Эльвира Еникеева
Клятва Гиппо Кратоса
Глава пятая: О черном и белом
– А сейчас – с нами на прямой линии находится мой коллега Алан Лань. Алан, добрый день! Скажи, как сейчас обстоят дела?
– Здравствуйте, Кара Карр. Я сейчас нахожусь как раз рядом с местом происшествия. Кабак «Морковка» стал жертвой поджога, но пожар, как видите, до сих пор не потушили, так как тушить нечего.
– Алан, поясни, пожалуйста.
– На месте работают спецслужбы. Огня нет, дыма нет, но, когда заходишь, на тебя буквально дышит жаром. Несколько зверей уже чуть не задохнулись внутри, другие выбрались с тяжелейшими ожогами. Предполагается, что причина – утечка газа. Администрация заведения пока никак не прокомментировала ситуацию, но моей коллеге удалось поговорить с супругами Хэйр-Хэттерс, которые не смогли выбраться из здания без посторонней помощи и были госпитализированы вчера ночью с множественными ранениями мордочек. Передаю слово Хэйли Рэббит.
– Спасибо, Алан. Я сейчас нахожусь в центральной Звериной Больнице Ричмонда. Чету зайцев доставили в тяжелом состоянии, но они согласились дать нам интервью, не показывая морд. Итак, миссис Хэйр-Хэттерс, пожалуйста, расскажите, что произошло…
– Н-ну… Мой муж и я… Мы решили посидеть в кабаке и… Она напала! Она сказала: скажите пять слов, он и сказал… Не сказать, как я испугалась… Но я ему сказала, что не надо!.. А он как скажет! И вот она сказала…
– Простите, кто сказала?
– Мэ-э-эр-р-ри! Мэр-ри Уорт!
– Э-э-э… Что ж, действительно, на стене была найдена загадочная надпись «Мэри в городе», но по этому поводу ведется расследование. Алан?
– Благодарю, Хэйли. Кара?
– Спасибо, Хэйли и Алан. Мы будем следить за этой историей. А сейчас – интервью с Вомбатом Ви-Оу-Оу о его новой балетной постановке…
Козел выключил телевизор и многозначительно подергал бровями.
– Ты, почитай, знаменитость, а?
Технологии Мэри не жаловала. Но год или два назад поддалась на уговоры Смита. И теперь в пыльной и затхлой обстановке раздражающе блестит экраном новехонький черный телевизор.
– Заткнись, Смит, – процедила Мэри.
– Но неужели ты не рада? Я вот так не прославился…
– А ты и не мог прославиться! – зевнула лиса, ложась на диван и лениво махнула хвостом. Смит услужливо положил ее лапки в бархатных туфлях на подушку и устроился сам в кресле.
– Знаешь, в Южной Африке пробиться в ряды самых страшных легенд было сложнее.
– А кой хвост тебе вообще сдались эти страшилки? Так хочешь, чтоб тебя вызывали малолетки в детских лагерях с помощью карманного зеркальца?
– Понимаешь, не так это работает… – поморщился козел, делая хороший глоток из бутылки. – Ну, вот ты, например – Кровавая Мэри, Легенда и Ужас Этого Мира. Или Никс, к примеру – конь в пальто, а ведь его все боятся! Или Лолита с Лоаном? Про них сам Брайан БэтТейл в газете написал! В га-зе-те!
Мэри закатила глаза.
– И еще фильм сняли! – чуть не плача, продолжал Смит. – Фильм! А про меня? Ведь у меня есть суперспособность, в отличие от этих… Этих…
– Зайчат? – подсказала Мэри.
– Да! – гневно кивнул козел. – Этих зайчат! А вот Дин…
– Что – я? – нахмурился доберман, появляясь рядом.
– А вот ты, Дин! Ты… Ты – Дин, – сник козел, не выдержав взгляда дворецкого. Смит его вообще побаивался. Мало того, что доберман был мускулистый и крупный, так ведь еще и зубы такие, что-о-о… Не козлу с ним тягаться, в общем.
– И что? Да, я Дин. Дальше.
– Ну и… И все. Ты Дин. Это… Имя красивое. А у меня… Смит. Некрасивое.
– И все?
– Ну… Да.
– Так смени имя. Нет ничего проще.
Дин отобрал у Смита бутылку и всучил вместо нее стакан с соком.
– Вам еще за руль, – пояснил доберман.
Дин поклонился Мэри и вышел.
– Где ты его, говоришь, подобрала? – поинтересовался козел, пробуя сок и тут же отплевываясь: – Сельдереевый! Вот гадость… Кстати, ушастые приехали?
– Угу. А что?
– Да просто… Про них ведь опять напишут.
Мэри шлепнула себя лапой по лбу. Вот болван. Козел козлом!
– Слушай, – прошипела она. – Я итак тебя освободила от поисков новичка, а ты…
– Уже всю кровь из него высосала, упыриха? – проворчал Смит.
– Не угадал. Его взяла под крылышко Бекка. Так что он жив-живехонек!
– Ты дала Бекке серьгу? – поперхнулся Смит. – Да она ж еще пигалица!
– И что? Я в ее годы тоже была не самой высокой, знаешь ли… Увы, лисы и волки – не жирафы.
– Да я не о том… Кроха она еще. Ребенок. Вон, Руту уже пятый десяток, а ты ему команду когда доверила?
– Когда был готов к этому.
Козел сглотнул:
– Я вот думаю: а повезло нашему милому Механиксвиллю, что тут есть ты! Считай, и преступников нет. Либо наши, либо мертвые…
– Похоже, Механиксвилль еще не понял, какое счастье ему привалило, – усмехнулась лисица. – Ты бы хоть пошел и… сказал.
Смит вскочил и радостно воскликнул:
– Мир! Я…
Мэри тоже вскочила и заткнула козлу рот лапой:
– Спятил?! Хочешь, чтоб планета взорвалась?!
– Извини… – сдавленно просипел Смит. – Хорошо. Потолок, выслушай мои жало…
Мэри шагнула в сторону, и на козла упал громадный кусок белой штукатурки. В воздух взлетела туча пыли, похожей на муку.
Лиса достала веер и деликатно обмахнула голову козла и воротник.
– Ну, как? Хороший из моего потолка психолог?
– Бе-безумно! – честно ответил Смит.
Дин, как всегда появившийся из ниоткуда, всучил козлу ведро и шпатель.
– Вот и хорошо, Смити. Поболтаете с ним по душам, пока ты будешь его штопать! – улыбнулась Мэри и упорхнула из гостиной под лапку с Дином.
Смит сплюнул, задрал еще покрытую штукатуркой голову и посмотрел на шпатель у себя в копытах:
– Вот почему мебель тут не ломается и всегда возвращается на места, а потолок надо самому чинить? А?
И шпатель сломался пополам.
***
– Так, повтори еще раз, что я сказала.
Дункан наморщил лоб и старательно затараторил:
– Смит – козел, владевший когда-то призрачной повозкой. Родом из Южной Африки. Все, с чем он заговорит, умрет или сломается. Это его проклятие. Самая известная о нем история – то, как он задел повозку… эм…
– Кого? – грозно вопросила Бекка.
– Я забыл имя…
– Какой ты невнимательный!
– Но я помню, что этих вот, кого он задел, было много. И один ему орал в ответ: «Куда ж ты, олух, мчишься?!», а тот ответил: «В ад». И его потом нашли мертвого.
– Кого?
– Того, кто кричал. Этого… Короче, Смит живой. Да?
Бекка потрогала виски, вознеся глаза к небу.
– М-да, память у тебя, конечно… Не говорил он «олух». Тогда это было не принято. Ну, некультурно. Понимаешь?
– Понимаю. Дальше?
– Дальше, дальше…
– Лолита и Лоан – зайчата, у которых абсолютно черные глаза. Они просятся войти в дом или в машину. Они не могут войти, пока их не впустят…
– А если их впустили, что будет?
– А что будет?
– Ты меня хоть слушал?!
– Слушал.
– И что я говорила?
– А ты что-то говорила?..
– Дункан! Соберись немедленно! Сейчас же сказал, что будет, если впустить в дом черноглазого зайчонка!
– Э… Он тебя съест?
Бекка подумала, что на месте зайчонка съела бы Дункана. И не на месте тоже.
– Заяц физически не может съесть куницу, Ду-Ду, – просветила его маленькая волчица. – И вообще, зачем зайчатам с черными глазами есть других зверей?
– А зачем? – спросил Дункан.
– Да незачем… – вздохнула Бекка. – Так… Заново. Кто такой…
Они говорили так довольно долго, гуляя по саду у дома Мэри. Сад казался давно заброшенным, но красивым особой, дикой красотой, к которой не прикасалась лапа садовника.
– Садовник тут есть, – сказала Бекка, когда Дункан поделился своими мыслями. – Он призрак, затрявший где-то «между». Дин, например, или горничные физически живые и не светятся. Их здесь держит клятва верности. Они не стареют и не умрут никогда, пока Мэри здесь. А садовник – старый еж, умерший из-за…
– Ну-ка, ну-ка, юная леди! – проворчал чей-то скрипучий голос. Из-за кустов роз показался согнутый в три погибели еж, весь белый и светящийся, как фонарик. Его непричесанные иголки беспорядочно падали на плечи и спину, как колючий плед. И катил он перед собой, ни много ни мало – настоящую, не призрачную тачку. – Нечего сплетничать обо мне! Я, может, и мертв, но еще в состоянии дать тебе хорошего пинка!
Бекка хихикнула, но постаралась придать мордочке невинное выражение.
– Прошу прощения, мистер Гарден. Я не желала вас обижать! Я лишь показываю новичку местные… достопримечательности!
– Что-о-о?! – взревел еж, поднимая над головой громадные грабли (к слову, не призрачные).
– Ну, вы же привидение, которое все еще полет грядки и поливает клумбы! Вы хоть представляете, какая это диковинка?
– Ах, дико-о-овинка?! – совсем рассвирепел Гарден. – Ну, я те окажу дико…
И тут Бекка схватила пустой цветочный горшок, напялила ежу на голову и толкнула его назад: он приземлился ровнехонько в тачку. Тачка покачнулась и покатилась прямо в колючий шиповник, опрокинув бедного ежа в кусты.
Мистер Гарден вопил так, что слышал весь дом.
А Бекка поспешила смыться в другой угол сада, уводя хохочущего Дункана с собой.
Маленькая волчица любила именно эту часть сада, потому что сюда старый призрак-садовник редко заходил: здесь-то он помер.
Бекка обожала уединяться в заброшенной обвитой плющом беседке с поломанной крышей. Круглую крышу беседки, похожую по форме на половинку апельсина, поддерживали колонны, а вели к беседке ступеньки. Бекка притащила внутрь выщербленную деревянную скамейку, от которой во всех лапах занозы, и беседка стала ее местом.
– Мэри пока не доверила мне какой-то участок города, но мы можем с тобой считать, что это – наш штаб.
– Как у супергероев? – просиял Дункан. Волчонок сощурила голубые глаза.
– Так, кадет. Урок номер один: нет никаких героев. Нет и не было.
– Как это?
– А вот так. Не бывает героев, которые приходят ниоткуда и спасают тебя. А закон бумеранга и возмездие – сказки для малышей с нежным пушком и глупой головой. Никто не получает то, что заслуживает, Ду-Ду. Счастье не приходит просто так. За него надо бороться, пуская в ход и когти, и зубы.
Дункан невесело усмехнулся:
– Ты мне будешь рассказывать? Я тоже давно понял, что заслужить что-либо невозможно. Ведь что я такого натворил, чтобы потерять семью? И жить так, как я жил? Думаешь, я не спрашивал, за что мне это?
– И какой ты получал ответ? – негромко спросила Бекка, садясь на скамейку и жестом приглашая сесть его.
– Никакого.
Бекка взяла его за лапу и улыбнулась:
– Жизнь – это фортепиано, дорогой Ду-Ду. Белых клавиш больше. Просто на черные мы чаще нажимаем и долго задерживаем на них внимание. Хотя, если так подумать, сыграть мелодию можно и без черных. У них даже нет названий.
– Как это? – удивился куница.
– Белых клавиш пятьдесят две. А черных – всего тридцать шесть. И расположены черные не через каждую белую, а чередуясь: две, три, две, три… Белые клавиши – это… Как бы сказать… Полноценные, что ли? А черные – это диезы и бемоли.
– Ди… Что?
– Диез – это такой значок. Если стоит перед нотой, надо ближайшую черную клавишу взять вверх. Есть еще бемоль. Если он стоит, надо брать, наоборот, вниз… – И, встретив непонимание в глазах Дункана, Бекка вздохнула: – Короче, черное – просто дополнение к белому. И оно не такое частое, как белое. Дошло?
– Ага… А зачем тогда черное?
– А зачем белому медведю черный нос, умник? И… Смотри-ка. К нам гости!
По тропинке мимо кустов сирени и жасмина шли Мэри и Дин. Они встречали упитанную белую корову. Она обещалась зайти еще вчера, но вляпалась в историю.
Глава шестая: Что рассказала корова
– В общем, решила я по пути к тебе, Мэри, лапушка, заглянуть к Элвису… Ох, он такой импозантный бык! И работает в полиции… А какие букеты дарит!.. Дарит и говорит: Луиса, дорогая моя, ты хоть корова и призрачная, а горячее всех живых! А я ему всегда напоминаю, что призраком-то я была, когда через луну прыгала …
Солнце золотило белую скатерть и причудливо играло на хрустале посуды. Стол накрыли прямо в саду, потому что погода благоволила.
– Кровь любого на этот свет вернет, – улыбнулась Мэри, отпивая крови из бокала.
Бекка налила себе и Дункану в бокалы виноградного сока. Куница решил, что, когда вырастет, напишет целый опус о полезности крови для призрачных организмов.
– Ты смотри! Бекки, у тебя уже сережка? – спросила Луиса.
– Да, Луиса, – с гордостью отозвалась Бекка.
– А я вижу, у нас появился новый индивид? – кокетливо повела плечами Луиса, кося подведенные глазки на Дункана.
– Мой первый подопечный, – сообщила Бекка. – Ду-Ду.
– Кстати, как твои зайчата? – осведомилась у коровы Мэри. – Детки Баннимена, нашего дражайшего зайца в маске кролика? У них тоже страсть к топорам?
– Лолита и Лоан очень скучают по Бекке. Можно им встретиться поиграть вместе, правда?
– Да, Иса, о чем речь… Но ты не жалеешь, что их усыновила, да?
– Что ты, Мэри, дорогуша… С зайчатами веселей, чем с телятами! К тому же, они такие славненькие… Ни разу не пожалела, что их впустила и угостила вареньем!.. О чем я? Так вот, прихожу я к Элвису. А он мне: «Коровка моя! Я сам к тебе думал заскочить. А то, видишь, какое серьезное дело…». Я уж думала, он себе молоденькую телочку завел – ножки постройнее, рожки поострее… Ан нет! У него дело. И очень интересное!
– И какое? – заинтригованно спросила Мэри.
– Это касается призраков, – дрогнувшим голосом ответила Луиса.
Мэри поперхнулась. Бекка застыла. Дункан замер, не донеся кусок торта до рта – над столом повисло напряжение, и есть в такой момент было невежливо.
– В общем, Элвис сказал, что в городе происходит что-то странное. Нет, он осведомлен о нас с вами, однако… Мэри, ты ведь следишь, чтобы «новички» не наводнили Механиксвилль?
– Разумеется.
– Во-от. Но это все мошенники, карманники, преступники… А тут у нас объявилось паранормальное… Призраки, но очень, очень бледные.
– Но полиция ведь не будет это расследовать, так? – мрачно уточнила лисица.
– Ну, конечно! Полиция – это вам не лавка «У-меня-Астрал-наяву».
– И все же это плохая новость, – протянула Мэри. – Бледные призраки… Их точно много? Может, просто слухи?
– А вот тут самое ужасное, дорогуша! – развела копытцами Луиса. – Выхожу я от Элвиса, сворачиваю на тот переулок… И сталкиваюсь с тигром. Но тигр был призрачный! Прозрачный, светится… Но бледный, тоньше и светлее пара… Даже привидения не бывают такими бледными!
Мэри прижала лапку в кружевной черной перчатке ко рту.
– И что же? Он приблизился к тебе? Заговорил?
– Слушай дальше, милочка… Я заприметила что-то серебряное на его груди. Присмотрелась: а это медальон! И не призрачный, а настоящий. Начищенный, блестящий, как монетка! И на медальоне надпись выгравирована: «Кратос». И рисунок – луна.
– Странно… – прошептала Мэри, но корова продолжила:
– Ладно бы это! Я иду навстречу тигру, а он не шевелится. Потом как взглянет на меня белыми глазищами! Я пячусь, чувствую: что-то холодное за спиной. Оборачиваюсь, а там волчица! Тоже блеклая, страшнющая… Глаза – как из голубого стекла. Стоит и дышит на меня… Сразу таким ветрищем повеяло! Я забыла, что сама такой была – побежала, куда глаза глядят… Тут уж какое – в гости!
– Не похоже как-то на призраков, – покачала головой Бекка. Мэри кивнула.
– Да, это, видно, какие-то другие существа… Но на моей памяти никого подобного нет. А на твоей, Иса?
– Думаешь, я бы пугалась, если б знала, кто они? – хмыкнула корова. – Пускай твои ребятки будут на чеку, Мэри.
– А… волчица… Она была такая… белая, да? – очень тихо уточнил Дункан, робко поднимая лапку.
На него немедленно воззрились четыре пары глаз – трех дам и одного дворецкого, очень вовремя решившего подать закуски.
– А ты откуда знаешь, солнышко? – негромко осведомилась Луиса. – Тоже встречал ее?
– Не то чтобы… Это глупо, но… Вчера вечером, – начал Дункан, косясь на Бекку, – мы с ней пробрались в малую гостиную, и Бекка мне играла на фортепиано… Было красиво … Но я увидел… Увидел…
– Что ты там увидел? – грозно вопросила маленькая волчица.
– Волчицу и другого зверя, – ответил Дункан. – Как мелкая зубастая собака, но страшная… А волчица… Она такая… Как Бекка, но совершенно белая. И… они дрались. Волчица и этот зверь. Волчица победила.
– Видение? – засомневалась Мэри.
– А что ты играла? – спросила Луиса.
– Папину последнюю сюиту… – проговорила Бекка. – Но, сколько я ее ни играла раньше, никаких волчиц я не видела… Может, у тебя глюки? Может, ты тю-тю, а, Ду-Ду?
– Нет, на самом деле звучит не так уж и безумно, – возразила Мэри. – А, скажи-ка … Когда твой отец написал эту сюиту?..
– Да за месяц до смерти, я думаю, – пожала плечами Бекка. – Или за два…
Повисла напряженная тишина. Первой молчание нарушила Луиса – она кашлянула в копытце и поинтересовалась:
– Прости, конечно, но… Ты уверена, что Лукас Ноут не…
Бекка возмущенно сверкнула глазами.
– Что за вздор?! Папа бы никогда!.. Он бы ни за что!..
Голос волчонка стих. Луиса сочувствующе покачала головой:
– Что ты, что ты… Мы и не подумали ничего тако…
– Расскажи про Фараона, – приказала Мэри. – Подробно.
Бекка моргнула.
– Я знаю только, что он шакал и черный маг… И ему зачем-то нужно было исполнить заклинание, написанное нотами. Но папа написал сюиту сам, я уверена! Поэтому…
– Да-да, золотко, конечно, – успокаивающе закивала Луиса. – Мэри просто так спросила, не бери в голову. Бекки, милочка, идите поиграйте.
Бекка взяла Дункана за лапу и потащила прочь.
– Что ты задумала? – содрогнулся Дункан.
– Ду-Ду, – произнесла Бекка, доводя его до того места, откуда их не услышат. – Что ты думаешь об их словах? Только честно.
– Они что-то недоговаривают, – поразмыслив, ответил Дункан.
– Вот! Они что-то недоговаривают! – торжественно повторила Бекка. – Увиденная тобой сцена появилась неспроста, это как-то связано с моим папой и Фараоном. И мне интересно, почему на медальоне того тигра было слово «Кратос»…
– А оно что-нибудь значит?
– Да, Куцехвостик, да… Кратос – младший титан греческой мифологии, прихвостень Зевса, заковавший когда-то Прометея… Постой-ка. Прометей принес зверям огонь, и был за это наказан. Так?
– Наверно, – ответил Дункан, не особо понимая, что это за Прометей и Зевс. Может, тоже Беккины знакомые?
– Знаешь, – вздохнула Бекка. – Мы сколько угодно можем вот так стоять и рассуждать.
Дункан кивнул, хотя рассуждала только Бекка.
– Нам надо действовать, – прибавила Бекка.
– Надо, – согласился Дункан. – А… как?
– Пойдем в город, – решительно заявила Бекка. – Пойдем и выясним, кто еще видел что-то подобное, когда и где конкретно. Призраки привязаны к конкретному месту.
– Но вроде они не призраки, – робко напомнил Дункан. Маленькая волчица досадливо отмахнулась:
– Ерунда!
Глава седьмая: Лабрадоров дом
В доме ученых-лабрадоров садились обедать. Комнаты были еще завалены коробками всех форм и размеров с не распакованными вещами – семья переехала всего месяц назад из-за главы семейства: отцу было необходимо работать здесь из-за каких исследований, обещавших перевернуть весь научный мир.
Миссис Лэб накрывала на стол. Ее муж, мистер Лэб, читал газету.
А еще за столом сидели два щенка. Один – с золотистой шерсткой и очками на носу. А другой, младший – без очков и с растрепанной, не причесанной шерстью.
Его звали по-всякому: Позор Семьи, Неумеха, Поскакун, – но чаще просто Торн. Его так назвали, потому что, когда щенок родился, его родители увлеченно изучали ягоды терна и их полезные свойства. Между прочим, получили потом за это премию Чау-Чау.
Торн вырос обалдуем. В свои пятнадцать он не только плохо учился, но еще и к науке тяги не имел, зато смотрел подолгу кино. И ладно бы – научное. Про жизнь кораллов, например (любимая документалка мамы). Или «Полный цикл жизни плесени» – любимый фильм папы.
Но Торн, бездельник, обожал все, что связано с мистикой и магией.
Миссис Лэб принялась накладывать лазанью – к слову, подгоревшую. Увы, миссис Лэб была отличной ученой, но поварихой неважнецкой. Просто мопсиха-кухарка, нанятая ими сразу по приезду по объявлению в газете, готовившая им обеды и ужины, сломала сегодня утром лапку и не могла приехать.
– Приятного аппетита, – очаровательно улыбнулась собака.
Дорен и мистер Лэб вежливо поблагодарили ее за кра-а-айне вкусную лазанью, уже навострив ножи и вилки: надо найти кусочки какого-нибудь более приятного цвета, чем глубокий черный.
Торн ничего не говорил. Он не хотел врать, а вся семья почему-то принимала его правдивость за полной отсутствие манер.
– Этого он набрался от тебя, – обиженно хмыкнула миссис Лэб. Мистер Лэб поперхнулся:
– Твой сын, ты воспитывала!
– Я воспитывала Дорена! – строптиво заявила та. – А Торн… Он набрался от тебя!..
Дорен толкнул брата в бок, говоря, мол «о тебе говорят, скажи тоже что-то!». А Торн молчал, потому что не помнил, чтоб его кто-то вообще воспитывал. Родители больше занимались своими исследованиями. Или студентами.
Зазвонил домашний телефон. Родители переглянулись и, не сговариваясь, побежали брать трубку. Взял папа.
– Это дом Лэбов, слушаю вас! – бодро произнес он, но тут же нахмурился и сухо сказал: – Я, кажется, говорил уже… Нет. Увы, нет. Да, сэр, я уверен. Вам стоит обратиться к кому-то, кому важны деньги, а не честь. И вам того же!
Миссис Лэб с тревогой повела ушами.
– Что?.. Опять…
– Да, – отрывисто ответил ее муж. – Он не отстанет.
– Ну, так, может, стоит сделать ему сыворотку? – предложила миссис Лэб. – Мало ли, что он замыслит… Они ведь такие…
– Какие? Кто – они?
– Ну… социопаты. Психопаты. Звери с… пошатнувшейся психикой. Им нельзя перечить, понимаешь?
– И ты советуешь сделать сыворотку, способную уничтожить мир, и вложить ее в лапы этого… зверя?!
– Так уж прямо мир?
– Да, мир! Ох, если б ты знала… Да ты и знаешь!
– Знаю. Но я знаю, что, если погибнет мир, это не коснется нас с тобой. И наоборот… Скажи, разве мир стоит того, чтобы погибли наши мальчики?
– Стоит, – объявил мистер Лэб. – Щенков в этом мире полно. Мир важен, Элис. Мир важен, а маленькие звери – ерунда.
– Мир состоит из маленьких зверей, – с укором заметила та. – Но… тебе виднее. Пошли… Ты не доел свою лазанью.
Обед проходил в скорбном молчании. Детей не информировали о делах взрослых, но напряжение родителей передалось и им.
– Дорен, – обратился к сыну мистер Лэб, когда принимались за чай. – Я хочу спросить… Если б тебе поставили выбор: сделать что-то очень нехорошее, но спасти свою семью, или не делать, но погубить ее – ты бы что выбрал?
Дорен постучал лапкой по подбородку.
– А нехорошее насколько?
– Настолько, что миру может прийти конец.
– Ну, тогда… Тогда б, конечно, не делал.
– А я бы не стал! – неожиданно воскликнул Торн. – Мир… Он большой, он сам себя защитит! А вас бы я…
– Помолчи! – строго отдернула Элис. – Ты всегда принимаешь неправильные решения.
Торн понурил голову.
– Ладно, мальчики, – махнул лапой мистер Лэб. – Идите. Мы с мамой обсудим кое-что…
Щенки ушли к себе. Родители еще долго негромко и напряженно обсуждали что-то. Некто, представившийся господином Л, сулил огромные деньги за приготовление сыворотки.
Задача была крайне забавная: мистеру Лэбу переслали по почте листок с нотами. Это была неизвестная ему тяжелая, гротескная музыка. И ему нужно было, чтобы цвет, вкус, запах приготовленной ученым смеси прямо ассоциировался с этой мелодией.
Пес выполнил заказ – получившаяся жидкость вышла едкая, мутновато-синего цвета, остро пахнущая. Но заплатили ему сполна, однако условились, что Лэб создаст позже другую сыворотку, но не такую безобидную и нелепую, а с ужасными свойствами…
В Механиксвилль его семья не уехала, а спешно бежала подальше от шакалов и гиен, нанятых заказчиком, морду которого, к слову, никто не видел. Но и здесь их нашли…
Пока супруги лабрадоры шипели друг на друга в гостиной, Дорен и Торн прислушивались к их голосам из своей комнаты, прижавшись к двери. Но расслышать толком не получалось – родители говорили очень тихо.
– Думаю, дело в заказе, – сказал Дорен. Торн прижал к голове уши.
– Разве мама с папой работают на заказ?
– Все можно купить… – задумчиво протянул Дорен. – Дело лишь в цене.
Дорен отошел от двери, и последний диалог родителей услышал только Торн.
– Может, не стоило с ним так жестоко, а, милый? Может, стоило рассказать нашему Шиповничку все? А то умрем, а он так и будет думать, что мы его не любили…
– Не умрем, Элис! Потому что, если умрем… Кто расскажет ему правду?!
Торн не шевелился. Слышно было, как мама рыдает, а отец невнятно что-то бурчит.
День прошел в том же непонятном напряжении; за ужином никто не проронил ни слова. Торн съел запеканку (подгоревшую и соленую, видимо, от маминых слез), а, когда пил чай, то почувствовал приторно сладкий привкус, но не придал этому значения.
Но скоро понял, что напрасно. Должно быть, он понял это, когда во рту появился металлический привкус крови. Он понял это, быть может, когда, сидя в комнате, разодрал подушку. Он понял это, возможно, когда ему захотелось вдруг разорвать зубами фотографии на стене. Наверное, он понял это, когда увидел в зеркале вмиг одичавшего щенка, словно зараженного бешенством.
А скоро пришлось понять и остальным…
Торн не мог объяснить, что творил. В голове вдруг раздался незнакомый властный голос:
– Иди и убей!
Перед глазами все плыло, будто во сне. Предметы расплывались, а когда мир приобрел прежние четкие формы, у Торна совсем помутилось в голове.
Его лапы были в крови. Весь дом перевернут вверх дном.
И щенку даже не надо было заходить в спальни брата и родителей. Он знал, что живых здесь не осталось.
Голос в голове оставил его. Торн подошел опять к зеркалу и отпрянул. Он не знал безумца, который глядел на него расширенными от ужаса серыми глазами.
– Так давай познакомимся, – предложил страшный пес из зеркала. – Я – это ты.
– Н-нет, – мотнул головой щенок. – Я – не ты. Со мной что-то… Это не может… Дело в чае!.. Но мама не…
– Дело не в чае, Торн, – возразил тот. – Дело в тебе. Ты никогда не думал, почему родители так ненавидели тебя? Они боялись, Торн. Тьма всегда жила внутри тебя. Вот и вся тайна… Прими себя. Прими… меня.
И Торн неожиданно для самого себя улыбнулся.
С той минуты в Механиксвилле появился настоящий маньяк. У этого чудовища в голове звучал настойчивый голос:
– Иди… И… Убей!..
