Юана Фокс
У Таньки мать умерла
– Ну ты догада!
– А то! Дура я тебе, что ль? Конечно! И вот, шторка разъехалась малость, а я гляжу! А там – вот те крест! – Газизовна!!! И что факт: водку пьёт сидит!
– Ну-у-у… а это… может, тётка её, Танькина?
– Да какая тётка, что ты всё споришь, а?! Говорю тебе, христом, что ль, уже тут махать, Газизовна была! Сидит, водку пьёт и ниче такая, нормальная! Я обосралась, где была, пригнулась, да всё равно на ящик с-под помидор залезла и гляжу, как не в себя! Самой аж выть хочется, до того жуть! А она сидит, толстомясая, в той сорочке самой, в которой курила с окна и в магаз бегала! Тьфу, титьки насквозь видать, а ей всё одно – наливает да пьёт! Танька серая вся стоит, к косяку прислонилась. И лепечет: «Мама, не положено это, померла же ты!»
– Хосспади, благослови…
– Кого те благословлять? Стоит она, лепечет, а мамка ей отвечает, мол, ты ничё не умеешь сама, из-за тебя я спилась, из-за тебя и померла!
– Вот же сука! А Танька чё?!
– И не говори! Я ж чуть в окно не сунулась да не заорала: «Рак у тебя был, дура смертная, чё ты на девку всё навяливаешь?»
– Вот-вот! Так бы и дала по башке бутылкой, зараза!
– Ага, только не было там тебя! Я вот не дала. Как сидела молчком-крючком, так и сижу! И слушаю, а та говорит: «Рак у тебя был, причём тут я?» Уже чуть орать не начала, ребёнка разбудила или чего, в общем, на кухню малышок зашёл, ой, господи… У меня, знаешь, чуть грудь не разорвалась…
– Сердце-то не собачье!
– И не говори! Это ж до чего… ну да, Таньку тоже можно уж понять, по-нашему, по-бабьи… Хорохорься на людях сколько влезет, а когда дома такое… Эх, жиза! В общем, дитё зашёл на кухню, лепечет: «Баба, баба!» А баба и ухом пьяным не ведёт, всё свое долдонит: «И рак у меня из-за тебя, что ты меня опозорила, муж от тебя сбежал! Негоже это, чтобы без мужа да с дитём!»
– Ну и су-у-у-ука же!
– Да, вот она и есть!
– А Татьяна что?
– А Татьяна сына оттащила от «бабы», тьфу, на руки подняла, а он брыкается, к бабе хочет! Наорала, конечно, шлёпнула, чупа-чупс сунула, ну тот и унялся. Дитю-то много не надо!
– Зато этой надо!
– Уж этой на-а-а-адо, это точно! И такая своё гнёт: «Нет, не умеешь ты ни хрена, мне даже в могиле лежать из-за тебя невозможно прям!» Уж, грит, думала, всё, отмучилась! Да говорит, знаю уж, ты без меня совсем по миру того, с протянутой рукой, и ребёнка в детдом! Не отдам, говорит, кровиночку! А сама шары так и заливает! Уже вторую, третью ли, с-под стола достала и зубищами открывает!
– Слуш, а зубища-то чё, как в кино показывают? Ну, огромные?
– Дак огромные, как и были у Газизовны, не помнишь, что ль?
– Чего мне помнить её, тоже мне, подружайка! Я ж сколько лет в том доме не живу, как второй раз замуж вышла…
– Вот ты-то всё гордись, что второй, а кто-то – ни одного! Я те про Фому, ты мне про Ерёму!
