Юлия Волкодав
Фанаты. Сберегая счастье
Пролог
– Мне капучино. А даме, наверное, что-то сладенькое?
Сашка усмехается. Дама, блин. Из Амстердама.
– У нас есть медовик и чизкейк…
Парень за барной стойкой слегка растерян. Он не понимает, почему гости не идут обносить шведский стол, а садятся пить кофе за деньги.
– Чизкейк устроит, – кивает Сашка. – И латте без сиропа.
Кофе приносят быстро.
– Ну что, за встречу?
Чашки соприкасаются. Собирались при случае попить пива, но в восемь утра кофе явно уместнее. Чашка с капучино маленькая, держать её за ручку неудобно, и кофе проливается на стол. Когда-то они были заклятыми врагами, а теперь союзники и, кажется, уже друзья. За окном потихоньку просыпается провинциальный, но очень милый город. Сашка завтракает с Ренатом в лобби отеля. А двумя этажами выше досыпает тот, ради кого они оба сюда приехали. Кто объединил не только эпохи и поколения, примирив воинствующих коммунистов со всё переиначившими демократами, но и их двоих, таких непохожих.
Ренат не успевает сделать глоток, потому что у него звонит телефон.
– Да, Зарина Аркадьевна. Да, у нас всё хорошо. Ну, довольно много народа было, да. Тысяч двадцать пришло. Ну ладно, десять. А, видео посмотрели…
Сашка хихикает. Видео она и снимала, она же и загрузила в соцсети, между прочим. Десяти тысяч там тоже не было, десять тысяч там бы площадь просто не вместила.
– Я не знаю, почему он трубку не берёт. Спит, наверное. Мы все вчера поздно легли. А Александра Николаевна вот, передо мной сидит.
Чёрт. Сашка косится на телефон. Ну да, он в бесшумном режиме, со вчерашнего дня. С того момента, как сокровище без сил повалилось на кровать, едва войдя в номер.
– Привет Зарине Аркадьевне, – шепчет Сашка без тени иронии. – У нас всё хорошо.
У них действительно всё хорошо. Зрители на площади вчера не просто тепло его встретили, они ещё и скандировали в конце «Спасибо». Так долго скандировали, что глава города чуть не околел, стоя рядом с Тумановым и дожидаясь момента, когда можно будет вручить артисту цветы от администрации и толкнуть торжественную речь. Это Всеволод Алексеевич опытный старый волк, надел под концертный костюм термобельё, и отлично себя чувствовал на открытой сцене, несмотря на бодрящие плюс четыре. А городской глава заметно трясся. Ну, может быть, просто от благоговения перед живой легендой.
А живая легенда, хотя и устала от часового сольного выступления, а больше от стояния без возможности присесть, была счастлива по самую маковку. Потому что убедилась, что народ помнит, любит, ждёт, отлично принимает.
– И Сашеньке привет. Пусть мне потом перезвонит, когда Сева проснётся, – отчётливо слышит Сашка голос Зарины в трубке Рената. – Я хочу с ними обоими кое-что обсудить.
Ренат разъединяется и вопросительно смотрит на Сашку.
– Книгу она пишет, – поясняет Сашка, отковыривая от чизкейка физалис. – И Всеволоду Алексеевичу или мне на телефон скидывает, кусочки. А мы читаем и даём обратную связь.
Ренат чуть снова не проливает кофе.
– О жизни с Тумановым?
– Нет, просто о жизни, – хмыкает Сашка. – Вне контекста Туманова. И сдаётся мне, это будет первая приличная книга, написанная женой артиста, за последние лет двадцать.
Ренат качает головой.
– Не понимаю, Саша. Как вы можете дружить? Что у вас общего?
– Туманов, – не задумываясь выдаёт Сашка. – Так же, как и у нас с тобой.
Она бросает взгляд на телефон и тут же его берёт в руки. Сокровище проснулось и шлёт в мессенджере знаки вопроса. Сашка перезванивает.
– Доброе утро. Я внизу, в лобби. С Ренатом кофе пьём. Я вам нужна? Не в целом, в целом я догадываюсь, что нужна. Конкретно в ближайший час? Ну хорошо, тогда мы поболтаем. Я сейчас попрошу, чтобы вам завтрак принесли в номер. Что будете? В смысле ничего? Всеволод Алексеевич, ну вы же понимаете, что «ничего» вам нельзя? Творог, да, со сметаной? Какой-нибудь ветчинки нежирной. И омлетик паровой. Да? Сейчас закажу, через полчасика вам постучат. Выезжаем в десять. Ну да, поспать ещё не получится. Ночью надо было спать, а не футбол смотреть. Нет, я не ворчу… Всё, давайте. Через полчаса постучат, дверь откройте, пожалуйста.
Сашка убирает телефон и сделав извиняющийся жест, идёт заказывать Туманову завтрак в постель. Возвращается через несколько минут, задумчиво теребя ремешок часов.
– Может, всё-таки подняться и проследить, чтобы завтрак до него доехал…
– Саша, пятизвёздочный отель. Ты думаешь, они не справятся с доставкой еды?
– Я думаю, что Всеволод Алексеевич через пять минут забудет, о чём мы договаривались. Или не услышит стук в дверь, потому что я стучать не стану, а все остальные его не интересуют, и он сейчас прибавит звук у телевизора. Или вообще в душ уйдёт. Ладно, позвонят, если что…
Сашка садится за стол, делает глоток уже остывшего кофе.
– Не завидую, – вздыхает Ренат. – Когда я его катал, он таким не был.
– Мы все не молодеем, – философски замечает Сашка. – И дома всё попроще. Он теряется в незнакомой обстановке. А вчера ещё и устал. Но со сцены ушёл довольный, потом ещё час обсуждали, как его любят и ценят. Для него это очень важно. Так что, Ренат, спасибо тебе, что устроил этот концерт.
– Да я что, – Ренат пожимает плечами. – Город оплатил, я договорился и организовал. Дело-то не хитрое. Слава богу, что всё получилось. И народ пришёл, и он…
Ренат запинается, пытаясь подобрать правильное слово. Которое не обидит Сашку. Он слишком хорошо знаком с её характером и болезненным отношением ко всему, что касается Туманова. Но Сашка спокойно кивает.
– И он не накосячил. Или не сильно накосячил. Называй вещи своими именами. Он старенький, Ренат. Он плохо запоминает тексты, может забыть, о чём с ним договаривались за десять минут до концерта, может запнуться обо что-нибудь на сцене. Но это всё мелочи по большому счёту. Ты вчера видел, как он держит зал? Как он общается со зрителями, как подчиняет их своему обаянию? А ту тётку видел, которая из зала орала? Как он с ней справился.
Ренат кивает, усмехаясь. Он таких тёток навидался за те годы, что гастролировал с Тумановым, не сосчитать. Вчерашняя ещё цветочки. Ну орала из толпы, чтобы Туманов спел «Катюшу». Хотя он её очень редко в концертах пел, не его репертуар. После первого выкрика он пообещал спеть, но попозже. После второго попросил женщину успокоиться и не кричать. После третьего предложил ей выйти на сцену и спеть самой. На этом женщина угомонилась. Сашка, стоявшая за кулисами, успела испугаться, что происшествие собьёт Всеволода Алексеевича, уже подумывала обратиться к охране и потребовать увести зрительницу куда-нибудь подальше. Но Ренат безмятежно стоял у колонки и ухом не вёл, а Всеволод Алексеевич лучезарно улыбался и рассказывал зрителям какой-то анекдот, даже не собираясь нервничать по поводу криков из зала.
– Чувствуешь, да? – Ренат сделал знак, чтобы им повторили кофе. – Мы с тобой оба понимаем, что всё уже не совсем так, как раньше. Но оба доказываем друг другу, что Туманов ещё молодцом.
– Потому что он молодцом. Для своего возраста и с учётом своих диагнозов.
– И потому, что мы не хотим признавать обратное.
– Было бы предательством его хоронить. И просто поддаваться печальным мыслям тоже предательство. Я каждый день должна ему улыбаться, понимаешь? Я каждый день должна в него верить. В то, что у него получится дать ещё один концерт. Сняться в ещё одной передаче. Записать ещё одно интервью. Верить, помогать и делать всё для того, чтобы у него получилось. Всё, что могу. Потому что, если я в него не буду верить, если я не буду на его стороне, также, как ты, как Зарина Аркадьевна, то кто вообще? Все остальные с радостью швырнут в него камень, только дай повод. «Старый! Пора на покой! Рубинский ждёт на концерт!». Ты думаешь, я мало такой дряни читала? А порой и слышала.
– Главное, чтобы он не читал. И не слышал.
Сашка кивает.
– И это тоже наша задача. Оберегать его от всего дерьма, которое может его расстроить. И создавать как можно больше поводов для радости. Будь то вчерашний концерт с цветами от главы города и скандирующей публикой или вовремя поданный омлет. Кстати, омлет!
Сашка снова хватается за телефон.
– Всеволод Алексеевич, вам завтрак принесли? А, уже едите… Приятного аппетита. В десять выезжаем, помните? Ну как не говорила… Ладно, говорю. В десять выезжаем. Я за полчаса поднимусь в номер. Сейчас ещё по сигаретке выкурим с Ренатом и поднимусь. Ой, не завидуйте.
Ренат качает головой.
– Нет, у меня бы нервы не выдержали. Досталось тебе счастье…
– О чём просила, то и досталось, – усмехается Сашка.
И достаёт из кармана пачку сигарет. Потому что никогда не врёт Туманову, даже в мелочах.
За три года до этого…
День рождения
Девочка лет пяти идёт впереди них по набережной, держа за верёвочку шарик. Розовый шарик с белой надписью «С днём рождения». Шарик пытается улететь, но девочка держит его крепко. Мужчина, идущий рядом с ней, тащит большую коробку в пёстрой подарочной бумаге.
– На детский праздник идут, наверное, – замечает Сашка. – Там где-то в начале набережной новая кондитерская открылась, с батутами и мини-аттракционами.
Они со Всеволодом Алексеевичем выбрались погулять по случаю не слишком жаркой погоды. С утра небо затянуло тучами, но по прогнозу дождя не обещали. Оба решили, что это хороший знак, и отправились на променад. Сашка старается его почаще выгуливать после затворнической весны.
– Нет, – Туманов качает головой. – Не на праздник, а с праздника. А девочка – именинница. Папа тащит её подарок.
– Как вы определили?
Хмыкает с видом Шерлока Холмса. Сейчас ещё скажет: «Элементарно, Ватсон». А они с Ливановым чем-то похожи, кстати. Не внешне, нет. Уровнем снобизма. Ливанов Сашке тоже всегда нравился.
– Во-первых, девочка идёт спокойно и неторопливо. В её возрасте на свой день рождения я бы нёсся вприпрыжку. Особенно, если бы меня ждали друзья и мороженое. Во-вторых, подарочная бумага надорвана с одного края. Девчонка наверняка хотела узнать, что же ей подарили. А папа не разрешил распаковывать целиком, чтобы дети не разнесли подарок на запчасти в процессе празднования. Ну а в-третьих, у неё из кармана торчит бумажный колпак именинницы. Она его так смяла, что теперь только выбросить.
Сашка ошарашенно на него смотрит. Всеволод Алексеевич ухмыляется.
– Дальнозоркость и наблюдательность, Сашенька.
– Меня больше поразили выводы. Личный опыт? Ваши друзья разбирали ваш подарок на запчасти?
– Просто предположил. Дети же всегда ломают игрушки. В моём детстве не особо было принято устраивать праздники. Только не начинай меня сейчас жалеть, – он предупреждающе поднимает руку. – Я с лихвой наверстал упущенное, будучи взрослым. Так напраздновался, что порой хотелось уехать к чертям, хоть на гастроли в Тьмутаракань, хоть на отдых в какой-нибудь Египет, только бы подальше от официальных поздравлений, ненужных подарков и обязательных банкетов.
– Даже и не думала, – пожимает плечами Сашка. – Прекрасно вас понимаю. Даже если статус не обязывает праздновать публично, всё равно напрягают все эти церемонии. Да и что особо праздновать-то после лет двадцати пяти? В детстве да, забавно: друзья, угощения, подарки. А потом… Ещё один повод для поганого настроения.
Она успевает сделать ещё пару шагов по серой плитке набережной. Весь город выложили одинаковой плиткой. Поговаривают, что завод, где её делают, принадлежит супруге мэра. Нет, в целом, хорошая плитка, ровненькая, аккуратная. Лучше, чем дырявый асфальт. Но если зимой льёт дождь, а под вечер прихватывает мороз, проще сесть на задницу и докатиться до дома, чем дойти. Особенно со Всеволодом Алексеевичем. Так вот, она успевает сделать ровно два шага прежде, чем его настигает подозрение.
– Сашенька…
– М-м-м?
– А почему мы никогда не праздновали твой день рождения?
«Потому что вы никогда не задумывались, существует ли он у меня вообще. И никогда этой темой не интересовались. Мне надо было объявление на холодильнике повесить?».
– Потому что я не праздную уже много лет. Говорю же, нечего праздновать.
– Как это нечего? Саша!
А, то есть, когда он не хочет праздновать и с утра на всех рычит, это нормально. А тут сразу «Саша!».
– И когда у тебя день рождения?
– Весной.
Стоит. Думает. Вероятно, считает, сколько раз они уже пропустили эту знаменательную дату. Сашка легонько тянет его за рукав.
– Всеволод Алексеевич, ну чего вы так серьёзно всё воспринимаете? Ну день рождения и день рождения. Я люблю его праздновать ещё меньше, чем вы. Пойдёмте уже, стоим тут посреди дороги, людям мешаем.
Людей на набережной и правда много, разгар курортного сезона. Ещё и границы закрыты, так что город переполнен желающими отдохнуть «как в последний раз». Глядя на отчаяние, с которым народ валит на пляж в любую погоду, в море, несмотря на шторм или в прибрежные рестораны, несмотря на дикие цены и сомнительное качество еды, Сашка в который раз думает, что эту страну не победить. И крепче сжимает руку сокровища, стараясь увести его подальше от толпы. На всякий случай.
– И сколько твоих дней рождения мы уже пропустили? – мрачно интересуется он.
Ну как она и думала. Сашка пожимает плечами. Математика – не её сильная сторона.
– Я не считала. Но, поверьте, самый обычный день с вами куда счастливее самого помпезного праздника без вас. Так и будем стоять? Вы нагулялись, что ли? Тогда пойдёмте домой.
– Нет! Домой мы точно не пойдём. Мы пойдём праздновать. Сегодня, сейчас! Сразу за все годы!
– Ещё не хватало! – Сашка уже сто раз пожалела, что этот разговор вообще случился. – Только не говорите, что мы пойдём в ресторан, а потом в какой-нибудь ювелирный салон, покупать мне подарок. Меня стошнит от банальности.
Смеётся. Смешно ему. Сашке вот ни разу уже не смешно.
– Боюсь, в ювелирном салоне мы тебе подарок не найдём. Скорее уж надо в военторг идти. Мне кажется, хороший травмат порадует тебя гораздо больше, чем браслет или подвеска.
Теперь уже и Сашка смеётся. Они хорошо изучили друг друга.
– А травмат-то мне зачем?
– От соседей отстреливаться. Кто вчера пыхтел как возмущённый ёжик, когда почтальон в дверь позвонил? Я думал, ты его проклянёшь.
– Была к этому близка. Нечего приходить, когда вы отдыхаете.
– Ну да, надо заранее расписание вешать на дверь, когда я отдыхаю, когда пью чай, когда сижу на унитазе, а когда у меня приёмные часы. Так, Сашенька, ну если в ресторан ты не хочешь, то у меня есть идея получше.
Сашка мысленно стонет. Она надеялась, что он уже переключился, и ей удастся его заболтать и увести домой. Идея у него. Только не хватало. А Всеволод Алексеевич уже бодро шагает в направлении порта, увлекая её за собой.
В эту сторону Сашка не любит гулять из-за назойливых парней, предлагающих морские прогулки. Даже если ты выглядишь как типичный местный житель, у тебя одежда с рукавами и уставший от жизни взгляд, они всё равно прицепятся. На их вечное «поехали кататься на яхте» Сашка обычно огрызается «спасибо, у нас своя» и старается побыстрее пройти мимо. Но сегодня она не успевает и рта открыть, как Всеволод Алексеевич сам подходит к одному из зазывал.
– Морские прогулки… – начинает тот.
– Ага, – охотно соглашается Туманов. – Ну-ка организуй нам приличную яхту. Не надо большую. Но приличную! Чтобы обшивка из дерева и пластика. Не из металла. И капитан трезвый.
– У нас все капитаны трезвые, – обижается парень.
– Всеволод Алексеевич, не надо, – Сашка пытается слабо протестовать.
– Почему не надо?
Потому что дорого, потому что на воде может быть жарко, потому что это развлечение для отдыхающих, думает Сашка, но, разумеется, молчит. У него так горят глаза! Они редко у него горят сейчас. Он хочет покататься и её покатать, хочет доставить удовольствие. Как Сашка может ему возражать?
– Ты когда последний раз на яхте каталась? А ты знаешь, что я умею ею управлять?
– Знаю, – обречённо соглашается Сашка.
Они спускаются на причал по качающейся плавучей лестнице. Всеволод Алексеевич придерживает её за плечи. У них странно меняются роли в зависимости от ситуации. Когда он более-менее здоров, сразу чувствуется, насколько он больше и сильнее, ему не сложно одной рукой держаться за перила, а другой держать её. Подходят к яхтам.
– Эта сразу нет, – заявляет Туманов, и Сашка слышит уже подзабытые интонации Народного артиста. – Без навеса, мы зажаримся, вон, солнце уже выглянуло. Эта тоже нет, она моя ровесница, что ли?
Сашка хихикает. В амплуа артиста Всеволод Алексеевич, конечно, невыносим для совместной жизни, но невероятно прекрасен.
– Нам вот эту, пожалуйста.
– Именно эта уже зафрахтована, я могу предложить… – начинает парень.
Но Всеволод Алексеевич его не слушает, лезет в Сашкин рюкзак, где лежит его портмоне.
– Молодой человек, я сказал, нам нужна эта яхта. На два часа. Двойной тариф решит проблему?
Сашка закатывает глаза. Ну вот обязательно папика изображать, да? Сколько раз просила так не делать. Отголоски славного прошлого. Он – Туманов, он чего-то хочет, убейтесь все о стенку и расстелитесь ковриком, но выполните его пожелания. Сокровище.
Всеволод Алексеевич помогает ей зайти на борт, хотя требуется сделать всего один шаг. Яхта маленькая, но симпатичная. Удобные диванчики, столик под навесом. Мини-бар с минералочкой имеется. Всеволод Алексеевич тут же извлекает из него две бутылки, открывает одну для Сашки. Ухаживает как может.
– Надо было, наверное, шампанского купить, – задумчиво произносит он.
– Только не это! Нам как раз шампанского не хватает, чтобы через борт … э-э-э… рыбок кормить!
– Тебя что, укачивает?
– Меня – нет. А вас – да.
– Кто тебе сказал такую глупость? – возмущается он.
Да вы же и сказали. В нескольких интервью, вспоминая молодость и гастроли в Японии. Как плыли на каком-то небольшом судне три дня. И все три дня … рыбок кормили.
– Я прекрасно чувствую себя в море. О, отчаливаем! Посмотри, какая красота, Сашенька!
Прибрежный со стороны моря и правда красив. Яхта набирает скорость, Всеволод Алексеевич пристаёт к капитану с очень важными вопросами: сколько узлов ходит эта посудина, есть ли на борту эхолот, потому что ему жизненно необходимо узнать глубину моря, и тому подобное. А Сашка просто откидывается на спинку диванчика, потягивает холодную минералку и наслаждается видом. И чего, собственно, сопротивлялась? Очень приятное развлечение. Главное, компания хорошая.
Почему-то хочется закурить. С тех пор, как Всеволод Алексеевич разрешил курение, у Сашки пачка и зажигалка всегда с собой. Она достаёт сигареты и ловит завистливый взгляд Туманова. Она знает, что ему тоже хочется. Нет, не дразнит. Если бы он сказал, она бы бросила. В этом суть его характера, он старается доставить партнёру даже то удовольствие, которое сам не может получить. Подумала и усмехнулась. Очень уж двусмысленно звучит. И да, правило распространяется не только на еду и сигареты.
– У нас на борту не курят, – замечает капитан.
Сашка не успевает загасить сигарету, как Всеволод Алексеевич вскидывается.
– В каком смысле? Вы хотите сказать, что мы два часа за свои деньги должны мучиться от невозможности закурить? А предупреждать заранее не надо, молодой человек?
Молодому человеку лет пятьдесят, кстати. Ну да, для Туманова – мальчишка.
– Всеволод Алексеевич, не надо, – просит Сашка. Только скандала и не хватало для полного счастья. – Я могу и не курить, ничего страшного.
– Нет, я считаю…
– Да подождите, сейчас отойдём от порта, и курите на здоровье, – вполголоса цедит капитан. – У нас же город, свободный от курения, чтоб его. По пирсу патрули шастают.
До Всеволода Алексеевича доходит не сразу, а Сашка улыбается. Какая интересная смена ролей. Всю жизнь она была цепным псом при его светлости.
– Нельзя сразу сказать? – ворчит он, но видно, что уже не сердится.
Яхта неспешно выходит из порта, какое-то время идёт вдоль берега, позволяя насладиться видом Прибрежного. Уже очень хорошо знакомым видом. Сашка рассматривает разноцветные жилые высотки и корпуса гостиниц, громаду концертного зала, ажурное здание морского порта. Кто бы ей сказал в детстве, что она будет жить в приморском городе. Сашка! Всеми силами стремившаяся в Москву, уверенная, что её судьба – мегаполис. И даже алтайский посёлок, удалённый от цивилизации, был логичнее, чем курорт. С её характером только в тайге и жить. В точности как мама говорила. Но курорт? С шумными отдыхающими? С вечным праздником на набережной? С ярким солнцем и морем, которое её никогда не привлекало? А вот поди ж ты, смотрит на город с нежностью. Потому что это их со Всеволодом Алексеевичем город. Неважно, море там, не море. Отдыхающие, которых смоет первыми осенними штормами. В октябре утихнет музыка на набережных, снимут яркие афиши неинтересных ей артистов со стены концертного зала. Праздник закончится, а они со Всеволодом Алексеевичем останутся. Наслаждаться тишиной и тёплой осенью их отношений.
– Купаться будете? – доносится до неё голос капитана.
Сашка и не заметила, что яхта остановилась. Далеко от берега, в открытом море.
– Не будем.
– Будем!
Сашка озадаченно смотрит на Всеволода Алексеевича, а тот уже деловито перебирается на корму, к которой крепится лесенка, видимо, специально для желающих искупаться.
– Когда ты ещё в открытом море поплаваешь, Саш? Самая чистая водичка, никаких людей вокруг, красота!
– Всеволод Алексеевич, я купальник не брала!
Они же не собирались на море. Просто вышли прогуляться по набережной. А потом эта девочка с шариком, ну и завертелось.
– Будешь купаться как местная. Видела, как местные девчата делают? В чём шли, в том занырнули. Освежились, дальше пошли.
– Вы про девчат, которым лет пятнадцать-шестнадцать говорите? – уточняет Сашка.
На корму за ним выбирается, конечно. Садится на дощатый пол, спускает ноги в воду. И правда тёплая. Хорошо хоть в бриджах и майке из дома вышла, не в белых брюках, как изначально собиралась. А Всеволод Алексеевич уже расстёгивает пуговки на рубашке.
– Вы что, правда будете купаться?
– Конечно! Как можно не искупаться, если есть возможность?
Да действительно… Ну а что ему? Рубашку снял, дозатор отцепил, за ремень брюк взялся. Хорошо мужикам. Его трусы-боксёры вполне сойдут за плавки. Если, конечно, не потеряются в процессе ныряния. Сашка усмехается, представив себе картинку.
– И ты будешь, – уверенно заявляет он и вдруг сталкивает её в воду.
В следующую секунду ныряет сам, подняв столп брызг. Любого другого Сашка за такие шутки убила бы. Но это же Всеволод Алексеевич. И он точно знает, что делает – вынырнул рядом с ней раньше, чем она успела отплеваться.
– Отличная же водичка! А ты бы сидела на корме, жарилась на солнце и пропустила всё удовольствие.
А сам счастливый-счастливый. Сашке очень нравится, когда у него мокрые волосы – они ложатся назад, делая лицо каким-то особенно трогательным. И глаза радостные, как всегда, когда он в воде.
– Стоило покупать неприлично дорогой бюстгалтер, чтобы он закончил своё существование в море, – ворчит Сашка скорее по привычке ворчать. – Крючки окислятся, пятна останутся.
– А я тебе говорил, не носи их вовсе. Предрассудки это всё, – хмыкает Всеволод Алексеевич и деловито плывёт вокруг яхты.
Сашка, немножко поплескавшись, выбирается обратно на корму – сушиться и любоваться им, сокровищем водоплавающим. Капитан кинул на воду круг, привязанный к яхте тросом, чтобы можно было расслабиться на волнах. Но Всеволод Алексеевич такие глупости игнорирует, ему нравится плавать. Сашка думает, где он так научился? В детстве на Москва-реке? Или уже позже? Он вроде бы рассказывал, что на море впервые попал уже взрослым, с гастролями.
Всеволод Алексеевич плавает, яхта качается. Как-то слишком сильно она качается. Пока шли на скорости, такой качки не было. Или Сашка перегрелась? Надо бы минералочки глотнуть. Или ещё раз нырнуть?
– Какая-то ты зелёная, – замечает Туманов, подплывая к лесенке.
Он хватается руками за перила и одним движением вытаскивает себя на корму, подтягиваясь. Сашка машинально отмечает его умное решение – бережёт больную коленку. Вроде бы это называется декомпенсацией. Ему плохо поддаются всякие лестницы и пороги, зато руки сильные, чем он и пользуется.
– Саша? Ты в порядке? Иди-ка ещё раз окунись.
Сашка собирается так и сделать, но сначала минералка. Поднимается, шагает к мини-бару, а в следующую секунду уже висит, перегнувшись через бортик, над водой. Да, шутка про кормление рыбок больше смешной не кажется.
– А говорила, тебя не укачивает, – звучит насмешливый голос.
Стоит сзади, придерживает за плечи. Стыд-то какой. Только его в этой сцене и не хватает. Но выразить протест Сашка не может, слегка занята.
– О, надо было таблеточки пить от укачивания, – замечает капитан.
– Надо было не вставать под волну, – рявкает Туманов. – Тебя качает так, что морской волк проблюётся. Понаберут по объявлениям! Давай уже к берегу, Врунгель!
Сашка кое-как пытается умыться из бутылки с минералкой и привести себя в порядок.
– Ты абсолютно зря стесняешься, – замечает Всеволод Алексеевич. – Вот когда меня наш чудесный Росконцерт отправил на гастроли в Японию, и плыть нам предстояло три дня на маленьком кораблике, вот было дело! Два дня я не разгибался. А потом один добрый человек посоветовал мне…
– Выпить стакан водки и петь песни. Что вы и сделали.
Сашка тактично не напоминает, что час назад он отрицал любые проявления у себя морской болезни.
– Именно!
– Предлагаете бахнуть водки и спеть что-то из вашего нетленного?
Смотрит на неё оценивающе.
– Нет, пожалуй, будет слишком.
– Водка или моё пение?
К концу поездки ей становится намного легче, но Сашка всё равно очень рада сойти на берег. Всеволод Алексеевич подаёт ей руку, хотя сам шагает с яхты на пирс не особо уверенно. С Сашкиных бриджей капает вода, они так и не успели высохнуть. Ну хоть майка почти сухая, уже хорошо. Сашка смотрит на Туманова и начинает хихикать.
– Всеволод Алексеевич, а вы ничего не забыли?
Он стоит на пирсе в трусах-боксёрах и вызывает самые заинтересованные взгляды окружающих. Хорошо ещё, никто не догадался автограф попросить и селфи со звездой.
– Твою дивизию, – спохватывается он и, несмотря на коленку, устремляется обратно на яхту, где в уголке на корме аккуратно сложены его вещи.
Да, этот день Сашка определённо запомнит надолго.
«Ты – звезда»
Сашка предполагала, что однажды случится нечто подобное. Но чем дольше они жили в Прибрежном, тем менее реальным казался ей этот страх. А после печально закончившейся поездки в Москву с телесъёмкой у некоего Макса Сашка окончательно расслабилась, решила, что Туманов больше не согласится ни на какие телевизионные авантюры. И вот он, за завтраком, помешивая ложкой молоко в кофе, ровным тоном сообщает, что его позвали в шоу «Ты – звезда». Наставником, разумеется. И смотрит на неё со спокойным ожиданием. Сашка по глазам видит и понимает, что он уже согласился. И теперь готов к скандалу. Но она тоже не дура, второй раз на одни грабли наступать. Она прекрасно помнит, как он обижался и расстраивался, когда она выразила сомнение, мол, по силам ли ему съёмки у Макса. Хотя и поехала с ним, и помогала по мере возможностей. Но кто знает, может, её волнение тогда ему передалось, и он из-за неё чуть со сцены не свалился. И в любом случае правильная реакция тут только одна: поддерживать во всех начинаниях. Даже если Сашке сейчас хочется проклясть всех организаторов шоу до пятого колена.
– Что скажешь, Сашенька? – нарушает он затянувшееся молчание.
В голосе нет привычных мягких интонаций, когда он называет её по имени. Он напряжён сейчас как струна. Слово поперёк скажи, и он взорвётся, потому что всё для себя решил. Потому что долбанное это шоу он всегда смотрит. И наверняка не раз примерял на себя роль наставника.
– Скажу, что если не вас сажать в красное кресло с большой кнопкой, то кого? Этому проекту давно не хватало опытных мастеров, а не медийных задниц, ой, простите, лиц, – язвит Сашка и тоже смотрит на него с вызовом.
Мол, что? Ждали истерик и причитаний? Не будет. Решили? Вперёд. Можете собирать чемоданы. Она поможет. Сашка понимает, что сейчас он спросит, поедет ли она с ним. Вопрос то ли риторический, то ли ритуальный, но прозвучать он должен. И за секундную паузу успевает испугаться – а вдруг нет? А если ему хочется свободы от неё, с вечными лекарствами, уколами, дозаторами инсулина и заботой? А съёмки – отличный способ развеяться и сменить обстановку.
Всеволод Алексеевич молчит, изучающе на неё смотрит. Кофе давно перемешался с молоком и даже остыл, но Туманов продолжает его помешивать.
– Съёмки займут четыре дня, но с перерывами, – наконец изрекает он без всякой интонации. – Сначала «слепые прослушивания», потом «поединки» и финал в прямом эфире. Но между этапами мне нужно будет заниматься с участниками. Всё вместе займёт две недели.
– То есть надо лететь в Москву на две недели, – резюмирует Сашка. – Проще по Москве погулять, чем туда-сюда мотаться.
– Да, – он сдержанно кивает. – Я к тому, что съёмки не такие уж сложные. Четыре дня можно выдержать. Сидя в кресле. Не думаю, что это что-то запредельное. И федеральный эфир в прайм-тайм.
– Плюс роль, полностью соответствующая вашему статусу, – подхватывает Сашка. – Мэтр, наставник, готовый поделиться опытом с молодыми.
– Ну, не с такими уж молодыми, – усмехается Туманов. – Зовут меня на версию шоу «60+».
Сашка старается, чтобы на её лице ничего не отобразилось. Ну, в принципе… Если не считать бредовой саму идею участия, поездки в Москву, да на фоне его среднехренового состояния, то уже какая разница, сколько там лет участникам.
– Тоже хорошо, – кивает Сашка. – Шестьдесят плюс хотя бы не будут требовать от вас разучивать с ними рэп и брейк-данс. Вы бы пили свой кофе уже, пока он льдом не покрылся. Или вам новый сделать?
Он качает головой, всё-таки отпивает пару глотков из кружки.
– Ты поедешь со мной? – всё тем же ровным тоном.
– Конечно, – безо всяких эмоций отвечает она. – Всегда было интересно, как подобные шоу снимают. Всё у них там купленное и постановочное, или есть место творчеству?
Всеволод Алексеевич сдержанно ухмыляется. А глаза довольные-довольные. И Сашка искренне надеется, что новая выбранная ею стратегия окажется удачной, и они обойдутся без приступов астмы из-за смены климата, скачков сахара и ещё каких-нибудь неприятностей, которые она даже боится предположить, чтобы не накликать.
– Чемоданы собирать? – уточняет она.
– Да подожди ты, – смеётся уже совершенно счастливый Туманов. – Я пока только принципиальное согласие дал, дни съёмок ещё не назначены.
***
Второй по значимости вопрос, который волнует Сашку в этой поездке (после здоровья сокровища, разумеется), это жилищный. Перспектива провести две недели «в гостях у Зарины» ей категорически не нравилась. Да, Сашка помнила, что квартира осталась за Тумановым, тем не менее, Нурай туда шастает, как к себе домой, а с учётом, сколько там охраны и прочего персонала, мимо которого придётся ходить, проще уж в газету объявление дать об их со Всеволодом Алексеевичем отношениях.
