План Господа – это не график встреч и точный план, расписанный в ежедневнике, а Его отношение.
Эндрю Дуз
Сколько раз по утрам я стоял, стараясь собраться с мыслями, перед зданием, в котором расположена редакция моей газеты. Я молился или скорее умолял Господа спасти меня.
Я знал, что вскоре начнут собираться сотрудники и мне придется улыбаться фальшивой улыбкой и шутить. Хотя с виду я был радушным и приветливым, в моей душе все было черно. Мне казалось, что я нахожусь в глубоком колодце с гладкими каменными стенами. Внутри колодца было темно и пусто, как в моей жизни. И выбраться оттуда я не мог.
Я молился, но знал, что Господь меня не слышит. Я не мог быть на Него в претензии, ведь даже когда я обещал завязать, то все равно думал о том, как бы выпить.
Но на самом деле Господь слышал меня и ждал.
Мне стукнуло пятьдесят лет, я был успешным журналистом, мужем, отцом и даже дедом – и при этом безнадежным алкоголиком. Я работал, выполнял разные социальные функции – и постоянно пил, планировал, где и когда буду пить, и скрывал свой алкоголизм. Моя жизнь строилась на вранье. Я старался, чтобы со стороны все выглядело нормальным, хотя огонь всепоглощающей привычки сжигал меня изнутри.
Каждое утро, встав с кровати, я наливал себе стакан. Чаще всего после этого меня рвало, но я не сдавался и выпивал еще. А потом еще и еще, пока в желудке не оказывалось достаточно спиртного, чтобы меня перестало трясти.
Я пытался менять магазины, в которых приобретаю алкоголь, но каждый раз, когда я входил в дверь, сотрудник на кассе точно знал, зачем я пришел. Я никого не мог обмануть. Я ненавидел самого себя за то, что с большей радостью проводил время в компании с несколькими литрами пива, чем со своей семьей.
В то время двумя самыми важными для меня вещами были алкоголь и работа. Я гордился статьями, которые выходили из-под моего пера. Пока я был в состоянии писать, у меня оставалось достаточно самоуважения, чтобы жить дальше.
Я боялся все потерять. Вдруг на работе узнают, что я алкоголик? Или у меня откажет печень? Но страх исчезал, по крайней мере на несколько часов, как только я выпивал несколько рюмок.
– Боже, – молился я, – Ты видишь меня? Слышишь ли Ты меня? Я умираю! Неужели Тебе все равно?!
Но мои молитвы оставались без ответа. Несмотря на это я продолжал истово молиться, сам не знаю почему. Ведь я знал, что алкоголь точно ответит на мои молитвы и принесет сладкое забытье. Алкоголь давал мне то, что я хотел и когда я этого хотел.
И вот настал декабрь. После выходных, проведенных в беспробудном пьянстве, я вышел на работу. Перед Новым годом газета выпускала самый объемный и интересный номер, но я не мог собраться с мыслями, чтобы что-то написать.
Я встал и вышел на улицу. Я чувствовал себя ужасно, мне было больно, и надежды не оставалось. Я сломался, не выдержал и ушел с работы, которая оставалась единственным оправданием моей жизни.
Я хотел умереть. Я молился и ждал ответа, хотя был уверен, что никогда его не получу.
Наконец я «созрел» для того, чтобы обратиться за помощью к профессионалам. Мы с женой сделали несколько звонков, и меня зачислили в программу избавления от алкогольной зависимости.
Я вошел в здание, где проводилась эта программа. Я чувствовал себя одиноким, и мне было страшно. Но скоро выяснилось, что я – далеко не единственный человек на земле, у которого существуют проблемы с алкоголем.
Я прошел программу детоксикации, потратил много времени на лечение у психоаналитика и участвовал в обсуждениях в центре по борьбе с алкоголизмом. Только после этого у меня снова нашлись силы на молитву.
На этот раз она была короткой.
– Господи, – выдавил из себя я, и тут меня захлестнули чувства. Слезы потекли по щекам. Каждой клеткой своего тела я ощутил присутствие Бога. Это было потрясающее чувство, словно меня ударило электрическим током.
В ту ночь я впервые за много лет заснул спокойно, с пониманием того, что воля Господа осуществляется в соответствии с нашими нуждами, а не желаниями.
Я понял, какой у Господа был план. Оказывается, он меня всегда слышал. Просто Он ждал, пока я сам разберусь с проблемами, которые себе создал, и только потом стал мне помогать. Если бы Он меня спас, я бы этого не оценил и продолжал пить, как и раньше. Если бы Он ответил на мои молитвы так, как я хотел, я, скорее всего, никогда бы не бросил пить.
С тех пор как я «завязал», прошло несколько месяцев. Я по-прежнему молюсь каждое утро перед зданием, в котором расположена моя редакция. Я молюсь и благодарю за все, и знаю, что Он меня слышит. Он слышит меня сейчас и слышал тогда, когда я тонул в страхе и эгоизме и ненавидел самого себя.
Я был готов скорее умереть, чем продолжать существование в своем личном аду, и тогда Бог ответил на мои молитвы и дал мне еще один шанс.
Господь помог, когда я стоял у последней черты.
Том Монтгомери
Жить – это не просто существовать, а пребывать в добром здравии.
Марк Валерий Марциал, римский поэт
– Эй, Хэйли, не спи! – кричала моя лучшая подруга Иззи, с которой мы делили квартиру. – Обещай мне, что ты не заснешь.
Я что-то промычала в ответ, думая лишь о том, чтобы моя подруга не гнала машину так, словно играет в Grand Theft Auto[4]. Я сидела на пассажирском сиденье. Иззи не знала, что делать. Она что-то говорила, но я не все понимала, потому что она плакала.
Потом Иззи позвонила моей мачехе.
– Хэйли приняла кучу таблеток, – сказала она. – Точно не знаю, но много.
Она закончила разговор, еще сильнее нажала на газ и сказала: «Твой отец отвезет тебя в больницу».
Я положила голову на приборную панель. Краем глаза я видела испуганное лицо Иззи, по которому текли слезы. В глазах постепенно становилось темно.
– Зачем ты все это делаешь?! – услышала я голос подруги. – Почему, Хэйли?
– Потому что Джеймсон был прав, – ответила я. Больше из той поездки я ничего не помню.
Доктор сказал, что мне очень повезло. Я так не думала. Мое сердце выдержало и снова начало биться. В животе словно горел пожар, но я постепенно возвращалась к жизни.
Не могу сказать, что меня это радовало. Я очнулась в приемном покое больницы, где было много плачущих и стонущих пациентов. Рядом стояли отец с мачехой, которая вытирала слезы. Потом врач задал самый важный вопрос: «Мисс Грэхам, вы сознательно приняли большую дозу лекарства?»
Я отрицательно покачала головой и ответила, что у меня сильно болела голова.
– Скажи доктору правду, – попросил меня отец. – Скажи ему то, что ты говорила Иззи.
Я закатила глаза, показывая, что он сгущает краски.
– Я только сказала, что мой друг был, возможно, прав.
– Ее друг месяц назад покончил жизнь самоубийством, – объяснил раздраженным тоном отец, словно Джеймсон был виноват в том, что случилось со мной.
Врач кивнул:
– Значит, вы считаете, что он поступил правильно, и поэтому решили наложить на себя руки?
Меня удивили его слова. В них была правда, которую я до этого осознавала. Я сползла по стене, села на корточки и заплакала так громко, что от неожиданности замолчали все пациенты.
– Я уже не в первый раз пыталась это сделать, – пробормотала я между приступами рыданий.
После этого меня оставили в больнице, чтобы как можно скорее перевести в психиатрическую лечебницу. Там я должна была провести три дня.
Боже, что я натворила? Я понятия не имела, как моя смерть отразится на окружающих меня людях!
Я несколько часов лежала в своей палате, и мне было страшно и одиноко. Я чувствовала себя маленьким ребенком, которого наказали за то, что он сделал что-то не так.
За мной ухаживал добрый медбрат по имени Рэнди. Он зашел в мою палату и предложил мне выговориться. Целый час я рассказывала ему о своей жизни, которая в последние десять лет была довольно сложной. Моя мать постоянно меняла бойфрендов, но все они оказывались наркоманами или психически неуравновешенными людьми, которые все проблемы решали кулаками. Мы жили в ужасной нищете и экономили на мелочах. Когда у нас в доме появлялась теплая вода, это был настоящий праздник.
Я призналась Рэнди, что уже в пятнадцать лет пыталась дважды покончить с собой. За последние четыре года я часто резала себя лезвием, надеясь, что физическая боль поможет забыть о проблемах и невзгодах. После окончания школы я начала пить, спала с кем попало и несколько месяцев «сидела» на кокаине и героине. Потом мой ближайший друг детства застрелился. После этого я приняла несколько разных таблеток и упаковку NyQuil[5].
Рассказав Рэнди все это, я разрыдалась. Он молчал.
– Мне кажется, – сказал он наконец, – что ты уже научилась выживать. Но смысл жизни не только в выживании. Хватит выживать. Теперь пришло время радоваться.
Он с нежностью взял меня за руку.
– Забудь прошлое. Забудь все плохое, что тебе пришлось пережить. Научись радоваться жизни. Обещай мне, что ты это сделаешь.
Я схватила Рэнди за обе руки и произнесла: «Да, обещаю!»
В психиатрической лечебнице я вела дневник, в котором описывала свои чувства и переживания. Я пробыла там всего три страшных дня, но за это время поняла больше, чем некоторые понимают за всю жизнь. Сестры в психлечебнице укоряли меня за то, что я хотела покончить с собой. Они говорили, что жизнь – это подарок, который я должна ценить.
На третий день я наконец почувствовала себя достаточно сильной, чтобы жить дальше. Мне надо было измениться, избавиться от плохих привычек, извиниться перед одними людьми и по-новому построить отношения с другими. Я перестала принимать наркотики.
Прошел год. Я пишу книги и продаю свои произведения онлайн. Я занимаюсь благотворительным фондом, помогающим музыкантам, а также работаю в компании по продаже шляп, которая перечисляет часть своих доходов в больницы. У меня прекрасные друзья, ситуация в семье стала нормальной. Я наконец-то чувствую себя счастливой. Теперь я не просто выживаю. Я живу не только ради себя, но и ради друзей, которые помогли мне в самое тяжелое время моей жизни. Я выполнила свое обещание, сдержала слово, начала новую жизнь и научилась радоваться.
Хэйли Грэхам
Нельзя начать все сначала, но можно сегодня начать жить по-новому и сделать так, что итог будет совсем другой.
Мэри Робинсон, первая женщина-президент Ирландии
В тот день, когда я возвращалась домой, мои коленки, локти и лицо были разбиты в кровь. Мы с ребятами играли в «царя горы», и я несколько раз сильно и больно упала. Мне было всего восемь лет.
Моя мать могла бы меня пожалеть, но на это я, честно говоря, не рассчитывала. Увидев меня, она схватила меня за волосы и начала трясти, как куклу, а потом сильно отлупила. «Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не доводила себя до такого состояния!» – кричала мать.
В детстве побои были для меня привычными. Я выросла в семье, где считалось нормальным применять к детям физические наказания. Из поколения в поколение детей воспитывали именно так. Судя по тому, как сложилась жизнь моих предков, никто от этого сильно не пострадал, не стал преступником или наркоманом. «Если метод работает, то зачем от него отказываться?» – так, видимо, рассуждали все мои родственники. Прабабка била мою бабку, когда та была маленькой, а потом бабка била мою мать.
Мой отец умер, когда мне было два года, поэтому нас с сестрами воспитывали мать, бабушка и тетя. Поскольку среди моих воспитателей были еще две женщины, я регулярно получала еще больше тумаков.
Никто в семье не делал секрета из наших методов воспитания. Бабушка хвасталась, какими послушными выросли ее шестеро детей. И все почему? Потому что на них розог не жалели.
На моей памяти детей били руками, швабрами, тапками или деревянной палкой. Не было точно определено, за что именно надо наказывать. Как я уже писала, меня отлупили за то, что я разбилась в кровь. Били деревянной палкой, когда я ходила по дому босиком. Били за пререкания со взрослыми (это считалось одним из самых серьезных нарушений) и за то, что я бросала грязь на крыльцо соседей. Били, когда я оказывалась в неправильном месте в неправильное время. Это делали мать, бабушка или тетя – любым описанным выше способом по любой части тела.
В детстве меня били так часто и много, что у меня, наверное, появился иммунитет к боли – как у бактерии может развиться иммунитет к антибиотику. Так говорила моя мать. Но хуже всего были не физические наказания, а психологические издевательства.
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, мать уехала на работу, с которой возвращалась в отпуск только раз в году. Целый месяц после ее отъезда я плакала по вечерам, разглядывая ее фотографию, которую держала у себя под подушкой. Но горечь расставания с матерью я испытывала гораздо дольше.
Я осталась с бабушкой и тетей. Побои продолжались, но больнее всего мне становилось от замечаний тети, которая была очень остра на язык. Тетя любила издеваться над моим внешним видом. Она говорила: «Ты надела сережки и вообразила себя красавицей?» Или: «Представляю, как ты выглядишь на танцах. Как скелет, который встал из могилы и трясется перед тем, как развалиться». После каждой такой шутки тетя заливалась смехом, от которого мне становилось тошно.
Тетя знала мои слабые места и била прямо в них. Я полагала, что спасти от бедности и нищеты меня может только хорошее образование. Я хорошо училась и рассчитывала на свои успехи в учебе. Но тетя постоянно говорила мне: «Хочешь поступить в колледж? Губу-то не раскатывай! Тех денег, которые присылает твоя мать, на оплату обучения не хватит!»
После этих слов у меня темнело в глазах. Я верила в добро и надеялась на лучшее будущее. Я считала, что каждый раз, когда невинного человека оскорбляют или обманывают, Господь видит это. Он воздает пострадавшему добром за те несправедливости, которые тот пережил. Я, как утопающий за соломинку, держалась за эту веру.
Много раз, не в состоянии заснуть, я лежала в кровати и сквозь тонкую занавеску смотрела на растущее во дворе дерево-сандорик. Стрекотал вентилятор на потолке, и на стене моей спальни чуть покачивались тени. Я лежала в темноте и размышляла о своих проблемах. Я не могла обсуждать их ни с бабушкой, ни с тетей.
В одну из таких грустных ночей я поняла: у меня, моей матери, бабушки и тети была одна общая черта – мы оказались жертвами своего воспитания. Буду ли я относиться к своим детям так, как относились ко мне? Я пообещала себе сделать все возможное, чтобы этого не произошло.
В моем настоящем не было ничего привлекательного, поэтому я мечтала о будущем. Я вырасту, перестану жить в бедности, не буду беспомощной, и надо мной не смогут издеваться. После этих оптимистичных мыслей я просыпалась по утрам, готовая ко всему хорошему, что мог принести мне новый день.
И моя жизнь действительно менялась в лучшую сторону. В тринадцать лет я заняла первое место на федеральной олимпиаде, и мне предоставили стипендию для обучения в одной из самых престижных школ. Школа находилась в другом городе, но мне полностью оплачивали проживание.
Наконец-то я смогла уехать из дома. Моя мать действительно была не в состоянии оплатить мое образование, но ей не пришлось вложить ни копейки. Моя стипендия также покрыла расходы и на обучение в одном из лучших колледжей страны. Окончив его, я получила престижную и хорошо оплачиваемую работу, которая открыла мне массу возможностей.
Через много лет, когда я уже выросла, мать призналась мне, что не хотела бить своих детей. «Если бы я тогда знала то, что знаю сейчас, я бы так не поступала», – сказала она.
Я часто думаю о том, как бы могла сложиться моя жизнь, будь у меня счастливое детство. Впрочем, какая разница – ведь я же в конце концов преуспела? Возможно, я оказалась лучше подготовленной к трудностям из-за того, что прежде мне приходилось несладко. Главное – что я выжила.
Сейчас у меня есть ребенок, и я стараюсь никогда не нарушать обещание, которое дала себе в детстве. Я хочу быть идеальной матерью, но время от времени «взрываюсь», как и женщины, которые меня вырастили.
Жизнь – странная штука. В детстве источником внутренней силы для меня были мечты о будущем. Теперь, когда я стала взрослой, преодолеть трудности мне помогают опыт и воспоминания о прошлом. Мне удалось пережить свои детские психологические травмы. Благодаря этому я стала более счастливым человеком и более заботливой матерью своему ребенку, чем была моя мать по отношению ко мне.
Жаклин Лори
Мечты – это возобновляемый ресурс. Неважно, сколько вам лет и в каком вы состоянии, внутри вас таится масса неосуществленных возможностей и новая красота, готовая родиться на свет.
Хелен Келлер, американская писательница и ученый
У меня есть одно страшное воспоминание, связанное с теми временами, когда мой сын Джимми был наркоманом. Чаще всего я стараюсь выбросить из головы эту историю.
Вот и сейчас я выхожу на веранду дома моей дочери Эллисон, чтобы отвлечься. Раннее утро, но влажность большая, и все тело липкое от пота. Дует слабый ветерок, веранда находится на теневой стороне, поэтому здесь все-таки легче и приятнее, чем внутри. На клумбе около веранды растут розовые цветы. Собака Роки лежит у моих ног.
На улице мало машин. Это понятно – зачем куда-то торопиться ранним субботним утром? Я рада, что могу пожить в городе у дочери, пока в нашем доме чинят обрыв проводов. Прошлой ночью был шторм, и многие дома остались без света. Слава богу, что у Эллисон электричество есть, работает кондиционер и можно спать в прохладной комнате. И все же мне не нравится жизнь в большом городе. Я с удовольствием вернусь к себе в небольшой городок в сельской местности.
Проходит час, движение становится плотнее. «Интересно, – говорю себе я, – о чем думают эти люди? Какие планы строят на сегодня? Может быть, они волнуются о деньгах? А может, стараются выбросить из головы дурные мысли, похожие на мои?…»
Я больше не в силах держать свои воспоминания под контролем, и они захлестывают меня, как волна. Я снова мысленно переживаю тот день, когда мы выгнали Джимми из этого дома. Мне было ужасно больно отправлять сына жить на улице среди наркоманов. Но в тот день он украл у Эллисон деньги, чтобы купить наркотики. Когда он вернулся, то встал здесь на веранде и попросил пустить внутрь или, по крайней мере, отдать пистолет, который лежал в его комнате. Отец Джимми с небольшим ломом в руках преградил ему путь. Он был готов ударить сына.
Джимми уже не раз воровал у своих родных. Настало время с этим покончить. Его отец сказал: «Можешь стоять здесь, сколько захочешь, но внутрь мы тебя не пустим. Я уже позвонил в полицию. Они скоро приедут и разберутся, может ли условно осужденный иметь при себе оружие».
Джимми уже успел побывать в наркологической клинике, а до этого – пожить на улице. И вот он должен был снова стать бездомным. Я не знала, чем все закончится в этот раз. Мысленным взором я видела, как он лежит мертвый после передозировки. Мы все любили его, но поняли, что наша любовь должна стать жестокой. Если мы его не выгоним, у него будет еще больше шансов плохо закончить свою жизнь.
Джимми решил не спорить и уйти вместе со своей девушкой, которая тоже была наркоманкой. Когда он повернулся и вышел с веранды, я почувствовала, что мое сердце разорвалось на части и одна часть исчезла вместе с сыном. Потом послышался звук сирен. Около дома остановилось несколько машин, из которых выскочили полицейские в бронежилетах и с оружием в руках. Они кричали: «Где пистолет?» Они обыскали комнату Джимми и нашли только несколько пустых пакетов из-под наркотиков и много шприцов. Отец Джимми повел полицейских к нашему автомобилю, где он спрятал пистолет сына на случай, если начнется драка. Полиция конфисковала оружие – ни Джимми, ни его девушке нельзя было его носить, так как они оба были осуждены условно.
Сейчас я могу более или менее спокойно вспоминать об этом, потому что Джимми бросил наркотики. Он снова живет у Эллисон и ничего не употребляет. Некоторое время он был бездомным и одумался. Вот уже четыре года он обходится без наркотиков, и у него есть работа. Он занимается в секции карате и учится в колледже, чтобы стать специалистом по работе с наркоманами.
На прошлой неделе я была на открытой тренировке, в которой участвовал Джимми, одетый в белое кимоно. Его сенсей мистер Ким похвалил его и сказал: «Он молодец!» От этих слов у меня на глазах выступили слезы. Если бы кто-нибудь спросил, почему я плачу, я бы ответила: «От гордости! Посмотрите, это мой сын!»
Сюзан Рэндалл