Элтэнно. Хранимая Звездой
Герой из героев. Дело привычки
– Зато мир живой.
– Да. И я вместе с ним. Эльфы, правда, совсем осерчали и те, что до того не ушли, всей гурьбой на дороги междумирья подались. Ну, да и скатертью им дорога. Я их всегда…
– Сударь Морьяр! – стремительно сбегая вниз по ступенькам, во весь голос закричала служанка. – Сударь Морьяр! Ваша дочка сбежала!
Глава 13
Арнео ещё успел удивлённо округлить глаза, прежде чем ринулся следом за мной со всех ног в нежелании упустить чего-либо из таких интригующих событий. Я же бросился к служанке и на бегу требовательно спросил:
– Да куда она могла из комнаты на третьем этаже деться?!
На самом деле, мне тотчас вспомнился трупик разбившегося бело-рыжего щенка по кличке Шершень, которого мы с Эветтой и мастером Гастоном похоронили возле крепостной стены, а потому я уже успел отчётливо представить себе худенькую светловолосую девочку, лежащую с неестественно повёрнутой шеей на мостовой, и даже обвинил во всём плохо закрытые ставни.
– Я только и открыла замок двери, чтоб кувшин с водой поставить. Бадью-то давно наполнила, а вот про него подзабыла, – взволнованно заверещала служанка. – А она как увидела меня, так сразу юрк за дверь и прямиком к чердачной лестнице!
– То есть она на чердаке? – сразу успокоился я.
– Не-не! – эмоционально вскидывая руками, опровергла моё предположение женщина. Её глуповатое лицо и слабовольный писклявый голос раздражали. – Так называется только. Ведёт-то на крышу! Мы всё не убирали лестницу, чтобы черепицу обновить удобнее стало. В том месяце заменили наконец, а лестницу так и оставили-то. Забыли!
Треклятье! Всё-таки разобьётся!
Не желая и далее общаться с «гусыней», я уверенно отодвинул женщину в сторону (отчего она едва не свалилась с ног), и стремительным шагом двинулся вперёд. Набойки сапог отбивали по дереву гулкий чёткий ритм.
Коридор не был особо длинным. Всё же постоялый двор, хотя и вырос за прошедшие двадцать лет на целый этаж, не мог изменить свой периметр, теснясь между соседним домом и улочкой. Так что вскоре я упёрся в стену. Никакой лестницы здесь и в помине не было, хотя над моей головой действительно виднелась крышка люка. И мой рот уже открылся было, чтобы на чём свет стоит обругать служанку, вместе с Арнео тенью следующую за мной, как я увидел прибитые к стене поперечные перекладины. Сложно сказать, чего в них было больше – гвоздей или же гниловатого дерева, но одно я предвидел наверняка. Если бы некто решил избавиться от этого «украшения», то можно было бы вместо стены оставить дыру для нового огромного окна.
Быстро поднявшись, я высунулся по пояс и сразу стал обладателем элитного места для созерцания драки на дощатой мостовой внизу. Однако черепок, упавший из-за моей попытки выбраться наружу целиком, прервал драчунов, и они, мгновенно забывая о распрях, уставились наверх, прикладывая ладони ко лбам. Я развернулся к другой стороне крыши, строение которой было типичным для Юдоли – по обе стороны крутые скаты с жёлто-серой черепицей. Соединяющая их середина представляла собой покрытую шершавым металлом узкую дорожку шириной в полторы ладони. И вот на самом-то её краю, на самом дальнем от меня конце и стояла на четвереньках Элдри.
Девочка явно хотела перебраться на крышу соседнего дома, больше ей просто‑напросто некуда деваться было. Вот только пусть его стена была смежной с таверной, а имел он всего два этажа. Слишком высоко для безопасного спуска. Да и в целом прыжок должен был стать акробатическим. Если не попасть на конёк, то предстояло скатиться по скату, как с горки. Сущее самоубийство!
Пятилетний ребёнок с таким бы точно не справился.
– Немедленно возвращайся! – потребовал я.
Малявка повернула светловолосую головку в мою сторону, и в её серых глазах отразился испуг больший нежели страх высоты. Поднявшийся ветер трепал голубое платьице и змейкой унёс развязавшийся поясок.
– Мама! Мамочка! – бессмысленно и жалобно позвала девочка на помощь Эветту.
Стало понятно, что сама она ко мне не подойдёт. Ни за что на свете! А потому я, мысленно чертыхаясь, встал на конёк и сделал пару осторожных шагов вперёд, рассчитывая пройти весь путь самостоятельно. Однако девочка испуганно всхлипнула и придвинулась к краю крыши ещё ближе. При этом она едва не поскользнулась, а несколько черепков один за другим полетели вниз, где разбились с громким звуком.
Мне пришлось замереть.
– Хочешь переломать себе все кости, да? Если ты будешь убегать, то только разобьёшься!
– Мама!
– Я сейчас подойду к тебе, и мы вернёмся в комнату. Понятно?
– Нет! Нет! – истерично завизжала Элдри и вытянулась вперёд, высовываясь за край крыши на добрую треть корпуса. – Мама! Нет!
– Ты так умрёшь!
Позади меня раздалось бренчание струн. Короткий, но весёлый мотивчик заставил девочку обернуться. Я и сам ошеломлённо поглядел назад.
– Чего тебе здесь нужно? – сердито шикнул я на Арнео. Бог стоял позади меня в раскрепощённой позе и приветливо махал Элдри рукой.
– Мне кажется, что без моего вмешательства она спрыгнет вниз.
– Не спрыгнет.
– Спрыгнет. Тебя она боится больше возможности убиться насмерть… И не могу сказать, что не так уж солидарен с её выбором перспективы!
– У тебя не лучше получится.
– Если ты думаешь, что у меня не получится, то просто наблюдай. Работать профессионал будет.
Я скептически фыркнул, но уступил ему место на узеньком коньке. Арнео ловко меня обошёл. Затем провёл пальцами по струнам и заиграл простецкую мелодию, чтобы после, словно показывающему представление циркачу, начать подходить к девочке. Он то высоко задирал ногу, то вставал на одно колено. И при этом широко улыбался да весело напевал:
Кто мышей ловить мастак?
Кто гуляет просто так?
Кто сидит на высоте?
Кот! И песня о коте!
Сидел на крыше рыжий кот,
Не ведал никаких хлопот.
Лежал под солнцем он, мурчал,
Мурчал превыше всех похвал!
Но вот проголодался кот.
Однако как набить живот?
Ведь нет на свете мыши
Той, что живёт на крыше!
И понял кот, что надо вниз,
Да вот исчез окна карниз!
Как же покинуть крыш приют?
Он крикнул: «Мяу! Кто спасёт?».
– Ну-ка! Если не скажешь «мяу», то кот не спасётся.
– Мяу, – неуверенно протянула Элдри.
Арнео стоял совсем близко к ней и мог бы уже схватить девочку. Я бы так и сделал. Однако он продолжил песню:
И подошёл к коту поэт,
Поэт пропел коту куплет,
Что он возьмёт кота домой,
А в доме кот найдёт покой!
И согласился рыжий кот
Теперь он счастливо живёт.
Зимой прижмётся к тёплой печке,
А летом ляжет на крылечке.
Не манят больше кота крыши…
Тем более, ну нет там мышек!
Песня была отвратительно никакая. Разве что исполнялась выразительно и приятным голосом. Мне бы так не удалось. Пел я ужасно неэмоционально, хотя завсегда попадал в ноты. Музыкальный слух у меня имелся. Как и притязательный вкус. Однако, в отличии от меня, Элдри, видимо, произведение понравилось. Как и у любого ребёнка, эмоции у неё менялись быстро, и место тревоги в глазах заняли сначала любопытство, а там и искорки смеха. Она улыбнулась. Арнео же протянул ей руку и спросил:
– Ну, что? Пойдёшь со мной, котик?
– А ты меня не обидишь?
– Нет. Котики дружат с поэтами, поэтому поэты котиков не обижают, а очень даже о них заботятся.
От такой логики у меня аж зубы заныли и только что лицевой нерв не задёргался. И всё же Элдри этого рассуждения хватило. Она смело протянула ладошку и вскоре всем телом прижалась к Арнео.
– Давай-ка ко мне на ручки? Как настоящий котик.
– Хорошо.
– Эм-м, только куда же нам деть гитару?
– Не знаю.
– А что, если мы бросим её вниз и устроим большой ба-бах?
Вопрос был задан столь восторженно, что мне и самому всенепременно захотелось что-нибудь сбросить вниз… Тело того же Арнео, например. И чтобы так: «Ай-ай-ай!». А затем – ба-бах! Бдыщ!
Элдри согласилась:
– Да!
Прекрасный музыкальный инструмент, покрытый чёрным лаком и искусно разрисованный алой и жёлтой краской, разбился вдребезги. Какая-то женщина, которая только-только повернула в сторону постоялого двора и не видела событий на крыше, испуганно завизжала. Арнео тут же усмехнулся и подмигнул малолетней подельнице. Та хихикнула. А затем он взял её на руки и понёс к люку.
Чтобы им не мешать, я спрыгнул вниз. Служанка стояла подле лестницы, по‑идиотски открыв рот, и беспрерывно теребила передник. Вид этой клуши раздражал, а сдерживаться повода у меня не было, поэтому я тут же послал женщину в самых горячих выражениях куда подальше и даже немного проводил по коридору, тихо и зло выговаривая своё мнение о постоялом дворе, пока не довёл её до слёз. Бард, оказавшийся богом, тем временем спустился и, продолжая держать ребёнка на руках, неспешно пошёл мне навстречу. Чем ближе эти двое ко мне приближались, тем более мрачным становилось лицо девочки. Наконец, она крепко обняла Арнео за шею и жалобно попросила:
– Не отдавай меня ему. Он маму и Реньяру убил! Он плохой!
– А Реньяра кто?
– Моя сестрёнка.
– Ай-яй-яй, – с утрированной укоризной покачал головой бард и требовательно воззрился на меня.
Я не собирался никому ничего пояснять, а потому молчал, не меняясь в каменном выражении лица. Так что Арнео пришлось продолжить.
– Что-то происходящее не очень похоже на счастливое воссоединение семейства. Да и на тебя девочка совсем не похожа… Хотя… Что-то знакомое в ней есть.
– Верно, меня с ней иначе кровь связывает. Но она всё равно принадлежит мне, так что отпусти её и уходи.
– Это же по какому праву она тебе принадлежит? – нехорошо сощурил он глаза и с нежностью погладил волосы Элдри.
– По праву сильного, – делая угрожающий шаг вперёд и не моргая, ответил я. Отдавать Арнео даже такую частичку Эветты я никак не собирался, как бы удобно это для меня ни было.
– Причём здесь тогда кровь?
– Я выполняю старое обещание, данное её матери. Доволен объяснением?
– Нет.
– Твои проблемы. Я тебе всё сказал, так что теперь отпусти её и уходи. Нет? Так я сам заберу у тебя своё.
– Что-то тут ничего не складывается, – всё же ставя девочку на пол, холодно заметил вредный бард. – Эй, малышка. Кто твоя мать?
– Эветта, – пропищала из-за спины Арнео Элдри.
– Так вот о какой крови речь! – челюсть красавца-барда аж затряслась, когда он уставился на меня полными гнева глазами. – Ты? Ты убил Эветту?! Мы с полчаса кряду говорили о ней, ты возмущался, что я разрушил её жизнь, а сам… Ты, сволочь, взял и убил её?!
– Не уверен, что в этом жалком мире найдётся маг, способный взять на себя обязательства бога, но ещё один укор, и я без промедления приступлю к выполнению ещё одного своего старого обещания. Наконец-то убью тебя.
– А там и поднесёшь мой мир в подарок Тьме, – с презрением заключил Арнео.
– Да. Это же разумно. Меня не прельщает судьба самому становиться хранителем.
– Странно, что такой умник никак не видит нестыковки. Постарайся в будущем заметить. Разумным себя называешь только ты сам!
Мои руки уже сжались на плечах Элдри, а потому меня не волновало раздражение бога, который боялся. Его страх физически ощущался. Он был испуган. И до отвращения растерян от того, что аура моего тела, более не пропускающего через себя поток смерти, показывала не такого уж грозного для богов мага. Она начала рассеиваться, и это сбивало его с толку. Он не мог оценить всю степень угрозы. В его распоряжении были только жуткие слухи о моих нескромных возможностях, видение моих разработанных энергоцентров и знание о том, кому я служу. А потому итог был прост – Арнео шустро наклонился, виновато поцеловал девочку в лоб и быстрым шагом ушёл прочь.
Малявка тут же захныкала, но я, не испытывая ни малейшей жалости, отвёл её в комнату и, удостоверившись, что дверь хорошо закрыта, от всей души отстегал ребёнка ремнём. Это должно было унять тягу к побегам на какое-то время. И методика действительно сработала. Мой зверёныш колко смотрел на меня исподлобья, жался в углу, но слушался, хорошо ел и, судя по всему, в мечтах не единожды загрызал до смерти своего тюремщика. Однако до того, как я сделал такой вывод, мне пришлось испытать уйму неудобств и ограничений.
Прежде всего, как я уже говорил, от меня требовалось дойти до мастера Гастона и не пойми как переговорить с ним. Но совершить подобную прогулку в обществе Элдри (а уж тем более без её общества!) стало бы неблагоразумно. Опиума оставалось всего ничего, и я не был уверен, что его хватит на достаточное время. Девочка и в этот раз очнулась значительно раньше, чем я ожидал. Искать дополнительную дозу – уже опасно для детского здоровья. Можно было переборщить. При таком раскладе объяснения с мастером Гастоном и вовсе нелицеприятными вышли бы.
Ох, как же я не хотел его видеть! Я представлял, как он на меня орёт, и трясся как мальчишка!
Но выбора, как такового, я не видел, а потому взял Элдри за руку и сцепил пальцы на её коже аж до синяков. Что делать? Мне не хотелось, чтобы она сбежала. А после я спустился на первый этаж и сухо осведомился у хозяина гостиницы.
– Есть человек, что пару часов за ней приглядеть сможет?
– Хм, – задумался мужчина, но всё же сказал. – Найдётся, но не задаром.
– Сколько?
– Недорого. В пять медяков сговоримся. У меня как раз сын бездельничает.
Я проследил за взглядом своего собеседника и увидел скучающего паренька лет тринадцати. Не особо-то он и произвёл на меня впечатление, но цена его услуг нравилась.
– Если она завизжит или попытается убежать, он справится?
– Да куда ей бежать, коли дверь запереть? – убедительно произнёс хозяин гостиницы. – А на визг разберёт, так охолонем. Сам поднимусь.
– Хорошо.
Покуда мальчик, откликаясь на зов отца, подходил ближе, я отсчитывал монеты и напряжённо думал. Мне очень хотелось верить, что всё обойдётся – и что мой Шершень не сбежит, и что предприимчивое семейство излишним милосердием не страдает. То есть, не позовут они стражу для разбирательства отчего у девчонки крики такие дурные.
Отдав деньги, я вышел на улицу. В такой жаркий день очень хотелось обзавестись широкополой соломенной шляпой и сидеть где-либо в тенёчке, вытянув ноги. Однако моим ногам покой только снился. Время нельзя было терять, а потому я отправился не за соломенной шляпой, а к дому мастера Гастона. Как-то после попытки побега девочки и последующих разбирательств с богом этого мира расхотелось мне ещё один чудный день в Юдоле просиживать. Эта подлючая тварь Арнео запросто мог в порыве возвышенных чувств пойти к Тьме претензии какие‑либо высказывать. И что тогда помешает моим Хозяевам поинтересоваться у меня отчего я молчу? Зачем скрываю, что исполнил свой долг?
Предположения о таком мне крайне не нравились, а потому я шустро зашагал по мостовым, покуда не остановился возле дома красильщика. И первое, что понял, можно было потерять время. Даже стоило. По крайней мере, часика три-четыре. Тогда бы я не столкнулся нос к носу с похоронной процессией. Гроб с останками Катрин как раз выносили через дверь. Мишель и Герда стояли снаружи, обливаясь слезами. Рыдающая Аннет шла вслед за мёртвой дочерью и так и порывалась ухватиться за крышку гроба.
– Нет, этого не может быть! – стонала женщина. – Она живая! Живая. Верните её домой!
Кто-то из соседок постарался успокоить несчастную, но слова не помогали. Горе не давало расслышать ей ни одного звука. Возможно, мастер Гастон, её отец, смог бы достучаться, но он и сам походил на тень самого себя. Глаза у него опухли, кожа выглядела белее снега, сухие руки дрожали. Его самого приходилось поддерживать, чтобы он не упал. Таким раздавленным этого человека мне никогда ещё не доводилось видеть.
– Мастер Гастон, – подошёл я ближе.
– Арьнен? Это ты, Арьнен? – попытался он всмотреться в моё лицо так старательно, как будто по новой ослеп.
– Я.
– Ты тоже пришёл проводить мою Катрин в последний путь?
Хм. Вообще-то нет.
– Мне бы хотелось…
– Не надо, не говори ничего, – из глаз мужчины потекли слёзы. – Я уже слышал много слов скорби.
Так может послушаете радостную весть? Не хотите мёртвую девочку на живую обменять? Возраст практически один в один. Баш на баш будет.
– Но меня-то вы ещё не слушали, – с укоризной произнёс я. – Кроме того, скорбные речи у меня никогда не получались, я вообще не вижу в них смысла. Мне совсем не то хотелось вам сообщить.
Мастер Гастон внимательно поглядел на меня, прежде чем твёрдо сказал:
– Тогда тем более не говори ничего, Арьнен.
– Но как я могу ничего не говорить, если я специально ради этого шёл к вам? Выслушайте. У меня есть деловое предложение, которое может вам понравиться.
– Арьнен, о чём ты? Ну какое деловое предложение? – с раздражением уставился на меня мастер Гастон.
– Думаю, вы его оцените. Так вот…
– Прекрати!
Его громкий голос привёл к тому, что ближайшие к нам люди покосились на меня с откровенной антипатией.
– Прекрати, – сурово повторил мастер Гастон. – Если не имеешь никакого уважения к смерти, так прояви его хотя бы ко мне! Уходи отсюда и не смей появляться до конца недели.
– Я уважаю смерть. И вас я тоже уважаю. Это вы ведёте себя не очень-то вежливо, не давая сообщить…
Мне пришлось прерваться на полуслове, так как мастер Гастон резко отвернулся. Он намеревался проигнорировать меня и пойти вслед за процессией. Его нисколько не заботило, что я столь тщательно готовил речь для него.
– Мастер Гастон! – в возмущении я ухватил старика за локоть, но он так дёрнул рукой, что мне пришлось его отпустить. Вместе с этим из окружающей нас толпы донеслось:
– Убирайся отсюда, паршивец!
А ещё кто-то не очень-то тихо добавил:
– Вот мерзавец. Поучить бы его уму-разуму…
Почувствовав поддержку соседей, мастер Гастон зашагал вперёд решительно и достаточно быстро для своего возраста. При этом, хотя я видел только спину, во мне горела уверенность, что его лицо выражает ослиное упрямство. Он по‑настоящему рассердился на меня, и я окончательно понял, что первое впечатление оказалось верным. Не следовало торопиться. Я выбрал крайне неудачный момент для проявления собственной смелости, и повторять попытку в ближайшие дни действительно не стоило.
Отойдя в сторонку, я подождал, пока похоронная процессия не скроется из виду, а после сел на крыльцо и всерьёз задумался. Бездеятельно коротать дни в городе мне никак не улыбалось, ведь за время, что я терял впустую, некто (да тот же Бажек!) мог донести до ушей мастера Гастона весть о смерти Эветты. И донести так, что меня с порога взашей прогонят. Тогда пришлось бы искать какие-либо иные подходы к старику, а это опять думать, что ему сказать, и снова потерянное время. Оно запросто могло перейти даже не в дни, а в недели. Это если действовать мягко, а не с наскока, как я только что попробовал.
… Вот только смысл тогда в таком опекуне для меня вообще отпадал! Хлопот слишком много.
Нервно проведя рукой по волосам, я задался вопросом – что же мне теперь делать? И принялся я размышлять так активно, что аж мозги вскипели.
Рассчитывать на помощь Храма я уже не мог. Мой запасной вариант и так изначально мне не очень-то нравился, а тут новое обстоятельство – вдруг Тьме уже известно о смерти Эветты? Я ведь не знал, как поступит Арнео. Выражая своё возмущение касательно меня, он запросто мог донести моим Хозяевам о выжившей девочке, а, значит, у Чёрных магов могли иметься распоряжения насчёт её. И вряд ли бы они соответствовали моему понятию о заботе.
Я грустно вздохнул. Несмотря на столь логичное рассуждение никаких знаков Тьма мне пока не посылала, а потому – вдруг этот поэтишка не стал языком трепать? Тогда можно сперва разобраться с девчонкой, а это значит, что я отправлюсь на дороги междумирья с лёгким сердцем. Никто ни в чём меня не заподозрит даже… если не спросит напрямую, конечно.
Вынужденно я углубился в мысли о том, в чём крайне плохо разбирался. Я старался рассудить, что именно может предпринять кто-то другой.
– Треклятье! – наконец рассердился я так, что с силой ударил кулаком по крыльцу. Рука тут же противно заныла. Мне было больно, и виноват в этом был только я сам.
Мысль пошла дальше. Я понял, что сам себя загоняю в капкан.
«Треклятье, да оставить малявку и всё тут. Прямо сейчас связаться с Хозяевами и покинуть этот мир – вот, что надо делать!» – обожгло меня понимание.
Это было бы правильнее всего. Правильно, удобно – чего ещё надо? Вот только всё во мне противилось последовать голосу разума. Я был донельзя расстроен из-за смерти Эветты. Мне не нужна была её смерть, мне нравилось видеть в ней жизнь. Вчера мне больше всего на свете хотелось обнять её и беззаботно поговорить с ней как в былые времена. Я не хотел никого убивать! То, как я преломил себя, до сих пор приносило мне острую боль, и нечто подсказывало, что эта боль не исчезнет, не уйдёт, если я не исполню своё обещание. В конце концов, не так много за все прожитые годы я обещал чего‑то кому‑либо. Да. Так и есть. И вот уж кто‑кто, а Эветта заслуживает, чтобы данная ей клятва не стала пустым звуком!
Это желание было только одной стороной медали. Постепенно острый страх перед Хозяевами, что я ощутил после ухода Арнео, истончился. Ко мне вернулась моя злость и обида на них. Только теперь она была в разы сильнее. Воспоминая об Эветте сжались до одного фрагмента – вот он я с криком протыкаю её голову мечом и после пучком травы стираю с лезвия кровь. Раз за разом я увидел именно это, и память разъярила меня. Я неистово гневался. Меня корёжило от того, что меня использовали, причём самым паскудным образом! Даже не намекнули об истинной подоплёке дела. Я, идиот, возомнил, что меня проверяют на верность! Думал, что исполню свой долг и докажу чего-то там. Стану ближе к Хозяевам! О нет, как же я ошибался! Они ни во что меня не ставят.
Пока не ставят.
Во мне разгорелось упрямство. Я понял, что ни за что не дам сигнал. И подавись ты логика! Вернуться на тропы междумирья прямо сейчас означало бы, что я послушный трусливый щенок. Ручная дворняга, сидящая на цепи… Но я-то всегда ощущал себя свирепым волкодавом!
Нет-нет, я возвышусь так, как никому в этом мире даже не снилось. Я способен, талантлив, гениален! Однажды всё сущее подчинится мне. И первым шагом для воплощения моей будущей власти станет поступок (или проступок?). Я сделаю то, что необходимо для меня лично. Почему? Потому что мои воля и желания имеют значение. Они имеют свой вес, и он значительно выше потребности оставаться всецело покорным. В обратном случае, зачем мне жизнь недостойного раба? Я докажу сам себе, что я не марионетка. Только это принесёт мне покой.
… И, к сожалению, пока не понятно – обычный или вечный?
Думаю, вы уже поняли, что в целом мне присущ куда как больший прагматизм. Но что поделать? Я никогда не был бесчувственным куском металла. Порой, эмоции довлели так, что я просто‑напросто не мог поступить иначе, нежели следуя некоему внутреннему порыву. Однако решился на дальнейшее я тоже не на одних эмоциях только. Коварство тихонечко нашёптывало, что у меня получится исполнить обещание Эветте без особых проблем. Каждая уходящая минута уверяла меня в мысли, что Арнео слишком боялся Тьму, чтобы лишний раз беседовать с нею. Я снова поверил, что моя небольшая задержка в этом мире останется без внимания Хозяев. Они никогда не узнают о моей маленькой мести, о моём тихом деянии вопреки их воле.
Всё останется тайной, и при этом я не только исполню обещание Эветте, но и отомщу не кому бы то ни было, а одной из величайших сил мироздания!
Заманчиво, правда?
Нет? Хм, а мне на тот момент заманчивым показалось. Единственное, что я посчитал глупым, так это полное отсутствие желания остаться в городе и вернуться к мастеру Гастону спустя какое-то время. Но не мог я сиднем сидеть и ждать! У меня всё свербело как деятельности какой хотелось. И потому мысли подвели меня к неожиданной, рискованной, но в случае удачи очень хорошей идее.
Мне припомнились слова Арнео о происхождении Эветты. Судя по ним, её отец не только был жив, но и активно действовал на нервы всему королевству. Чего герцогу Юрвену не хватало для более законных притязаний на трон Амейриса, так это дочери… Ну, или внучки. И уж как ни крути, а, вернув Элдри статус королевны или герцогини, можно было смело считать свой долг заботы исполненным.
Рискнуть?
Решено! Еду в Юрвенлэнд. Попытка не пытка!
Воодушевлённый яркой политической затеей я вытащил из кармана данную мне Арнео монетку, повертел её в руках немного, пару раз подкинул в воздух, наслаждаясь собственной ловкостью, и решил сразу после завтрака отправиться в путь.
Глава 14
Плата за постой меня разочаровала. Хозяин учёл побившуюся черепицу в кругленькую сумму, объясняя её тем, что ему для починки крыши придётся нанимать мастера. Мои возражения, что всему виной халатность служанки, его не интересовали, он сказал, что это наши с ней проблемы. Настаивать мне было не с руки. Я не хотел, чтобы в дело вмешалась городская стража. По этой причине, скрипя зубами, я выплатил всю сумму, но от провинившейся женщины кой-какие услуги затребовал. Покуда я занимался сборами, она заместо меня сходила на рынок и принесла запасы, которые мне хотелось взять в дорогу. Однако покупка коня, на которого всё это можно было взвалить, в планы мои не входила. Я разделил ношу с Элдри, и мы отправились в путь пешком.
Почему именно так?
Дело в том, что я искренне рассчитывал на подходящий случай для конокрадства. И, само собой, в этом преступлении меня прельщала отнюдь не вероятность оказаться привязанным к столбу или дереву, чтобы разъярённые праведным гневом люди бросили в меня положенные полсотни камней. Увы, выданный Храмом мешочек с финансами порядком опустел, а я не представлял, как за время пути смогу вернуть деньги, потраченные на такую дорогую живность.
Услуги художника были не так уж востребованы у деревенщин, да и красок с кистями у меня не имелось. Ремесленник в прочих делах из меня никакой был. Никакущий прямо‑таки! Магию я не смел использовать. А способность давать дельные теоретические советы разве назовёшь актуальными в дороге? Разве готовы здешние примитивные люди внимать моей мудрости?
Невесёленькое обстоятельство, правда? Так что неудивительно, что за ворота Юдоли на дорогу вышел хмурый от осознания собственного ничтожества бродяга по имени Морьяр‑Странник, за которым плелась не менее угрюмая девочка лет пяти-шести. Элдри едва поспевала за моим решительным шагом. А через полтора часа начала так жаловаться на уставшие ноги, что мы вынужденно остановились… Правда, не из-за её усталости, а из‑за того, что нас нагнали трое всадников.
К тому времени как они подъехали, я уже не знал, что больше всего меня раздражает: вся ситуация в принципе, практически полное отсутствие денег, неспособность их достать или же то, что мне угнетающе постоянно думалось именно о деньгах, когда думать о кое чём ином следовало.
Может, свою роль сыграло возвращение именно в Юдоль, где я впервые познал бедность и всю важность финансового благополучия? Может из-за этого проснулся некий инстинкт, до того благополучно дрыхнущий? Не знаю. Но несмотря на множество посещённых мною миров я нигде так не заботился о нехватке наличности как в здесь и сейчас!
Да ещё и Элдри противно ныла безо всякого перерыва.
Так вот, в столь отвратительном состоянии духа и довелось меня встретить юному Энтони Оресту, никак не желающему спускать обиду. Его распухший нос делал неказистое лицо и вовсе некрасивым, но, стоило ему меня увидеть, как его глаза загорелись довольством, гневом и уверенностью. Ещё бы, с собой он прихватил двух храбрецов! Один из них оказался седым и хмурым типом со шрамом, тянущимся от лба к подбородку. Второго я вспомнил. Это был стражник, участвующий в моём аресте. Вероятно, хотел поживиться немного, ибо, посмотрев на меня, зычно обратился к племяннику губернатора:
– Это он, лорд Вислик! Точно он!
– Ага, – довольно заключил благородный мерзавец и дал знак мужчине со шрамом, чтобы он направил на меня арбалет.
… Мудрый ход. Я бы также сделал.
– Что, сучара, не ожидал, да? – усмехнулся лорд Вислик. – Сбежал, как крыса, из города и думал, что больше не свидимся? А я не такой. Я всё, гад, помню. Всё! И ничего не прощаю.
Интересно. Это только я себе так быстро врагов наживаю или действительно человечество каким-то загадочным образом из-за дрязг не вымирает?
– Если всё хорошо помнить, то этот был бы не нужен, – хмуро прокомментировал я, кивнув головой в сторону стража. Лорд явно льстил себе в способности сохранять трезвый ум и здравый рассудок.
– Чего, никак умным себя считаешь?
– Конечно.
Я нисколько не хамил. Я говорил так, как оно есть. Да и вообще, моё занудство и щепетильность к мелочам проистекали отнюдь не из дурного нрава, а из-за стойкой привычки оставаться бдительным. Внимательность – вот одно из основных качеств хорошего мага. Я же и вовсе был отличным. И совсем не глупцом… А потому почти одновременно со словами разрядил свой наручный арбалет в седовласого воина, показавшегося мне наиболее опасным противником – неприятно себя чувствую, когда меня держат на прицеле. Да и предстоящие разъяснения лорда, отчего он возжелал моей смерти, предугадывались легко.
Так чего их выслушивать? Дело делать надо!
Элдри, увидев падающее тело, вскрикнула и присела на корточки, сжимая голову руками. Челюсть Энтони Ореста отпала, но выражение его лица говорило о глубокой обиде. Зато более уравновешенный стражник спешился, выхватил меч и пошёл напролом. Это заставило меня обнажить клинок тоже.
К сожалению, правила запрещали вносить в миры всё, что хотелось, даже когда шло их завоевание. Я и так серьёзно рисковал подаренными карманными часами, но этот механизм всё же не шёл ни в какое сравнение с устройством и последствиями пистолета. Особенно лазерного. Поэтому я давно обзавёлся различным вооружением (хорошо бы ещё и мышцы для него в тонусе поддерживал!), и магия моего меча, сумевшего нанести лёгкий порез, уже доползла до нервных клеток стражника. От необъяснимого ужаса вояка замер. Зрачки его расширились, ноги подкосились. Он даже упал на четвереньки и, пятясь назад, забрался на лошадь юрко, как таракан. А там и умчался во весь опор, пуская по ветру слюни.
– Ах, ты! Будь ты проклят, гнида! Чтоб тебе в сточной канаве сдохнуть!
Оставшийся в полном одиночестве лорд Вислик прорычал ещё пару проклятий, но уже основательно так успел перепугаться даже безо всякого колдовства. А потому он развернул коня и сиганул в сторону города. И пусть мне было понятно, что этот тип мог оказаться сущей занозой в… совсем не комфортном для заноз месте, однако повлиять я ни на что уже не мог. Да и в целом событиям следовало радоваться. Фырчащий вороной конь мужика со шрамом никуда не удрал, и, порыскав по имуществу мертвеца, у меня не только пополнился кошелёк, но теперь имелся даже арбалет хорошего качества. А с ним поживиться в лесу каким-либо зверьём на обед уже было больше шансов, нежели только с мечом на охоту идти. Так что я пришёл в более благоприятное расположение духа. А там сел вместе с Элдри верхом и пустился во весь опор в сторону Чёрной Обители.
