Чернов не помнил, когда в последний раз пробовал столь вкусный ужин. Наверное, с тех пор, как его занесло на суровые берега Мурманска, где еда всегда с привкусом ветра и соли. Здесь же, у костра, плов будто вобрал в себя весь аромат таежного воздуха. Паша принимал заслуженные комплименты с видом мастера, который привык, что его творения восхищают.
Маленькая компания уютно разместилась у костра, языки которого трепетали, словно подслушивая их разговоры. Алима, по словам Милена, не признавала трапез без магии живого огня. «Как можно есть, когда не видеть танцующие тени?» – с негодованием выговаривала она, называя волонтеров, предпочитавших обедать в просторной беседке, людьми, лишенными вкуса к жизни.
– Ты вообще нельзя отходить от костра, – молчавшая до этого Алима вдруг с упреком обратилась к Герману. – Ты нужно отогреться. Смотреть на огонь часто. Терапия.
Сидевший рядом с ней плечом к плечу Милен молча закатил глаза. А Чернов, сам от себя не ожидавший подобного, вдруг искренне и добродушно хохотнул. Но быстро одернул себя, получив от Алимы укоризненный взгляд. На мгновение ему даже показалась, что тарелка с пловом вот-вот окажется у него на голове. Буря миновала, когда он пообещал, что займется терапией немедленно.
В целом, атмосфера за ужином создалась приятная. Внимание, конечно же, в основном было приковано к Герману. Он с удовольствием делился впечатлениями и эмоциями от деревни кочевников. А эта тема была здесь самая обсуждаемая, поэтому разговоры не умолкали ни на минуту. В какой-то момент между археологами разгорелся жаркий спор о том, чем питались кочевники. Кто-то упомянул карасей, и Паша снова вспомнил про рыбалку. На этот раз глаза закатывали всей компанией. Потом Паша вспомнил про принесенную Алимой байку от местных из Озерного. Вот тут уже Герман весь обратился в слух.
– Поговаривают, где-то в этих краях была секретная советская лаборатория, то ли химическая, то ли биологическая. Но давно ушла под воду. Мы с Миленом в прошлом году загорелись ее найти и, как два идиота, перерыли гору документов. Ни одного упоминания.
– Это в каких же документах вы хотели найти упоминание о секретном объекте? – усмехнулся Герман.
– Да ладно, байки это! – махнул рукой Паша, будто отметая лишние сомнения.
– Но с рыбалкой будь осторожнее, – вставила Лада, прищурившись. – А то выловишь мутанта, и вырастет у тебя вторая голова.
– Ну и пусть! – не растерялся Паша. – Одна голова – хорошо, а две – лучше!
Когда с едой было покончено, компания взялась за уборку с той легкостью, с какой делают привычное дело. Паша шутил, что это их «ритуал завершения трапезы», подталкивая Дашу локтем, чтобы та шевелилась быстрее. Алима, не произнеся ни слова, первой поднялась и растворилась в темноте за границей костра, будто ее и не было. Паша с Дашей, переглянувшись, отправились отмывать казан, обсуждая что-то вполголоса и изредка смеясь.
– Дни сейчас короткие, а ночи холодные, – пробормотал Милен, протягивая ладони к угасающему пламени. – Через полтора часа отправимся в баню, а там – и на боковую пора. Ты пока можешь отдохнуть или заглянуть к нам в лабораторию.
– Конечно, с вами, – ответил Герман, не раздумывая.
***
В лаборатории он первым делом принялся рассматривать карту местности, с особой тщательностью изучая те места, которые археологи уже успели обойти с разведкой.
– А где то озеро, про которое ты сегодня рассказывал? – на самом деле Чернов узнал его сразу.
Милен приблизился к карте и, закусив нижнюю губу, молча ткнул указательным пальцем на схематично изображенный водоем в форме запятой. Лада перегнулась через стол и слегка прищурилась, чтобы рассмотреть, на что он показывает.
– То самое озеро, где девушка пропала? – ее голос был полон неподдельного удивления. – Ну ты, Вербицкий, даешь. Не успел человек в себя прийти с дороги, а ты уже криминалом его запугиваешь.
– Сегодня по радио рассказывали про ее исчезновение, – нехотя бросил Милен, пожимая плечами. – Согласись, трудно не упомянуть. – Затем, словно пытаясь разрядить обстановку, улыбнулся Герману уголком губ: – Но ты же не из пугливых?
– Не из пугливых, – серьезно отозвался Чернов, в голосе которого мелькнуло нечто острое. – Хотя история, конечно, мрачная.
– И не говори, – вздохнула Лада, усаживаясь обратно на стул. – Тут в округе все знатно всполошились.
– Не удивительно, – Герман снова вперился взглядом в карту. – В маленьких селениях такие события всегда сильный резонанс вызывают. – Затем перевел взгляд на Милена: – Ты обещал отвести меня туда, помнишь?
– Конечно, – кивнул Милен, чуть прищурившись, будто обдумывал что-то свое. – Вообще, я планировал разведку через пару дней, но переиграл. Как насчет того, чтобы завтра с утра отправиться? Или тебе нужно время, чтобы немного освоиться в лагере?
– Что ты, – Чернов усмехнулся, пряча руки в карманы брюк. – Я тут уже как дома. Завтра – в самый раз.
Лада бросила на них взгляд поверх стопки бумаг и чуть слышно хмыкнула.
– Знаю, что ты тут главный глас разума, – обратился к ней Герман с легкой улыбкой, – но не пытайся меня отговорить.
– Отговорить журналиста, который рвется на место возможного преступления? Даже не буду тратить на это энергию, – фыркнула она насмешливо и придвинула стопку документов.
Чернову в этот момент подумалось, что если Лада и дальше будет так же нейтрально относиться ко всем его инициативам, то отношения у них сложатся превосходные.
– Помнишь, я говорил о планах на этот сезон? – Милен привлек внимание Германа легким движением руки.
– Конечно, – откликнулся тот, заинтересованно глядя на карту.
Милен склонился над столом и принялся перечислять:
– Вот здесь, здесь и здесь, – он поочередно указывал на отмеченные точки. – Самые высокие участки полуострова. Там пещеры, в которых, насколько нам известно, еще никто не бывал. Мы должны провести первичный осмотр, а уж по его результатам руководство решит, звать ли специалистов.
Герман внимательно изучал карту, пока Милен продолжал:
– Большинство пещер расположены недалеко от деревни кочевников, но одна… – его палец задержался на точке у самого края карты. – Эта омывается водами Ангарии.
– Сложно туда добраться? – уточнил Герман, уловив нотку азарта в голосе собеседника.
– Еще как, – усмехнулся Милен. – Со стороны воды склоны такие крутые, что без снаряжения не забраться. А ровный берег – сплошное болото с камышами высотой в два метра. Если лазейку не найдем, придется идти по суше.
Его палец прочертил извилистую линию через леса и холмы:
– Дорога займет почти весь день. Значит, идти туда нужно с расчетом на пару ночевок.
Герман улыбнулся, в глазах мелькнуло знакомое чувство предвкушения.
– Как я по этому скучал… Не против, если я присоединюсь? Все необходимое для вылазки у меня есть.
– Здесь ты вольная птица, – Лада снова вклинилась в разговор. – Мы тебе не начальники. В академии за тебя поручились как за первоклассного специалиста, который гениально делает свою работу. А кто мы такие, чтобы мешать гению? – ее мягкие интонации в голосе окрасились легкой иронией. – Так что дерзай, Герман.
– Вот такой подход мне нравится, – весело отозвался Чернов, расплываясь в довольной улыбке. – Когда ты планируешь туда выдвигаться?
– Точно не раньше, чем через месяц. Будем ориентироваться по погоде, – ответил тот, рассеянно взъерошив пятерней волосы. – Гляжу, ты любитель разведок. Представляю, как Алима обрадуется пополнению в нашем с ней тандеме.
Герман прищурился, бросив выразительный взгляд на посмеивающуюся Ладу. Впрочем, быстро сдался и сам ухмыльнулся.
– Завтра мы втроем уходим?
– Нет, – Милен покачал головой, растягивая уголки губ в легкой улыбке. – У Алимы дела в Озерном. Так что пойдем только ты да я да мы с тобой. Надеюсь, ты не сильно расстроен.
– Ага, смейся, смейся, – Герман с легкостью подхватил шутливый настрой. – Я, между прочим, не теряю надежды ее обаять.
Время в лаборатории потекло незаметно, будто растворяясь в шорохе бумаги и тихом гудении ламп. Милен бегло ознакомил Германа с последними находками: каменные орудия, керамические черепки, аккуратно разложенные на полках. Карта на стене, испещренная метками, отражала прошлое и будущее экспедиции: здесь уже копают, здесь только собираются. Когда Милен придвинул к столу еще один стул и выложил несколько тяжелых папок с отчетами, Герман понял, что у него впереди долгий вечер.
– Вот, ознакомься, – с легкой улыбкой бросил Вербицкий, стягивая с запястья часы и перекладывая их на край стола, будто давая понять: время уже не имеет значения.
Некоторое время спустя в лабораторию забежала Даша, торжественно объявила о том, что баня уже топится, и забрала с собой Ладу. Как позже выяснил Герман, постройку бани для археологов недалеко от лагеря профинансировал Вербицкий, ведь кататься каждый вечер в Озерный до ближайшей бани и тратить на дорогу по два часа было не с руки, особенно людям из состоятельных семей, привыкших к определенному комфорту.
По сложившейся традиции, прекрасная половина лагеря париться шла первая. Милен с Германом проводили их взглядами, после чего снова вернулись к своим делам.
– Знаешь, мне не дает покоя отсутствие рукописей, – задумчиво произнес Чернов, рассматривая фотографии родового древа кочевников, высеченного на камне. – Кто вообще обнаружил эту деревню?
– Намекаешь на то, что письменные свидетельства припрятали? – Милен взглянул на него, в глазах читалось понимание. – Семья из Озерного, грибники, мужчина с двумя детьми-подростками. Забрели в эту глушь случайно. Они живут на одной улице с Алимой. Я с ними общался. Говорят, что ничего из деревни не выносили. Может, и врут, но как проверить…
Герман откинулся на спинку стула и задумчиво почесал подбородок.
– С кем из местных ты еще общался, кто хорошо эти места знает?
– Конкретно эту часть полуострова никто особо не знает. Даже те же грибники так далеко от своего поселка обычно не заходят.
Тем не менее не наведаться в ближайшие населенные пункты Чернов не мог. Присмотреться, потолковать с людьми, послушать сплетни о том о сем – без этого никуда.
– Ладно, закругляемся на сегодня, – Вербицкий отодвинулся от стола и, подавив зевок, поднялся.
Они разошлись по палаткам за необходимыми вещами, а потом отправились в баню. На окрестности уже опустилась ночная прохлада, пробирающая до костей. В лесу было тихо, слышался лишь треск веток под ногами. Шли они по хорошо проторенной тропе, которую подсвечивали фонарями. Сразу было видно, париться ребята ходили куда чаще, чем на импровизированную автостоянку.
Баню, подсвеченную гирляндами, было заметно издалека. Небольшая, модульная, с аккуратной маленькой верандой, совсем новая. Ее собрали практически на берегу залива. Парней встречал Паша, который традиционно занимался растопкой. Он попивал что-то из одноразового стаканчика и радостно размахивал телефоном.
– Помнишь видео, где Дашка в кокошнике на капище просит у Ярилы солнечную погоду, пока навес над раскопом не соорудим? – с ходу спросил он у Вербицкого. – За тысячу лайков перевалило! А! Как тебе?
– Поздравляю, – Милен благодушно улыбнулся, затем пояснил Герману. – Помнишь, я говорил, что Паша у нас «эсэмэмщик» на добровольных началах? Вот… продвигает нас в соцсетях.
Чернов знал об этом из досье, даже помнил число подписчиков, но проверять его публикации уже не оставалось времени. Да и не думал он, что в этих отдаленных от цивилизации мест есть хоть какой-то интернет, чтобы вести активную блогерскую деятельность, пока не задрал голову и не увидел антенну на крыше бани.
– Ах да, совсем забыл тебе сказать, – произнес Вербицкий, почесывая макушку. – Здесь у нас точка мобильной связи, единственная в округе.
– В такой глуши? – Герман с уважением на него посмотрел. – Как ты умудрился?
– Не я, а специально нанятые люди. Они все рассчитали и установили сюда целый комплект усиления сигнала.
Чернов взглядом проследил направление антенны.
– Базовая станция на другом берегу Ангарии, что ли?
– Ага, тут усилитель мощный, с покрытием до тридцати километров. Кстати, пароль от вай-фая на обратной стороне роутера в предбаннике. Пойдем.
– Да-да, – подхватил Паша. – Бак с водой для нас уже нагрелся.
Пока поднимались на веранду, Милен быстро ввел в курс дела. Роутер работал от электросети, а электричество – от дизельного генератора, а генератор находился за баней и включался вручную. Ну а за топливо отвечал небезызвестный Савелий Васильевич.
Вообще, наличие связи вблизи лагеря очень упрощало жизнь. Герман был в полном восторге от этой новости. На сей раз он не взял с собой телефон, но в следующий – уже мысленно прикидывал в голове список задач, который отправит Стрижу.
Дамы разместились в предбаннике, Лада сушила феном свои кудри, остальные заваривали какое-то пряно пахнущее пойло. Герман еле удержался, чтобы не скривится от резкого запаха. Мужской компанией они закрылись в парилке, где Паша шепотом поведал, что это Алима спаивает их чаями из каких-то полезных, но вонючих трав.
– Признаться, чаи эффективные, – заявил он авторитетно. – Сон от них крепкий, а с утра энергия бьет ключом.
– А что в составе?
– Да пес его знает!
Герман осуждал такое слепое доверие посторонним, но вслух этого не произнес. Прикрыв глаза, он вдохнул полной грудью горячеватый воздух, чувствуя, как быстро расползлось тепло по телу, вытесняя остатки холода. Более удачного завершения дня трудно было представить. Только сейчас он почувствовал, как накатывает усталость, но расслабляться было рано.
Чуть позже, в предбаннике, он сначала всеми правдами и неправдами отбивался от Алимы с ее подозрительным зельем, а потом от Паши, который вознамерился познакомить свою аудиторию в соцсетях с пополнением в их дружной компании.
– Не-не-не, – Герман отмахнулся от камеры, – Нет. Если бы я хотел публичности, то пошел бы работать на телевизор. Съемки, свет софитов, интервью с поклонниками – это все твое. Я для таких мероприятий слишком зажат.
– Какой скромняга, – умилилась Даша.
Милен встал на его защиту, соглашаясь с тем, что не каждому дано комфортно себя чувствовать под объективом камеры. Лада воздержалась от комментариев, но одарила Чернова задумчивым взглядом.
Засиживаться долго не стали. День для всех выдался непростым, поэтому быстро прибрались за собой, досушили волосы, оделись и отправились в лагерь. Герман шел, вслушиваясь в ленивую болтовню археологов, и невольно улыбался. Здесь, вдали от города, все было не так, как он привык, и ему нравилась эта неформальность и живой дух лагеря.
Ночь опустилась незаметно, принеся с собой холод и тишину. В начале десятого Герман вошел в палатку, кинул в печь пару поленьев, и мягкое потрескивание огня заполнило пространство. Он устало опустился на лежанку, чувствуя, как день отпускает, оставляя в памяти россыпь лиц, голосов и запахов. Секунда – и его мысли растаяли в тепле, уступив место глубокому беспокойному сну.
Глава 6. В глубине мрака
Герман, как обычно, проснулся на рассвете. Тишина снаружи была почти осязаемой, словно сам лес еще не успел встряхнуться от ночного оцепенения. Поленья в печи давно догорели, но угольки еще теплились, рассыпая слабое золотистое свечение. Ночь выдалась промозглой, и ему несколько раз приходилось подкидывать дрова, чтобы сохранить тепло. Однако Герман чувствовал себя выспавшимся и собранным.
Он неспешно расправил одеяло, накинул безрукавку, сунул в карман средства гигиены и, перекинув через плечо полотенце, выбрался из палатки.
Лагерь тонул в густом сером тумане, обволакивающем все вокруг, будто старинный тюль, скрывающий изъяны старой картины. Небо едва начинало светлеть, выцарапывая размытые очертания деревьев из плотной дымки. Зрелище было тягостным, словно мир замер в ожидании чего-то неизбежного. Герман зябко передернул плечами, ощущая, как прохлада пробирается под одежду. Подняв капюшон, он направился к ручью, разминая затекшие от сна мышцы.
Холодная, почти ледяная вода обожгла кожу, но зато быстро прогнала остатки сна, возвращая ясность мыслям. Каждый глоток воздуха, напитанного влажной свежестью, словно заполнял легкие новой силой. До подъема остальных оставалось еще достаточно времени, и Герман решил направиться в лабораторию. Хотелось самостоятельно покопаться в бумажном царстве археологов. Вдруг найдется какая-то секретная папка с информацией, которой ученые не сочли нужным делиться.
Приблизившись к шатру, Чернов вновь окинул взглядом лагерь: шевеления нигде не наблюдалось. Отодвинув магнитную шторку, Герман проскользнул внутрь лаборатории и сразу остановился на пороге.
В дальнем углу, за рабочим столом, мирно спал Милен. Лицо его утонуло в старой потрепанной книжке с пожелтевшими страницами, будто он впитывал знания даже во сне. Здесь было еще холоднее и сырее, чем снаружи. Легкая дрожь пробегала по телу спящего, но он не просыпался. Только тихий гул генератора разбавлял гнетущую тишину. Но электрическая печь, стоящая между двумя столами с расчетом обогреть обоих хозяев, была выключена. Герман неодобрительно покачал головой.
Примерно через час снаружи зазвучали голоса девушек, готовивших завтрак. В лабораторию вошла Лада и застала неожиданно уютную сцену: начальник экспедиции, бережно укрытый пледом, спал, словно ребенок, а напротив него, закинув ногу на ногу, бодрый Герман с видом уверенного исследователя листал материалы из вчерашней папки. В их уголке было на удивление тепло благодаря исправно работающему обогревателю, а аромат кофе из одноразового стаканчика, к которому журналист то и дело прикладывался, словно дразнил холодный утренний воздух.
Чернов, заметив Ладу, улыбнулся – мягко, почти заговорщически, и, прижав палец к губам, показал на спящего начальника.
– В полку нянек прибыло, – шепнула Лада, позабавленная увиденным. – Привыкай, это обыденная картина.
Она прошла к своему столу так тихо, будто боялась нарушить этот хрупкий баланс покоя, забрала косметичку и добавила:
– Завтрак через двадцать минут. Не задерживайтесь.
После чего задорно подмигнула и выскользнула наружу.
Милен очнулся внезапно, как будто его кто-то окликнул из другого мира. Он резко распахнул глаза, в первый миг ничего не понимая, а затем болезненно выпрямился, стягивая с плеч сползающий плед. Проморгавшись, он наконец заметил Германа, который терпеливо наблюдал за его пробуждением.
– Доброе утро, – хрипло пробормотал ученый и скосил взгляд на настольные электронные часы. – Просто супер. Прикрыл на секундочку глаза, называется.
– Доброе, – Чернов приподнял обложку книги, которая убаюкала Вербицкого, и прочел вслух название: – «Сравнительно-историческая грамматика прототюркского языка». Это тебе еще зачем?
Милен ответил не сразу. Сначала протер глаза, затем размял затекшую спину и сунул нос в стакан с уже давно остывшим кофе.
– Как зачем… – Он захлопнул книгу и убрал ее подальше. После чего все-таки сделал глоток кофе и поморщился. – Я пытаюсь расширить значение некоторых рун кочевников.
– Ты думаешь, они позаимствовали какие-то символы у тюрков?
И вновь на несколько секунд вопрос повис в воздухе без ответа. Видимо, кое-кто по утрам соображал совсем туго.
– Ну да, – ответил наконец ученый, задумчиво теребя край рукава. – Последние сто пятьдесят лет они как раз кочевали близ тюркских поселений. Могли и позаимствовать. Просто… есть ряд символов, которые имеют параллели и со скандинавскими рунами, и с тюркскими, но трактовка… кардинально разнится.
– Например?
Вербицкий снова впал в ступор и осоловело уставился на Германа.
– Сейчас и не вспомню. Я где-то делал записи, – он окинул унылым взглядом бардак на столе и виновато улыбнулся журналисту. – Поделюсь с тобой, как только найду.
– Без проблем, дружище. Что там со временем? На завтрак не опоздаем?
– Да, – рассеянно пробормотал Милен, вновь кинув взгляд на часы. – Пора.
Как выяснилось, Алима ушла спозаранку, задолго до того, как проснулся Герман. Ее отсутствие словно подчеркивало таинственность утра, пропитанного влажной дымкой и тишиной. Однако решено было не нарушать заведенную ею традицию, и все собрались на завтрак у костра. Вербицкий, погруженный в свои мысли, поначалу лишь машинально ковырял кашу. Тишина вокруг него казалась странно натянутой, словно природа затаила дыхание вместе с ним. Только к концу трапезы он немного оживился.
На востоке солнце робко выглядывало между деревьев, окрашивая мир в теплые золотистые оттенки. Лес пробуждался, и густая мгла начинала таять, как размытый сон. Вскоре должны были прибыть волонтеры, но Милен, взглянув на часы, принял решение не ждать. Пока разведчики переодевались и наполняли рюкзаки необходимым, Даша быстро собрала для них обед. Так что в путь они отправились во всеоружии.
Некоторое время шли молча, наслаждаясь пробуждением природы. Лес, словно вглядываясь в незваных гостей, мерцал утренними тенями, которые стелились по земле. Рельеф пока был ровным, растительности совсем немного, поэтому им ничего не мешало сразу взять бодрый темп. Несколько раз ученый останавливался, доставал карту и сверялся с компасом. В один из таких моментов он поинтересовался у Чернова:
– Уверен, что тебе туда надо?
Герман улыбнулся, но улыбка вышла жесткой.
– Надо.
Его тон не оставил места для возражений, и Милен нехотя кивнул. Он свернул в сторону узкой лощины между двумя холмами, затянутой плотным туманом. Темп резко поубавился, ведь теперь приходилось продираться через колючую поросль, которой заросла тропа. Герман невольно ощутил себя пленником странного лесного капкана. Где-то неподалеку журчал невидимый ручей, но его звук был настолько приглушенным, что казался частью мистической симфонии этого места.
Вербицкий, как будто сливаясь с лесом, легко перескакивал с одной кочки на другую, ловко уворачиваясь от колючих лап можжевельника, словно знал каждую ветку на пути.
Стоял резкий запах хвои и сырости. Казалось, что с каждым шагом воздух становился все плотнее, гуще, будто пытался вытеснить непрошеных гостей. Словно сам лес сопротивлялся их присутствию. Особенно неуютно почувствовал себя Герман, когда они вышли из ущелья: дальше путь лежал в мрачную низину, будто вынырнувшую из старой легенды. В сгущающихся дебрях силуэты деревьев, подобно приведениям, тонули в сумрачной мгле.
Милен остановился под предлогом поправить рюкзак, но его взгляд, украдкой устремленный на Германа, выдавал надежду, что журналист изменит свое решение. Однако Чернов, поднимая камеру, изображал легкость и даже энтузиазм. Щелчок затвора стал единственным звуком, разорвавшим тягучую тишину. Милен угрюмо улыбнулся и нехотя продолжил путь.
– Знаешь, история этой пропавшей девушки меня тронула, – негромко проговорил Герман, пристально глядя на напряженную спину Милена. – Я подумал, что мог бы дополнительно взяться за это расследование, конечно, не в ущерб основной работе.
Вербицкий остановился, дожидаясь, когда Чернов поравняется с ним. Их взгляды пересеклись – усталый и задумчивый у Милена, пытливый и упрямый у Германа.
– Сам знаешь, полиция с такими «висяками» работает спустя рукава, – добавил Чернов. – Надежда только на таких неравнодушных людей, как мы с тобой.
– Полицейские совсем не выглядели равнодушными, когда нас допрашивали, – после короткой паузы ответил Милен, вновь начиная спуск в низину. – Наоборот, они казались… крайне вовлеченными и…
– И?
– Не напуганными, нет, – он нахмурился. Было заметно, что подбирал слова с осторожностью, будто шагал по зыбкой тропе. – Но нервозность чувствовалась. Думаю, расследование идет полным ходом. И по радио об этом говорили. Хотя… в таких делах любая помощь не бывает лишней. Так что твой порыв достоин уважения. Если в чем-то понадобится мое содействие, обязательно помогу по мере возможности.
– Вот и отлично, – Герман совершенно точно собирался воспользоваться его щедрым предложением.
Их путь продолжался. Пологие склоны сменялись крутыми, покрытыми острыми камнями и корнями, что делало каждую минуту похода испытанием. Где-то приходилось спрыгивать, а где-то огибать препятствия. Валежник и густой подлесок затрудняли движение, а выпирающие корни хвойных гигантов становились неожиданной ловушкой. Милен несколько раз спотыкался, но неизменно находил опору то в липких стволах деревьев, то в крепкой руке Германа.
В какой-то момент ученый резко остановился, всматриваясь в даль между деревьями.
– Гляди-ка, там поляна, – хмыкнул он озадаченно. И правда, слева виднелся островок света. – Что-то не припомню ее с прошлой разведки.
Милен быстро достал компас и потрепанную карту. Его лицо напряглось.
– Черт, – выдохнул он, сверившись с направлением. – Мы ушли слишком далеко на запад. Держимся правее.
И вновь они побрели в самую гущу. Туман полностью растаял, но видимость не улучшилась. В лесу было темно, и чем глубже они уходили, тем сильнее сгущалась растительность и тем темнее и насыщеннее становилась зелень. Пахло одуряюще и настолько остро, что Герман почувствовал, как щиплет глаза. Земля под ногами становилась мягче, ноги утопали в ковре из гнилых листьев и опавших иголок. Зато рельеф стал ровнее, спуск почти не ощущался.
– Пришли, – Милен замедлил шаг.
Чернов, напротив, ускорился, напролом продираясь к водоему, который едва проглядывал между необъятными стволами деревьев, растущих буквально впритык друг к другу. Увиденное на берегу и в половину не нагоняло столько жути, сколько он уловил остальными органами восприятия. Это заставило его замереть на месте, как вкопанного. Здесь опасность была буквально осязаема. Она нависала над водой, просачивалась сквозь почву, скользила по коже острым лезвием, пробирая до мурашек.
Герман бросил колючий взгляд на Милена, который неуверенно топтался чуть поодаль и выглядел бледнее обычного.
– Стой там, пока я буду осматриваться.
Ученый не обратил внимания на его прохладный тон и после затянувшейся паузы невпопад пробормотал что-то, когда Чернов уже и не ждал ответа, принявшись дотошно изучать окрестности.
Вода была черной и неподвижной. Полоса гнилых листьев и веток вдоль берега напоминала следы давно угасшего пожара. Милен тоже уставился на зеркальную гладь водоема, непроизвольно повторяя за Германом. Как вдруг его взгляд изменился. Чернов посмотрел на него вопросительно, и в этот момент ученый шагнул ближе к озеру, словно позабыв о своей робости перед ним, а затем резко задрал голову. Герман не мешкая сделал то же самое: над водой нависали густые, многоуровневые кроны деревьев, сросшиеся в почти непроницаемый купол, заслоняющий солнечные лучи. Только сейчас Чернов обратил внимание, что деревья, растущие по берегам, вместо того, чтобы рваться ввысь – к солнцу, наоборот, клонились к озеру, будто их тянула туда какая-то неведомая сила.
– Какая тут необычная и многообразная флора, – голос Вербицкого был преисполнен искренним удивлением. – Странно, что я не заметил этого в прошлый раз.
Герман тоже присмотрелся:
– Дуб, ясень.
– Каштан, вяз, – продолжил Милен. Его взгляд плавно перетек от крон к мощным стволам на берегу. – Тис, орех вроде… а это, – он тронул необъятное дерево с толстенной красно-коричневой корой и вновь задрал голову, пытаясь рассмотреть листву в выси, – не знаю, честно говоря. Напоминает секвойю, но такие виды в этих краях точно расти не могут. Возможно, редкая разновидность ели-гиганта.
В этот момент Герман осознал, что пейзаж вокруг озера действительно сильно отличался от того, что они привыкли видеть в этом лесу. На фотографиях криминалистов растительное многообразие почти не попадало в кадры, потому что не несло в себе никакой ценности для расследования. Чернов на всякий случай сделал несколько снимков и под бормотание Милена принялся дальше исследовать местность.
– Поверить не могу, что я это упустил…
В реальности озеро было не такое большое, как казалось на фото. Оно действительно, как и на карте археологов, имело форму запятой. Со стороны, где была самая широкая часть озера, берег находился на одном уровне с водой, далее, по мере сужения водоема, он постепенно поднимался, превращаясь в массивную скалу, которая нависала над заводью и закрывала обзор на небольшой участок озера, ту самую загогулину запятой, которая уходила за скалу. Ни на фото, ни в письменных отчетах полиции не было информации об этой слепой зоне озера и, соответственно, результаты ее осмотра тоже отсутствовали. Герман почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение на коллег и непроизвольно клацнул зубами. С этим он разберется позже. Напротив деревья точно так же росли у самого края берега, и их мощная корневая система оплетала обрыв и уходила под воду. От этой картины веяло странной, настораживающей гармонией. Природа здесь жила по каким-то своим, непостижимым законам.
Чернов неторопливо направился вдоль озера, намереваясь обойти его по всему периметру.
– Ты пересекался с местными егерями? – спросил он, как будто слова могли разогнать нарастающее напряжение. – Мне бы потолковать с ними.
– С егерями? – отстраненно переспросил Вербицкий. – Нет, не пересекался. Еще в прошлом году перед экспедицией меня предупреждали, что, возможно, они нас навестят, но до сих пор никто не явился.
А вот это было странно. Герман сделал мысленную пометку о необходимости раздобыть нужные контакты.
Он неспешно продвигался по узкому берегу, изучая почву: старые следы давным-давно исчезли, а свежих не было. Порой приходилось склонять голову, чтобы нырнуть под низко нависшими ветками, а инстинкты вынуждали то и дело поглядывать по сторонам. Не то чтобы Герман ждал нападения, но такая оглушительная тишина могла наступить в лесу, если поблизости притаился смертельно опасный хищник, или лес был мертвым. Ни дуновения ветра, ни шелеста листьев, ни журчания ручейков. Ни мошек, ни птичек, ни лягушек – такое вообще бывает в природе? Герман даже дышать старался бесшумно, словно опасаясь привлечь внимание невидимой угрозы. Но в какой-то момент сам на себя разозлился за излишнюю мнительность.
На неподвижной глади озера можно было рассмотреть едва различимое отражение нависших крон деревьев. А чуть глубже под тонким слоем кристально-чистой воды клубилась непроглядная чернота.
– С кем ты приходил сюда в прошлый раз? – вновь нарушил тишину Герман, ковырнув носком ботинка камень на пути.
Вербицкий, уже некоторое время остававшийся за спиной вне поля зрения, не ответил. Чернов лишь на мгновение замер, прежде чем молниеносно обернуться. В глаза одновременно бросились две вещи. Милен с абсолютно белым лицом, неподвижно стоящий возле самой воды, словно вырезанный из мрамора. И лодка. Она выплывала из мрака озера, тихо, будто шла не по воде, а скользила по невидимым рельсам. Никем не управляемая. Из-за налипших на ней мха и водорослей Герман даже не сразу понял, что это, спутав ее сначала с огромным озерным чудищем. Но поняв, стремительно сорвался с места и ринулся к Милену, мечась взглядом между ученым и приближающейся к нему опасности: лодка была с почерневшим каркасом, увитым то ли веревками, то ли цепями, похожими на ржавую паутину. Борта изогнуты, как у черного лебедя, раскрывающего крылья, а нос заострен, будто копье, направленное острием на ученого.