Юнь Хуянь
Проклятие Желтого императора
Но в то же время произошло то, чего никто не ожидал: здоровье Тан Шунь-цзуна, которое и без того всегда было слабым, ухудшилось в результате апоплексического удара и становилось хуже с каждым днем, вплоть до того, что он уже не мог заниматься государственными делами.
Пока он болел, придворные и консервативные министры вместе с правителями приграничных областей внезапно выступили против реформ, навлекли гибель на Ван Шувэня и Ван Пи, изгнали Лю Юйси, Лю Цзунъюаня и их сподвижников. Вот так юнчжэньские реформы по прошествии менее чем полугода полностью провалились.
Дуань Шибэй продолжил:
– В это время в семье Ли Сюйчжуна скончались четверо из пяти его старших братьев, и четыре вдовы и племянники рассчитывали на его финансовую помощь. Ли Сюйчжун был честным и бескорыстным человеком, не имел иных источников дохода, поэтому едва сводил концы с концами, круглый год питался впроголодь, жил в ветхом доме с протекающей крышей, не имея денег на то, чтобы привести его в порядок…
У ученого мужа древности душа постоянно болела только об одном: пусть его жизнь тяжела и горька, лишь бы у государства оставалась капля надежды, тогда можно, стиснув зубы, терпеть любые трудности. Однако вскоре император Тан Шунь-цзун скончался. Для Ли Сюйчжуна его кончина стала тяжелым ударом, поскольку он понимал, что у династии Тан теперь не осталось ни единого шанса.
Дойдя до этого места, возможно из-за переполнявших его эмоций, Дуань Шибэй вынужден был на минуту умолкнуть. Собравшись с мыслями, он продолжил:
– Ли Сюйчжун, будучи не в силах совладать с глубокой скорбью и отчаянием, во время обряда погребения Тан Шунь-цзуна совершил безумный поступок. Он с рыданиями бросился к гробу императора, крича, что допустил самую большую ошибку в своей жизни: он твердо знал, что правитель должен почить в двадцатый день месяца, а он скончался на двадцать первый. Едва услышав такое, стоявшие кругом чиновники пришли в ужас. Особенно испугались придворные, их лица стали просто пепельно-серыми. Произнести подобное означало заподозрить царедворцев в том, что на самом деле Шунь-цзун умер днем раньше, а они протянули с выносом тела еще сутки. Это было все равно что публично плюнуть им в лицо и обвинить в государственной измене.
Присутствовавшие на церемонии министры-консерваторы тотчас потребовали казнить Ли Сюйчжуна в наказание за подобную неслыханную дерзость. На него обрушился шквал брани и проклятий.
На широком дворе императорского дворца Ли Сюйчжун не увидел своих прежних соратников, вместе с ним боровшихся за спасение родины от уготованного ей печального удела, – Ван Шувэня, Ван Пи, Лю Юйси, Лю Цзунъюаня; все они или погибли, или находились в изгнании. Остался только он, в полном одиночестве… Гнев вспыхнул пламенем в груди Ли Сюйчжуна, он вскинул голову и совершил такое, чего никто не мог ожидать…
Хуан Цзинфэн, слушая мощный голос и убедительную речь Дуань Шибэя, уже вообразил себе раненого льва, окруженного стаей шакалов, и с нетерпением выпалил:
– И? Что же он сделал?
– Он подошел к министрам и спокойным, твердым голосом всем им, каждому, одному за одним, называл даты их смерти.
– Что?! – невольно воскликнул Хуан Цзинфэн.
В этот момент в комнате повисла мертвая тишина. Хуан Цзинфэн живо представил, как эти живущие в роскоши, одетые в богатые одежды и питающиеся изысканными яствами сановники вдруг узнают, когда пробьет их смертный час. И с этого момента до конца жизни каждый день они в страхе прислушиваются к бегу времени. Сидя за обедом, они не чувствуют ни вкуса, ни запаха блюд, будто жуют воск; садясь в надушенную повозку, запряженную великолепным конем, они словно ложатся в могилу. В самый прекрасный день на душе у них неспокойно, и никогда они не смогут найти себе места… Хуан Цзинфэн вдруг захохотал и хлопнул себя по бедру.
– Прикольно! Этот ваш Ли Сюйчжун и правда крутой!
Дуань Шибэй слегка улыбнулся:
– Когда он дошел до девятого из них, все оставшиеся разом бухнулись перед ним на колени, умоляя остановиться. Ли Сюйчжун с презрением окинул взглядом кучку трусливых подлецов, развернулся и гордо спустился по каменным ступеням. Этот момент и через тысячу лет продолжает вызывать восторг и может быть смело назван самым блестящим эпизодом в истории мастеров смерти!
Слабый отсвет из окна упал на лицо Дуань Шибэя, подчеркнув его несколько отрешенный взгляд. Казалось, его душа унеслась на тысячу лет назад и была на том дворе перед императорским дворцом.
Через мгновение свет поблек.
– Уже после этого случая, когда на престол взошел сын Тан Шунь-цзуна – Тан Сянь-цзун, он пожаловал Ли Сюйчжуну чин придворного летописца. Это был чин всего лишь седьмого разряда, и в обязанности Ли Сюйчжуна входило следить за соблюдением церемониала во время дворцовых приемов. На этой должности он был абсолютно лишен какой-либо реальной власти. Говоря простым языком, его намеренно отстранили.
Ли Сюйчжуну было все равно, в его жизни наступили «даосские дни»: все время он посвящал поиску и приготовлению минералов для эликсира бессмертия, так называемого порошка пяти камней. Во времена Вэй и Цзинь было распространено поверие, что у принявшего пилюлю бессмертия начинается жар, и поэтому ему хочется есть охлажденную пищу и носить одежду из сетей, из-за чего этот эликсир еще называют «порошком холодной пищи». Внешне человек в значительной степени обретает «манеры бессмертного и облик даоса». Современная наука уже доказала, что этот «эликсир бессмертия» из-за содержащихся в нем тяжелых металлов является ядом замедленного действия. Не прошло много времени, как на спине у Ли Сюйчжуна образовался большой фурункул, он заболел и уже не оправился от болезни… – Теперь Дуань Шибэй говорил медленно и тихо.
– Когда он лежал на смертном одре, его хороший друг Хань Юй пришел навестить его и упрекнул: «Кому как не тебе знать, что время жизни человека предопределено? Зачем было принимать эти лекарства и искать бессмертия? Разве это не привело к прямо противоположным результатам?!» Ли Сюйчжун улыбнулся: «Туй Чжи[54], ты так и не понял. По-твоему, я искал бессмертия? Как я мог не знать, что это не лекарство, а яд? Я как раз хотел поскорее умереть! Те чиновники, которым я назвал их смертный час, испуганы, они не посмеют открыто убить меня, но втайне, за моей спиной, приложат все усилия, чтобы от меня избавиться. Чем раньше я умру, тем меньше доставлю хлопот своей семье!»
Дуань Шибэй снова встал, несколько раз прошел туда-сюда по крохотной комнате, словно пытаясь успокоить душевное волнение.
Прошло довольно много времени, прежде чем он снова со вздохом опустился на стул:
– Вскоре после смерти Ли Сюйчжуна пала и династия Тан. Люди говорили, что настало время «мастеров без Мастера». Они имели в виду, что появилась уйма знахарей-гадателей, подражавших Ли Сюйчжуну, но очень мало кто из них мог сравниться с ним в точности предсказаний. Все гадатели недоумевали: предсказывая людям время смерти, мы так же используем восемь знаков, инь-ян и пять стихий, почему же мы постоянно ошибаемся? Ответить на этот вопрос и разгадать загадку смог только Е Тяньши – великий врач эпохи династии Цин.
– Е Тяньши? – немного подумав, переспросил Хуан Цзинфэн. – Кажется, я где-то слышал это имя… А, точно! Есть компьютерная игра, вроде «Книга и меч». Там если в твоем отряде будет Е Тяньши, то во время сражений кровь у раненых будет восстанавливаться сама собой!
Дуань Шибэй от удивления на мгновение потерял дар речи, помолчал секунду и продолжил:
– Е Тяньши – основоположник изучения лихорадочных состояний. Он не только ввел в китайскую медицину разделение патологического процесса болезней этой группы на четыре стадии, но и акцентировал внимание на важности обследования языка и зубов для постановки правильного диагноза.
Однако человеком он был довольно эксцентричным и своевольным. Другие врачи уважали древние знания, он же все время ставил их под сомнение и часто говаривал: «Писавших до Сянъяня можно спалить в печи; тех, кто собирается писать после Сянъяня, даже страшно читать». Сянъянь – это его прозвище, а сказанное им означает, что все, кто занимался исследованиями до него или будут заниматься после, не заслуживают внимания. Откуда у такого человека могло возникнуть уважение к Ли Сюйчжуну? Е Тяньши считал все, что сказано в древних книгах об искусстве смерти, чистой воды вымыслом и полной ерундой. Так продолжалось, пока с ним не произошло два события, которые заставили его пересмотреть свое мнение.
Слушая, как Дуань Шибэй рассказывает о многочисленных перипетиях древности, Хуан Цзинфэн незаметно для себя увлекся сюжетом, будто бы ему рассказывали сказку.
– А что с ним случилось?
– Писатель Цянь Чжао’Ао в книге «Простодушные беседы» описывает первый случай: «Овладев искусством медицины, Е Тяньши мог определять время смерти. Однажды летом один человек прослышал, что господин Е прибыл в город. Решил, притворившись больным, испытать его искусство. Наевшись до отвала, поспешил в дом врача и пожаловался на боль в животе. Е Тяньши в ответ молвил: “Кишка уже порвалась, это неизлечимо”. Человек про себя посмеялся и отправился на базар рассказать всем, что Е Тяньши обманщик. “Нет у меня никакой болезни”, – но не успел он это сказать, как упал на землю и испустил дух».
– Вот это да! – удивленно воскликнул Хуан Цзинфэн.
– Вторая история еще более невероятная, ее описывает поэт Ван Юлян в «Заметках о Е Тяньши». – Дуань Шибэй опять процитировал наизусть: – «Однажды Е Тяньши возвращался домой, и вдруг пошел страшный ливень. Дорогу размыло, но нашелся человек, который перенес его на спине. Е Тяньши сказал ему: “Через год в этот же день ты умрешь от болезни, но сейчас я еще могу вылечить тебя”. Тот человек очень рассердился и подумал: “Я перенес тебя через поток, а ты еще хочешь накаркать мне несчастье”. И ушел, не оглянувшись. Прошел год, и у него на голове вскочил нарыв. Нарыв рос с каждым днем все больше. Мужчина нашел Е Тяньши и стал умолять вылечить его. Е Тяньши сказал, что это невозможно, и жить ему осталось до завтра, до часа Ю[55]. Предсказание сбылось точь-в-точь. Тот человек скончался на следующий день в час Ю!»
Дуань Шибэй добавил:
– Дом семьи Е Тяньши находился в Сучжоу, в том же городе жил еще один известный врач – Сюэ Сюэ. Два медика придерживались разных взглядов относительно многих вопросов врачебного искусства, поэтому недолюбливали друг друга. Но когда Сюэ Сюэ услышал эти две истории про Е Тяньши, он начал при встрече со знакомыми с усмешкой говорить: «Не думал, что Е Тяньши в конце концов станет мастером смерти».
Его слова дошли до ушей Е Тяньши, но он не только не рассердился, напротив – это стало для него сюрпризом. Он подумал: «Надо же, я ведь и правда вдруг научился предсказывать смерть». Этот человек любил пускаться в размышления, поэтому еще раз тщательно обдумал два случая, когда он верно предсказал смерть людей. Что касается первого случая, то время тогда было около полудня. Пощупав живот пациента, он понял, что тот плотно поел; обратив внимание на одышку, догадался, что тот мчался до его дома бегом; потом проверил пульс – сердцебиение было абсолютно ненормальным. Тогда Е Тяньши заключил, что «кишка вот-вот порвется», тогда и сказал «это неизлечимо». Второй случай был еще проще. Сидя на спине у мужчины, он увидел у него на макушке волдырь. Ему было абсолютно понятно, что без лечения ситуация только ухудшится. Исходя из своего опыта, он прикинул, что смерть может наступить в течение года… В этот момент он в сердцах хлопнул себя по лбу! Вот же в чем ключ к искусству смерти!
– Ключ? – Хуан Цзинфэн почесал в затылке. – Кажется, я все услышал правильно, но, похоже, опять ни слова не понял.
Дуань Шибэй объяснил:
– Е Тяньши сформулировал свою догадку в одном предложении: «Формула мастерства – болезнь плюс обстановка». Проще говоря, если тебе нужно точно определить время смерти, нужно только диагностировать болезнь пациента и посмотреть, в какой обстановке он находится, что даст 80–90 % точность. Если заболевание острое, можно примерно вычислить время смерти; в случае хронического заболевания достаточно оценить, насколько обстановка, окружающая больного, способствует развитию его недуга; в случае, если человек не болен, а, как тот ребенок в метро, попал в безвыходную ситуацию, ведущую к гибели, трагический финал неизбежен.
– Что, так просто? – с недоверием спросил Хуан Цзинфэн.
– Звучит правда просто, но на деле – крайне сложно, – улыбнулся Дуань Шибэй. – «Болезнь» – это верный диагноз. В китайской медицине традиционно используются осмотр, прослушивание, опрос и прощупывание пульса больного, причем каждый из этих методов можно изучать всю жизнь; «обстановка» – еще более сложная часть, нужна не только исключительная наблюдательность и глубокое знание хода вещей, а еще и обостренное шестое чувство… Говорят, помогает понимание матрицы из восьми триграмм[56], а также знание о восьми вратах[57] – начальных, отдыха, жизни, боли, предела, радости, чудес и смерти. Можно понимать их как восемь видов ситуаций, и ты должен за очень короткое время оценить, войдет ли человек во врата смерти и есть ли у него надежда сбежать через врата жизни. Все это совсем не просто!
Хуан Цзинфэн с минуту задумчиво молчал. Затем обратился к Дуань Шибэю:
– Вас послушать, так стать мастером смерти ужасно сложно. Я даже на вэньяне[58] читать не умею, куда уж мне изучать медицину и все эти ворота, про которые вы говорите.
– Шестой патриарх Чань-буддизма Хуэй Нэн говорил: «Не полагаться на письмена и священные тексты, а учиться от сердца к сердцу, только так можно прозреть и сделаться Буддой». У мастеров смерти все так же, – улыбнулся Дуань Шибэй. – Я хочу сказать, что нужно душой постичь суть мастерства, а с учетом твоего незаурядного таланта, да еще если освоишь азы традиционной медицины – главным образом то, что касается визуального осмотра больного, – ты сможешь достичь больших успехов. – С этими словами он достал из-за пазухи книгу. – Это «Канон Желтого императора о внутреннем», написанный на байхуа[59]. То, что относится к искусству смерти, я отметил красным карандашом. Прочитай внимательно, если что-то не поймешь, можешь спросить у меня.
Запомни, когда придет время применить знания на практике, если лицо объекта наблюдения внезапно покраснеет, на межбровье появится легкая тень, самые маленькие родинки вдруг потемнеют, все это может означать переходные состояния между жизнью и смертью. Здесь малейшая небрежность может привести к огромной ошибке, поэтому заруби себе на носу: ни в коем случае нельзя делать нашу работу кое-как, необходимо быть максимально сосредоточенным и серьезным.
Хуан Цзинфэн взял книгу. Она была довольно увесистой, ему даже стало страшновато, но, полистав ее, он увидел, что фрагментов, отмеченных красным карандашом, не так уж и много. Тогда он облегченно выдохнул и отложил книгу в сторону.
– Сначала расскажите, чем закончилась история мастеров смерти.
Дуань Шибэй улыбнулся:
– После того как Е Тяньши проник в суть профессии, мастера смерти строго придерживались принципа «болезнь плюс обстановка». С одной стороны – глубоко изучали методы диагностики традиционной медицины, а с другой постигали искусство фэншуй, У-син и другие древние знания, помогающие понять «обстановку». Как результат, точность предсказаний по сравнению с прежними временами значительно возросла.
В профессии мастеров смерти с древних времен существовали довольно странные правила, и чем более смутные времена наступали, тем прочнее становились эти традиции. Но мир достиг благоденствия, и люди постепенно стали пренебрегать ими… поэтому несмотря на то, что Е Тяньши разработал «профессиональный стандарт», довольно долгое время он тайно распространялся исключительно в Сучжоу, и только после того, как закончило свое существование Небесное царство великого благоденствия, стал известен повсеместно. А во времена Синьхайской революции[60] свой вклад в историю профессии внес еще один выдающийся мастер смерти – Чжан Цихуан.
Он был начальником уезда в провинции Хунань, сначала работал в управлении по военным вопросам, а после Синьхайской революции был назначен губернатором в провинцию Гуанси. Он все время интересовался искусством смерти. Самый известный случай произошел, когда он после обеда болтал со своим названым братом У Пэйфу. Чжан Цихуан сказал, что У Пэйфу умрет в год желтого Зайца на шестьдесят шестом году жизни, но самым удивительным было то, что он предсказал и собственную смерть в возрасте пятидесяти одного года в год красного Зайца.
Надо помнить одну истину: «знающий других не знает себя». Она справедлива для всех мастеров смерти; даже такие великие представители нашего искусства, как Ли Сюйчжун и Е Тяньши, не могли предсказать свой смертный час, а Чжан Цихуан сделал это с поразительной точностью.
В 1927 году – в год красного Зайца – пятидесятиоднолетний Чжан Цихуан не находил себе места от тревоги. Разумеется, он знал, что его земная жизнь близится к концу, но кто может оставаться спокоен в ожидании смерти?
Дуань Шибэй перевел дыхание.
– Тогда он уже был главным секретарем У Пэйфу, и тот пытался успокоить Чжан Цихуана, все повторял: «Брат, у тебя нет проблем со здоровьем, и ты живешь при штабе моей армии, что может угрожать твоей жизни?» Однако через некоторое время после этого разговора войска Северного похода и Фэнтяньская клика с двух сторон атаковали армию У Пэйфу и полностью уничтожили ее.
У Пэйфу был верным другом, он выделил отряд солдат для охраны Чжан Цихуана и отправил его обратно в Гуанси, чтобы тот мог укрыться в родных краях. Но кто знал, что, проходя город Фаньчэн, они наткнутся на бандитов. В том бою Чжан Цихуан был смертельно ранен пикой. Уже находясь при смерти, он, собрав последние силы, обратился к окружающим его молодым последователям: «Когда будете сами набирать учеников, ни в коем случае не берите того, кто связан с полицией, иначе искусство смерти будет обречено…» Сказав это, он умер.
– Что? – не понял Хуан Цзинфэн. – Почему нельзя брать тех, кто связан с полицией?
– В тот момент последователи Чжан Цихуана тоже были в замешательстве, как и ты сейчас. После скромных похорон учителя они добрались до Шанхая. Там начали набирать учеников, надеясь на распространение и развитие профессии. – Дуань Шибэй вздохнул: – Они строго выполняли завет учителя, не обучали людей, которые были связаны с полицией, и даже родственников таких людей. Кстати, У Пэйфу действительно умер в год желтого Зайца от руки японского врача; ему тогда было шестьдесят шесть лет. Хоть ученики Чжан Цихуана и были осмотрительны и осторожны, факты свидетельствуют, что беспокойство учителя было отнюдь не напрасным: один молодой человек, который изначально не был полицейским, но потом выбрал стезю, тесно связанную с полицией, и в конце концов чуть не стал причиной гибели профессии!
Звук голоса Дуань Шибэя был прерван громким стуком в дверь. Возможно, из-за того, что дверь была слишком тонкой, в этот момент все в комнате слегка задрожало.
Лицо Дуань Шибэя исказилось. Он пристально посмотрел на Хуан Цзинфэна и уточнил:
– Ты кого-то ждал?
– Нет, – покачал головой Хуан Цзинфэн, поднимаясь, и направился к двери.
Дуань Шибэй взял «Канон Желтого императора о внутреннем», открыл книгу, положил на колени и, сев боком к окну, склонил голову.
Хуан Цзинфэн открыл дверь. На пороге стояли трое полицейских.
Глава 6. Локтевая кость
При исследовании тел давно убитых людей, когда время прошло и тело сгнило, поврежденное личинками насекомых, и от него остались лишь кости, надо помнить, что трещины на костях, сгустки крови на костях, высохшая кровь могут служить доказательствами. Если их нет, то другие повреждения, вроде следов толщиной с волос или трещин, подобных тем, что получаются на фарфоре, могут служить доказательствами.
Сун Цы «Записи о смытии обид», Свиток третий (О скелете и его повреждениях)
– В чем дело? – вскинул брови Хуан Цзинфэн, загораживая собой дверной проем.
Слабый свет, проникавший в коридор из комнаты, позволял рассмотреть пришедших: впереди стоял полный коротышка с немного искривленным ртом – начальник местного участка полиции Ма Сяочжун, по обе стороны от него, подобно стражам Будды, двое его подчиненных, один молодой – Фэн Ци, другой постарше – Тянь Юэцзинь. Услышав вопрос Хуан Цзинфэна, обычно безразличный ко всему Ма Сяочжун опустил голову с таким видом, будто его поймали на краже велосипеда, и после долгой паузы, указав рукой вправо, произнес:
– Говорите.
Только сейчас Хуан Цзинфэн заметил, что справа от Ма Сяочжуна стоит еще один человек. Лицо у него было очень белым и чистым, все пуговицы на одежде, включая верхнюю на рубашке, аккуратно застегнуты. То ли он боялся, что что-то проникнет внутрь него, то ли опасался, что из него что-то вылетит; возможно, ему просто был противен запах подвальных помещений, но он стоял, закрывая нос бумажным платком и нахмурившись так, что между бровями залегли три складки.
От указания Ма Сяочжуна он сначала оторопел, взглянул на полицейского и, с сожалением отняв салфетку от лица, обратился к Хуан Цзинфэну:
– Я из комитета управления, со следующего месяца комнаты в подвале больше не будут сдаваться в аренду посторонним, попрошу вас срочно переехать.
– Что? – Хуан Цзинфэн выглядел так, будто этот человек внезапно без всякой причины ударил его по лицу. – Но я заплатил за полгода вперед…
– Это не наше дело. Обращайтесь к своему арендодателю.
Краем глаза представитель комитета управления заметил, что обитатели других комнат высунули головы из дверей, услышав шум в коридоре. Тогда он повернулся и громко прокричал:
– Слушайте все, срочно съезжайте отсюда! Кто не покинет помещение в течение месяца, будет выселен принудительно!
Хуан Цзинфэн страшно разозлился и заорал во все горло:
– Раньше мы снимали квартиры в складчину, вы сказали, что это угроза общественной безопасности и чтобы мы сматывались; мы переехали в подвал, а вы снова, теперь уже просто так, без всякого повода, выгоняете нас и отсюда! Вы когда-нибудь дадите нам жить спокойно?!
– Эй! – У чиновника кровь прилила к лицу. – Это ты со мной так разговариваешь?
На шее Хуан Цзинфэна вздулись вены.
– А вы знаете, сколько стоит снять жилье? А вы знаете, как сейчас непросто найти квартиру? Вы сами живете в больших домах, ездите на хороших машинах, а нам даже подвал не можете оставить?!
– Это он со мной так разговаривает? Это он со мной так разговаривает? – выкрикивая эту фразу, представитель комитета бросился к Ма Сяочжуну. Полицейский очень вежливо ответил:
– Да, именно так. Он так разговаривает с вами.
Чиновник рассвирепел:
– Начальник Ма, взгляните на этого мерзавца, он еще смеет орать на меня.
Ма Сяочжун терпел до этого момента, и, надо сказать, это давалось ему совсем непросто. Утром ему позвонил руководитель отдела, сообщил, что комитет управления собирается выселить из подвала людей, а поскольку они боятся, что кто-то из жильцов может оказать сопротивление, то просят полицию оказать содействие в их работе.
Ма Сяочжун сразу прямо выразил свое отношение к этому вопросу:
– Я не хочу участвовать в этом бесчестном деле, вы уж лучше сами отправляйтесь на гастроли с этим цирком уродцев.
Жене того начальника как раз скоро было пора рожать; он как услышал про «уродцев», решил, что Ма Сяочжун так беду накаркает, рассердился и бросил трубку.
Ма Сяочжун хоть и был первым в Поднебесной мастером подковерных интриг, да только игру он вечно вел не на той стороне ковра. Осознав, в какую ярость пришел начальник, он понял, что ничего другого не остается, кроме как, невзирая на жуткое отвращение к происходящему, вместе с Фэн Ци и Тянь Юэцзинем отправиться на место. В душе он, конечно, чувствовал себя пособником тигра[61].
Услышав крики члена комитета управления, Ма Сяочжун с улыбкой произнес:
– Он не нарушает закон, что я могу сделать? Кстати говоря, этот парень еще очень вежлив. Будь я на его месте, если бы я заплатил за такое жилье, а потом явился человек и, ни в чем не разбираясь, велел мне проваливать, я бы поколотил этого ублюдка!
Чиновник от этих слов пришел в бешенство:
– Офицер Ма, благодарю вас за содействие нашей работе, я никогда этого не забуду. – Он, снова прижав платок к носу, развернулся и пошел к лестнице, ведущей наверх из подвала.
Ма Сяочжун презрительно улыбнулся и, повернувшись, обратился к Хуан Цзинфэну:
– А ты, парень, не лезь на рожон, лучше быстро ищи место для переезда!
Внезапно что-то привлекло его внимание. Как запах добычи, пусть даже находящейся на расстоянии сотни метров, привлекает охотничью собаку, так любая странная деталь, замеченная краем глаза, заставляет насторожиться опытного полицейского. Ма Сяочжун внимательно присмотрелся к происходящему в комнате и увидел человека, сидящего на стуле вполоборота; на коленях у того лежала раскрытая книга, казалось, он был полностью погружен в чтение.
Все выглядело вполне обычно. Настолько обычно, что даже подозрительно.
– Кто это? – Ма Сяочжун пальцем указал внутрь комнаты, тон его речи в одно мгновение стал холодным и жестким.
– Друг, зашел ко мне в гости, – ответил Хуан Цзинфэн.
– Друг? – Ма Сяочжун с недоверием взглянул на молодого человека и уже хотел войти в комнату, чтобы разузнать подробнее, но внезапно у него зазвонил телефон. Он принял звонок, до него донесся голос Го Сяофэнь:
– Лао Ма, ты сейчас где?
– Планета Земля.
– Не валяй дурака, у меня к тебе срочное дело! – огрызнулась Го Сяофэнь.
В ее голосе звучало сильное беспокойство, похоже было на то, что правда случилось что-то серьезное. Ма Сяочжун сразу же спросил:
– Что такое?
– По телефону неудобно рассказывать. – Го Сяофэнь вдруг перешла на шепот: – Так. Поскорее приезжай в исследовательский центр Лэй Жун, встретимся там. Приезжай один, никого с собой не бери.
Закончив звонок Ма Сяочжун снова заглянул в комнату.
Тот человек по-прежнему спокойно сидел и читал книгу, нисколько не обращая внимания на вторгшегося полицейского. Разве от этого происходящее становилось менее подозрительным?
«Ладно, потом решим», – подумал Ма Сяочжун и с неохотой направился к выходу. Вместе с Фэн Ци и Тянь Юэцзинем поднялся на первый этаж и вышел на улицу, потом сказал подчиненным:
– У меня есть еще дело, но я поеду один, а вы подождите немного и отправляйтесь в участок.
– Есть! – ответили Фэн Ци и Тянь Юэцзинь.
Ма Сяочжун сел в свой старенький «Пассат» и поехал в «Исследовательский центр судебной медицины Лэй Жун». Поскольку ему уже приходилось бывать там пару раз по рабочим вопросам, дорога была ему знакома, и он довольно быстро оказался на месте. Припарковав машину во дворе, он вошел в здание и хотел сразу подняться на второй этаж, но на лестнице остановился. Он знал, как серьезно Лэй Жун относится к правилам и строго следит за их соблюдением. Не исключено, что в рабочее время нельзя принимать гостей, да и Го Сяофэнь еще не приехала. Даже если он найдет Лэй Жун, что он ей скажет? Он вернулся в холл и сел на скамью подождать Го Сяофэнь, не имея ни малейшего представления о том, что в этот момент происходило наверху.
В первой половине дня Лэй Жун вернулась на работу и еще не успела отдышаться, как позвонила Лю Сымяо; на коробке, в которую был упакован череп, не удалось найти никаких отпечатков пальцев, а что касается сведений об исчезнувших людях, то, согласно записям в базе данных за последние полгода, в городе пропали сто тридцать пять молодых женщин в возрасте около двадцати пяти лет.
– Что сейчас можно сделать… посмотреть, делали ли кому-нибудь из пропавших операции на голове или компьютерную томографию, прошерстить материалы, хранящиеся в больницах.
Несложно догадаться, что вероятность таким образом установить личность погибшей стремится к нулю.
– Хорошо, какой тогда следующий шаг? – Лэй Жун пребывала в растерянности.
– Подожди, – с горечью в голосе остановила ее Лю Сымяо, – раз преступник прислал череп, на котором нет никаких зацепок для расследования, тогда он сделал это с единственной целью – сказать нам «это случилось»; потом он непременно продолжит присылать подсказки.
– Но если этот психопат каждый раз будет убивать человека, чтобы прислать мне часть тела, то как долго я должна буду собирать части головоломки, чтобы понять всю загадку целиком? Ценой какого числа человеческих жизней он планирует это сделать? – продолжала Лэй Жун.
Как раз в этот момент в кабинет внезапно вбежала взволнованная Тан Сяотан:
– Шеф, там вас спрашивают.
Увидев испуганный вид девушки, Лэй Жун бросила Лю Сымяо:
– Еще созвонимся, – и повесила трубку. Выходя из кабинета вслед за Тан Сяотан, поинтересовалась: – Кто спрашивает?
– Из четвертого отдела, – шепнула Тан Сяотан.
– Четвертый отдел? – удивилась Лэй Жун. – Зачем я им понадобилась?
По сравнению с другими госструктурами, городское управление общественной безопасности намного тщательнее следило за соблюдением секретности, но тем не менее до ушей простых обывателей зачастую долетали «инсайдерские сведения», например, что второй отдел занимается расследованием уголовных преступлений, в ведении третьего – интернет-безопасность, пятый отдел следит за миграцией, а прославленный тринадцатый отдел создан специально для расследования особо важных дел. Еще был одиннадцатый отдел (отдел криминалистики), которым руководила Лю Сымяо… Четвертый же нигде не значился, очень мало кто из простых людей знал о его существовании, а бывалые полицейские, не раз бесстрашно смотревшие в лицо смерти, вздрагивали при его упоминании, потому что это был особый отдел.
Говоря в двух словах, в задачи четвертого отдела входило выявление случаев нарушения внутренних правил и дисциплины, а также совершения противозаконных действий сотрудниками полиции. Опытные полицейские понимали, что привлечь к себе внимание четвертого отдела – огромный риск, да еще и ущерб репутации в кругу соратников по оружию.
В силу этих причин вся работа четвертого отдела велась довольно незаметно: никто не знал, где он располагается, никто не знал, как с ним связаться, никто не знал, сколько сотрудников состоит в его штате, никто не знал, как именно он работает. «Никто» – это сотрудники городского управления за исключением, разумеется, нескольких человек из высшего начальства. Все знали лишь одно: за спиной каждого полицейского незримо присутствует сотрудник четвертого отдела, следящий за его работой. Если первый, исполняя свои обязанности, нарушает закон – по-мелочи, как, например, небрежно заполненный бланк на штраф или утрата документов из дела, или по-крупному – получение показаний под пытками, коррупция, взяточничество, то его неизбежно пригласят в четвертый отдел «поговорить по душам». После разговора применяются более серьезные меры вплоть до отстранения от работы и судебного разбирательства, и чем все закончится, одному Небу известно. Поэтому всякий раз при упоминании этой структуры у полицейских пробегает мороз по коже, и все знают, что «скользкая дорожка ведет к воротам четвертого отдела».