Юлия Волкодав
Фанаты. Сберегая счастье
– Нет, – качает головой Всеволод Алексеевич. – Потому что у меня глаз дёргается, когда он мимо нот мажет. Проще один раз поправить, чем в финале мучиться.
Сашка хихикает и ставит перед ним ещё одну кружку с чаем.
– Ложитесь сегодня пораньше, хорошо? Надо выспаться перед финалом. Завтра же до поздней ночи снимать будут? Там же прямой эфир?
– До поздней ночи, – кивает Туманов. – Но мы поедем к шести вечера. Так что выспаться успеем. Ты же не думаешь, что я собираюсь торчать в павильоне с самого утра, как массовка или участники? Я что, железный?
Действительно. Бабуля, которая почти ровесница века, и Николай Николаевич, еле ноги передвигающий, приедут на студию к десяти утра, Сашка сама слышала указания режиссёра. С ними будут сто раз репетировать вечерние выступления, которые пойдут в прямом эфире. А наставник пока поваляется в кровати и посмотрит футбол, книжку дочитает про Фандорина. Впрочем, не Сашке его критиковать. Она на чьей стороне играет, поклонника или Туманова? Если девочка-фанатка когда-то думала, что на телевидении всё по-честному, что артист должен выкладываться на сто процентов, приезжать первым, уезжать последним и репетировать до седьмого пота, то тётя доктор хочет, чтобы её сокровище как можно меньше уставало и получало удовольствие от всего, что делает.
– Поверь, всё сложное осталось позади, – безмятежно говорит Всеволод Алексеевич, поднимаясь из-за стола. – В финале участие наставников минимальное. Банально посидим за себя в креслах и мило поулыбаемся на камеры в прямом эфире.
– Вы вообще не переживаете за результат? – удивляется Сашка. – Не хотите, чтобы ваш участник выиграл?
– Ради бога, Сашенька. Я своё уже отпереживал, за себя, на всяких Сопотах и «Золотых Орфеях».
Он уходит в спальню, шаркая и прихрамывая. Сашка провожает его задумчивым взглядом и даже не знает, радоваться или расстраиваться по поводу услышанного.
***
Съёмки начинаются в семь вечера, за два часа до официально заявленного эфира. Как Сашка и предполагала, снимают в «почти прямом эфире». Чтобы было время экстренно переснять или вырезать фрагмент, если что-то пойдёт не так. Но в зале всё равно чувствуется напряжение: модераторы активнее машут табличками, ведущий, который должен координировать действия всех участников, язвит жёстче, чем обычно, и в какой-то момент даже начинает Сашку раздражать. Хотя в целом ей этот артист всегда нравился.
Петренко всё время поглядывает в блокнот, видимо, там у него записаны все слова, которые надо сказать в финале. Тамара даёт последние наставления своим участникам. Один Туманов спокоен и безмятежен. По случаю финала он надел фрак. Сашка с утра отглаживала белую рубашку и сама завязывала ему бабочку в гримёрке. Не забыв попричитать по поводу тугого воротника в душном помещении. На предыдущие съёмки Туманов приходил в обычной рубашке и клубном пиджаке, без галстука. Но сегодня Всеволод Алексеевич выглядит торжественно и в то же время абсолютно естественно. Сашка смотрит на него, в гриме, с причёской, с бабочкой, и думает, как для него всё это органично: съёмки, камеры, всеобщее внимание, прямой эфир. Когда режиссёр уточняет, кто из наставников сможет сказать пару добрых слов в адрес канала и организаторов проекта, все смотрят на Туманова. Потому что Петренко говорит только по бумажке, а Тамара вообще не сильна в разговорном жанре, у неё только петь хорошо получается, в чём все убедились по предыдущим съёмочным дням.
– Ну, давайте я, – спокойно кивает Туманов.
И когда объявляют начало съёмки, без всяких дублей, без шпаргалки начинает шпарить, как они все благодарны каналу, любимым спонсорам и лично дорогому Леониду Ильичу за счастливое детство. В смысле, директору канала за приглашение в этот проект. Он и оркестр не забывает поблагодарить, и всех своих коллег в креслах наставников, и зрителей, и участников.
Модераторы размахивают табличкой «аплодисменты», Сашка позёвывает, Петренко и Тамара ёрзают в креслах, участники томятся за кулисами с самого утра, и только Туманов бодр и весел. Отрабатывает официальную часть. Наконец объявляют начало финальных состязаний. Участники один за другим выходят со своими номерами. Смотреть выступления Сашке уже неинтересно, насмотрелась за все дни. Но вот наблюдать за Всеволодом Алексеевичем любопытно. Он без микрофона постоянно подпевает своим. Дирижирует рукой, показывает, как дышать, а с Тореадором так вообще всю песню пропел, беззвучно. Сам же говорил, что вокал роли не играет, что зрители голосуют, исходя из личных симпатий.
В первом раунде вылетают цыганка и Николай Николаевич. Сашка внимательно следит за сокровищем. Он сейчас ни на что не влияет, голосуют телезрители. Как, интересно, они голосуют, если эфир идёт с отставанием? Но Сашка не успевает обдумать эту мысль, потому что сокровище вдруг встаёт из своего кресла, идёт пожимать руку Николаю Николаевичу и обнимать цыганку. Напрягают Сашку его хождения по студии с её скользким прозрачным полом. И она только надеется, что на монтаже успеют обрезать его выходы с ковылянием до сцены. Впрочем, тут ковыляют вообще все, кроме Тамары и Тореадора. Ну и ведущий неприлично молодым козлом скачет, чем бесит ещё больше.
В финал из команды Туманова выходит бабушка «Шульженко». Сашка никак не может запомнить, как её на самом деле зовут, да и неважно. Она поёт голосом Шульженко про «Синий платочек», а Сашка всё равно не помнит, как выглядела Клавдия Ивановна под конец жизни, так что вполне можно и перепутать.
– Спасибо, мы очарованы вашим пением, – комментирует её выступление Туманов. – Не устаю поражаться, как вы сохранили голос!
Угу. Как будто не он вчера рассказывал про шаткость голосового аппарата и про то, что учить их всех уже бесполезно.
– Коллеги, вы заметили, какой сегодня чудесный вечер? Какая атмосфера! Я чувствую себя как на школьном выпускном вечере!
М-да. Ещё бы ты помнил свой выпускной вечер, сокровище. Но Сашка рада, что он сегодня в ударе. По крайней мере, не будет комментариев в Интернете, что Туманов спит в кресле наставника.
От команды Петренко в финал выходит вполне ещё молодой дядька с академическим вокалом, явно всю жизнь занимавшийся пением. От Тамары – та самая казачка, народница, которую она взяла первой. Только в финале она поёт не казачью песню, а «Оренбургский пуховый платок», не оригинально в тот самый платок на сцене и кутаясь.
Троих финалистов выстраивают на сцене и объявляют последний этап зрительского голосования. Сашка следит за Тумановым. Спокоен как удав. Чёртиков в теперь уже бесполезном блокноте рисует, щурясь. Ну да, очки надеть, чтоб чёртиков рисовать, как-то неудобно.
– И побеждает Галина Леонидовна! – орёт в микрофон ведущий.
Сашка переводит взгляд на сцену. Это кто? А, «Шульженко». Даже странно, что она Галина Леонидовна. Всеволод Алексеевич ехидно улыбается. У него прямо на лице написано «я же говорил». Дядька от Петренко объективно пел лучше. У казачки народный голос пока без всяких признаков «шатания». А победила бабулечка божий одуванчик. Потому что ей почти девяносто, и она милая. Она ещё и волнуется, чуть стойку микрофона не уронила, ведущему приходится её придерживать за локоть. Сашка даже прикидывает, есть ли у неё в сумке что-нибудь успокоительное на случай, если стресс для бабушки окажется слишком сильным.
– Но прежде, чем наградить победителя, мы должны наградить её наставника! – вещает ведущий. – Всеволод Алексеевич, пожалуйте на сцену, мы вам статуэтку вручим.
Довольный Туманов резво ковыляет на сцену, получает статуэтку в форме золотого микрофона, обнимает победительницу, которая едва достаёт ему до плеча.
– Я очень рад, что Галина Леонидовна победила! И счастлив получить эту награду! – торжественно выдаёт он.
– И мы рады, Всеволод Алексеевич. Только вы в статуэтку говорите, – ехидно замечает ведущий.
Туманов и правда держит статуэтку как настоящий микрофон, у рта. Чисто машинально. Сашка знает, что он и в стакан может говорить, и в бутылку с шампунем. У него уже рефлекс за столько лет выработан.
– А как же… – на секунду теряется Туманов.
– У вас радиомикрофон, – напоминает ведущий.
Зрители смеются. Не зло, скорее, умиляются. Все рады, что бабулечка победила, что Туманову статуэтка досталась. Такой классический финал, какой и должен быть у шоу с меткой «шестьдесят плюс». Но Сашка провожает ведущего очень недобрым взглядом. Потому что видела, как смутилось сокровище.
Финальная песня, аплодисменты, цветы, занавес. Съёмка окончена, всем спасибо. Сашка тут же срывается к Туманову. С ним всё в порядке, он пока ещё даже бодрячком, улыбается, жмёт руки своей команде, желает всем творческих успехов и потихоньку отступает к выходу. Потому что зрители уже сошли со своих мест и стремятся к нему и другим артистам.
– Всеволод Алексеевич, можно с вами сфотографироваться? – звучит откуда-то сбоку.
– Простите, ребята, очень спешу на следующие съёмки! – машет он рукой и, приобнимая Сашку на ходу, скрывается в проходе.
Через минуту они уже в гримёрке, и Туманов закрывает за собой дверь на щеколду. Сашка даже забыла, что он может так быстро ходить.
– А до машины как доберёмся? – уточняет Сашка.
– Да сейчас модераторы зрителей выгонят на улицу, и мы спокойно выйдем. Как раз есть десять минут переодеться и водички выпить.
– А какие у вас могут быть следующие съёмки в половине двенадцатого ночи?
– Саша, не придирайся.
Он всё-таки устал. Пытается расстегнуть бабочку, а пальцы не слушаются. Сашка подходит, помогает.
– И что дальше будет с участниками шоу?
Смотрит на неё удивлённо через зеркало гримировального столика.
– А что с ними должно быть? Разъедутся по домам. Петь в своих сельских клубах и на городских праздниках. Может быть, местные газеты про них напишут.
– И всё?
– А ты думала, телеканал возьмёт их в ротацию и будет снимать в «Голубом огоньке» и финале «Песни года»?
– Ну… Если звёзды зажигают, то это кому-нибудь нужно. А звёзды зажгли…
Туманов фыркает.
– Я тебя умоляю, Сашенька. Молодые-то никому не нужны, а этот пенсионный фонд…
Цинично. Но в целом справедливо. Сашка хочет ещё что-то спросить, но замечает, как он откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза, и понимает, что он очень устал. И что вопросы ему не нравятся. И что он, наверное, слегка ревнует, что никому не известные пенсионеры, порой старше его, оказываются в центре внимания. Слава богу, что его тоже сегодня обласкали, статуэтку вручили. Не забыть её домой забрать, кстати.
Сашка начинает потихоньку собирать вещи, засунув свои вопросы и комментарии куда подальше. Примерно туда, где уже лежат все её представления о справедливом телевидении, которое ищет новые лица и таланты. Да и зачем лично ей новые? Когда есть один, бесконечно любимый и в меру затраханный талант.
Кутюрье
– И я всё равно решительно не понимаю, зачем мы туда едем.
Сашку раздражает примерно всё. Во-первых, отменился вечер отдыха, хотя Всеволод Алексеевич клятвенно обещал между съёмками «Ты – звезда» лежать в постели. В крайнем случае, на диване. Как же, полежал. Один день максимум. А потом то участники его команды репетировать припрутся, то он с ними на репетиционную базу Мосфильма едет, то вот, пожалуйста, светский выход. Туманов в своём репертуаре. Во-вторых, в салоне такси явно пахнет табаком. Нет, понятно, чья бы мычала. Но одно дело курить дома в форточку, другое – постоянно дымить в замкнутом пространстве. Сашка же не за себя опасается, а за одного товарища, беззаботно рассматривающего столичные пейзажи через тонированное окошко. В-третьих, сам факт, что он вытащил её на чей-то там день рождения, Сашку бесит. Она так и знала. Стоит оказаться в Москве, и у него тут же найдётся миллион дел, старых знакомств и способов весело провести вечер. Нет, если ему хочется, ради бога. Но он же один не пойдёт, потому что мало ли что… А Сашке на гламурных тусовках что делать? Она никого не знает, зато старые знакомые Туманова будут рассматривать её под микроскопом. И завтра ещё пара статей появится в каких-нибудь жёлтых газетах.
– Сашенька, там не будет никаких журналистов, это закрытое мероприятие. Ну пойми, я не могу отказать старому другу. Может быть, это его последний день рождения.
– Ещё лучше, – фыркает Сашка. – Ему исполняется сто?
– Намного меньше, он моложе меня.
– А с чего тогда похоронные настроения?
– У него болезнь Паркинсона.
– Что?
Сашка аж заходится в кашле и резко поворачивается к сокровищу. Вот он вовремя сообщил. По дороге в ресторан. А сокровище сидит такое невозмутимое, красивое до слюнотечения – в белой рубашке с голубым шейным платочком и голубом же лёгком пиджаке. Хоть сейчас на сцену. Сашке вот в бежевом брючном костюме, им же когда-то купленном, но надетом всего пару раз, далеко не так комфортно. Она бы джинсы предпочла.
– И давно?
– Уже три года.
Сашке становится нехорошо.
– Всеволод Алексеевич… Как бы вам объяснить… А вы вообще знаете, что это за болезнь такая?
– Сашенька, я давно живу на свете…
Его любимая присказка, особенно когда надо развенчать какие-нибудь её иллюзии на его счёт.
– Я в курсе. Но может, вы этой областью знаний не интересовались. Всеволод Алексеевич, я боюсь, что юбиляр будет несколько…кхм…не в той форме, чтобы принимать поздравления.
– Он не юбиляр, у него обычный день рождения. Саша, я понимаю, что мы едем на праздник к тяжело больному человеку. Именно поэтому я согласился. Мне позвонил его помощник, сказал, что Яков Моисеевич видел меня в шоу «Ты – звезда» и поручил уточнить, в Москве ли я, и пригласить на праздник. Всё очень удачно совпало.
– Да уж куда удачнее, – ворчит Сашка. – Сейчас второй выпуск шоу выйдет, вас ещё на пару корпоративов пригласят. Раз уж вы в Москве. Так а кто он, ваш Яков Моисеевич? Не помню такого имени среди ваших авторов.
– А он не автор. Он кутюрье. Ну в то время, когда он начинал, его профессия называлась портной. И он одевал всю нашу эстраду ещё в советское время. По крайней мере, старался одевать красиво, по возможностям тех лет.
– Постойте! – Сашку осеняет. – Так это Покровский, что ли? Яков Покровский?
– Ну да, – кивает Туманов.
– Тот самый, который вас хотел… Кхм, ладно. Просто байка из жёлтой прессы…
Сашка аж смущается. Иногда надо всё-таки фильтровать базар. Она, конечно, привыкла говорить с ним на любые темы, но не на такие же. Мало ли, что она вычитала во времена своей бурной молодости о его не менее бурной молодости.
– Хотел меня трахнуть в туалете, да, Сашенька. Называй вещи своими именами.
И лучезарно улыбается. Настроение хорошее у человека. А Сашка прямо ощутила, как дёрнулась машина. Водитель тоже впечатлился.
– На каких-то съёмках дело было. Я пошёл, прости за откровение, пописать. Подхожу к умывальнику, наклонился, руки мою. А тут он, сзади подошёл. Лапы мне на талию положил и говорит: «Всеволод Алексеевич, ну что на тебе за брюки, право слово, ты где их взял? Приходи ко мне, я тебе нормальные сошью». Ну я и остолбенел. Слухи-то ходили давно. И, заметь, на дворе семидесятые годы, когда за такого рода интим грозит статья уголовная. Да и дико для нас это всё. В голове мелькают мысли: дать в морду, дать по яйцам, послать матом, убежать.
– И что вы выбрали?
– Последнее, – усмехается Всеволод Алексеевич. – Что, в твоей газете, или откуда ты эту историю знаешь, концовка была другой?
– Той же. Потом вы рыдали на плече обалдевшей супруги и жаловались на нанесённую вам душевную травму.
– И нечего язвить. У меня действительно была травма. Тем более, что хорошие брюки, да и вообще костюм мне бы не помешали.
– Тем не менее, вы подружились. Причём настолько, что спустя полвека готовы ехать к нему на день рождения. Терзают меня нехорошие подозрения…
– Сашенька! Не стыдно? Уж тебе-то я могу не доказывать свою гетеросексуальность? Спустя какое-то время мы объяснились, а потом и подружились. В хорошем смысле! Думаешь, много модельеров было в Советском Союзе? А Яша шил уникальные вещи из подручных материалов, из любых тканей, какие удавалось достать. И умел скрывать все недостатки фигуры.
– Ой, какие у вас недостатки, одни достоинства…
– Тогда никаких не было, но это я сейчас понимаю. А в те времена казалось, что пузо выпирает, что задница широкая.
– У вас?! Господи…
– Телекамера сильно полнит, не забывай. В общем, мы пронесли добрые отношения через всю жизнь. И как я понял, сейчас, когда он болеет, не работает, вокруг него осталось не так уж много друзей. Знакомая история, правда?
Сашка тяжело вздыхает, надеясь, что ответа он не ждёт.
– Поэтому я согласился. Раз уж мы так удачно в Москве. Из Прибрежного не поехали бы, конечно. Но всё сложилось. Ну что ты хмуришься? Вкусно поедим, посмотрим показ новой коллекции его модного дома.
– Вы же знаете, я не люблю тусовку.
– Зато любишь историю, правда же? Ты была когда-нибудь в «Яре»? Ну вот, побываешь. Посидишь за тем же столом, где едали когда-то Пушкин, Распутин и Шаляпин.
– Ой, не напоминайте. Полагаю, там такой же стол Шаляпина, как кровать в музее в Кисловодске. Из Икеи.
– Всё может быть, – усмехается Туманов. – Но стены точно те же самые. О, а мы приехали.
Выходит из машины первым, подаёт ей руку, придерживает дверь. Сашка затравленно озирается по сторонам, боясь увидеть толпу журналистов. Её фанатский опыт подсказывает, что даже на закрытых мероприятиях возле входа в ресторан будут стоять люди с камерами, надеясь вытянуть пару слов из зазевавшихся звёзд. Но никого подозрительного нет, неподалёку припарковался Мерседес, из которого вышла фифа в тонком льняном костюме и громоздких чёрных говнодавах, сделала селфи на фоне входа и продефилировала внутрь, помахав швейцару картонкой-приглашением. Но в целом ничего ужасного. Всеволод Алексеевич спокойно вытаскивает их пригласительные из кармана пиджака и ведёт Сашку в здание.
– Не слишком-то уютно, – ворчит Сашка, осматривая высокие колонны и ковровые дорожки. – Совок какой-то…
– Отель теперь называется «Советский», да. Но ресторан, как ты помнишь, дореволюционный. Вон, смотри, портреты знаменитых гостей с подписями. Пойдём, почитаем?
Но рассмотреть портреты им не удаётся – к ним тут же подскакивает квадратный дядька с бритым затылком.
– Всеволод Алексеевич? Очень рады вас видеть! Пойдёмте, я провожу вас и вашу спутницу в зал и усажу на ваши места.
– Да я бы сам нашёл дорогу, – хмыкает Туманов. – Я тут не впервые.
– Яков Моисеевич вас уже ждёт, спрашивал о вас несколько раз.
У Сашки скептически изгибается бровь. Нет, ну в принципе… Если вовремя обнаружить болезнь… Сейчас есть хорошие сдерживающие препараты.
В большом зале с огромными потолками на уют ни малейшего намёка. Длинный стол от стены до стены стоит на возвышении, а перед ним много маленьких, круглых. Как на плохой свадьбе, думается Сашке. Она искренне надеется, что их места где-нибудь в конце зала, но бритый затылок ведёт их к длинному столу, в самый центр. Где уже сидит именинник.
– Вот сюда, пожалуйста. Самые почётные места, по правую руку от Якова Моисеевича.
Сашка сдерживает тяжёлый вздох. То есть на них будут пялиться все гости. Чудесно.
– Яшенька, дорогой, как я рад тебя видеть!
Всеволод Алексеевич тянет руку для пожатия сгорбленному седому старичку в ярко-жёлтом, блестящем пиджаке. Сашка даже не сразу узнаёт Покровского. А узнав, понимает, что дело даже хуже, чем она предполагала. И ответного рукопожатия Туманов не дождётся. Покровский смотрит на него абсолютно пустыми глазами, но улыбается. И от этого ещё страшнее. Но Всеволода Алексеевича не так просто смутить.
– Рад, очень рад нашей встрече!
Обнимает именинника и плюхается на своё место, не забыв подвинуть стул для Сашки. По другую сторону от Якова Моисеевича, очевидно, члены семьи. Мужик с похожими чертами лица и в усыпанной стразами бабочке сидит к Покровскому вплотную, и есть подозрение, страхует того от внезапного падения со стула. Дальше расположились какие-то женщины, тоже все в фамильно-ярких платьях и стразах. Приветливо улыбаются Туманову, здороваются. А зал тем временем наполняется людьми, и как-то они разительно отличаются от тех, кто за главным столом. Тут, не считая Сашки и какой-то, видимо, внучатой племянницы именинника, все люди взрослые, не сказать пожилые. А за круглые столы рассаживаются сплошь длинноногие и пухлогубые красотки, не выпускающие из рук телефоны, записывающие сториз, а то и ведущие прямые эфиры. Покровский пригласил на праздник всех моделей своего модного дома, что ли? Сашке становится совсем уж неуютно, она неосознанно жмётся ко Всеволоду Алексеевичу, и в этот момент её слепит вспышка, а сразу за ней ещё одна и ещё. Прямо перед их столом возникают репортёры с огромными объективами зеркалок и микрофонами. Они вошли сразу толпой, и теперь по-хозяйски располагаются на полу, ища удобный ракурс. А кто-то и вовсю снимает, только затворы щёлкают. И снова вспышки. На кой чёрт снимать со вспышкой в ярко освещённом зале? Да на кой чёрт вообще снимать?
Сашка поворачивается к Туманову, чтобы уточнить его отношение к происходящему, но оказывается, что Всеволод Алексеевич уже даёт интервью. Мальчик-журналист тычет телефон чуть ли не в лицо Туманову и просит рассказать о Покровском.
– Мы знакомы тысячу лет, – улыбается Всеволод Алексеевич, как обычно глядя куда угодно, только не в камеру. – Яков Моисеевич шил костюм для моего первого выступления за границей, на песенном конкурсе в Сопоте. Мы сохранили дружеские отношения, и я очень рад присутствовать на его празднике!
Да уж… Только он и рад, похоже. Именинник так и улыбается, глядя в одну точку, к нему журналисты даже не подходят, только фотографии делают. А Сашке провалиться куда-нибудь хочется. Что за фарс? Покровский же живая кукла, которую выставили на всеобщее обозрение. Ну ладно, ресторан, ну ладно, старые друзья. Из которых он, если повезёт, кого-нибудь и узнает. Но журналистов какой дурак сюда пустил? Можно представить, что они завтра напишут. А Всеволод Алексеевич распинается, про дружбу рассказывает. И как будто не замечает, что фотографы стараются взять в кадр его вместе с Сашкой.
– Скажите, вы ведь впервые вышли в свет со своей молодой спутницей? Это значит, что можно ждать скорой свадьбы?
Сашка цепенеет. Но Всеволод Алексеевич всё так же приветливо улыбается.
– Побойтесь бога, молодой человек. В моём возрасте свадьбы – просто не серьёзно. О душе уже думать пора.
– Но может быть, ваша спутница считает иначе? Александра, вы как-то прокомментируете?
«Пошли нах…». Примерно такой ответ первым приходит в голову, но вряд ли он понравится Всеволоду Алексеевичу. И Сашка молчит.
– Я думаю, Александра Николаевна не готова давать комментарии, – мягко говорит Всеволод Алексеевич. – А вам лучше обратить внимание на других гостей.
Зал уже полон, и судя по заигравшей музыке, скоро начнётся торжественная часть банкета. Но журналисты не спешат отходить от главного стола. Похоже, что остальные гости их не сильно занимают. Странно, среди моделей или кого там ещё пригласили, наверняка есть персоны куда более интересные для светской хроники, чем пожилой артист советской эстрады. Пусть даже с «молодой спутницей». Разве нет?
Сашка разглядывает гостей, пытаясь кого-нибудь узнать. Даже лезет в телефон, заодно радуясь возможности хотя бы им отгородиться от окружающих. Дело-то простое, найти хэштег мероприятия, например «яковпокровский», или геолокацию ресторана с фильтром «самые свежие публикации». И вот уже можно смотреть, кто из присутствующих кто. Сашка открывает один профиль за другим, и её удивление становится всё больше. Светские львицы снимают интерьеры и себя, фотографируют пригласительные билеты и тарелки с закусками, кстати, весьма скромными для такого рода мероприятия. Но если посмотреть профили, то становится понятно, что если это и дивы, то совсем начинающие. Сто подписчиков, триста, ну тысяча. По меркам шоу-бизнеса – ничего. Вот почему все журналисты возле Туманова. Он, не считая Покровского, здесь самая яркая звезда.
– Мы начинаем наш праздник, друзья! – раздаётся бодрый голос ведущего. – Праздник в честь короля стиля, эталона вкуса, великолепного Якова Моисеевича Покровского! Ваши аплодисменты!
Все хлопают, играет музыка, Покровский пытается встать, причём не по собственной инициативе, а по инициативе бритого затылка, стоящего за его спиной. И при его же помощи. Всеволод Алексеевич поддерживает именинника со своей стороны, мужик в бабочке со стразами – со своей. Вместе им удаётся кое-как удерживать Якова Моисеевича в вертикальном положении. А Сашке некстати вспоминается фильм «Уикенд у Берни», очень популярный в её детстве. У них дома кассета даже была, мама часто её ставила. Потом Сашка на эту же кассету какой-то концерт Туманова записала, разумеется.
Так вот, в том фильме два парня повсюду таскали труп своего босса, всячески демонстрируя, что босс жив. Сашка уже не помнит, зачем им это было надо. Но какой-то шкурный интерес точно присутствовал. И тут прямо очень похожая ситуация.
Сашка обрывает собственные мысли, ругая себя за цинизм. А рассуждала бы ты так спокойно, если бы речь шла о твоём сокровище? Тьфу! Да она бы никогда в жизни не позволила такое с её сокровищем сотворить. Она бы загрызла любого, кто попытался бы. Не дай бог, конечно. Самыми страшными болезнями Сашке всегда казались те, которые забирают не только физические возможности, но и саму личность.
– Давайте разольём по бокалам кто там что хочет и поднимем их за здоровье именинника! – бодро орёт в микрофон ведущий.
– Сашенька, попробуй компотик, пожалуйста, – спокойно говорит Всеволод Алексеевич, наклонившись к её уху. – Мне его стоит пить или просто воды налить?
Сашка отпивает из бокала, который он ей протянул.
– Это не компот, это морс, кисленький. Пейте на здоровье. И мне заодно налейте. А что, тут официантов нет, что ли?
– Меньше, чем хотелось бы, – с удивлением отмечает Туманов.
– А что вы по морсу-то пошли? Вам водку можно, вы же помните?
В разумных пределах, конечно, но водку ему действительно можно. Вина и ликёры нельзя, коньяк с осторожностью, а водка как раз не особо для него опасна. И Сашке кажется, что здесь, на банкете в честь старого друга, можно расслабиться. Дома-то ему банально не с кем выпить, не с Сашкой же.
– Не стоит, – Всеволод Алексеевич с таким сомнением смотрит на расставленные по столу бутылки, будто видел, как их наливали за гаражом. – И вообще, пусть еду принесут сначала. Закусывать же нечем.
Он прав. На столе три скромные тарелки: с соленьями, с мясной нарезкой и с овощами. Бедненько для банкета. Сашка в принципе есть не планировала, ей кусок в горло не полезет под всеобщими взглядами и объективами. Но так ли хорош этот ресторан, как о нём писали классики?
Второй тост говорит Туманов. Опять задвигает про дружбу, про первый костюм, в котором он в Сопот поехал, про заслуги Покровского, сформировавшего первые представления о вкусе у советских людей. Сашке сдаётся, что простые советские люди о костюмах Покровского даже не слышали. Но это детали. Главное, что сокровище вдохновлённо размахивает рукой с бокалом морса, толкает речь и выглядит вполне довольным жизнью. Именинник всё так же улыбается, и если в глаза ему не смотреть, тоже выглядит довольным. Только ни хрена не соображает, чем именно. И когда Всеволод Алексеевич подносит свой бокал к его, намереваясь чокнуться, Покровский явно теряется. Не понимает, что нужно делать. Или не может поднять бокал. Он у него на столе стоит, а Яков Моисеевич за него держится.
– Давай, Яша, за твоё здоровье!
Всеволод Алексеевич легонько звякает своим бокалом о стоящий, не переставая улыбаться. Вот же артист. Хорошая мина при любой игре. Сашка только головой качает.
На тосте Туманова официальная часть и заканчивается. Дальше начинают разносить горячее, включают музыку, и гости расползаются по залу. Перед Сашкой ставят тарелку с каким-то мясом, обильно политым соусом. Всеволод Алексеевич подозрительно смотрит на свою порцию, не спеша пробовать, очевидно, ждёт Сашкиного вердикта. Странно, что никакого выбора не предложили. Всё же праздник, а не поминки, где гости жрут то, что заказали хозяева. Сашка поспешно берётся за вилку и нож, чтобы попробовать. Сомнения у неё только по поводу соуса, но даже если он сладкий, не оставлять же сокровище голодным. Ну скорректируют инсулин, если что. И тут раздаётся:
– Всеволод Алексеевич, можно с вами сфотографироваться?
Барышня какая-то, в спортивном костюме. На вид моложе Сашки. Вот на кой чёрт ей селфи с Тумановым, интересно? Но Всеволод Алексеевич покорно встаёт, ибо нельзя же перед стоящей женщиной сидеть, выходит из-за стола, чтобы сфотографироваться. Барышня делает пару кадров и пристраивается для фото к Покровскому. Тот, понятно, остаётся сидеть, но барышню ничего не смущает. Едва Всеволод Алексеевич возвращается за стол, возникает другая барышня. А за ней ещё одна.
Сашка с удивлением наблюдает, как к Туманову и имениннику выстраивается очередь. Она никогда прежде не бывала на звёздных банкетах, но всё же логика подсказывала, что они выглядят как-то иначе. Местное же празднование плавно перетекает в фотосессию с поклонниками. Хотя какие это поклонники-то? Туманов для них просто декорация, такая же, как колонна «Яра». Ещё одна часть интерьера для хорошей фотки.
Всеволоду Алексеевичу явно не дадут сегодня поесть. Но он мило улыбается, фотографируется, и Сашка решает, что всё идёт по плану. План, на её взгляд, полное говно, но мало ли, как у них в шоу-бизнесе принято. Она решает воспользоваться ситуацией и сходить в комнату для девочек. Во-первых, дико начала болеть голова, а пить таблетки на глазах у журналистов не хочется. Уж лучше из-под крана запить, но без свидетелей. Во-вторых, умыться холодной водой не помешает. И больше она с ним не пойдёт ни на какой банкет, даже если президент в Кремль позовёт. Пусть один шастает, он вон прекрасно себя чувствует в этом дурдоме.
Сашка выскальзывает из-за стола, обходит колонну. Табличку с направлением она давно уже приметила. В туалете проводит минут пятнадцать, много больше, чем требуется. Тут, по крайней мере, тихо, и никого постороннего. Заодно дожидается, пока таблетка начнёт хоть немного действовать. Но когда Сашка наконец выходит, то видит перед собой сразу четверых людей. В узком коридорчике они стоят так, что Сашке никак мимо них не пройти. Двое с телефонами, один с камерой, и одна с зелёненьким микрофоном, можно даже не уточнять, какого телеканала.
– Александра, пару слов о сегодняшнем мероприятии, пожалуйста!
– Без комментариев, – выдавливает ошарашенная Сашка.
– Скажите, а вы уже выбрали имя для первенца?
