Элеонора Гранде
Кобра
2
Четверть века назад в пятничный вечер в промзоне загорелись склады торгово-производственной компании. Огонь перекинулся на офисное здание. Отстоять имущество у разбушевавшегося огня пожарным не удалось. Наряд милиции обнаружил в конторе следы перестрелки, в кабинете труп директора, изувеченный и прикованный наручниками к батарее, да бесчувственное тело молоденькой бухгалтерши Норы Пугачёвой. Одежда на ней была разодрана в клочья, шея и грудь исцарапаны, а на предплечье алел след от паяльника. В помещении стоял запах горелого мяса, всё вокруг указывало на отчаянную борьбу и пытки жертв.
Машина скорой помощи увезла Нору Брониславовну в больницу. Кроме глубокого ожога, у неё оказалось множество гематом, сотрясение и разорванная селезёнка. Выжила она чудом, провалявшись несколько дней в полузабытьи. Сквозь туман, окутавший сознание, слышала мужские голоса:
– Доктор, скажите, каково состояние пострадавшей? Когда можно будет взять показания?
– Дайте ж ей в себя-то прийти! – воскликнул врач. – Бандиты, видать, хотели девчонку ссильничать, да не справились с ней. Пытали, били ногами и бросили, заслышав вой пожарных сирен. Только родить девочка никогда уж не сможет…
Нора пыталась протянуть к нему руки и беззвучно шептала:
– Доктор, какие звери! – и слёзы катились по её бледным щекам.
– Шш, шш, – испуганно прошипел тот, гладя пациентку по голове, и ответил собеседнику: – Вот видите, молодой человек, что вы наделали! Приходите на будущей неделе. А лучше дождитесь моего звонка.
Через несколько дней Нора Брониславовна давала показания дознавателю:
– Двоих не знаю – какие-то были в чёрных кожаных куртках. Третьего знаю. Серёга из нашей охраны… Он и раньше проходу мне не давал. А тут… Они сначала меня связали и пытали директора. Хрустели кости… Он им ничего не говорил. Потом в него паяльником тыкали… А когда мне к руке приложили, он сказал им код от сейфа и ключи отдал. Директор деньги привёз для выдачи зарплаты, мы только успели их пересчитать. Бандиты всю наличку из кассы выгребли, да не успокоились, ещё требовали. Били жестоко. Зачем это было! Какие звери!
Нору Пугачёву никто не навещал в больнице – не до того всем было: Россию раздирали девяностые, разгул криминала, страна Советов трещала и разваливалась. Родители Норы жили далеко – не доехать. Да она и не сообщала им о случившемся. Думала: «Незачем стариков беспокоить». Норочке оставалось только плакать целыми днями от нестерпимой жалости (в ушах так и стояли вопли умирающего руководителя, хруст костей и запах горелого человеческого мяса), от страха – как теперь жить и работать, от отчаяния перед неизвестным, что трещит в тёмных переулках автоматными очередями и грохочет взрывами автомобилей.
Ей казалось, что вместе со слезами, горячими, человеческими, вытекла из неё бесшабашная юность, душа заледенела, и стало чёрствым сердце. Мрачная сила копилась внутри, а вскоре она осознала верность слов Фридриха Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее».
Однажды на прогулке в больничном скверике Нора читала книгу. Мимо неё несколько раз прошёл, прихрамывая и тихо насвистывая известную песню The Beatles «Girl», коротко стриженный мужчина. Он был в модном спортивном костюме фирмы Adidas и тапках на босу ногу. Присел рядом с ней на лавочку, заглянул в раскрытую книгу, которую Нора держала в руках. На загорелое лицо с трёхдневной щетиной была натянута маска беспечного мажора, лишь жёсткий взгляд серых ястребиных глаз выдавал далеко не того, кем хотел казаться человек.
– Абортичка из гинекологического? – выплюнул он с лёгким презрением.
– Выжившая из хирургического, – зло парировала она, отодвинулась и задышала прерывисто.
– У-у-у, – протянул нежданный собеседник. – Было, значит, за что. Или братки наехали? А?
Нора уставилась на него в недоумении: разве можно вот так легко, даже с некоторой издёвкой, говорить о страшном.
– Да вы не читали, что ли, о грабеже на промзоне? Все газеты пестрят.
– А-а-а, вы Пугачёва значит? Читал… Ну, что сказать, молоток! Бой-девка, знаете, – не поддались… Да, криминала-то много вылезло. Бедствие. Рынок делят кому не лень. Честному предпринимателю тяжеловато приходится. – Он оглядел без стеснения Норочку с головы до ног. – А вы, смотрю, крестик носите. В Бога верите? Ничего, это обойдётся. – Он с силой стукнул о край лавки. – Вот во что надо верить – в борьбу.
Нора хотела ответить ему что-то едкое, но справедливое, выплеснуть клокочущую боль; но под его насмешливым взглядом стушевалась, да так и не решилась ничего сказать.
– Так-то лучше будет… А то ляпнули бы чего ни попадя, а потом жалеть стали. А – горяча! Хороших русских кровей да с татарщиной. Ну, что зыркаете? Не зря же говорят, что какого русского ни копни, всё на татарина попадёшь… – он рассмеялся задорно. – Вот вы думаете, что испытания судьбы – это тяжело, плохо, и лучше бы не случалось такого. Да? А такие случаи, скажу я вам, раскрывают ваш потенциал, развивают личность. Приключеньице пережили, а так бы сидели как все – жизнь просмотрели в офисное окошко… Скука смертная.
– А это – веселее, что сейчас творится?
– А разве нет? Не всё же на счётах щёлкать… Когда-нибудь и сами скажете, что родом из девяностых.
Нора вспыхнула, но опять ничего не сказала. Передёрнула плечами от его самоуверенности. Только пробубнила под нос:
– Весело им… Стрельба на улицах, разборки.
– Эх, Россия-матушка! Хочешь не хочешь – гуляй, пока живой.
Он раскинул руки на спинке лавочки так, что одна оказалась за девичьей спиной, наклонился, улыбнулся широко, показав крепкие зубы. У Норы закружилась голова от его энергии, от куража, с которым сказаны были те слова, будто тысячелетняя память предков забурлила в ней, закипела, закричала с гиканьем: «По коням!». Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение, – на лавочке рядом сидит человек в спортивном костюме. Только муторно стало на сердце, растревожил его незнакомец и стал как-то ближе… Нора засмущалась и отодвинулась на краешек скамьи. А он запел русский перевод той самой песни: «Расскажу я вам, ребята, как любил когда-то…»
***
Поговорили и разошлись. Даже не познакомились. Но на другой день Нора Брониславовна вновь пришла в сквер и села на ту же скамейку. Она всматривалась в глубину аллеи. И проговаривала мысленно умные фразы, что могли бы сбить спесь и самоуверенность с незнакомца, а он всё не шёл, – вместо него вышли на променад больные их хирургического, – она разволновалась вдруг, поняв несуразность положения.
Подождала ещё минуту. А вдруг… Но нет. И слёзы навернулись на глаза. Обидно. Она ждёт, а он и думать забыл. Ушла, легла на кровать, сетка скрипнула, провалившись под тяжестью её тела. Нора стукнула сухим кулачком в подушку и ругала его на чём свет стоит, перебирая в мыслях обидные прозвища. И всё же ей хотелось заглянуть ещё хоть раз в его серые наглые глаза. Раздирало её любопытство – узнать кто он: браток, мент или бизнесмен? Мучила гордость: влез же негодник в голову на целый день. С тем и уснула.
Утром следующего дня Нору Брониславовну выписали из больницы. Доктор выдал документы, советовал поехать на долечивание в санаторий куда-нибудь на Кавказ. Лохмотья Пугачёвой изъяли в качестве вещдоков, и подруга привезла ей чистую одежду. Нора Брониславовна надела джинсовую юбку и простую белую футболку, сунула ноги в сабо, купленные по случаю у спекулянта на рынке. Попрощалась с больными и собиралась было уйти. Но в палату вошёл мужчина в штатском. Тётки потянули на себя одеяла. Он огляделся, прищурился, жёсткий взгляд его упёрся в Нору Брониславовну.
– Пугачёва? – спросил он. – Следуйте за мной.
Он точно летел по больничным коридорам, а каблуки его начищенных дорогих ботинок наполняли звонким эхом пустоту помещений. У крыльца их ждал чёрный воронок. Нору Брониславовну усадили в отсек с решётками, синее небо сделалось клетчатым, и девушке стало невыносимо тоскливо. Хорошо хоть наручники не надели, как на преступницу.
Привезли Нору на Первый Северный. Человек в штатском помог выйти из машины, даже руку подал галантно. Шли через внутренний дворик. В это время из подъезда, куда её вели, вышел бритоголовый парень в джинсах и чёрной кожанке, поднимая воротник, как-то мельком взглянул на неё и быстрым шагом направился к воротам. Нора Брониславовна вцепилась в локоть сопровождавшего мужчины. Он удивлённо посмотрел на неё. «Наверное, показалось», – прошептала она. Нет, такого не могло быть…
Она вошла в кабинет. По центру стоял обычный табурет. Сопровождавший её человек в штатском велел ей присесть, а сам расположился на стуле у окна. За массивным столом, что стоял у стены напротив, сидел солидный мужчина в очках.
– Вы далеко не всё рассказали дознавателю, Нора Брониславовна. Вроде приличная девушка, а занимались противозаконной деятельностью, – допрашивающий произносил слова медленно и вкрадчиво, с лёгкой укоризной.
Она пыталась понять, что от неё хотят. Встреча во дворе мешала ей сосредоточится. Мысли крутились и возвращались к бритой голове и знакомой походке. Сделав глубокий вдох, она сжала кулаки и начала рассказывать. Сопровождавший в штатском закурил. Нора закашлялась. Человек подошёл к ней сбоку и выдохнул дым ей в лицо, вынул из папки исписанный лист бумаги. Почерк был знаком ей.
– Вы не договариваете, Нора Брониславовна, – сказал он, заглядывая ей в глаза и выпуская очередную порцию дыма в лицо. – Через кого обналичивались деньги. Явки, пароли…
Нора Брониславовна похолодела от страха.
– Да вы… Я не понимаю… Вы с ума сошли…
Сзади к ней кто-то подскочил. Завёл руки в подмышки, резко вздёрнул вверх и поставил на ноги. Грязно облапал, сжал до боли сосок пальцами. Нора Брониславовна задохнулась от ярости и боли. Вскрикнула. Стукнула локтем. Мужик отпустил её и заорал прямо в ухо:
– Говори, сука. Твоя подпись на документах?
Нора Брониславовна ошарашенно молчала.
– К сожалению, у нас имеются неопровержимые доказательства неуплаты налогов в крупных размерах, – вновь размеренным тоном продолжил допрос очкастый. Он тоже закурил, манерно держа дорогую сигарету и пуская тонкие струйки дыма. – Будьте же искренне до конца, дорогая…
Перекрёстный допрос продолжался до позднего вечера. Нора Брониславовна уже не могла держаться на ногах от физической и моральной усталости.
– Не хотите говорить всё начистоту? Придётся посидеть в камере и подумать над своим поведением, дорогая, – размеренно протянул солидный мужчина, так и не встав из-за массивного стола. – Уведите!
***
Целую неделю Нора Брониславовна провела в камере предварительного заключения. В первые дни мысли её метались, как загнанная волчья стая за красными флажками, и рисовали ужасающие картины тюремной жизни. Она не могла ни спать, ни плакать: то выла, то скулила от непонимания своей участи.
Но никто её не вызывал, не допрашивал, о ней точно забыли. Понемногу она успокоилась и начала рассуждать здраво, прокручивая в голове случившиеся события. В какой-то момент она поймала нужную нить. И, словно в раскрытой книге, сюжет и поступки героев стали понятны. Тот, бритоголовый, с бычьей шеей, в кожаной куртке, был действительно Серёгой из охраны. Он всегда сопровождал директора в качестве инкассатора и знал, когда планировали выдать рабочим зарплату. Сергей был убийцей: она не ошиблась… Возможно, он сотрудничал и с налоговой полицией и, боясь, что она даст показания против него, поторопился оговорить её: на листе, которым тыкали ей в нос, был его почерк.
