессор богословия Беляев в конце девятнадцатого столетия в своем широко известном труде «О безбожии и антихристе»: «Андрей, архиепископ Кесарийский, учитель Церкви пятого века. Так как мы будем часто ссылаться на его книгу, то сообщаем здесь сведения о ней. Хотя Андрей и не причислен Церковию к лику святых (выделено мною – В. М.), тем не менее, его "Толкование на Апокалипсис" есть самое авторитетное из всех толкований на эту книгу, потому что во многих случаях он основывался на учении св. отцов: Иустина Мученика, Григория Богослова, Кирилла Иерусалимского, Епифания Кипрского и особенно Мефодия Патарского, которому он особенно часто и предпочтительно следовал. Это последнее обстоятельство очень важно, – продолжает Беляев, – потому что Мефодий сам написал Толкование на Апокалипсис, но оно, к сожалению, до нас не дошло, и мы только в творении Андрея имеем мысли из Толкования на Апокалипсис этого авторитетного отца Церкви. Важны не отдельные только мысли, заимствованные Андреем у Мефодия, а еще то, что сочинения Мефодия оказали влияние на самый дух и характер толкования Андрея и на решение многих важных и темных вопросов»¹⁰⁶, – заключает Беляев. Кроме информации о том, что архиепископ Андрей Кесарийский не прославлен Церковью, в чем может убедиться каждый, заглянув в святцы, профессор Беляев сообщает нам и о том, что «сочинения Мефодия оказали влияние на самый дух и характер толкования Андрея». Но известно, что Мефодий Патарский был сторонником святоотеческого «хилиазма», а посему слова из «Толкования на Апокалипсис» о том, что «Церковь не приняла» учения о «тысячелетии покоя» звучат странно для человека, чей труд пропитан творчеством Мефодия Патарского.

Да к тому же всплывают и совсем неожиданные вещи: оказывается в Русской Православной Церкви, с момента ее зарождения вплоть до до XVII века, бытовал лишь старославянский «Апокалипсис толковый» архиепископа Андрея Кесарийского, который значительно короче нынешнего «Толкования на Апокалипсис», да к тому же, самое главное, не имеет указанных слов о том, что «Церковь не приняла» учения о «тысяче лет».

Дореволюционный богослов прот. Александр Горский и археограф Невоструев в книге «Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки», описывая славянские рукописи «Апокалипсиса толкового архиепископа Андрея Кесарийского», сразу же обратили внимание на то, что старославянский текст короче. Однако прот. Александр Горский и Невоструев прямо и твердо заявляют: «Нет сомнения, что этот сокращенный вариант толкования переводчик имел на Греческом языке»¹⁰⁷. Действительно, если перевод, как утверждают историки, сделан в X-ом веке, когда славяне были учениками в вере, то представляется маловероятным, чтобы они сами сократили рукопись из высокомудрия, не говоря уж о лени. Но и от мысли, что греки сократили «полный» вариант «Толкования на Апокалипсис», Горский и Невоструев тоже не отказались: «Сличение с Греческим (Ducaei p. 693) легко покажет, каким образом текст Андрея Кесарийского сокращен здесь, и в других местах»¹⁰⁸. Авторы полагали, что старославянские рукописи Синодальной библиотеки «Апокалипсиса толкового архиепископа Андрея Кесарийского» – «только извлечения из него», если сравнивать его с современным им (и нам) общепринятым переводом: «Уже в самом предисловии… опущено исчисление Церковных писателей, на которых ссылается толкователь. И потом, в толковании не приводятся подлинные слова древних отцов, которыми пользовался Андрей Кесарийский, только изредка упоминаются… Ириней… Дионисий великий (Ареопагит)… Иосиф (Флавий)… блаженный Ипполит. Кроме опущения свидетельств Отеческих, и собственное толкование Андрея Кесарийского во многих местах сокращено: от чего утратились и многие черты современности. Так… опущено указание на племена Скифские, именуемые Гуннами»¹⁰⁹, – пишут исследователи.

Но здесь можно было бы задать авторам ряд вопросов. Во-первых, на каком основании они отдали предпочтение тому предположению, что старославянские рукописи и, соответственно, тот «сокращенный» греческий текст, с которого сделан перевод «Апокалипсиса толкового» – «только извлечения»? Существенная разница в размерах? Бедность фактуры «короткого» текста? Но этого явно недостаточно для такого рода предположения. Похоже, они не учли то, что в конце XVI века западная «богословская корпорация» и отчасти солидаризировавшаяся с нею киевская богословская школа осуществили новый перевод «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского»¹¹⁰. Насколько переводчики были сдержаны в том, чтобы не использовать интеллектуальный богословский багаж нового, по отношению к ушедшим столетиям, времени? Разве богословы свободны от искушения что-то дописать, исправить, растолковать по-своему в древних текстах? Нельзя сбрасывать со счетов и церковную политику Ватикана… По все видимости, вопрос о переводах прошел мимо сознания упомянутых авторов.

Вот что написано в Электронной Православной Энциклопедии о переводах «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского»: «Слав. перевод толкования осуществлен вместе с переводом Апокалипсиса не позднее Х в., вероятно в Болгарии (старший список – сер. XIII в., переписан новгородским книжником пономарем Тимофеем – БАН. Никольск. 1). До сер. XV в., а часто и позднее, Апокалипсис у славян бытовал только в толковом варианте. Новый перевод толкования выполнил Лаврентий Зизаний (XVI в.). В 1584 г. в Ингольштадте иезуитом Пельтанусом опубликован лат. перевод комментария, в 1596 г. Фредериком Зильбургом осуществлено критическое издание греч. и лат. текста, вошедшее затем в PG»¹¹¹. Что очень примечательно, Горский и Невоструев сразу же обратили внимание на то, что текст славянской рукописи «Апокалипсиса толкового» гораздо короче того, что имеет место в новом переводе «Толкования на Апокалипсис», именно в толковании на главу XX-ую стих 7 книги «Откровение Иоанна Богослова»: «Все это место, для сравнения с обширным текстом, приведем вполне», – пишут авторы, и далее приводят полностью соответствующий текст «сокращенного» толкования из рукописи «Апокалипсиса толкового». Слов о том, что Церковь «ниединожды… прият» буквального понимания «тысячи лет», в «Апокалипсисе толковом» нет. В общепринятом сегодня «Толковании на Апокалипсис» общее количество слов в изъяснении этого стиха уже в четыре (!) раза больше в сравнении с «Апокалипсисом толковым».

Автор «Апокалипсиса толкового», то есть «короткого» варианта, в своем толковании чрезвычайно осторожен: он приводит мнения святых отцов, избегая обвинения кого-либо в неправомыслии. Когда же возникает необходимость привести свое мнение, то пишет «мню», «мним», то есть высказываю (высказываем) частное богословское мнение. Слова из «длинной» рукописи – «но занеже убо ниединоже сих Церковь прият» – звучат резким диссонансом по отношению к стилю «короткой» рукописи. Это один момент. Другое обстоятельство следующего характера. Исследователи прот. Александр Горский и Невоструев, обратив внимание, что в «короткой» рукописи «только изредка упоминаются… Ириней… Дионисий великий (Ареопагит)… Иосиф (Флавий)… блаженный Ипполит», посчитали это свидетельством умышленного сокращения «длинной» рукописи. Но мы позволим себе усомниться в этом. Дело в том, что в старославянском «Апокалипсисе толковом» упоминаются лишь три святых отца: «великий Ириней», «великий Дионисий» (непонятно, почему Горский и Невоструев посчитали, что это Дионисий Ареопагит…) и «блаженный Ипполит». Это все отцы второго и начала третьего века: святые Ириней Лионский, Дионисий Александрийский, Ипполит Римский. Более того, стихи 5-6 главы 15 Апокалипсиса в «Апокалипсисе толковом» звучат так, как они могли звучать лишь не позднее четвертого века. Посмотрите: «И посих видех отверзе церкви скиния исвидения на небеси, и изыде из церкви 7 ангелъ, иже имяху 7 язвъ оболчены в камень чистъ и светелъ, препоясани о персех поясы златыми». А вот как далее автор «короткой» рукописи толкует это место: «Скинию менитъ еяже образ показа Богъ Моисеови творити в пустыни. оболченыя же в камень за чистоту и приближение ко уголному камени Христу. Препоясаниже златом вперси иже злащение и честь служебней исполнь»¹¹².

Выдающийся библеист Брюс М. Мецгер в широко известной работе «Текстология Нового Завета» обращает на этот вариант текста Апокалипсиса внимание: «Курьезную замену согласных можно наблюдать в Откр 15:6, где семь ангелов, описанные как "одетые в чистый блестящий лен" (λίνον), в некоторых ранних рукописях (включая А, С и кодексы Вульгаты) представлены как "одетые в чистый блестящий камень" (λίθον)». Таким образом, и эта «курьезная замена» указывает на III-IV-ый века! Любопытно, как отреагировал на эту «курьезную замену» тот автор, что расширил (а это представляется несомненным) текст «Апокалипсиса толкового»: «Селением же зде глаголетъ сущее на небесех егоже по подобии, Моисею въдрузити нижнюю Скинию Богъ беседова. из сего Храма глаголетъ, яко изыйдут Ангели облеченнии въ лляное платно, или въ камень чистый, якоже неции Зводи имутъ»¹¹³.

В «Апокалипсисе толковом» мы видим, что перед толкователем лежит список Апокалипсиса с «камнем», он и толкует это место соответственно. Толкователь же, удлинивший первоначальный вариант, а это представляется намного более вероятным и логичным, вынужден был не только сделать замечание насчет списка, в котором написано «камень» вместо «лен», но и внести в текст самого Апокалипсиса дополнительные слова «или камень чистый и светлый». Конечно, в последующих изданиях это «или камень чистый и светлый» из текста Апокалипсиса было удалено, и лишь в самом толковании осталось упоминание о существовании рукописи с «камнем». Но факт, без сомнения, примечательный: автор обновленного толкования был поставлен в тупик, так как, не упомянув об этом, он делал явным расхождение в содержании рукописей, однако и оставить «камень» вместо «лен» он не мог, поскольку с этой «курьезной заменой» разобрались не позднее пятого века. Протоиерей Александр Горский Горский и Невоструев обратили внимание и на то, что в «коротком» варианте толкования нет упоминания известного исторического факта: «…Опущено указание на племена Скифския, именуемые Гуннами». Но это естественно, если автор короткого толкования жил до пятого века нашей эры: гунны громко заявили о себе лишь в семидесятых годах четвёртого века, когда вторглись в Причерноморье. Вывод, как представляется, может быть лишь один: все выше отмеченные моменты указывают на то, что автор «короткого» толкования жил не позже семидесятых годов четвёртого века.

Горский и Невоструев обращают внимание и на следующий момент «Апокалипсиса толкового», который поставил их в тупик: «Но при этом странно и необъяснимо, по какой надобности, в трех местах, вместо Славянского: святый, употреблено Латинское санктъ или санкти, испорченное в последствии переписчиками»¹¹⁴. Думается, что это «странное и необъяснимое» объясняется довольно просто: славянский перевод «Апокалипсиса толкового» был действительно осуществлен не позднее X века, когда разделения Вселенской Церкви еще не было, а потому блюсти «чистоту риз» было ни к чему. И порча переписчиками текста является косвенным подтверждением этой мысли: отношения между церквами ухудшались и следы былого братства тщательно вымарывали из рукописных книг.

В замечаниях к тексту «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского» в томе 106 PG говорится о том, что некоторые рукописи с аналогичным или близким к нему текстом подписаны именами «Ориген» и «монах Мефодий»¹¹⁵. К слову, прот. Георгий Флоровский пишет, что толкование на Апокалипсис Андрея Кесарийского «впоследствии… переработал Арефа Кесарийский, современник Фотия»¹¹⁶. Отмечает он и то, что «в иных списках его книга даже прямо подписывается именем Оригена»¹¹⁷. Вероятнее всего, речь идет о «короткой» рукописи. Учитывая то, что об архиепископе Андрее Кесарийском нет почти никаких основательных исторических сведений, так что нельзя с достоверностью указать время его жизни, серьезные расхождения в текстах «длинной» и «короткой» рукописей настораживают: вопрос о «тысяче лет» имеет настолько большое значение, что, как представляется, нет никакой возможности использовать текст из «длинного» варианта рукописи как аргумент, обосновывающий позицию амилленаристов.

И еще один немаловажный момент состоит в том, что некоторые толкования на стихи Апокалипсиса «короткой» и «длинной» рукописей полностью не совпадают. Как в таком случае можно утверждать, что «короткая» рукопись – это сокращенный вариант «длинной» или «выписки из нее», если ряд толкований полностью переработан? Думается, есть все основания предполагать, что греческая рукопись, с которой сделан старославянский перевод «Апокалипсиса толкового», отражает подлинную, появившуюся не позже 70-х годов IV века, а та рукопись, которой соответствует общепринятый сегодня перевод, появилась не ранее X века на базе «короткой» рукописи, путем «расширенного толкования» Апокалипсиса высокообразованным богословом (или богословами).

Да, согласимся с теми, кто утверждает об особой роли «Толкования на Апокалипсис архиепископа Андрея Кесарийского» в окончательном закреплении Апокалипсиса в каноне новозаветных книг в Православной Церкви¹¹⁸. По всей видимости, именно с учетом этого момента и сложилась традиция называть автора «Апокалипсиса толкового», а затем и «Толкования на Апокалипсис», «святителем». Однако в любом случае вопрос с наличием «длинных» и коротких рукописей еще ждет своего разрешения…

IV.2. О согласии отцов

Довольно часто приходится слышать, что буквальное понимание того места Апокалипсиса, где речь идет о «тысячелетии», «отвергнуто отцами Церкви». Это утверждение содержит противоречие. Посмотрите, к какой нелепости приводит данное суждение. Посылка критиков: отцы Церкви не принимали («отвергнуто отцами») буквальное понимание «тысячелетия». Исторический факт: святые отцы Церкви Ириней Лионский, Ипполит Римский, Мефодий Патарский понимали «тысячелетие» буквально. Вывод: святые Ириней Лионский, Ипполит Римский, Мефодий Патарский – не святые отцы Церкви. Это не казуистика, а следование законам логики. Одно из правил категорического силлогизма гласит: «Если одна из посылок является отрицательной, то и вывод также будет отрицательным и не может быть утвердительным». Здесь не поможет и попытка перевести святого отца Иринея Лионского в «апологеты»: во-первых, св. Ириней не только апологет, но и учитель Церкви, во-вторых, «звание» апологета не лишает святости… Указанная ошибка, независимо от воли критиков, понуждает к тому, чтобы выискивать общие черты у хилиазма еретиков и «хилиазма» указанных святых отцов. Между тем как единственно верным здесь является определение фундаментального отличия одного от другого. Некоторые критики вообще не пытаются вникнуть в суть проблемы, используя святоотеческое учение о «тысяче лет» как пример того, что оно не было принято именно на основании cоnsensus patrum. Вот, например, что сказал о. Георгий Максимов во время диспута по этому вопросу (cоnsensus patrum) с Алексеем Дунаевым: «Что касается хилиазма и других таких вопросов – это все в рамках тех примеров, о которых мы говорили – это то, что в древности высказывалось меньшинством авторов, и относительно неприемлемости чего последующие святые авторы вполне однозначно высказывались»¹¹⁹. Поражает то, что этот же автор цитаты во время диспута отказался отвечать на вопрос, которым он не владеет, а вот здесь он почему-то считает допустимым «рубить с плеча», не утруждая себя рассуждением.

Другие критики, говоря о «согласии отцов» по поводу отрицания буквализма, приводят длинный список цитат, подкрепляя свою мысль о «согласии отцов» как можно большим количеством имен. Но для того, чтобы зафиксировать «согласие отцов», необходимо, чтобы это согласие имело место во все периоды жизни Церкви. В отношении буквального понимания такого рода согласия не наблюдается: в древней Церкви нет ни одного известного святого отца, который выступал бы против учения о «начале нетления» мужа апостольского Папия Иерапольского, святых Иустина Мученика и Иринея Лионского. Да, действительно, Иустин Мученик в «Разговоре с Трифоном иудеем» говорит о том, что «есть многие из христиан с чистым и благочестивым настроением, которые не признают этого»¹²⁰. Но, во-первых, это анонимное «многие», поскольку никто из святых отцов Церкви того времени не озвучил их мнение. Во-вторых, мы знаем, что многие в первые века Церкви не принимали Апокалипсис из-за того, что не считали его апостольским произведением. Более того, некоторые считали его автором еретика Керинфа, либо, в лучшем случае, «другого Иоанна». То есть основанием неприятия духовного, но буквального понимания «тысячи лет» для многих было сомнение насчет автора Апокалипсиса или самого Апокалипсиса. Хотя нельзя исключать и пленение философией Платона.

Но точку в уяснении этого вопроса в тот период в древней Церкви, как уже указывалось выше, поставил святитель Ириней Лионский, который заявил совершенно определенно относительно позиции тех, кто не принимает святоотеческого «хилиазма»: «Поскольку мысли некоторых увлекаются еретическими речами и они не ведают распоряжений Божиих и таинства воскресения праведных и царства, которое есть начало нетления и через которое достойные постепенно привыкают вмещать Бога…»¹²¹. Мы видим, что в начальный период древней Церкви «согласие отцов» было довольно жестко зафиксировано святителем Иринеем Лионским. Как представляется, совершенно очевидно, что священномученик Ириней Лионский, излагая это учение, выступает как свидетель, предупреждая инакомыслящих о том, что они «увлекаются еретическими речами». Уж только этого, думается, вполне достаточно, чтобы мысль о «согласии отцов» в отношении отрицания святоотеческого «хилиазма» признать не просто неверной, но и пагубной.

Александрийская богословская школа выдвинула из своей среды активных противников буквального понимания «тысячи лет». «Из представителей александрийской школы особенную известность в деле противохилиастической полемики получил знаменитый начальник александр. огласительного училища Ориген…»¹²² Если святитель Ириней Лионский прямо говорит о том, что учение о «начале нетления» он получил от мужей апостольских, в том числе и Папия Иерапольского, то мнение противников святоотеческого «хилиазма» берет свое начало, как правило, от почитателя Платона Оригена, взявшего за основу не церковное предание, а философию. Действительно, какие бы аргументы сторонники аллегорического толкования не приводили, сколько бы имен святых отцов не называли, но ab origine (от начала) их линия ведет свое происхождение от Оригена. Это факт, который нельзя завуалировать, несмотря на старания обойти этот вопрос.

Мы видим, что в древней Церкви «согласие отцов» имело место. Но затем появилось аллегорическое мнение Оригена, попадающее в разряд тех мнений, о которых вынес свое определение святитель Ириней Лионский. Однако натиск еретического хилиазма был столь мощным, что блаженный Августин и некоторые другие учителя Церкви, в целях икономии, исходя из ситуации крайней необходимости, используя методику Оригена, аллегорически истолковали слова «тысяча лет». Но от этого аллегория не «отменила» учение святых Отцов Древней Церкви о «начале нетления», и уж тем более не стала учением Церкви.

Особую позицию по «тысяче лет» занял преподобный Ефрем Сирин, полагавший, что «тысяча лет» совершится в одно мгновение при кончине мира. Алфионов пишет об этом так: «…Нельзя не видеть, что в своей полемике с хилиазмом он стал на новую точку зрения, на которую еще не становился никто из его предшествовавших противником хилиастических ожиданий. Он ни старался отвергать подлинность Апокалипсиса, как делал это пресвитер Кай, ни приписывал составление его некоему благочестивому мужу, по имени Иоанну, как позволял делать себе Дионисий, но главным образом пытался истолковывать эту священную книгу так, чтобы на ней нельзя уже было основывать хилиастические мечты. Особенное внимание св. Ефрем обратил на главный догмат, на котором утверждалась вся хилиастическая доктрина, – на учение о двояком воскресении мертвых, – о первом воскресении праведников – для наслаждения, по мнению хилиастов, благами земного 1000-л. царства Христова, и втором – людей нечестивых для суда над ними. По его учению, оба эти воскресения совпадают между собою в одном и том же моменте времени, а не отделяются один от другого 1000-л. периодом времени, как утверждали хилиасты»¹²³.

Но, опять-таки, нет никаких оснований для того, чтобы видеть в точке зрения св. Ефрема Сирина учение Церкви, а не попытку отбить натиск еретического хилиазма. Давайте рассмотрим отрывок, где он ведет разговор о «тысяче лет»: «Но требуешь у меня объяснения тысячи лет. И я потребую у тебя объяснить светильник (Откр. 2:1): камень бел (Откр. 2:17), теплое питие и изблевание (Откр. 3:16), все, что Иоанн гадательно представил, пиша к седми Церквам. Если требуешь у меня тысячелетнего первого воскресения; то и я потребую у тебя коня (Откр. 6:8), и бледнеющего Ангела, и духовного живого существа, называемого апсиноос (Откр. 8:11), горького по свойству, подобно полыни. Дай мне седмь фиал (Откр. 16:1) и возьми у меня тысячу лет. Докажи, что жена означает город (Откр. 21:9-10), и представлю тебе доказательство о тысяче лет. Объясни мне, что жена, сама собою возносящаяся (Откр. 12:14), сделается Иерусалимом и, собственно, есть не жена, и дам тебе объяснение на тысячу лет»¹²⁴. Здесь мы видим совершенно отчетливо, что Ефрем Сирин не говорит «мы веруем», «исповедуем, «мы научены», «апостолы предали», «Церковь соблюдает». В этом случае речь идет исключительно о личном мнении этого святого.

Вывод из всего вышесказанного следующий: 1) «согласие отцов» имело место в древней Церкви и было направлено против аллегорического понимания преткновенных строк; 2) первым точку зрения аллегористов в этом вопросе озвучил Ориген; 3) в обстановке «крайней необходимости», из пастырских соображений и для нейтрализации буйства «плевел», блж. Августин принял решение «накрыть» этот вопрос «экзегетическим колпаком», поскольку в такой обстановке «не истинное потребно, но ложное опасно».