Эми Ньюмарк
Куриный бульон для души. Сила благодарности. 101 история о том, как благодарность меняет жизнь
Кэти О’Коннелл
О пользе потерь
Все препятствия и трудности – это ступени, по которым мы растем ввысь.
Фридрих Ницше
Однажды мы вместе с другими молодыми мамочками сидели на полу в церкви и смотрели, как играют наши дети. И тут я заметила, что девушка, устроившаяся рядом со мной, сильно нервничает. Она долго молчала, а затем произнесла:
– Моя мама говорит, что я должна позволять своей дочери чаще плакать, но мне это кажется чем-то неправильным. Ей ведь всего четыре месяца! Как думаете, это нормально? Я не хочу расстраивать маму.
Сама не знаю, почему этот вопрос так ошеломил меня. Еще несколько минут я пребывала в полном молчании. Мне казалось, что слова этой незнакомой девушки открыли в моей душе какую-то дверь. И за этой дверью скрывались ответы на многие вопросы, не дававшие мне покоя.
Мне было четырнадцать, когда от рака умерла моя мама. Ее смерть сильно пошатнула мои подростковые иллюзии об устройстве этого мира. Помню, как на следующий день после похорон я вернулась в школу и попробовала притвориться, что все идет как прежде. Но это была неправда. Я была парализована страхом и совершенно разбита. Я понятия не имела, как попросить о поддержке, поэтому прятала свои истинные чувства так глубоко, как могла, думая, что тем самым защищаю себя.
В возрасте 26 лет я вышла замуж за человека, чья любовь к жизни была поистине заразительной. Он научил меня играть в гольф, кататься на водных лыжах и противостоять страхам. Мы исследовали отдаленные места, ходили в походы, катались на велосипедах, каяке или лыжах. Совместными усилиями мы преодолели созданную мною же политику под названием «никаких детей». Просто в какой-то момент желание создать полноценную семью победило даже мой страх умереть молодой.
Когда моя первая беременность закончилась выкидышем, горе едва не лишило меня мужества. Спустя год я забеременела снова.
Теперь мы контролировали каждый свой шаг, и постепенно тревога превратилась в робкую надежду. Когда акушерка передала мне новорожденную девочку, мое сердце открылось шире, чем я могла себе представить. Как будто разорванная связь с моей собственной матерью тоже восстановилась.
К сожалению, на этом испытания не закончились. Моя свекровь, которая была невероятно рада стать бабушкой, тоже сражалась с онкологией. Кажется, этот страшный диагноз преследовал нас. Когда нашей девочке исполнилось шесть недель, свекровь умерла. Помню, как, несмотря на боль и слабость, она с любовью держала внучку на руках в свои последние дни.
Мое эмоциональное состояние было похоже на американские горки. Сказывались бессонные ночи. Перегруженная родительскими обязанностями, я начинала злиться. Все казалось мне таким несправедливым. Я скучала по своей маме, скорбела по свекрови и чувствовала себя покинутой. Снова, во второй раз в своей жизни, я осталась без наставничества и помощи.
Поддержку я искала в группах для молодых мам и именно поэтому оказалась в церкви в то раннее зимнее утро. Я понимала, насколько сильны переживания девушки, что сидела рядом со мной. Конфликт между ее собственными материнскими инстинктами и непрошеными советами со стороны разрывал ее на части. Мне было жаль ее.
Мой опыт материнства был совершенно другим. Я продвигалась вперед, руководствуясь только собственными знаниями и интуицией. У меня не было советчиков – я проделывала свой собственный путь. При этом я была так занята перечислением всего, чего была лишена, что совершенно не замечала данных мне преимуществ. А ведь я была свободна.
Безусловно, потеря матери в столь раннем возрасте травмировала меня, но одиночество научило независимости и упорству. Лишившись помощи свекрови, я получила возможность действовать так, как считаю нужным, в том, что касается воспитания моей девочки.
Внезапно я испытала прилив благодарности. Беды закалили меня. Я сама смогу проложить свой путь. Со мной все будет в порядке.
Джуди О’Келли
Моменты радости
Некоторые люди не верят в героев. Они просто никогда не встречали моего отца.
Автор неизвестен
Даже со второго этажа я отчетливо слышу голоса своих неугомонных детей:
– Мы готовы, мама!
– Минутку! – отвечаю я. Ох, да где же он? Я лихорадочно перебираю содержимое ящика своего письменного стола и наконец выхватываю из груды бумаг маленький белый конверт. Затаив дыхание, я заглядываю внутрь: две хрустящие двадцатидолларовые купюры ждут своего часа, словно зарытое сокровище.
Пор крайней мере, у нас сегодня будет мороженое!
И я шепчу молитву благодарности отцу – молчаливому спонсору всех наших простых, но бесценных радостей.
Гораздо дольше, чем я хотела бы это признавать, мой папа ухитрялся подсовывать нам такие конверты. Его щедрый жест случался достаточно редко, чтобы никого не оскорбить, но в то же время вполне регулярно, чтобы мы могли ощутить его помощь и поддержку.
– Тебя кое-что ждет на моем столе, – прошептал он мне на ухо во время нашего последнего визита.
– Папа…
Он отмахнулся от моих возражений:
– Я получил немного больше средств по возврату налога, чем предполагал.
Похожие оправдания он изобретал каждый раз.
В конце концов я все же взяла тот конверт, и именно поэтому сейчас мы стоим в очереди в кафе-мороженом, прижавшись лбами к витрине. Тридцать волшебных вкусов, расфасованных по сизым от инея лоткам, – словно тридцать сладких моментов, которые мы смогли себе позволить благодаря белым конвертам моего отца.
Если бы он только знал, куда заводили нас его двадцатки! От случайной покупки игрушки до летнего перекуса. Огромное количество обыкновенных и ничем не примечательных дней озарялись магией этих заветных купюр: возможностью сказать редкое «да» запретным сладостям или походам в кино на дневной сеанс. Настоящее счастье.
Бывало, что деньги, полученные от отца, позволяли восполнить пустоту в нашем холодильнике. Иногда этот секретный тайник помогал купить нечто невероятное: например, бейсбольные бутсы или платье для первого причастия. А когда наступали по-настоящему трудные времена, деньги из белого конверта покрывали стоимость антибиотиков для больного ребенка.
Вот и теперь, когда наш кошелек стал легче на одну двадцатку, мы усаживаемся за стол с нашим мороженым, чувствуя, что на этот раз с миром все в порядке. И мне хочется кричать о той безмерной благодарности, которую я испытываю к своему отцу. Список примеров его невероятной щедрости настолько велик, что вряд ли я когда-нибудь смогу как-то отплатить ему.
Мой папа как-то сказал: «Не всегда в жизни есть возможность вернуть долг или отплатить услугой за услугу, поэтому просто помогайте тем, кому можете».
Я с нетерпением жду, когда наступит моя очередь угощать, и уже сейчас заготавливаю конверты, надеясь, что со временем буду наполнять их так же умело. И дарить своим взрослым детям маленькие моменты радости. Это все, что я могу сегодня сделать для тебя, папа.
Джей Сит
Особенный день
Доблесть есть сила не наших рук или ног, но мужества и души; она зависит от качеств не нашего коня или оружия, но только от наших собственных.
Мишель де Монтень
У каждого из нас бывают особые дни. Я свой особенный день провел в стенах маленькой церкви в тихом городке.
Мой сын женился. Вы скажете, что для любого родителя свадьба детей – это важное событие. Согласен. Но есть один нюанс. Понимаете, дело в том, что мой сын Джон в прошлом году вернулся из Афганистана. Без ног.
Здесь надо рассказать предысторию.
Моему отцу не удалось прожить мирную жизнь. Он прошел Перл-Харбор и потерял двух братьев во время Второй мировой. Но лишь один раз я видел слезы на его глазах – когда он провожал меня во Вьетнам, на эту, по его словам, «проклятую, бесполезную войну». В отличие от многих других, я вернулся. Мне повезло, и я остался целым и невредимым. Но это никак не отменяло полученного опыта.
Дома меня ждала череда мрачных дней. Война преследовала мои сны, а алкоголь хоть и ослаблял силу затянувшихся кошмаров, все же давил на меня, как свинцовый груз. Я стал большим притворщиком: моя улыбка никогда не отражалась в моих глазах. Бывали дни, когда бездна поглощала меня без остатка, так что мне требовались все силы, чтобы вырваться из нее.
Многие тогда пытались мне помочь, но все их усилия оставались не более чем абсурдными ритуалами, не находящими отклик в моей душе. Каким-то чудом я смог удержаться на работе, но алкоголь на долгие месяцы стал моим новым богом. Бывали моменты, когда мне казалось, что борьба не стоит затраченных усилий. Было бы проще провалиться в сон без сновидений и больше не сожалеть о прошлом.
Так прошло достаточно много невозвратимых, драгоценных лет, пока судьба не сжалилась надо мной, послав мне Мэри.
Когда наши дети выросли, я молился только об одном: чтобы больше ни одному молодому человеку не пришлось идти на войну. Но это случилось снова. Сын отправился на другой конец света, и я, как некогда мой отец, плакал злыми слезами и шептал: «Не заставляй его страдать так же, как меня».
Джон сполна испытал агонию и боль. Признаться, я был уверен, что большинство его мечтаний остались в том дне, когда ему оторвало конечности.
Но я недооценил его. Помню, как в детстве я наблюдал за ним во время бейсбольных тренировок с кромки левого поля. Мне казалось, что он будет слишком нервничать, если я замечу его ошибки. На самом деле это было совершенно неважно – независимо от моего присутствия он всегда стремился сделать все возможное, чтобы победить. Он сражался с самим собой.
Теперь, пройдя через муки выздоровления и реабилитации, Джон одолел своих внутренних демонов и стал сильнее, чем когда-либо прежде. Мой сын справился с тем, что большинству из нас трудно себе даже представить, и он сделал это лучше всех.
Однако был еще один важный элемент, который сделал его выздоровление возможным: нежность и преданность. Они всегда помогают смягчить боль, когда все остальное оказывается бессильным. Мы с женой всегда поддерживали Джона, но я не уверен, что он был бы таким же стойким без этой девушки, Шерри. Она терпеливо его ждала, а теперь проходит с ним, шаг за шагом, весь долгий путь к выздоровлению.
При виде Джона, стоящего у алтаря на своих новых ногах, я ощущал невероятное волнение. Мое сердце рвалось к нему; билось, как в тот день, когда он выкатился в зал прилета в инвалидном кресле.
Невеста появилась в церкви в сопровождении своего отца. К ее сверкающему белому платью был приколот золотой бабушкин медальон. Джон взял ее за руку. На их лицах были написаны все надежды этого мира.
Затем Джон нашел меня глазами и поднял вверх большой палец. А Шерри сказала: «Спасибо, что вырастили такого замечательного человека».
Даже спустя годы этот день продолжает радовать меня, питая и наполняя мою душу. Лучший день из всех возможных, когда я узнал, что мой сын сильнее и лучше меня.
Глава 2
Озарения
Благодарность всегда играет важную роль. Люди чувствуют себя гораздо счастливее, благодаря за положительные моменты в своей жизни, вместо того чтобы беспокоиться о несуществующем.
Дэн Бюттнер
Томас Бенке
В нужном месте
Во Вселенной нет никаких лишних частей. Каждый из нас находится здесь, потому что существует место, которое он должен заполнить.
Дипак Чопра
Засовывая очередную банку супа на полку, я размышлял о том, куда завела меня жизнь. Я был уже слишком стар для подобной работы. Мне казалось, что покупатели тоже это понимают и смотрят на меня со смесью осуждения и жалости.
Я работал в двух местах, но по-прежнему едва сводил концы с концами. Разваливающийся брак сделал очень сложными мои отношения с дочерью. Мне все надоело. Поэтому когда чья-то тележка ударилась о мою спину, я готов был заорать от злости. Для меня это столкновение служило неоспоримым доказательством того, что я не соответствую занимаемому месту и только мешаюсь у всех под ногами. Я пробормотал «ничего страшного» на извинения незнакомой женщины и продолжил заталкивать банки на полки.
В тележке сидела маленькая девочка и внимательно рассматривала меня. Ее глаза светились тем особенным блеском, какой появляется, когда дети хотят что-то сказать. На ней было пальто – пожалуй, слишком теплое для такой погоды – и забавная шапка с кисточками и разноцветным помпоном. Огромные голубые глаза тут же вернули меня на десять лет назад, когда моя собственная дочь была такого же возраста и любила подобные шапки.
Я улыбнулся.
– У меня такие же рыжие волосы, как у вас, – сообщила она.
– Молли, – вмешалась женщина, – не отвлекай людей, когда они заняты работой.
Я повернулся было к ней, чтобы возразить, но девочка уже потянулась к своей шапке.
– Нет, Молли, – попросила женщина, – пожалуйста, оставь…
Но было уже поздно. Сдернутая с головы шапка полетела на пол, а моему взору предстал голый череп девочки без единой пряди волос. Гладкая белоснежная кожа еще больше подчеркивала голубизну и яркость ее глаз, которые теперь впились в меня, ожидая реакции.
В этот миг в моей голове пронесся целый шквал панических мыслей. Предполагая возможную причину потери волос, я ощутил острый прилив сострадания. Затем я подумал: «Как я оказался в такой ситуации?» – и немедленно испытал отвращение к самому себе – ведь среди трех актеров этой маленькой драмы у меня определенно была самая простая роль.
– Рыжие – самые лучшие! – наконец сказал я, поднимая большой палец вверх. Девочка обрадовалась:
– У моего брата волосы каштанового цвета, и они симпатичные… Но мои мне нравятся больше! Мама говорит, что они снова отрастут через пару месяцев.
Она показала мне три пальца, затем загнула лишний.
Женщина подняла шапку и надела ее на голову Молли.
– Извините, – пробормотала она.
Я ответил, что все в порядке и ей не за что просить прощения. Она кивнула и стала толкать тележку. Было видно, что она расстроена.
Молли помахала мне рукой, и я помахал ей в ответ.
Я продолжил наполнять полки магазина, чувствуя глубокую печаль и ругая себя за то, что не сказал ничего более подходящего.
Через некоторое время я повернул голову и заметил, что теперь Молли и ее мама находятся в секции напротив меня. С ними был мужчина. Вдруг мама девочки тихонько коснулась его руки, что-то прошептала и снова направилась ко мне. При этом она растерянно копалась в своей сумке и не поднимала на меня глаз до тех пор, пока не подошла совсем близко. Я видел, как она сдерживает слезы.
– Я хотела поблагодарить вас.
У меня возникла странная мысль, что она решила дать мне чаевые. Но вместо этого она протянула мне фотографию Молли: девочка улыбалась, а ее личико обрамляли огненно-рыжие кудри.
– Это фото было сделано два месяца назад, еще до химиотерапии, – сказала незнакомка.
– Она прекрасна, – только и смог выдавить я, слишком пораженный для какого-то более сложного ответа.
– Я хочу сказать вам спасибо, – вновь повторила она.
– За что?
– Она любит разговаривать с людьми и снимать свою шапку. Предполагаю, что ей даже нравится быть лысой, – женщина смогла выдавить улыбку.
– Она молодец, – ответил я.
– Да, это правда, – сказала она так, словно пыталась убедить в этом саму себя, – но дело в том, что, когда Молли снимает шапку, люди реагируют довольно нелепо, им делается неловко. Я не виню их в этом, ведь что они могут сказать? Они заводят разговор со мной, а не с ней, и Молли становится грустно.
Слезы побежали по ее щекам.
– Когда она говорила с вами, вы едва взглянули на меня и … – на миг она запнулась, – вы заставили ее рассмеяться.
Теперь рыдания, которые она так усердно сдерживала, вырвались наружу, однако она быстро подавила их. Я вернул ей фотографию.
– В тот день, когда была сделана эта фотография, я слышала ее смех в последний раз… До сегодняшнего дня.
От ее слов у меня перехватило дыхание.
– Мне так жаль.
Ненавижу эту фразу – она никогда ничего не выражает.
Она кивнула.
– Я хочу, чтобы вы знали, как много это для нее значило, – вы отнеслись к ней как к нормальному ребенку.
– Так и есть, – я посмотрел на нее.
– Спасибо.
– Мои мысли с вами и Молли.
– Меня зовут Морин.
Я назвал ей свое имя и сказал: «Удачи, Морин».
Женщина повернулась и побежала догонять мужа и дочь, которые уже добрались до кассы.
Несмотря на ощущение собственной беспомощности, я неожиданно понял, что в тот день находился именно там, где и должен был быть.
Кэти Могус
Спасибо за все, что у меня есть
Сделайте свой дом максимально комфортным и привлекательным, а затем просто продолжайте жить.
Альберт Хэдли
Каждый день я встречаю утро за чашкой кофе в удобном кресле, доставшемся нам в наследство от свекрови. Молитвы и чтение Библии помогают мне начать день. Однако пару месяцев назад я обнаружила, что завела еще один обязательный утренний ритуал: я начала ворчать.
Мое кресло смотрит на окно гостиной, под которым стоит диван. Старый, потрепанный и грязный диван синего цвета. Подходящий к нему стул также находится не в лучшем состоянии. Каждое утро я оценивала жалкий вид этих двух предметов, а затем перескакивала мыслями дальше, на кухню. Кухонные стол и стулья тоже были не первой свежести.
– Нам нужна новая мебель, – жаловалась я. – Я даже гостей не могу пригласить, до чего мне неловко.
Я знала, что мы не можем позволить себе покупку новой мебели. Поэтому мне оставалось только бесконечно переставлять старую и прибираться. Заметит ли кто-нибудь маленький след от сигареты на диване, зашитую дырку на спинке синего кресла, потертости на подушках кухонных стульев? Вдруг кто-то подумает, что я плохая хозяйка?
Мой муж Аллен каждый раз реагировал на упреки примерно одинаково, но однажды я заметила в его глазах что-то новое. Неужели он признал поражение?
Вообще-то я не привыкла жаловаться, и мне вовсе не хотелось становиться брюзгой. Аллен был трудолюбивым человеком, который совсем недавно вышел на пенсию. Мои доходы от писательской и ораторской деятельности тоже нельзя назвать высокими. А все накопленные деньги мы оба с огромным удовольствием тратили на путешествия.
И все же Аллен принимал мои жалобы на свой счет. «Я делаю все, что в моих силах», – говорил он. Это было правдой. Он ухаживал за садом, подстригал газон, подрезал деревья и бесконечно что-то подкрашивал. Однако почему-то не мог понять, что все, что находится внутри дома, имеет такую же ценность. Может, мнение соседей интересует его гораздо больше, чем мои жалобы?
Однажды утром я снова сидела в старом кресле, держа на коленях раскрытую Библию. Один стих особенно привлек меня. «Я научился довольствоваться тем, что у меня уже есть», – писал апостол Павел. Что ж, похоже, он узнал главный секрет: как жить в достатке и одновременно не иметь практически ничего.
У меня случилось нечто вроде озарения. Неужели я позволю недовольству украсть у меня радость и повлиять на мой брак? «Прости, что я стала такой брюзгой, – начала извиняться я перед Богом, – спасибо тебе за все хорошее, что ты мне дал. Если бы не Аллен, я могла бы жить в коробке».
В тот день я поклялась довольствоваться тем, что у меня уже есть, как апостол Павел. Какое это облегчение – поделиться с Богом своими желаниями, но при этом оставить все как есть!
Я завела новый ритуал. Теперь каждый раз, когда у меня вновь возникает желание пожаловаться на жизнь, я начинаю благодарить Бога за все, что у меня уже есть. Иногда также бывает весьма полезно вспомнить о людях, которые все бы отдали, чтобы получить мою старую мебель.
Спустя пару месяцев после того, как я перестала жаловаться, умер мой отец, и что же я унаследовала от него? Его практически новый диван, который идеально подходил для нашей гостиной, и дубовый стол со стульями, прекрасно вписавшийся в нашу кухню!
Кресло и шторы мы купили на распродаже в «черную пятницу», а старую мебель отдали двум нуждающимся семьям.
Я больше не брюзга, и у меня есть мой диван! Я буду продолжать быть благодарной за все, что дал или не дал мне Бог. В умении быть довольной определенно есть свои плюсы.
Алисия Розен
Самая счастливая девочка на свете
Матери всю жизнь носят с собой ключи от наших душ.
Кассандра Клэр
Моя мама обожает делать все по расписанию. Вот и в тот вечер она, как обычно, отправила меня спать ровно в половине десятого, однако вместо того, чтобы и самой готовиться ко сну, осталась сидеть в гостиной. Я так и не услышала дребезжащего голоса ведущего теленовостей и привычного журчания воды из кухонного крана. Какое важное дело может заставить мою маму пренебречь установленным распорядком?
Я потихоньку вернулась в гостиную и увидела, что она делает какие-то наброски, сгорбившись под единственной лампой. Однако, заметив меня, мама закрыла страницу руками и приказала мне отправляться назад в постель. В моей душе поднялась буря негодования. Разве я не умоляла ее купить мне пастель? А что насчет того цветного картона, в котором она мне отказала неделю назад? И вот сейчас она сама рисует в блокноте, который должен стоить по меньшей мере как цветной картон. «Это нечестно!» – бросила я и старалась топать ногами как можно громче по дороге в спальню.
Потом я еще долго лежала в кровати, глядя, как из каминных труб валит белый дым и клубами поднимается в темное небо. Я проклинала свою жизнь. Почему я не могу быть как остальные ребята в моей школе, у которых есть ароматизированные наклейки «потри-понюхай» и которые спокойно едят на обед твинки [3] и печенье мун пай? Наконец я погрузилась в сон, чувствуя себя самой невезучей девочкой во всем мире.
На следующее утро мама выглядела уставшей. Под ее глазами залегли тени. Помешивая на плите овсянку, она дважды зевнула.
– Пей свой сок, – сказала она.
– Я не хочу, – ответила я, все еще угрюмая после вчерашних открытий.
– В мире много детей, у которых нет сока. У тебя он есть, поэтому пей.
Мама часто напоминала, что есть люди, которым повезло гораздо меньше, чем нам, – например, у кого-то из них нет кровати для сна или еды в холодильнике. Но в то утро я не хотела слышать ничего подобного. Я заткнула руками уши и подумала: «Так отдай этим людям мой сок, потому что я не хочу его».
Мама взяла ложку и посыпала овсянку коричневым сахаром.
– Полагаю, что тогда ничего из этого тебе тоже не нужно, – произнесла она.
Только тогда я заметила, что рядом со стаканом сока лежит стопка листков. Я подошла поближе и увидела на верхнем идеальный рисунок Минни-Маус. Мама, казалось, была занята овсянкой в своей тарелке, но щеки ее порозовели. Развернув все листки, я разглядела фею Динь-Динь, папу Смурфа, Винни-Пуха и Чарли Брауна.
За месяц до этого моя учительница миссис Хантер объявила, что наш класс будет участвовать в проекте «друг по переписке», и я попросила маму купить мне почтовую бумагу. Однако выяснилось, что пачка из десяти таких листов стоит почти семь долларов. «Тебе придется использовать обычную бумагу», – сказала мама. Сейчас я поняла, почему она не спала всю ночь.
Когда мои одноклассники выложили на парты свои листы почтовой бумаги, я достала из рюкзака рисунки моей мамы.
– Это просто потрясающе! – воскликнула моя соседка Сэнди. – Хочешь поменяться?
На секунду я задумалась: не обменять ли один из рисунков на розовый листок Сэнди с красивым тиснением в форме клубничных пирожных? Но потом вспомнила о своей маме, сгорбившейся под нашей единственной лампой, и покачала головой:
– Моя мама сделала это специально для меня.
– Здорово, – откликнулась Сэнди, – а моя не может нарисовать даже человечка из палочек.
Потом я писала письма детям в Гану, Вьетнам, Никарагуа и Корею и представляла, как они открывают конверты и видят рисунки моей мамы. Впервые в жизни я поняла, что на самом деле я – самая счастливая девочка на свете.
