Эмили Гунис
Прошлое мстит
Emily Gunnis
The Midwife`s Secret
© Emily Gunnis Ltd, 2021
© Перевод. А. Воронцов, 2022
© Издание на русском языке AST Publishers, 2023
* * *
Посвящается Грейс и Элеоноре – моим вдохновительницам
Никто не наносит большего вреда католической вере, чем повитухи.
Генрих Крамер и Якоб Шпренгер. «Молот ведьм»
Любимые не могут умереть,
Ибо Любовь есть Бессмертие.
Эмили Дикинсон
Пролог
Понедельник, 8 января 1945 года.
Кингстон, близ Льюиса,
Восточный Сассекс
– Они уже здесь! – Тесса Джеймс выглянула из окна спальни, когда две полицейские машины подъехали к Дому викария. При виде сверкающих огней она вздрогнула, развернулась и кинулась обратно к своему шестилетнему внуку, который съежился на лестничной площадке, дрожа от страха.
– Бабуля, мне страшно! Я не хочу оставаться один в темноте! – Альфи уставился на нее льдисто-голубыми глазами, как и у всех в семействе Джеймс, так пристально, что ей показалось, будто мальчик сейчас просверлит в ней взглядом дыру.
Он вцепился в руку Тессы, когда она сдвинула верхнюю ступеньку, открыв доступ в небольшую комнатку под лестницей – тайник священника, достаточно просторный, чтобы вместить матрас и кое-что еще. Тесса обнаружила его совершенно случайно, переехав в этот почти заброшенный коттедж, когда была беременна матерью Альфи – более двух десятилетий назад.
– Полезай сейчас же, быстрее! – поторопила она.
Зная, что выбора у него нет, мальчик неохотно юркнул внутрь и сразу обернулся, чтобы взглянуть на бабушку, собираясь разреветься. Черные волосы обрамляли его лицо.
– Альфи, послушай меня! Ты можешь вылезти отсюда только в самом крайнем случае. Ты должен сидеть тихо, чтобы тебя никто не заметил. У тебя достаточно припасов, чтобы продержаться пять дней. Я отправила маме срочную телеграмму, она знает, что ты здесь. Мама приедет за тобой гораздо раньше, возможно, уже завтра.
– А вдруг она не вернется? Что мне тогда делать? – Внук начал всхлипывать.
– Она вернется, Альфи!
Тесса вытерла его слезы, думая, что нужно успеть задвинуть крышку потайной комнаты, прежде чем ворвется полиция и увидит лаз. В отсутствие матери Альфи, которая работала домашней прислугой в Портсмуте, Уилфред Хилтон без колебаний отправил бы мальчика, своего незаконнорожденного внука, за границу. И никто, вероятно, о нем бы никогда больше не услышал.
– Ты обещаешь, бабуля? Я знаю, что ты всегда держишь слово! – Слезы оставляли дорожки на его щеках, испачканных после игры в поле.
Альфи забежал в дом, спасаясь от дождя, примерно в то же время, когда служанка Хилтонов, Салли, промокшая до нитки, забарабанила в дверь.
– Вы должны прийти, миссис Джеймс! – произнесла она в панике, запыхавшись от бега через лес, который находился между Тисовым поместьем и Домом викария, где они жили. – Миссис Хилтон рожает, и ребенок застрял. Доктор говорит: она умрет, если процесс затянется. Доктор сказал, чтобы я привела вас. Он не знает, что делать.
У Тессы сжалось сердце при мысли об Эвелин Хилтон, терпящей столько страданий от рук доктора Дженкинса.
– Салли, ты же знаешь, что мистер Хилтон запретил мне приближаться к его жене. У меня не было никаких договоренностей с миссис Хилтон. Работа доктора заключается в том, чтобы благополучно принять ребенка. – Сдерживая слезы, она попыталась закрыть дверь перед девушкой.
– Пожалуйста, доктор умолял меня, чтобы я вас привела! – настаивала Салли. – Он сказал, что берет на себя всю ответственность за это и сам сообщит мистеру Хилтону о своей просьбе. Прошу вас, миссис Джеймс, она истекает кровью. Доктор говорит, вы единственная, кто может спасти ее. Умрут и она, и ребенок, если вы откажете. Я с трудом выносила ее крики, но сейчас она затихла, а это пугает еще сильнее.
– А где мистер Хилтон? – поинтересовалась Тесса.
– Он уехал после того, как вы поругались по поводу продления вашей аренды Дома викария. Представляете, сегодня утром пришла телеграмма, что молодой хозяин Илай убит в бою. Миссис Хилтон ужасно огорчилась, у нее начались схватки вскоре после ухода мистера Хилтона. Я позвонила доктору Дженкинсу, как мне велели, но ребенок идет ногами вперед, а доктор сказал, что он этого не ожидал. Он постоянно кричал на меня, чтобы я нашла хозяина. Я смотрела повсюду в Кингстоне – и в «Розе и короне», и в конюшнях. Обыскала всю округу, но он исчез. – Салли начала всхлипывать в отчаянии. – Пожалуйста, спасите ее, миссис Джеймс! Прошу вас! – Она цеплялась за руки Тессы, мягко выталкивающие ее за дверь. – Ричарду всего шесть лет, он останется без матери!
Илай Хилтон убит… Тесса никак не могла в это поверить. Возлюбленный Беллы, отец Альфи, погиб на войне, которая почти закончилась. Тесса находилась рядом, когда Илай появился на свет, а вскоре после этого родила собственного ребенка, Беллу, и дети были неразлучны всю жизнь. Она относилась к Илаю как к сыну, и теперь, пока служанка стояла под дождем и умоляюще смотрела на нее, Тессе стало трудно дышать. Однако не оставалось времени на переживания, некогда было кричать, плакать и рыдать. В ней нуждались там.
– Альфи, сиди тут, в тепле, и поддерживай огонь, – велела она внуку, натягивая тяжелые черные сапоги и укутываясь в шаль, прежде чем выйти в бурю.
Тесса благополучно приняла двух предыдущих детей Эвелин – Илая и его младшего брата Ричарда, – но в обоих случаях роды проходили непросто. Эвелин была из тех женщин, чьи схватки кажутся бесконечными – субтильного телосложения, с узкими родовыми путями. Помощь ей требовала большого терпения, которого, была уверена Тесса, не хватало доктору Дженкинсу. Эвелин необходимо иметь возможность двигаться во время родов – обоих предыдущих детей она родила, стоя на четвереньках на полу своей спальни в Тисовом поместье. Тесса боялась, что доктор Дженкинс зафиксирует ее на кровати и попытается вытащить ребенка с помощью щипцов.
Пока они бежали от опушки леса по каменной подъездной дороге к огромному особняку георгианской постройки, воспоминание об утренней ссоре с Уилфредом Хилтоном наполнило Тессу тоской. «Я хочу, чтобы вы и этот бастард убрались из Дома викария и с моей земли! – заявил он. – Вы позорите церковь и мою семью! Я вижу, как вы пытаетесь прятать женщин, у которых вызываете выкидыши. Неужели вы думаете, что, если привести их сюда под покровом ночи, мы ничего не заметим? Вы – наш позор, миссис Джеймс, с вашими секретами, травками и всякими зельями. Нам нужны настоящие врачи, такие как доктор Дженкинс, а не богопротивные колдуны вроде вас, распространяющие в нашей общине свою ненависть к традиционной медицине, как злокачественную опухоль».
С тех пор как Тесса стала повитухой, женщины часто обращались к ней с вопросами, как избавиться от младенцев, растущих внутри них. Она всегда выслушивала с сочувствием, хотя знала, что это незаконно. За провокацию выкидыша сажали в тюрьму. Однако закон был менее сильным сдерживающим фактором, чем ее инстинкты – Тесса посвятила себя спасению жизни детей, а не ее прекращению, и потому предлагала вместо этого утешение. Она слушала и не осуждала, зная, что у женщин есть веские причины на то, чтобы не хотеть ребенка – либо уже слишком много детей, о которых нужно заботиться, либо предыдущие роды так подорвали здоровье, что еще одни могли убить мать, а без нее какая участь ждет других детей? Тесса давала таким женщинам травы, рекомендовала их пить, чтобы вновь вызвать месячные, но они, как правило, не помогали. Многие женщины пребывали в отчаянии и угрожали покончить с собой. Такие беспокоили Тессу больше всего. Если она отказывала им в помощи, они могли наглотаться отбеливателя или пытались сделать аборт сами с помощью иглы или вязального крючка, или любыми иными способами, которые часто приводили к ужасным последствиям. Это был мир для мужчин, и немногие знали, какую боль испытывают женщины ради их удовольствия.
«Чему же научили доктора Дженкинса на медицинском факультете? – спросила она Уилфреда Хилтона. – Сколько детей он принял? В университетах не учат, как успокоить мать, едва достигшую возраста деторождения, которая вот-вот умрет от боли при родах. Или женщину, которая не может вытолкнуть своего ребенка, потому что ее родовой канал слишком узок».
«Постыдитесь, миссис Джеймс! Вы околдовали женщин этой деревни своим языком. Я хочу, чтобы вы уехали завтра же».
Пока Тесса проходила через дом и поднималась по лестнице к спальне Эвелин, ее подгоняла мысль о кровотечении. Ребенок идет неправильно, а Эвелин, ослабевшая от потери крови, похоже, не в силах вытолкнуть младенца. Как бы Тесса ни относилась к Уилфреду Хилтону, она должна попытаться помочь своей подруге.
Но ничто не могло подготовить Тессу к той сцене, что ждала ее в спальне. Никогда за тридцать лет работы повитухой Тесса не видела столько крови. Белые простыни Эвелин и ее бежевая ночная рубашка полностью пропитались красным. Эвелин лежала посреди кровати с балдахином, бледная и безжизненная, с ногами в стременах, а доктор тянул и тянул ребенка – его головка все еще находилась внутри.
– Ради всего святого, сделайте же что-нибудь! – вскричал доктор, заметив Тессу. – Плечи застряли, я никак не могу вытащить! Я сделал надрез, но все равно не идет! – Он смотрел на Тессу снизу вверх, тяжело дыша от напряжения, его руки были по локоть в запекшейся крови.
Тесса бросилась к Эвелин и осторожно вытащила ее ноги из стремян. Она поняла с первого взгляда на нее и на всю эту кровь, что мать спасать слишком поздно. Но ножки ребенка двигались, насчет него еще оставалась надежда. Тесса быстро ощупала живот Эвелин в поисках плеча младенца, а затем надавила на него чуть выше тазовой кости.
– Что вы делаете? – спросил доктор, задыхаясь. Его лицо было багровым и покрытым испариной.
– Вывихиваю плечо ребенка из сустава, – ответила Тесса. – Помогите мне поставить Эвелин на четвереньки.
Доктор смотрел на нее, вытаращив глаза.
– Я не стану этого делать! Я больше не хочу иметь к этому никакого отношения! – Он подхватил свой саквояж и пулей вылетел из комнаты, мелькнув белой рубашкой, забрызганной кровью Эвелин.
Тесса смотрела ему вслед, понимая, что это означает, – доктор обвинит ее в том, что натворил сам, и на этом ее работа повитухи завершится. Она взглянула на Эвелин, затем на Салли, которая съежилась в коридоре, тихо плача.
– Помоги мне! – крикнула Тесса. Девушка замерла от страха. – Салли, ты упрашивала меня прийти. Пожалуйста, ты нужна миссис Хилтон.
Салли посмотрела на Тессу, кивнула и приблизилась.
Вместе они перевернули Эвелин. Затем Тесса запустила руку в ее чрево и с большим трудом развернула ребенка.
– Тужься, Эвелин! – прошептала она на ухо подруге при следующем приступе боли. Эвелин собрала последние силы, пока Тесса тянула, как только могла, и ребенок наконец вышел – прелестная девочка с бледными длинными конечностями и посиневшими губами, похожими на розовый бутон.
Прошли долгие минуты, пока Салли рыдала в углу, а Тесса сидела на полу, дуя в рот малышке и потирая ее мягкий животик, отчаянно пытаясь вдохнуть жизнь в ребенка. Вскоре она сдалась и, обернувшись, увидела, что Эвелин перестала дышать.
Она не заметила, когда Уилфред Хилтон вошел в комнату в сопровождении доктора Дженкинса, который прятался за ним, но не было ни криков, ни ярости: он не обратил на нее никакого внимания и приблизился к своей жене, глядя на ее фарфоровую кожу, затем на свое безжизненное дитя, прежде чем натянуть простыню на лицо Эвелин. Тесса поднялась и положила мертвого ребенка в колыбельку возле двери.
– Что здесь делает Тесса Джеймс, доктор Дженкинс?
– Она ворвалась силой, мистер Хилтон. Когда я уходил, миссис Хилтон и ребенок были еще живы, – угодливо ответил доктор.
– Салли, позвони в полицию! – велел Хилтон.
Сердце Тессы сжалось от страха. Она могла думать только об Альфи, сидевшем сейчас в одиночестве возле камина в Доме викария; внуке, от которого отрекся Уилфред Хилтон, готовый на все, чтобы избавиться от него.
– Оставайтесь на месте, миссис Джеймс! – крикнул Хилтон, но она не стала мешкать. Зная, что нужно делать, Тесса протиснулась мимо мужчин, сбежала по лестнице и выскочила на подъездную дорогу. Она не останавливалась, пока не добралась до почтового отделения в деревне Кингстон. Одежда и руки Тессы еще были в крови Эвелин, когда она писала срочную телеграмму своей дочери в Портсмут:
«Моя дорогая Белла! Немедленно возвращайся домой. Альфи ждет тебя в нашем тайном месте. Мама».
На дрожащих ногах Тесса поспешила домой, к Альфи, который крепко спал возле камина.
– Это полиция, открывайте!
– Бабуля, обещай мне, и я поверю! – Мальчик умоляюще смотрел на нее из потайной комнаты.
Тесса ответила не сразу, опасаясь, что обещание станет ложью, но хуже, намного хуже было оставлять шестилетнего мальчика одного на несколько дней в темноте и в страхе, что за ним никто не придет.
– Обещаю, – наконец произнесла она, решив, что, если Белла не вернется в деревню через пять дней, она сама скажет полиции, где Альфи. Иначе для ребенка это станет смертным приговором. Она сделает все, что в ее силах, чтобы мальчика не забрали в приют, как, без сомнения, планировал Уилфред Хилтон, но рисковать его жизнью не будет.
Тесса наклонилась и обхватила лицо ребенка ладонями.
– Альфи, если тебя кто-нибудь увидит, тебя заберут. А Уилфред Хилтон проследит, чтобы тебя упрятали куда подальше. Мама не сможет найти тебя. Этот тайник – наша единственная надежда.
Бах-бах-бах!
– Мы знаем, что вы там, миссис Джеймс! Открывайте!
– Ты должен быть храбрым. А теперь возьми ключ и запрись изнутри. – Тесса сняла с шеи изящный старинный ключ с выгравированной ивой на головке и протянула его Альфи.
– Выходить можно только по крайней нужде, но постарайся этого не делать, – строго добавила она.
Тесса начала закрывать крышку тайника, вспоминая тот день, когда впервые обнаружила его. Она решила отполировать ступени из темно-красного дерева и, сильно нажав на верхнюю, услышала щелчок отошедшей пружины. Тесса взяла свечу и забралась внутрь. Помещение представляло собой небольшое пространство, едва достаточное, чтобы лежать, но почему-то не вызывало клаустрофобии. В торце находилось маленькое оконце, сложенное из голубых стеклянных блоков того же пронзительного оттенка, что и глаза Альфи и Беллы. Комнатка оставляла ощущение домика на дереве, логова, убежища. Тессе сразу пришло в голову, что это может пригодиться ей в работе – для женщин, кому нужно где-то спрятаться, пока их организм восстанавливается от разрушительных последствий деторождения или выкидыша. Для женщин, которые не могли вернуться домой к своим опозоренным родным или жестоким мужьям.
Бах-бах-бах!
– Откройте дверь, миссис Джеймс, иначе мы ее вышибем! У вас десять секунд. Девять…
– Ты носишь фамилию Джеймс, Альфи. Ты должен быть сильным. Я люблю тебя.
Мальчик снова взглянул на нее, и внезапно взявшаяся в нем словно из ниоткуда сила преодолела ужас, его тельце перестало вздрагивать от отчаяния. Доверие и мужество поддерживали его. Альфи сел прямо – он отпускал свою любимую бабушку.
– Больше всего на свете? – тихо произнес он, вытирая слезы рукавом.
– Пять…
– Больше всего на свете. Держись, мама уже в пути. Сиди тихо, дорогой. – Тесса целовала его лицо снова и снова, ощущая на губах соленые слезы внука.
Бах-бах-бах!
– Я выхожу! – крикнула Тесса. Она закрыла тайник и подождала, пока не услышала, как Альфи поворачивает ключ.
Щелк!
– Три…
– Я иду, пожалуйста, не ломайте дверь!
– Две…
Прошло менее часа с того времени, как Тесса стояла возле постели Эвелин; с тех пор, как подруга истекла кровью у нее на глазах. С тех пор, как она положила безжизненного ребенка Эвелин в колыбельку рядом с кроватью.
– Одна!
Тесса открыла входную дверь, и ее сразу ослепили огни двух полицейских машин. Четыре полисмена ворвались в маленькую кухню, освещенную пламенем камина.
– Тесса Джеймс, вы арестованы по подозрению в непредумышленном убийстве Эвелин Хилтон. Вы имеете право хранить молчание, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.
– Где мальчик? – спросил один из офицеров, когда его коллеги пронеслись мимо них к лестнице.
– Со своей матерью, – тихо ответила Тесса.
– У нас имеются инструкции отвезти его к опекуну, Уилфреду Хилтону! – заявил полицейский.
– Что ж, вы не сможете, его забрали, – произнесла Тесса.
– Когда? Мы знаем, что ваша дочь работает в Портсмуте. Как вам так быстро удалось доставить к ней мальчика?
– Его нигде нет! – Другой полицейский появился рядом с ними, запыхавшись после обыска дома.
– Я посадила его в поезд.
– Ему всего шесть лет! – Офицер с усами и зловонным дыханием наклонился ближе, пристально глядя на Тессу. – Вы лжете нам, миссис Джеймс! Мальчик здесь. – Он повернулся к коллеге: – Отвезите ее в участок и посадите на ночь в камеру. Утром я ее допрошу. Я могу ждать тут всю ночь, если потребуется, пока ребенок не вылезет из своего укрытия.
Тесса в последний раз переступала порог своего любимого дома и чувствовала, как ноги подкашиваются от потрясения и усталости. Доктор Дженкинс даст против нее показания, а Уилфред Хилтон в лепешку разобьется, чтобы поддержать его. Она никогда не вернется в Дом викария.
Альфи молча и испуганно наблюдал через голубое стеклянное окошко, как полицейская машина отъехала, увозя с собой его бабушку. Он просидел в темноте несколько часов, едва дыша, пока полицейские грохотали вокруг, выкрикивая его имя, топая по полу и колотя по стенам. Вскоре они затихли. Однако Альфи все равно сидел тихо, зная, что снаружи по-прежнему находится еще один полицейский автомобиль – он видел его через окошко потайной комнаты. Альфи лежал в темноте, думая о своей матери. Когда взошло солнце, он стал молиться изо всех сил, чтобы телеграмма, посланная бабушкой, дошла до матери в это утро; чтобы та поспешила собрать сумку и села на ближайший поезд в Кингстон, и добралась до него прежде, чем наступит еще одна долгая, ужасная ночь.
Глава первая
Ванесса
Четверг, 21 декабря 2017 года
Ванесса Хилтон стояла на опушке леса, соединяющего Тисовое поместье с Домом викария, и смотрела через поля на заброшенный дом, за которым сверкало зимнее утреннее солнце. Застройщики уже огородили его красно-белой лентой, и огромный желтый кран возвышался рядом со стенобитной машиной, ожидая удара шаром по стенам здания, на снос которого ее сын Лео еще не получил разрешения.
Ванесса видела, как двое мужчин в касках и с планшетами указывали на крышу, расхаживая вокруг дома, явно обсуждая и планируя, как его лучше сломать. Дом викария находился в центре участка, который, по словам Лео, необходимо очистить для строительства десяти новых частных домов. Без сомнения, это дело обещало быть выгодным для всех, но Ванесса не могла припомнить, чтобы кто-нибудь спрашивал на это ее согласия. Впрочем, может, и спрашивали, а она забыла. Застройщики казались ей акулами, кружившими вокруг добычи, их стремление избавиться от старого дома было очевидным.
Ванесса посмотрела на свои черные кожаные туфли, промокшие насквозь, и поняла, что ее ноги онемели. Она обулась неподходящим образом для пеших прогулок и не могла вспомнить, зачем вышла из дома. Наверное, просто выбралась на улицу, чтобы увидеть свою внучку, Сиенну. А может, ей хотелось сбежать от мужчин в доме, пакующих ее пожитки. Она чувствовала усталость от постоянных попыток вспомнить. Доктор советовал ей быть терпеливой к самой себе. Предупреждал, что будет все труднее вспоминать имена людей и слова, которые вертятся на языке, однако далекое прошлое останется совершенно нетронутым в ее сознании. В итоге Ванесса помнила то, что хотела бы забыть, и забывала то, что нужно помнить.
Она предполагала, что обсуждала со своей семьей продажу поместья, но не могла вспомнить сам разговор – лишь болезненное ощущение, что все это происходит вокруг нее, как наводнение, которое нельзя остановить. Разговоры, на которые она не могла повлиять, появляющиеся и уходящие перевозчики, фонтанирующие идеями архитекторы, проводящие совещания в кухне. Бессилие и беспокойство следовали за ней повсюду, как тень. Новый день начинался с тревоги, которая постепенно овладевала каждой клеточкой ее тела так, что вечером, ложась в постель, Ванесса едва дышала от страха перед тем, чего не могла вспомнить. Она должна съехать, она понимала это. Но не могла вспомнить почему.
– Мама! Ты здесь, на улице? – Ванесса слышала, как Лео звал ее, но решила не обращать на него внимания. Дом был слишком переполнен суматохой, люди суетились, подготавливая ее переезд. Она чувствовала себя пауком, которого выметают веником за дверь – в глаза все были вежливы и добры к ней, предлагали бесчисленные чашки с чаем, но совершенно очевидно желали избавиться от нее и нажитых ею вещей как можно быстрее. Ванесса часто спрашивала Лео, куда они переезжают, однако его ответа не помнила.
Ванесса повернулась и зашагала обратно через лес. Кроны деревьев аркой смыкались над головой. Наверное, Элис проходила под этими же самыми ясенями в тот вечер, когда пропала. В такие холодные ветреные дни они шуршали ветвями, будто шептались, пытаясь ей что-то сказать. Если бы только она могла спросить их, что они видели в тот последний вечер Элис. Где она шла, когда исчезла в снегу. Они были свидетелями, как на нее наткнулся соседский сын Бобби, последний, кто видел Элис перед тем, как она исчезла. Бобби Джеймс… Даже сейчас, когда разум Ванессы пребывал в постоянном тумане, она знала, что никогда не забудет его имя и лицо. Что случилось с Элис позднее? Почти пятьдесят лет спустя Ванесса так и не приблизилась к разгадке тайны. Она знала лишь то, что мальчик рассказал полиции: ее шестилетняя дочь побежала за своим щенком к Дому викария. И больше ее никогда не видели.
Ванесса кинула еще один взгляд назад, на старый дом – возможно, в последний раз. Вспомнила, что планерка назначена на следующий день – Лео говорил об этом утром, – и знала, что если они получат разрешение, то не станут тянуть со сносом. Глядя на ветхое здание в лучах утреннего солнца, она не сомневалась, что это не займет много времени. Никто не жил в Доме викария с той ночи, когда произошло несчастье с Альфи Джеймсом – в ту же ночь, когда исчезла Элис. Это случилось почти пятьдесят лет назад, и за этот период некогда красивый дом постепенно пришел в состояние полной разрухи. Теперь он привлекал лишь подростков и бродяг, они разжигали костры на пустующем нижнем этаже и жались вокруг огня поближе друг к другу – разбитые окна и сломанная входная дверь являлись слабой защитой от ветра и дождя.
Сама Ванесса не была внутри несколько десятилетий – это вызвало бы слишком много воспоминаний о той ночи, которую она всю жизнь пыталась забыть. В течение первых десяти лет после исчезновения Элис она снова и снова прокручивала в голове каждую секунду, предшествующую пропаже дочери: что такого она не увидела или не заметила, что не сделала, чтобы сберечь ее. Это постепенно сводило Ванессу с ума. Теперь она не могла вынести ни малейшей мысли об этом. Предпочитала вспоминать Элис на территории Тисового поместья. Во время долгих прогулок представляла, как девочка бежит впереди в своем любимом красном пальто, задает бесконечные вопросы, смеется, вертится, скачет. В глубине души ей казалось, будто Элис все еще существует где-то, в другом мире, в ином месте. Только это место было недоступным для Ванессы. Пока.
Ей следовало бы так же радоваться, как и Лео, предстоящему сносу Дома викария. Этот дом служил постоянным напоминанием о семействе Джеймсов, которое вошло в их жизнь после окончания Первой мировой войны и было неразрывно связано с ними – трагедией – навсегда. Но почему-то мысль о том, что здание будет снесено, печалила Ванессу сильнее, чем можно было предположить. Это было грубое напоминание о течении времени, о том, что мир движется дальше, пока она застыла на месте.
Когда Ванесса добралась до противоположной стороны леса, впереди показалось Тисовое поместье и Сиенна, ее семилетняя внучка, спешившая навстречу на красном велосипеде. Так сильно похожая на Элис, что это было почти невыносимо. Не только длинными светлыми волосами, но и бесстрашием, любознательностью, озорными искорками в голубых глазах.
– Привет, бабуля! – крикнула она. – Папа искал тебя.
– Неужели? – произнесла Ванесса. – Будь осторожна, дорогая, здесь скользко. А разве тебе сегодня не в школу?
– Да, мама как раз одевается, – ответила девочка, разворачиваясь на дороге.
Ванесса тяжело вздохнула. Внезапно ею овладела усталость. Понимая по тяжести в ногах, что гуляла слишком долго, она вернулась в дом. Войдя в дверь и положив перчатки, Ванесса услышала, как Лео тихо разговаривает по телефону в своем кабинете.
Проходя мимо старинного позолоченного зеркала высотой в человеческий рост, которое было отвинчено от стены и стояло наклонно, Ванесса осознала, что пожилая дама с сутулыми плечами, хрупкой фигурой и тонкими светло-седыми волосами – она сама. Ванесса остановилась и взглянула в лицо своему отражению, несмотря на отчаянное желание отвернуться. Она никогда не была классической красавицей, но умела извлечь максимум из того, что имела: приятных черт лица и широкой улыбки, не подводившей хозяйку, если той требовалось добиться желаемого. «Улыбка на мегаватт», называл это Ричард, от которой его сердце будет замирать, сказал он ей в тот вечер, когда они встретились.
Ванесса была высокой. «Верблюжонок», как прозвал ее отец из-за длинных загорелых рук и ног, которыми, как она помнила, Ванесса крепко обхватывала его, когда он сажал ее на закорки во время долгих прогулок. Его интерес к ней как к единственному ребенку дал Ванессе непоколебимую веру в себя и бесконечный запас позитива, который не иссякал – вплоть до той ночи, когда исчезла Элис.
Густые длинные светлые волосы теперь стали тонкими, почти белыми, и были подстрижены коротко в попытке скрыть их плачевное состояние. Кожа была бледной, почти прозрачной, а ключицы проступали под блузкой. Ванесса внимательно разглядывала себя в зеркале, ее зеленые глаза хмуро смотрели на нее в ответ. В юности их сравнивали со сверкающими изумрудами, теперь же они больше походили на мутное бутылочное стекло. Старость жестока, предупреждала Ванессу мать, но в молодости старость казалась чем-то посторонним и бесконечно далеким от нее, а теперь внезапно наступила.
– Совещание назначено на завтра. Спасибо. Я дам тебе знать, как только появятся новости. Нет, я не предвижу никаких проблем. Глава архитектурного департамента намерен это одобрить, а это означает, что дела на мази. – Через полуоткрытую дверь Ванесса слышала напряжение в голосе сына. Он поднял голову и увидел мать, а через несколько секунд закончил разговор и, взволнованный и хмурый, вышел в коридор.
– Как ты себя чувствуешь, мам? – спросил он, слегка запыхавшись.
– Я в порядке, дорогой, спасибо. – Ванесса сняла куртку и повесила ее на вешалку. Та была переполнена одеждой, и когда Ванесса пристроила свою, другая упала.
– Эта штука вот-вот опрокинется, – вздохнула она. – Было бы неплохо, если бы Хелен изредка наводила порядок.
– Извини, мам, я сам все приберу. – Лео с кряхтением поднял пальто, валявшееся около его ног.
– У тебя и так достаточно дел, – заметила Ванесса. – Я не знаю, как ты все успеваешь.
– Ничего, мне не трудно. – Он нахмурился. – Я не знал, куда ты подевалась. Ты ходила где-то целую вечность. Я добрался до края леса, но тебя не увидел.
Ванесса улыбнулась сыну. Лео был высоким, как и его отец, и несмотря на то, что скоро ему должно было исполниться шестьдесят, до сих пор сохранил густую копну светлых волос, ниспадавших на его улыбающиеся зеленые глаза. Он унаследовал суровую красоту Ричарда, его кожа выглядела обветренной от жизни, проводимой под открытым небом, но на этом сходство между отцом и сыном заканчивалось. Ричард был чрезвычайно самоуверенным, вспыльчивым, как бык нападавшим на жизнь и на всех, кого в ней встречал, почти не обращая внимания на хаос, который оставлял после себя. Лео, напротив, от рождения был склонен к тревогам, беспокоился о том, что люди, в первую очередь отец, думают о нем, и принимал все близко к сердцу. Он провел бо́льшую часть своей взрослой жизни, пытаясь разгрести беспорядок в делах, который для Ричарда был нормой, но недавно Ванесса поняла, что он дошел до точки. Продажа поместья теперь оставалась их единственным выходом, и он чувствовал себя неудачником.
– Я просто хотела побыть одна, – объяснила она. – Тебе не нужно так сильно обо мне беспокоиться. У тебя хватает забот, ты себя совсем не бережешь.
– Я в порядке. Сегодня утром у меня последняя встреча в деревенской ратуше, и я хотел убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, прежде чем уйду.
Ванесса окинула взглядом коридор: перегруженная стойка для пальто, кучи прогулочных башмаков, покрытых грязью; поводков для собак, шляп и перчаток на грязном полу из черно-белого кафеля. Лео вечно работал, пропадая либо на ферме, либо на бесконечных встречах с архитекторами и чиновниками-планировщиками. Тогда как Хелен, его жена, казалось, просто порхала вокруг целыми днями, как птица со сломанным крылом, давая знать о своем присутствии, суетясь над вещами, которые не требовали ее внимания, и забывая про те, какие в нем нуждались. Их дом напоминал свалку, и уборкой в нем пренебрегали. Хелен готовила для Сиенны, но для Лео редко, и хотя Сиенна была одета безукоризненно, Лео всегда выглядел ужасно. Хелен управляла жизнью Сиенны, как военным кораблем, однако Тисовое поместье и дом, который Ванесса лелеяла всю свою жизнь, явно не представляли для нее интереса. Каждый день у Ванессы разрывалось сердце от того, что Хелен так очевидно не могла дождаться, когда же избавится от дома, судя по всему, намереваясь прибрать деньги к рукам.
Словно прочитав ее мысли, Хелен появилась в коридоре, заставив Ванессу вздрогнуть.
– Доброе утро, Ванесса, – тепло поздоровалась она. – Извините, я не хотела вас напугать. – Ее взгляд упал на туфли свекрови. – Господи, да вы насквозь промокли! Вы, наверное, замерзли. Лео развел огонь в гостиной, скорее идите туда.
– Хорошо, спасибо, Хелен.
Ванесса разглядывала невестку чуть дольше, чем следовало, словно искала ключ к разгадке того, что творится на самом деле в глубине этих голубых глаз. Она не хотела смутить ее, но Хелен напоминала ей мышь, которая завела привычку являться к ней в кухню каждый вечер. Она садилась в углу и смотрела телевизор за компанию с Ванессой, пока однажды не исчезла так же внезапно, как и появилась. Обычно Ванесса притворялась, будто глядит на экран, хотя на самом деле следила за зверьком, пытаясь понять его. Мышь выглядела милой и невинной, однако постоянно была начеку, в любую секунду готовая броситься наутек, пошевеливая усами. Было трудно не провести сравнения с мышиными чертами лица Хелен и ее суетливыми манерами.
