Яна Саковская
Голубые дирижабли
Это мучительно. Я хочу выйти отсюда.
Влево. Ещё раз влево. Тупик. Развернуться. Там было влево, значит, сейчас нужно повернуть сюда.
Чем дальше иду, тем больше рябит в глазах от ярких фиолетовых огоньков и белых полос в тёмном помещении. У меня кружится голова, всё сильнее и сильнее. Возможно, это от отражений. Возможно, мои мышление и память переутомляются в этом месте. Как будто моя память – это замок, который осаждают толпы отражений, и замок упорно держится, но его ресурсы на исходе.
Хватаюсь за раму зеркала, закрываю глаза. Перед глазами мелкая рябь из световых пятен. Прикрываю глаза ладонью – становится чуть темнее.
Мне нужно выбраться отсюда. Мне плохо.
Открываю глаза – становится хуже. Меня начинает мутить, и я вынужден опереться на зеркало спиной и двумя руками прикрыть глаза. Закладывает уши. Как будто я нырнул на большую глубину. Почему мне так плохо?
Прошибает холодный пот, и я не могу держаться на ногах. Медленно опускаюсь. Надо позвать… на помощь…
– Молодой человек!
Кто-то трогает меня за плечо.
Женщина средних лет, в форме и фартуке. Широкое лицо обеспокоено.
Где я? Щурюсь от света, моргаю и смотрю по сторонам.
Зеркала.
А, зеркальный лабиринт. Только почему светло? А, включили свет.
– Вам плохо?
А, точно, мне стало плохо. Похоже, я отключился.
– Молодой человек, вам нужна помощь?
Вообще да.
– Я буду очень благодарен, если вы выведете меня отсюда, – хрипло говорю я и поднимаюсь. Она щурится и оглядывает меня.
– Пойдёмте, – и она указывает путь.
– А что, лабиринт уже закрывается? – смотрю в её спину и стараюсь не смотреть в отражения.
– Да, уже закрылся. Вы давно пришли?
– Да, около полудня. И мне почему-то стало плохо. Я потерял сознание. Извините, – зачем-то добавляю я.
Она останавливается и окидывает меня оценивающим взглядом. Ещё бы, я отключился на несколько часов.
– Давайте я вас чаем напою. А то выглядите вы не очень.
– Извините, – опять говорю я. Она хмыкает и уверенно идёт по зеркальным проходам.
Доходим до зеркальной двери, над которой написано, что это служебное помещение, заходим внутрь. Она наливает кружку чая и вручает её мне.
– Вы пейте, а потом просто поставьте кружку на стол. Выход – из дверей налево и первый поворот налево. Я пойду работать. Берегите себя.
Рассеянно благодарю её. Она пожимает плечами, выкатывает из подсобки пылесос и уходит.
Пью чай и постепенно прихожу в себя настолько, что готов ещё раз высунуться в лабиринт и пройти до выхода. Главное – не смотреть на отражения.
Выхожу к набережной. Уже совсем стемнело. Небо налилось фиолетово-коричневым. Ещё часов пять оно будет тёмным, а после полуночи начнёт светлеть и к утру будет белёсым. В тёмном небе огромными светящимися рыбами плывут подсвеченные голубые дирижабли. Дышу прохладным воздухом, смотрю на освежающие очертания дирижаблей, и в голове проясняется.
На сегодня подвигов достаточно.
Я хочу… Я хочу поужинать и выбираться отсюда домой. Пока помню, где находится дом. Поужинать…
Я на набережной в торговом квартале. Если пройти немного по набережной, то там можно будет свернуть на ресторанную улицу торгового квартала. Да.
У поворота останавливаюсь, ещё минутку любуюсь плывущими в небе дирижаблями и дышу влажным воздухом, а потом захожу под свет вывесок, тени навесов и мерцание гирлянд ресторанной улицы.
Полно народу. Смеются, стучат приборами о тарелки, звенят бокалами, аплодируют, ругаются. Иду быстро, бросая взгляды по сторонам. Мне нужно какое-нибудь тихое место. Там, где будет всего пара человек, где я смогу расслабиться.
Вот сюда!
Поддавшись порыву, сворачиваю с улицы в переулок и сразу вижу нужное заведение. Не сетевое. Уютное на вид. Круглый светлый шар с фонарём внутри у входа, тяжёлая дверь. Через окна видно, что часть столиков заняты, и меня почему-то тянет внутрь, и я зайду. Устал я или нет, но моя работа здесь – слушать интуицию.
Захожу – колокольчик оповещает о моём приходе – и осматриваюсь. Справа – зал, слева – стойка. В зале все сидят как-то поодиночке. Еды на столах мало. Больше напитки. Посетители – кто пишет, кто рисует, кто откинулся на спинку стула или дивана и задумался. Я хочу к стойке.
У стойки сидит сногсшибательной красоты мужчина. Похоже, он разговаривал о чём-то с барменом, а сейчас отвлёкся на звон колокольчика и разглядывает нового гостя – меня. А я не могу не разглядывать его. Он одет в черные брюки и яркую белую рубашку. На груди висит медальон в форме солнца из жёлто-красного металла. Густые черные волосы якобы небрежно – очевидно, что к причёске приложил руку опытный мастер, – уложены на одну сторону. Из левого уха до плеча спускается длинная серьга в виде скелета рыбы, выполненная из белого металла. Чёрные глаза спокойно и изучающе смотрят на меня.
Я не могу отвести от него взгляд. Он притягивает меня – то ли своей завораживающей яркой красотой, то ли ещё чем-то. Или я его где-то видел? Бездумно забираюсь на высокий стул рядом с ним. На его губах появляется лёгкая улыбка.
– Добрый вечер, – говорит он.
– Добрый вечер, – машинально отвечаю я, всё так же не сводя с него глаз. Наверное, мне нужно объясниться. – Простите, что я так вас разглядываю… Сам не знаю, почему. Ваше лицо кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, откуда…
– Может быть, вам приглядеться поближе? – предлагает он. Похоже, его это веселит. Может быть, он какая-нибудь звезда, а я не узнаю его, и это его веселит?
Я подаюсь к нему, чтоб приглядеться, – и высокий стул подо мной качается. Боясь потерять равновесие и упасть, я машинально хватаюсь… за моего соседа. Моя рука скользит по его туловищу – не за что ухватиться – и я удерживаюсь, опершись на его левое бедро.
– Ой, изви…ните, – начинаю я извиняться, но тут понимаю, что от моего резкого движения он даже не дёрнулся. Как будто ничего необычного. Поднимаю глаза. Наши лица близко-близко.
Он лишь высоко поднял одну бровь и улыбается кончиками отчётливо очерченных губ. Наклоняется к моему уху, так что я носом касаюсь его волос и вдыхаю запах его тела и одеколона.
– Ну как? Узнаёте? – тихо говорит он.
Я отстраняюсь, в смущении слезаю со стула и принимаюсь покачивать и двигать его, пытаясь понять, как поставить, чтобы он не шатался.
Слышу полный досады вздох моего черноволосого соседа.
– Налей мне выпить, Мартин, – обращается он к бармену.
– Чего налить тебе, – и тут бармен обращается к нему по имени. Это имя звучит, как… льющееся в бокал из белого и жёлтого золота звёздное, алое вино. Мои ладони соскальзывают по гладкой поверхности стула, я опять теряю равновесие и обхватываю стул, чтобы не упасть. Стул гремит ножками по полу. Я смущаюсь ещё больше. Кожей чувствую пронзительный взгляд черноволосого. Выравниваюсь и держусь за стул как за преграду между нами. Взгляд уходит. Робко поднимаю глаза и наблюдаю за ними.
– Мартин, сто раз говорил тебе: не называй меня настоящим именем. Видишь – окружающие на ногах не могут устоять, – он улыбается, как будто это – одному ему понятная шутка. – Можешь гордиться тем, что ты знаешь моё имя, но не нужно называть его. У меня есть прекрасное публичное имя: Амрис. Используй его. Кан-Гиор может быть не против, чтобы его называли настоящим именем, но я – против.
– Хорошо, – и бармен, широко улыбаясь и протирая стеклянный бокал маленьким полотенцем, повторяет то же самое дивно звучащее имя. Черноволосый рычит и показывает бармену кулак. Бармен улыбается ещё шире. Ставит бокал перед ним и берёт протирать другой, такой же. Спрашивает. – А Кан-Гиор когда придёт?
Мужчина сводит брови и пристально смотрит на бармена.
– Мартин, – говорит он ласково, но в его голосе мне слышится угроза. – Скажи, только честно: ты издеваешься или спятил?
Мартин улыбается, как ребёнок, который показал фокус и сумел по-настоящему удивить зрителей.
– Мартин шутит! – восклицает он и вопросительно смотрит на черноволосого. Тот щурится.
– А это интересно… – протягивает он. – Ты научился шутить? Если так, то за это точно стоит выпить. Открывай сидр.
Бармен широко улыбается, достаёт из холодильника большую бутылку без этикетки. Домашнего приготовления? Открывает крепление пробки, раздаются хлопок и шипение танцующих пузырьков… и по комнате разливается нежно-оранжевое небо. Восторг. Фонтаны. Смех самых любимых людей. Благословение моментов жизни, разделённых с ними.
Бармен наливает сидр в бокал черноволосого. Тот, прикрыв глаза, вдыхает аромат и улыбается, а потом с удовольствием делает глоток. И поворачивается ко мне. Я замираю в смущении и испуге. Мне кажется, что я невольно подслушиваю чужой разговор. Я услышал настоящее имя этого человека. Я очень хочу продолжать быть здесь, с ними – особенно с ним, – я мучительно ищу и не нахожу для этого повод. Я бы хотел поддержать этот разговор, но я не знаю, какой может быть моя в нём партия, разве что…
