Юнь Хуянь
Проклятие Желтого императора
Го Сяофэнь посмотрела налево, потом направо, заметила, что в ближайшей комнате справа горит свет, но почему-то оттуда не доносится ни звука, протянула руку и резко оттолкнула перегородку.
Внутри в полной растерянности сидели мужчина и женщина. Мужчина снял наушники, пальцы женщины замерли на клавиатуре ноутбука.
– Ты сам лучше прочих знаешь, чем именно ты занимаешься! – с гневом воскликнула Го Сяофэнь, ткнув пальцем в направлении носа Левой руки. – Ты журналист! До чего ты опустился, какой позор, ты совсем потерял лицо!
Левая рука неторопливо сел на татами, засмеялся своим прежним ухающим смехом, подцепил палочками длинную жареную мойву, положил в рот и начал пережевывать, скрипя зубами. Бо́льшая часть рыбины свисала из уголка его рта, напоминая струйку белой слюны.
Го Сяофэнь потянула Лэй Жун к выходу из ресторана; идя рядом, она недовольно ворчала:
– Да что с тобой случилось? Звонила тебе, писала, ноль реакции…
– Я выключила звук на телефоне… – с недоумением пробормотала Лэй Жун. – Но, ради бога, объясни, что произошло? Зачем ты приехала сюда?
– Этот Левая рука – известный негодяй, ради своих горячих новостей готов пойти на любую подлость! Как ты вообще могла принять его приглашение? – возмущенно выговаривала Го Сяофэнь. – Я уже закончила работу, как вдруг смотрю, Левая рука в «Вейбо»[31] ведет прямую трансляцию секретного интервью с тобой. У него наверняка был на одежде беспроводной микрофон, и весь ваш разговор передавался в соседнее помещение. Ты ведь минуту назад видела эту парочку? Так вот они занимались тем, что выкладывали в «Вейбо» отрывки твоих фраз, основательно их переврав, чтобы сделать тебя полной мерзавкой в глазах простых людей.
– Зачем он это делал? – крайне удивилась Лэй Жун. – Не помню, чтобы я его чем-то обидела.
– Это без сомнений какой-то заговор, – заключила Го Сяофэнь. – Сейчас нет времени с этим разбираться, нужно поскорее уносить ноги!
Лэй Жун все еще совершенно не понимала, что происходит, и стремилась узнать у подруги, почему они так торопятся, но вдруг услышала, как где-то впереди закричали, потом раздались громкие удары, звон разбитого стекла. Лицо Го Сяофэнь мгновенно побледнело от испуга:
– Вот черт, не успели! – Она схватила Лэй Жун за руку и увлекла за собой в обратном направлении.
Лэй Жун, не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, сбросила ее ладонь и рванулась вперед. Тотчас прогремел взрыв.
Одна за одной сверкнули три ярких вспышки, как будто бы к ней кинулись три огненных пса. Она молнией метнулась в сторону, и тут же – бах, бах, бах! – за стеной прозвучали три взрыва, и мощная волна тепла, пахнущая бензином, чуть было не сбила ее с ног.
Пригнув голову, Лэй Жун наблюдала, как какие-то люди налили бензин в пивные бутылки, подожгли их и бросили в заведение. Если бы она двигалась чуть-чуть медленнее, то сейчас была бы в центре этого моря огня.
Через уже полностью разбитую взрывами дверь ресторана ей открылась жуткая картина: около десятка иссиня-черных теней скакали подобно демонам на ночном кладбище. Было неясно, люди это или призраки; виднелись несколько пар светящихся кроваво-красных глаз, будто бы ожившие мертвецы медленно двигались, окружая ее. Из их глоток вырывались странные звуки, подобные диким звериным воплям, но стоило прислушаться и можно было разобрать, что они кричат:
– Убейте ее!
– Разорвите ее!
– Зарежьте ее!
– Прикончите ее!
Слышался вой, похожий на смех, и смех, переходящий в вой; они визжали, вопили, стенали вместе с огнем, горящим перед входом в ресторан; клокоча, он стремился заполнить собой все пространство, выпуская в стороны огромные серые языки, будто расплескивая кругом какую-то заразу.
– Скорее закройте вход! Не дайте им проскочить! – Жирный хозяин ресторана, размахивая кухонным ножом, во всю глотку кричал работникам, чтобы они завалили выход – тащили все столы, стулья, шкафы, вещи. Потом как сумасшедший орал: – Ай-ай-ай, это не годится! Может сгореть… Скорее тушите огонь! Скорее тушите огонь!
Стоя на том же месте, Лэй Жун не могла двигаться, только внимательно наблюдала за происходящим. В ее глазах плясал отраженный огонь.
– Скорее идем! Выйдем через заднюю дверь! – прокричала Го Сяофэнь и потащила ее назад.
– Кто это такие? Зачем они здесь? – на бегу спрашивала Лэй Жун.
– В «Вейбо» был адрес, по которому Левая рука встречается с тобой, я думаю, какие-то хулиганы прочитали и явились сюда, – нахмурилась Го Сяофэнь. – Быстрее, идем к выходу!
Девушки пробежали через кухню, толкнули измазанную жиром железную дверь и оказались на узкой, плохо освещенной улочке, в нос ударил запах помоев.
Отсюда было видно зарево пожара у главного входа, и, хотя крики уже немного поутихли, страх не отступал. Они добежали до ближайшего перекрестка, воздух стал заметно свежее.
Считая, что все позади, Лэй Жун почувствовала, что нервное напряжение понемногу уходит, глубоко вдохнула, но тут заметила черную тень, несущуюся за ними по улочке.
До ушей донесся свист ветра. В руке у черной тени железный прут, которым она широко замахивается, пытаясь ударить Лэй Жун по голове. Но прут слишком длинный, и его конец задевает стену, раздается треск, прут вонзается в ладонь тени, она вопит от боли и роняет его.
Го Сяофэнь и Лэй Жун бросаются бежать, однако тень раскидывает руки, чтобы загородить им путь, ехидно усмехаясь, медленно наклоняется, поднимает прут высоко над головой и, размахивая им, скалит белые зубы. Лэй Жун заслоняет собой Го Сяофэнь.
Раздается хлопок, а вслед за ним глухое мычание и звук, как будто упал большой мешок с тряпьем. Нападавший не успел и охнуть, как грохнулся ничком на землю. Железный прут со звоном откатился в сторону.
Стоящий у него за спиной полный человек невысокого роста разжал руки и крепко выругался.
– Ма Сяочжун! – радостно воскликнула Го Сяофэнь и кинулась обнимать его. – Не думала, что ты нам еще сможешь пригодиться!
Ма Сяочжун только хлопал глазами, не понимая, похвалили его или обругали.
Лэй Жун сделала шаг вперед и выдохнула:
– Лао Ма, как ты здесь оказался?
Ма Сяочжун был начальником полицейского участка района Ванъюэ Юань и старым знакомым Лэй Жун. В ответ он небрежно произнес:
– Го Сяофэнь сказала, что у тебя проблемы, позвонила мне, я сразу поспешил на помощь.
– Ты приехал один? Почему не захватил с собой еще нескольких полицейских? – указала на отсветы пожара Лэй Жун.
– Понимаешь, во-первых, это территория не моего участка; во-вторых, дела такого рода после выезда полиции сразу квалифицируются как массовые беспорядки, чем больше, тем выше общественный резонанс, а многим вредным элементам только того и надо, чтобы начать раздувать слухи и скандалы в сети. Я только что говорил с начальником этого участка, выяснил, что пришли несколько человек, каждый принес бутылку вина и шашлычков из свиных почек, и устроили беспорядок. Кто не в курсе, может подумать, что это был просто дружеский обед каких-то гуляк: напились, подрались, за пару минут порядок был восстановлен. Как тебе объяснить… Вот есть люди, которые мочатся на обочине дороги, с ними совершенно бесполезно говорить о морали и правилах поведения в обществе, а воняет все сильнее. Что же делать? Еще на это место дерьма докинуть, кто-то со стороны посмотрит и скажет: а, оказывается, тут туалет, – и все станут это место обходить. Вопрос решится – вот скажите, правильно я говорю?
Лэй Жун с удивлением взглянула на этого полного коротышку; в душе она им восхищалась.
– А с этим что делать? – Го Сяофэнь посмотрела на лежащего вниз лицом человека, рядом на земле валялся расколотый на две части кирпич.
Ма Сяочжун присел на корточки и похлопал лежавшего по щекам, тот застонал. Поднимаясь, Ма Сяочжун заключил:
– Все в порядке, не помрет.
– Пойдемте скорее, если хотите поболтать, то давайте сначала уйдем отсюда, а потом все обсудим, – предложила Лэй Жун.
Все трое быстрым шагом направились вниз по дороге. Крики постепенно стихли, и над узенькой темной улочкой повисла мертвая тишина.
* * *
Долгое время спустя на улице появился человек в черном пальто. Он подошел к лежащему на земле, присел на корточки и приподнял его:
– Ты как?
– Они сбежали… – ответил тот. – Меня ударили кирпичом, ужасно болит, отвези меня скорее в больницу.
Человек в черном покивал головой, потом снял пальто, постелил его на землю и помог раненому лечь.
– Куда тебя ударили?
– По затылку.
Человек в черном пальто поднялся, прошел в конец улицы, где около ворот одного дома лежала груда кирпичей, взял оттуда три штуки и вернулся обратно.
– Что ты принес? – Раненому мешала смотреть кровь, которая попала в глаза, да и ночь была довольно темной, поэтому он видел нечетко, но благодаря какому-то шестому чувству ощутил сильное беспокойство.
– Ничего. – Человек в черном пальто снова опустился на корточки, некоторое время неподвижно вглядывался в темноту ночи, его губы шевелились, словно он произносил молитву. После он наклонил голову и очень нежно произнес: – Ты правда счастливец, твои страдания прекратятся так скоро. Ты знаешь, чем дольше живет человек, тем сильнее он страдает…
Глава 4. Все на одного
У затоптанных насмерть кости сломаны, кишки и внутренние органы выступают наружу; если же они были просто сбиты с ног или удары пришлись не на жизненно-важные точки, даже если на теле есть повреждения покровов багрового цвета, это не приведет к смерти.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток пятый (Затоптанные быками или лошадьми)
В середине ночи Лэй Жун внезапно проснулась.
Откинула легкое одеяло, медленно села в постели. В небе за окном висел тонкий месяц, его бледный свет прозрачной вуалью лежал на полу и на краю кровати, и Лэй Жун невольно задумалась о родных краях[32]. Свет луны в кронах мандариновых деревьев, белые лотосы на осеннем ветру, туман, поднимающийся от поверхности воды, изумрудная зелень… Если такой тихой ночью в одиночестве сидеть на мосту Баодай[33], можно услышать, как резвятся рыбки в воде.
Спустя некоторое время она почувствовала, что больше не в силах сдерживать ворочающуюся в душе тревогу.
Сразу после окончания университета Лэй Жун проходила практику в Нью-Йорке: днем она вместе с руководителем вскрывала трупы, а ночью не могла даже прилечь, потому что стоило ей задремать, как ей начинало сниться, что она сама лежит на операционном столе и чувствует, как ледяной скальпель разрезает ее кожу.
Ее учили: для того, чтобы содержимое кишечника не запачкало другие внутренние органы, его извлекают первым, потом, используя специальную пилу, вскрывают грудную клетку и извлекают легкие, сердце, селезенку, печень. Обычно они покрыты паутиной кровеносных сосудов и желтоватым скользким жиром, который остается на резиновых перчатках, из-за чего кончики пальцев при соприкосновении друг с другом начинают скрипеть…
Обычно, когда после напряженного рабочего дня смертельно уставшая Лэй Жун ложилась в постель и не могла сомкнуть глаз из-за того, что все кровавые картины вскрытия снова и снова проносились в ее голове, она смотрела на черный потолок, и тот становился темно-красным. Усталость все же брала свое, и будто налитые свинцом веки смыкались, но стоило ей погрузиться в сон, как мозг взрывался звуком секционной пилы, впивающейся в череп, и Лэй Жун, вздрогнув, просыпалась в ледяном поту. Все это повторялось из раза в раз.
Когда она проходила практику в США под руководством знаменитого профессора судебной медицины Майкла Бадена, самым непостижимым ей казалось то, что, проведя в первой половине дня вскрытие, профессор как ни в чем ни бывало мог есть жареный стейк за обедом. Для нее же тогда было просто чудом, если ее не рвало после работы.
Так было до того момента, когда она однажды случайно не услышала, как некая дама – возможно, это была Мэри Роуч[34] – спросила Майкла Бадена:
– Вы день за днем вскрываете трупы, неужели вам совсем не страшно?
– Я судебный медик, у меня нет времени бояться, – ответил доктор.
В этот миг Лэй Жун поняла, в чем главный секрет его бесстрашия и невозмутимости.
«Нет времени» – в этих словах скрыт очень глубокий смысл: надо понимать, что время мертвого ценнее, чем время живого! Через час после смерти появляются трупные пятна, и если не успеть осмотреть тело, то их можно спутать с прижизненными гематомами; через четыре часа в конечностях возникает окоченение, и, если не успеть, – невозможно будет точно определить положение и позу тела при смерти; через восемь часов из яиц, отложенных мухами, начинают вылупляться первые личинки, и если не поторопиться, то насекомые изгрызут все раны на теле, безвозвратно исказив их форму.
Смерть обычно включает секундомер, с каждой секундой доказательства преступления исчезают, и каждое стирается целиком и окончательно, их становится все меньше и меньше. Если слишком много времени будет упущено, следы преступления навечно уйдут в землю, и убийца, избежавший наказания, продолжит отнимать жизни. Нужно торопиться! Нужно спешить! Необходимо как можно скорее прибыть на место преступления и, не обращая внимания на налипающих на перчатки опарышей, начать обследование тела; очень внимательно и без страха собрать все его части вместе, пусть даже оно порублено в фарш; попытаться отказаться от нанесения на внутреннюю поверхность медицинской маски ароматных масел, чтобы иметь возможность различить посторонние запахи, исходящие от тела, которые могут представлять интерес для расследования… Если работа требует такого напряжения и срочности, то останется ли время на страх? К тому же чего бояться? Каждая безвинно погибшая душа ждет от судмедэксперта восстановления справедливости и так же, как и любой больной, молит врача об облегчении страданий.
Нет времени бояться и нет причин бояться!
Постепенно Лэй Жун перестала вскакивать по ночам и смогла после работы достаточно отдыхать, принимать пищу и высыпаться. Ложась в постель, она быстро засыпала и спокойно спала всю ночь. Но сегодня она вдруг внезапно проснулась среди ночи и никак не могла снова уснуть. Что же произошло?
На самом деле, с самого первого дня создания исследовательского центра беспрерывно звучали голоса тех, кто был против этого начинания, а также сомневающихся, но Лэй Жун настолько привыкла не обращать на них внимания, что для нее они просто перестали существовать… Но она никак не могла понять, откуда в тех людях, с которыми ей пришлось столкнуться сегодня вечером, такая безумная злоба? Всего лишь газетная статья, включающая обрывки ее фраз, надерганные из интервью на пресс-конференции, всего лишь трансляция в «Вейбо», переворачивающая все сказанное с ног на голову. Все это просто вранье, и достаточно лишь совсем немного задуматься, чтобы все несостыковки вышли наружу. Эта ложь настолько беспомощна, что Лэй Жун даже не стала бы опускаться до ее опровержения. Но как эти люди могли быть настолько легковерны и как могли они прийти в такую ярость? Что это, черт побери, было за колдовство?! Как Левая рука смог заставить их настолько обезуметь, что, забыв о собственной безопасности, они толпой ринулись громить ресторан?!
Эти красные глаза в темноте… В каких случаях у людей могут быть красные глаза? Конъюнктивит, кератит, тяжелая бессонница, сердечная недостаточность, кровоизлияния в мозг, сильные механические воздействия, приводящие к повреждениям мелких сосудов. Что еще?
Например, у собак, зараженных вирусом бешенства, тоже красные глаза.
По телу Лэй Жун пробежал холодок, она накинула халат, но ей тут же стало жарко. Эта дурацкая погода в начале весны.
Она надела тапочки и тихонько вышла на балкон. Ночной ветер как вода, окатывал прохладными волнами.
«Почему они хотели расправиться со мной?
Точно, именно тут должен скрываться ответ! Ладно люди, которые меня неправильно поняли и подняли шум, ладно хулиганы, устроившие беспорядок у входа в ресторан, они всего лишь стремились испугать, но тот тип, ждавший в засаде в переулке за рестораном, он-то абсолютно точно намеревался убить меня.
С таким толстым железным прутом, если бы не Ма Сяочжун, он бы точно расколол мою голову на части. Кто этот человек? И почему он хотел причинить мне вред? Тогда надо было уносить ноги, поэтому не удалось толком разглядеть его… Неужели он когда-то так люто возненавидел меня?»
Лэй Жун долго ломала голову над этим вопросом, но ей так и не удалось вспомнить, кого она могла до смерти обидеть. Несомненно, огромное множество убийц, пытавшихся при помощи различных уловок замаскировать свое преступление под суицид, были изобличены после медицинской экспертизы тела. Но ее работа была всего лишь одним из звеньев в расследовании уголовных дел, и преступники в большинстве своем не имели представления о том, из-за кого они погорели. Более того, те, кого она засадила за решетку, еще не освободились, и им оставалось мотать срок еще полжизни.
«Мне постоянно кажется, что тут есть какой-то подвох, что это ловушка…» – слова Лю Сымяо опять эхом прозвучали в голове у Лэй Жун.
Не в силах сдержать эмоций, она положила руки на кованые перила балкона и с силой сжала их.
«Ну ладно! – Лэй Жун решила: – Если есть проблемы, с которыми придется столкнуться, то чем скорее, тем лучше. Завтра утром я отправляюсь на то место, с которого все началось, – место гибели Му Хунъюна. Посмотрю, что к чему».
Утром следующего дня, едва забрезжил рассвет, Лэй Жун вышла из дома, поймала такси и поехала к первой городской больнице.
Место, где погиб Му Хунъюн, находилось у второго светофора, если двигаться на запад от больницы. Несмотря на раннее время, в парке, расположенном вдоль улицы, уже кипела жизнь. В рощице под деревьями какой-то человек упражнялся в исполнении арий пекинской оперы, аккомпанируя себе на эрху, большая группа людей танцевала под музыку, звучащую из магнитофона. Их топтание на освещенной утренним солнцем лужайке напоминало возню жаб в пруду в сезон весеннего размножения.
Выйдя из машины, Лэй Жун направилась вперед по тротуару к огромной софоре. Должно быть, это то самое дерево. На стволе на уровне талии виднелся большой след от удара.
Некоторое время Лэй Жун стояла в растерянности, не зная, что делать дальше. Она была судебным медиком, а тут не было ни пострадавших, ни мертвых тел, ни человеческих останков. Ее навыки казались бесполезными, она же не Лю Сымяо, да и, кроме того, это место наверняка изучал следователь, вряд ли тут можно найти еще какие-нибудь важные зацепки.
Раздумывая об этом, она все же присела на корточки и внимательно осмотрела ствол дерева и участок земли вокруг него, но не обнаружила ничего, кроме группы муравьев, вышедших на утреннюю пробежку. Лэй Жун печально вздохнула, поднялась и заметила, что на нее таращит глаза стоящий неподалеку уборщик в оранжевой безрукавке.
Она слегка улыбнулась и кивнула ему. На его лице не отразилось никаких эмоций, он опять опустил голову и принялся размахивать метлой.
Лэй Жун вдруг вспомнила, что Му Хунъюн погиб в такое же утро, в это же время. Может быть, этот уборщик что-то видел?
Она подошла к нему и поздоровалась:
– Добрый день! Недавно на этом месте произошла автомобильная авария, такси врезалось в дерево, погиб человек. Вы знаете об этом?
Уборщик взглянул на нее и, похоже не до конца поняв вопрос, откликнулся:
– Чево говоришь?
– Скажите мне, вы были здесь? Видели, что случилось? – повторила Лэй Жун.
– Не, не был. Я был на той стороне. – Он махнул рукой на противоположную сторону улицы. Похоже, он понял слово «здесь» слишком буквально. – Я услышал удар – это машина врезалась в дерево. Я видел, как из-под капота пошел дым. Прошло еще немного времени, и из машины выскочил человек и ушел в парк.
– Этот человек, как он выглядел?
– Это я не помню, не разглядел. – Уборщик покачал головой. – У него воротник был поднят, и шел он быстро, я и глазом моргнуть не успел, как он уже исчез.
Похоже, уборщик говорил как раз о том пассажире с заднего сиденья, но почему тот мужчина так спешил скрыться с места аварии?
Лэй Жун только задумалась об этом, как уборщик спросил:
– А вы журналист?
Чтобы не вдаваться в подробности, Лэй Жун кивнула.
– Тогда я вам вот что скажу: не занимайтесь этим делом, тут какая-то чертовщина, – шепотом, глядя в сторону, сообщил уборщик.
Лэй Жун вынула из кармана кошелек, достала купюру в сто юаней и протянула ему:
– Вот, возьмите, купите себе что-нибудь на завтрак.
Уборщик взял деньги, засунул во внутренний карман безрукавки, затем подошел немного ближе и добавил:
– Это дело… Сначала приехала полиция, все смотрела, потом журналисты расспрашивали, я ничего им не говорил, потому что тогда не знал еще. А через два дня после того, как все случилось, я подметал перед больницей и слышал, как Хэ Сяоцин, который торгует завтраками, говорил, что того таксиста прокляли!
– Прокляли?
– Вы не верите? Я так и знал, что вы не поверите, я и сам не поверил. Но Хэ Сяоцин поклялся, что так оно и было. Он рассказал, как какой-то парень купил у него яичную лепешку, а потом пошел через дорогу, и тогда его чуть не сбила машина. Водитель открыл окно и начал орать, а этот парень, бледный как смерть, водителя проклял, сказал: «Я вижу, что ты не переживешь это утро», – а потом все и случилось. Хэ Сяоцин говорит: может статься, этот парень был паньгуань[35] с того света, а иначе откуда ему так точно знать, кому и когда суждено умереть?
Лэй Жун стояла, замерев. Уборщик взглянул на ее изменившееся лицо, развернулся и собрался было уйти, но она остановила его:
– Скажите, а где этот Хэ Сяоцин торгует завтраками?
– У входа в первую городскую больницу, там у него лоток. – Сказав это, уборщик поспешил удалиться.
Лэй Жун неторопливо дошла до больницы и увидела длинную очередь у прилавка с завтраками. Здоровенный детина отрывал куски от кома теста, раскатывал их в полоски и опускал в кипящее масло. Женщина рядом с ним, должно быть, его жена, брала деньги, бамбуковыми щипцами вылавливала готовый хворост, раскладывала в пакеты и отдавала покупателям.
Лэй Жун прошла вперед и поинтересовалась:
– Хэ Сяоцин здесь?
– Уехал, – даже не поднимая головы, ответил верзила.
– Куда уехал?
– Не знаю, два дня назад будто черта встретил, лицо прям перекосило, вчера ближе к вечеру отдавал мне зарплату, тогда сказал, что собирается домой, и все. – Потом недовольно добавил: – Так торопился уехать, а мы тут с ног теперь сбиваемся – а у тебя что за дело?
Встретил черта?
Лэй Жун больше не стала ничего спрашивать и смотрела на дорогу: там, на улице, идущей с востока на запад, в прошлую пятницу ранним утром чуть было не случилось дорожно-транспортное происшествие. «Бледный как смерть» парень переходил дорогу и проклял Му Хунъюна… Кто этот молодой человек?
Перед глазами Лэй Жун возникло видение: косая длинная тень вдруг упала на проезжую часть, но человека, отбрасывающего эту тень, не было. Неловкой походкой марионетки тень дошла до середины дороги. Куда этот человек пошел после того, как проклял Му Хунъюна?
В эту секунду мимо с ревом промчался автобус, и Лэй Жун обратила внимание на остановку на противоположной стороне улицы. Хотя было еще раннее утро, там уже толпились люди, спешащие на работу. Повернув головы в одном направлении, они выглядывали автобус, их лица, как на подбор, были землисто-серыми, высушенными и отупевшими. Лэй Жун перешла дорогу, посмотрела на табло на остановке, но не смогла представить, куда и на каком автобусе мог уехать тот парень. Потом подумала, что он мог никуда и не уезжать, а жить где-нибудь неподалеку и пешком уйти домой. От этого она немного пала духом. Взглянула на часы – пора было ехать на работу.
Лэй Жун очень редко ездила на метро, и не вполне себе представляла, что же такое на самом деле утренний час пик, поэтому в тот момент, когда двери поезда открылись, и толпа, напиравшая сзади, с огромной силой втолкнула ее в вагон, она едва не вскрикнула от страха: ноги ее оторвались от земли, и она буквально пролетела несколько метров по воздуху, со всех сторон окруженная зловонными, горячими человеческими телами.
Пх-х-х!
С раздражением тяжело выдохнули двери вагона и закрылись.
В воздухе тут же разнеслась вонь… такой невыносимый теплый запах, который бывает, когда вскрываешь брюшную полость человека, умершего сорок восемь часов назад.
Кроме головы, а точнее, кроме всего, что выше носа, ее тело напоминало лук в фарше – зажато со всех сторон, не шелохнуться.
Лэй Жун изо всех сил тянулась носками ног вниз, но как только ей удавалось нащупать пол, вагон вздрагивал, и ее снова с силой подбрасывало, а затем, по мере того как поезд разгонялся и мчался вперед, вдавливало в тела людей, находившихся перед ней, а на ее спину наваливались те, кто был сзади.
Среди общего болезненного стона она ясно слышала, как жалобно скрипит каждый цунь[36] ее костей. Грудную клетку от живота до горла сжало так, что было абсолютно невозможно вдохнуть.
Поезд мчался все быстрее, все сильнее становилось давление; если в такой ситуации опуститься вниз, то вполне можно умереть от удушья. Она попыталась согнуть уже затекшие локти и колени, но едва смогла пошевелиться, попыталась собрать все свои силы, но и это оказалось бесполезно. Ее руки и ноги и даже каждый волосок на них были зажаты телами других людей, как будто схвачены железными обручами. Пот, стекавший по телу, смешивался с потом соседей и, подобно липкому желатиновому клею, связывал пассажиров друг с другом в одну общую массу. Казалось, когда придет время выходить, вырваться отсюда можно будет только через боль.
Внезапно в вагоне раздался плач младенца. Этот звук резал слух так, будто с головы снимали скальп невидимой овощечисткой. От этого и так полуживым от духоты людям становилось еще хуже.
Мать младенца испуганно пыталась успокоить его, но все без толку.
«Ужасно действует на нервы! Только бы он заткнулся, чего бы это ни стоило».
Когда раздражение внутри Лэй Жун уже дошло до крайней точки, до ее ушей донесся разговор двух людей, находившихся неподалеку. Один голос был хриплый, другой принадлежал молодому человеку.
– Кто?
– Младенец.
– Который плачет?
– Угу.
– Когда?
– В течение минуты.
– Уверен?
– Угу.
– Как?
– Я не знаю, как это по-вашему, пусть будет… все на одного!
– Точно уверен?
– Угу.
Они перекинулись еще парой фраз, которые Лэй Жун уже не расслышала, так как плач младенца становился все громче… Надрывный крик ребенка, ворчание и брань пассажиров смешивались с гулом вентилятора над головой, звуками отрыжки, икоты и газов, с шумом вырывающихся наружу из кишечника. Если на мгновение закрыть глаза, то можно было живо представить, каково приходится грешникам в аду вечных мучений[37]. Вдобавок внезапно на мониторе внутри вагона принялись крутить рекламный ролик, где зазывалы из телемагазина во всю глотку приглашали совершить у них покупки, и, в качестве последней капли, у кого-то в кармане зазвонил мобильный, взорвавшись кошмарной мелодией «Тревоги»[38] – «А-а-а-а-а-э-э-э, а-а-а-а-а-эйоу, аи-и-и-а-а-а-аи-и-и-йо-о-оу, аде-ди-а-адедоу, аде-ди-а-аде-е-дидедай-гедоу!!!»
Последняя фраза повторялась по кругу, отчего все озверели окончательно. Испуганный ребенок заплакал громче прежнего, точнее, это уже был не плач, а жуткие крики, будто бы его рвали на части дикие собаки.
– А-а-а! – истошно вопил младенец.
Внезапно сильный страх сжал сердце Лэй Жун.
– Мой ребенок! Мой ребенок! Убивают! Убивают! Умоляю вас, умоляю! Мой ребенок, мой ребенок!
– А-а-а!
На фоне душераздирающих криков матери плач младенца внезапно прекратился, его сменил хруст ломающихся костей, будто их крушили мощные челюсти, и сдавленный писк.
Лэй Жун почувствовала, что давление соседних тел внезапно ослабло, потом, словно поднимающимся приливом, ее сжало с еще большей силой, так что она чуть было не выблевала внутренности. В вагоне раздался страшный крик, она открыла глаза и посмотрела кругом, но увидела только множество лиц с такими же вытаращенными глазами.
Чей-то мобильник продолжал надрываться: «А-аи-ия-яи-и-ийоу! А-аи-ия-яийоу! А-де-ди-гэ-дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ-дай, дай-ди-гэ-доу! Дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-ди-гэ, дай-гэ-ди-гэ, дай-ди-гэ-доу!»
Поезд внезапно сбросил скорость, все пассажиры, которые стояли, наклонившись вперед, удивительно синхронно выпрямились и отклонились в противоположном направлении. Состав с кряхтением остановился, двери открылись, и толпа, как безудержная рвота, хлынула наружу, обходя отчаянно рыдающую женщину…
Лэй Жун присмотрелась и увидела лежащее на полу вагона тело растоптанного ребенка. В этот момент пассажиры, ждавшие на платформе, устремились внутрь поезда.
Лэй Жун привыкла к виду мертвых, но наблюдала их исключительно на секционном столе в прозекторской. До сих пор ей не приходилось сталкиваться со смертью так близко, поэтому она на секунду растерялась, но тут же вспомнила о своих профессиональных обязанностях, ударила по красной кнопке звонка для экстренных ситуаций и, раскинув руки, встала в дверях, крича в надвигающуюся толпу:
– Произошло преступление! Прошу вас, отойдите! Отойдите назад!
Но люди, спешащие на работу, продолжали напирать. Лэй Жун уже сдерживала их из последних сил, когда подбежали двое сотрудников станции в оранжевых спецовках и принялись орать:
– Эй! Ты что творишь?! А ну, быстро уйди с дороги!
Лэй Жун громко крикнула:
– В вагоне труп! Сюда нельзя! Это место преступления! Позовите полицию! Быстрей!
Услышав про труп, пассажиры остановились, двое служащих заглянули в вагон, увидели женщину, рыдающую над телом ребенка, и поняли, что ситуация серьезная. Один присоединился к Лэй Жун, направляя пассажиров в другие вагоны, а другой помчался в комнату дежурного, и не прошло и полминуты, как на место происшествия прибыли двое полицейских и начальник станции.
Едва взглянув на случившееся, начальник станции заключил:
– В любом случае поезд должен немедленно отправляться, если задержим его хоть на секунду, следующий состав тоже выбьется из графика. Сейчас час пик, если нарушить расписание, начнется хаос!
Один из полицейских распорядился вынести тело, отвести мать в комнату дежурных и там допросить. Лэй Жун, в это время склонившаяся над мертвым ребенком для осмотра, строго произнесла:
– Здесь место преступления! Как можно к этому так легкомысленно относиться?
Полицейский уставился на нее:
– А вы что здесь делаете? – Лэй Жун протянула ему свое служебное удостоверение, он взглянул и произнес уже с совсем другой интонацией: – О, шеф Лэй, прошу прощения, прошу прощения.
От удивления начальник станции и его помощники вытаращили глаза, но поняли, что женщина перед ними – явно очень важная персона.
Лэй Жун позвонила Лю Сымяо. Та была на совещании, но буквально в двух предложениях объяснила порядок действий: