Эми Ньюмарк
Куриный бульон для души. 101 вдохновляющая история о сильных людях и удивительных судьбах
Писать, чтобы выздороветь
Любовь – это лучшее лекарство. С теми, кто себя любит, происходят настоящие чудеса.
Луиза Хей, одна из основателей движения самопомощи
Много лет я страдала от психического расстройства под названием дисморфофобия[6]. Мне очень не нравилось, как я выгляжу, я считала себя ужасной дурнушкой, и от этого у меня были заниженная самооценка, депрессия и даже суицидальные идеи.
Каждый раз, когда я смотрела на свое отражение, мне казалось, что я попала в аттракцион кривых зеркал – с той разницей, что мне было совсем не смешно. Я потратила много часов, чтобы улучшить свою внешность, но ничего не получалось. Все мои попытки заканчивались паникой, добровольным социальным остракизмом, сильной тоской и головной болью.
Несколько раз у меня появлялись мысли о самоубийстве. Это состояние влияло на работу, на отношения с близкими и на всю мою жизнь. Я не общалась с людьми, и ничто меня не радовало.
В какой-то момент я поняла, что избавиться от всего этого можно, лишь выплеснув свои чувства на бумагу. Я начала писать, и это меня спасло. Я перестала думать о том, какая я некрасивая, и мечтать о смерти. Пошел процесс излечения, и моя жизнь изменилась к лучшему.
Рассказывая про свою болезнь, я научилась любить себя и смогла справиться с ранами, полученными в прошлом. Один психоаналитик сказал мне: «Научившись любить себя, ты сделаешь лучший подарок себе и окружающим». Перемены в моем психологическом состоянии помогли мне понять, что не только меня, но и тех, кого я люблю, ждет светлое будущее.
Я закончила книгу и положила рукопись в стол, где она пролежала полтора года. Я начала писать мотивационные христианские тексты для женской организации под названием «Сила изменения». Мои тексты выходили для 20 000 женщин по всему миру. Кроме этого я стала модератором сайта организации, получив возможность помогать людям по всему миру.
Со временем я поняла, что пора опубликовать рукопись, которая лежала у меня в столе. Так на свет появилась книга «Встань, дочь моя: Путешествие из тьмы к свету». Я знала, что она поможет всем женщинам, у которых были такие же проблемы, как у меня.
Я продолжаю писать и сейчас. Я уверена, что именно это меня спасло. Работа со словом изменила мой характер, помогла мне поделиться своим опытом и мыслями с другими и открыла возможность руководить женскими группами по обсуждению разных важных тем.
Раньше я не верила, что смогу забыть боль, которую испытала в прошлом. Но все сложилось иначе, за что я безумно благодарна. Жизнь преподнесла мне очень важный урок – если ты не любишь себя такой, какая ты есть, то вряд ли сможешь любить других людей.
Барбара Алперт
В жизни так много возможностей!
Когда человек начинает бороться, чудеса становятся возможными.
Мао Цзэдун, китайский политический деятель
Раннее утро. Сегодня день св. Патрика, и дождь тоскливо льет за оконным стеклом. Внизу люди собираются на парад, и я вытягиваю шею, чтобы лучше их рассмотреть и зарядиться радостью праздника. Я сижу на старом деревянном стуле, который, кажется, стал моей могилой. Дым моей сигареты поднимается вверх. За грязным окном дует холодный ветер с Гудзона.
Ребенок покупает у уличного торговца яркий флажок и радостно убегает. Я смотрю на людей, и это отвлекает меня от грустных мыслей. Мой муж не вернулся домой вчера вечером, и, честно говоря, я не могу его за это винить. Женщина на улице смеется, запрокинув голову и слушая, что ей шепчет на ухо дирижер оркестра. Почему бы мне не выйти и не присоединиться к параду? Ведь наверняка будет весело.
Дрожащей рукой я подношу к губам бутылку с ромом, который обжигает мне горло. Это мой завтрак. Я размышляю, достаточно ли выпила, чтобы заглушить в душе боль. Нет, я никого не смогу обмануть. Я всего лишь бесполезная и асоциальная женщина. Я уже три дня не мылась. Я не похожа на тех, кто идет на парад. Они нормальные люди, у них своя жизнь и свои заботы.
У себя на кухне я чувствую себя в безопасности. Я словно серая тень на стене, которую никто не видит. Музыканты строятся рядами и уходят.
А вот еще одно утро. Встает солнце, я поднимаюсь со стула, кровь резко приливает к голове, и у меня начинается головокружение. Когда я в последний раз ела? Сердце бьется часто-часто, и мне кажется, что я умираю. Я совершенно одна. Я делаю несколько неуверенных шагов по комнате и слышу, как под ногами шелестит газета. Я поднимаю ее и тупо смотрю на страницы. «Что-то надо менять, – думаю я. – Так больше жить нельзя. У меня нет мужа. Нет денег. Нет человеческого достоинства. Вообще ничего уже не осталось».
Я открываю телефонный каталог и ищу раздел «Церкви». Может быть, церковь поможет, даст мне какую-то надежду? Мое тело словно одеревенело и потеряло чувствительность. По моим впалым щекам текут горячие слезы. Я слышу, как в соседней комнате ворочается во сне мой замечательный шестилетний сын. Когда он проснется, я должна выглядеть и вести себя как нормальный и здравомыслящий человек. Если в ближайшее время я не пойду на поправку, то сын перестанет меня любить.
Я затравленно оглядываюсь по сторонам. Мне так хочется раз и навсегда избавиться от этой постоянной внутренней боли. Потом я неожиданно решаю помолиться. Я захожу в спальню, зажигаю свечку и ставлю ее на пол. Я становлюсь на колени и опускаю голову. Щекой я чувствую тепло горящей рядом свечи. Я утыкаюсь лицом в ковер, и моя грудь начинает содрогаться от беззвучных рыданий.
– Господи, – тихо шепчу я, – если Ты на самом деле есть, то помоги мне, пожалуйста, мне так нужна твоя помощь.
За мной закрывается тяжелая железная дверь. Я в клинике для прохождения детоксикации и лечения от алкоголизма. Пациенты кажутся мне смертельно опасными. Я чувствую, как по всему телу течет холодный пот и урчит в пустом животе.
– Меган, ты знаешь, зачем ты здесь оказалась? – спрашивают меня.
– Я хочу кое-что понять, – отвечаю я.
Я с наслаждением залезаю в горячую ванну под одеяло густой белой пены. Сегодня Пасха, и я предвкушаю, как мы с сыном будем босиком гулять по зеленой траве. Как я рада, что могу заниматься самыми простыми вещами, которые доставляют мне удовольствие. У меня пока нет сил на что-либо ответственное и серьезное. Внутри до сих пор болит, и я стыжусь состояния, до которого себя довела.
Вчера на встрече бывших алкоголиков сказали так: «Сначала все изменится, и только потом полегчает». Мне надо ходить на эти встречи, но я не в восторге от того, что меня считают алкоголичкой. Хотя, впрочем, какая разница, кем меня считают? Я ощущаю себя частью чего-то очень большого. Я не такой уж плохой и никудышный человек, как мне казалось раньше. Да, я врала, манипулировала людьми и позволяла другим собой манипулировать. Но сейчас я изменилась. Некоторые могут считать, что я не заслуживаю жизни в гармонии с собой и окружающими. Но я так не думаю. Я знаю, что я не одинока. «Да, я могу быть счастливой», – думаю я и с головой окунаюсь в воду.
Сегодня моя машина снова сломалась. Я нервничаю, потому что не знаю, как попаду на работу и где возьму деньги на ремонт. Мне надо быть здесь и сейчас, не улетать мыслями в будущее, а сконцентрироваться на том, что я делаю в данный момент. У меня есть дом и семья, хорошая работа, и меня окружают люди, которым не все равно, что происходит в моей жизни. Я бросила пить, но это произошло относительно недавно. На меня свалился груз ответственности, и иногда мне кажется, что я с ним не справлюсь. Что мне делать и как быть? Я так устала от того, что мой автомобиль часто ломается. Я много работаю, сильно напрягаюсь, но иногда кажется, что я не двигаюсь вперед, а топчусь на месте. Я стараюсь не злиться. Я все делаю правильно, и все равно никакого толку! Меня начинает мутить, и я иду в туалет.
Я запираю за собой дверь и начинаю плакать. Слезы помогают спокойнее воспринимать ситуацию. В моей голове звучат голоса мудрых женщин – они предупреждают, что мои мысли до добра не доведут. Когда я о чем-то сильно сожалею, я создаю неконструктивную атмосферу хаоса и очень ее боюсь. Надо дышать глубоко и размеренно, найти то, что меня радует и за что я благодарна. Я начинаю с намерения: «Я хочу ощутить чувство благодарности. Я хочу успокоиться».
Я вспоминаю, как коллега на работе рассказывал о молодой женщине, которой удалили толстую кишку, и думаю: «Бог ты мой, у тебя-то, Меган, толстая кишка на месте!» Тут я начинаю смеяться и говорю себе, что переживала вещи гораздо более страшные, чем поломка автомобиля. Я одновременно смеюсь и плачу, и внутреннее напряжение спадает.
Сегодня я решила заехать в клинику, где я лечилась от алкоголизма. Надо быть благодарной, надо отдавать людям то, что в свое время они дали мне. Я все лучше думаю о себе, моя самооценка растет, когда я бескорыстно служу другим людям.
Признаюсь, в последнее время я слишком сильно увлеклась собственной жизнью. Мне нравится моя работа, бейсбольные тренировки сына, я получаю удовольствие от того, что готовлю еду. Я стою около входа в клинику, но меня нисколько не угнетают воспоминания о проведенном здесь времени. Я уже не слабая и потерянная, какой была тогда. Я готова ко всему, что мне может подкинуть жизнь. Я завершила своего рода полный круг. У меня в жизни было много открытий, которые следовали одно за другим. Я принимаю себя такой, какая я есть, улыбаюсь и вхожу в здание.
Я лежу в кровати и даже с закрытыми глазами чувствую мягкий свет нового дня. Я хорошо выспалась и готова к великим делам. Никто не знает, что ждет его впереди, но меня это не пугает, а, наоборот, заряжает энергией будущих возможностей. Моя история совсем не уникальна. Но у меня хватает смелости простить себе свои ошибки и быть уверенной в том, что я заслуживаю счастья.
Меня переполняет радость, которой мне не терпится поделиться с окружающими. Я думаю о том, что обязательно расскажу другим о своей личной истории, чтобы люди поняли: они тоже могут измениться. Сегодня я верю в чудеса. Почему? Потому что я сама – чудо.
Меган МакКэнн
Глава 2
Как победить болезнь
Надежда – лучшее лекарство
Мне иногда было страшно, ужасно, отчаянно плохо, но даже тогда я прекрасно понимала, что быть живым – это лучшее, что есть на свете.
Агата Кристи, писательница
Утром 25 декабря, в день Рождества, я проснулась со страшной болью. О подарках никто даже не вспомнил, потому что мы помчались в больницу. У меня взяли кучу анализов и отправили в палату. Количество тромбоцитов в моей крови составляло 3300, а у здорового человека их должно быть более 150 000.
Через несколько дней мне сообщили диагноз – лейкемия. Точнее: острый недифференцированный лимфобластный лейкоз с филадельфийской хромосомой[7]. Заболевание в такой форме развивается очень быстро, поэтому лечить меня надо было как можно скорее. Я не могла понять, как боли в спине и груди превратились в рак.
Мне назначили трансплантацию и перевели в больницу в другом городе, где делали такие операции.
До этого я ни одной ночи не провела вдали от моего шестилетнего сына. Как я сообщу ему, что мне придется, вполне возможно, лежать в больнице несколько месяцев? Как скажу, что его мама может вообще никогда не вернуться из больницы? Какими словами это можно объяснить своему ребенку? Да и самой себе?
Была зима, самый разгар эпидемии гриппа, поэтому сыну запретили навещать меня. Муж не мог долго со мной оставаться – ему надо было ехать домой и заниматься ребенком. Я лежала и тупо смотрела повторы телепередач, с грустью думая о том, что, быть может, мне не придется увидеть, как мой сын вырастет. В то время именно это печалило меня больше всего на свете.
Мне всегда нравилось читать и писать, но я принимала разные препараты, из-за которых совершенно не могла сконцентрироваться. Я была в отчаянии. Я потеряла не только здоровье и семью, но и способность думать. Господи, что еще у меня могут отнять?!
Если бы мне делали только химиотерапию, то мои шансы выжить составили бы двадцать процентов. Пересадка костного мозга увеличивала шансы на выживание до тридцати и даже пятидесяти процентов. Впрочем, в этом случае оставалась двадцатипроцентная вероятность, что трансплантированный костный мозг не приживется и я все равно умру. Я считала себя заложником этих цифр, в которых воплощалась грозящая мне опасность.
В больнице могли сделать операции по трансплантации костного мозга только в том случае, если моя медицинская страховка покрывала эти расходы. В одной новостной телепрограмме рассказывали о человеке, у которого была государственная страховка, но страховая компания отказала в оплате операции, и он умер. Этот сюжет я увидела как раз в тот момент, когда ждала ответа от своей страховой компании.
Если бы я продала все, чем владела, – свой дом, машину и даже одежду, мне бы все равно не хватило денег на операцию. К счастью, у мужа на работе предоставляли медицинскую страховку на членов семьи. В свое время я выбрала самый дорогой вариант – как выяснилось, он покрывал расходы на операцию.
Теперь мне надо было найти донора.
Моя сестра сдала анализ, но результаты показали, что она не может быть донором. Наш брат исчез с горизонта сразу после того, как наша мать умерла от рака яичников, и мы ничего о нем не знали больше десяти лет. Но моя племянница нашла его в Интернете, и он прилетел из Вашингтона. Мало того, он предложил переехать ко мне, чтобы ухаживать за мной после операции.
Получилось, что моя болезнь вернула нам брата!
Я была очень рада его снова увидеть. Но выяснилось, что и он не сможет стать моим донором. Значит, мне нужен был анонимный донор.
Мои родители принадлежали к разным расам, и таким людям, как я, сложнее всего найти донора. Иногда им это не удается, и они, увы, умирают. Так что я начала готовиться к смерти.
В полном отчаянии я однажды спросила своего онколога, есть ли у меня надежда на выздоровление.
– Надежда есть всегда, – ответил он.
И он оказался прав. Мне нашли донора.
До трансплантации надо было пройти химиотерапию. Мне кололи препарат прямо в позвоночник. Мне сделали биопсию, воткнув огромную иголку в позвонок, чтобы достать изнутри немного спинного мозга на анализ. Вы, вероятно, никогда не задумывались о том, что кость нельзя анестезировать или «заморозить». Боль была страшной. Бывали моменты, когда мне казалось, что я не выдержу. Но я выдержала.
Пережить все это мне помогли смешные и грустные видеоблоги, которые я размещала в Сети. Незнакомые люди оставляли комментарии о том, что эти видео их вдохновляют.
Однажды утром я проснулась, подняла голову, и большая часть волос осталась на подушке. Я написала хайку и запостила его вместе с картинкой, на которой я лежала лысая и с улыбкой до ушей. Потом я попросила сына разрисовать мне голову фломастерами, чтобы он не боялся моего нового облика.
У меня была ремиссия, и костный мозг мне ввели путем простого переливания крови, или трансфузии. Было очень больно, мне сделали капельницу с морфином, и я не могла есть. После трансфузии случились осложнения, поэтому я провела в больнице еще сорок четыре дня.
Это был, пожалуй, один из самых сложных периодов моей жизни. Мне тогда надо было просто выжить, и я боролась. Каждое утро я, как могла, делала гимнастику. Я представляла себе, как мой сын оканчивает школу. Если бы можно было выжить на одной силе воли, я бы точно это сделала.
За время пребывания в больнице я потеряла массу сил. Мне было трудно пройти по комнате. Однажды у меня внезапно отказали ноги. Я стояла в дверном проеме и упала так, что перегородила дорогу и никто не мог подойти ко мне. Мне пришлось отползать в сторону, чтобы люди смогли помочь.
Перед самой операцией у меня три часа непрерывно шла кровь из носа. Было странное ощущение, что мускулы лица перестали мне подчиняться. Я посмотрела на себя в зеркало – в ноздрях марлевые тампоны, на руках ссадины от того, что в крови у меня слишком мало тромбоцитов, синяки под глазами. Медсестра спросила, что со мной. Я ответила: «Первое правило „Борцовского клуба“…», и рассмеялась.
Это было на самом деле довольно мрачно и страшно, но я старалась воспринимать все происходящее с улыбкой, молитвой и слезами. Мой муж помогал мне принимать душ, и я шутила, что мы вместе не мылись в душе со времен нашего медового месяца. Я научилась ходить по стеночке или за что-нибудь держаться, чтобы не падать. Но когда я все-таки падала и сын помогал мне подняться, я называла его героем и замечала, что он ужасно рад этой похвале.
Я начала ходить, с каждым днем все дальше и дальше. Мой организм креп, и сил становилось все больше.
Вскоре после того как меня выписали, скоропостижно скончался мой отец. Его смерть стала для меня страшным ударом. Я плохо себя чувствовала и поэтому несколько месяцев с ним не виделась. Я понимала, что слезами горю не поможешь и душевные страдания никак не будут способствовать моему собственному выздоровлению. Поэтому я решила вспоминать, как мы в последний раз вместе праздновали Рождество. Я рада, что перед смертью отца успела сообщить ему по телефону, что трансплантация прошла успешно и я выздоравливаю.
Прошел год после того, как я легла в больницу. Снова наступило Рождество. Пора было переходить от выживания к нормальной человеческой жизни. Я твердо решила не думать о боли и сложностях, а благодарить судьбу за то, в чем мне так несказанно повезло, – за поддержку близких и друзей, за возвращение моего «блудного» брата и щедрость незнакомца, который стал моим донором и подарил мне жизнь.
Прошло три года. Мы экономим деньги, чтобы съездить в Disney World. Мой сын в восторге от нашего путешествия в Гранд-Каньон. Я закончила писать свой второй роман и тесно сотрудничаю с организацией Be The Match[8]. Теперь я перестала воспринимать Рождество как трагическое время моей болезни. Я выдержала, преодолела трудности, которые выпали на мою долю, и считаю себя совершенно счастливой.
Рисса Воткинс
Рак, моя история
Я боялась заболеть раком, и этот страх изменил мою жизнь. Сейчас я благодарна за каждый день, когда чувствую себя здоровой. Я поняла, что в жизни главное.
Оливия Ньютон-Джон, австралийская актриса и певица
Мне было тогда тридцать пять лет. Однажды я мылась в душе и обнаружила на своем теле что-то странное. Я еще раз ощупала это место. Действительно, на груди появилось какое-то уплотнение. Я провела очень неспокойную ночь, уговаривая себя, что это, скорее всего, игра моего воображения, а не злокачественная опухоль. Настало утро, но уплотнение не исчезло. Следующие несколько дней я ездила по разным клиникам и сдавала анализы.
Когда я услышала диагноз, у меня внутри все перевернулось. Никто в моей семье не болел раком. Доктора удивлялись не меньше меня. Несколько дней я провела, как в тумане. Меня бросало в крайности: я то дрожала от страха, то говорила себе, что это ошибка. Но потом я примирилась со своим диагнозом и с новыми реалиями.
В первую очередь мне надо было заняться лечением, которое требовало больших душевных и физических сил. Я хотела понимать, с чем имею дело, поэтому пошла в медицинскую библиотеку, чтобы выяснить все о злокачественных опухолях на начальных стадиях развития. Я набрала научных книг и журнальных статей, отксерокопировала их и стала подробно изучать три метода лечения, которые предлагали врачи: операцию, химиотерапию и лечение радиацией.
Чтобы не утонуть в море информации, я решила сперва сконцентрироваться на операции: как она происходит и в каких случаях ее делают. К тому моменту, когда я зашла в операционную, я была подготовлена к любому исходу, который мог ждать меня в будущем.
Через несколько недель после операции я пережила шок, увидев свое покрытое шрамами тело в зеркале. Оно было похоже на сшитое из лоскутов одеяло. Моя душа тоже казалась лоскутным одеялом, сшитым нитками любви и поддержки моих родных и друзей.
После операции я начала изучать вопросы химиотерапии и лечения радиацией. Я проштудировала достаточно информации и была готова к серьезному разговору с врачом. Я согласилась на химиотерапию, но отказалась от радиации, которая «убила» бы часть легких и сердца. Я хотела сохранить возможность жить активной жизнью, пусть даже она окажется не такой долгой.
Первый сеанс химиотерапии произвел на меня сильное впечатление. В нос ударил сильный запах химикатов, и я с удивлением увидела большой зал с шезлонгами для пациентов. Я представляла себе все совсем по-другому. Процедуры проводили, не запирая пациентов в отдельных комнатах, а собрав их вместе в одном пространстве. Ряды шезлонгов и лежащие на них люди напоминали молочную ферму с рядами коров, которых присоединили к доильным аппаратам. Я старалась не смотреть в глаза лежащим под капельницами пациентам и уперлась взглядом в спину медсестры, которая вела меня в дальний конец процедурного зала.
Медсестра предложила мне лечь на шезлонг, стоящий между двумя мужчинами. Они о чем-то оживленно беседовали. Рядом с каждым пациентом стояли капельницы, наполненные красными или синими растворами, поступавшими им в вены. Пациенты не обращали на капельницы никакого внимания. Я заняла свое место между двумя джентльменами и извинилась, что я нарушаю их беседу. Эти господа спокойно отнеслись к моему появлению и втянули меня в разговор. Они сообщили мне свои диагнозы и поинтересовались, какой диагноз поставили мне. Я поняла, что моя болезнь – просто цветочки по сравнению с формами рака, которыми страдали мои соседи. «Как я могу жалеть себя, если людям приходится гораздо хуже, чем мне?» – подумала я.
Приблизительно через час оба моих соседа задремали. Потом я узнала, что сонливость – побочный эффект лечения химиотерапией. Я вынула свои распечатки и начала их читать. Позже я стала воспринимать эти сеансы как возможность отключиться, заснуть, мечтать или видеть сны о чем-то совершенно не связанным с реальностью. Сны и грезы скрашивали часы, проведенные под капельницей.
В следующие шесть месяцев я привыкла к химиотерапии и проходила ее на автомате – ложишься в шезлонг, лежишь под капельницей, выходишь в туалет и снова возвращаешься на место. В те дни, когда самочувствие было нормальным, я занималась домом и даже ходила на работу.
Лечение растянулось на несколько месяцев, и я очень ослабла. В это время я научилась принимать помощь. Если кто-нибудь изъявлял желание приготовить мне обед, я с радостью соглашалась. Прибраться у меня дома? Конечно, буду очень обязана! Купить мне продуктов? Спасибо большое. Я даже не представляю, в каких безднах отчаяния могла бы оказаться без поддержки и помощи близких людей.
Мой психический и душевный настрой имел такое же огромное значение, как и физические факторы лечения. Я читала и перечитывала отрывки из Библии, в которых рассказывается об исцеляющем прикосновении Господа.
Я фантазировала, что по моим венам носится Pac-Woman[9] и поедает злокачественные образования. Я представляла себе, что мое тело постепенно очищается от злокачественных клеток. Эти мысли придавали мне сил и помогали позабыть о боли и страданиях.
Знакомые пациенты говорили, что у меня уйдет минимум год, чтобы физически окрепнуть и снова начать нормально мыслить, а не пребывать в тумане. В один прекрасный день я проснулась и почувствовала себя сильной и энергичной, как и до болезни. Я начала жить полной жизнью – заводила новые знакомства, путешествовала и радовалась.
Мой характер и привычки сильно изменились. Сейчас я могу проехать девять часов на автомобиле, чтобы увидеть в лесу редкую птицу. Я готова идти по кишащим опасными змеями джунглям Южной Америки в поисках редкого вида орхидеи. Когда мне предлагают попробовать странное и экзотическое блюдо, я никогда не отказываюсь. «Почему бы и нет? – думаю я. – Козлиные потроха – это же наверняка что-то вкусное!»
Каждый из нас, находящихся в тяжелой кризисной ситуации, должен найти из нее свой выход. Конечно, если бы у меня был выбор, мне бы хотелось избежать той страшной болезни, которую я пережила. Но то, что я переболела и выздоровела, научило меня по-новому смотреть на жизненные возможности, на личностное развитие и получаемый опыт. Во мне появилось больше жажды жизни и сострадания. И я благодарна за каждый новый день, который мне предстоит пережить, независимо от того, что он несет и чем будет наполнен.
Гейл Моррис
