Захарий Калашников
Пеший камикадзе. Книга первая
Егор свистом привлёк внимание дозорных и подал сигнал: занять оборону. БТРы застыли на месте. Три десятка пар глаз обернулись на свист.
– По машинам! – жестом показал Бис.
Конечной точкой маршрута был ряд торговых прилавков у обочины дороги по улице Индустриальной в Заводском районе. Заводской район – промышленная зона. Во время штурма Грозного боевики здесь удобно прятались и оборонялись. А после штурма район совсем потерял прежние очертания, посреди улиц росли камыши, вместо заводских построек груды камней и труб, руины, и никаких ориентиров. На въезде стояла скульптура рабочего, гнущего металлическую пластину. Скульптура то ли декламировала мощь и могущество человека, обуздавшего металлургическую промышленность, то ли деградацию механических свойств материала в результате постоянного или циклического воздействия человека на сплав простых веществ. На то, чтобы добраться до указанной точки инженерно-разведывательному дозору понадобилось чуть больше получаса, но шагом подошли бы только к обеду. Спешивание по команде 'к бою' вызвала оторопь у местных торговок, но уже через мгновение от ужаса все оправились, сержанты выставили охранение, а сами направились за покупками. Старший лейтенант Бис, прапорщики Крутий и Стеклов взяли по бутылке пива и тушке воблы и уединились под навесом пустого прилавка.
– За удачу, – предложил Бис.
Все трое скрестили горлышки бутылок.
– Мне нравится твой план, – сказал Крутий. – Какой план дальше?
– Выпьем, махнём на Петропавловское, оттуда на точку встречи. Ближе к месту, спешимся, пройдёмся пешком, присмотримся что к чему. Дождёмся ОМОНа, проводим до базы и домой. Вот, весь план.
– Часам к шестнадцати вернёмся?
– Если колонна придёт вовремя или хотя бы до двенадцати сможем пожрать в столовке. Горячего.
– Зашибись! – мечтательно сказал Стеклов, отхлебнув пива из бутылки и откинувшись на стенку.
После первой захотелось повторить, но Бис оказался против.
– Сначала дело, – сказал Егор, временами искренне удивляясь тому, что два матёрых прапорщика безропотно подчинялись зелёному 'старлею'. – Думаете, я не хочу?
Личный состав дозора погрузился на 'броню' и двинулся в обратный путь: Индустриальная, Маяковского, по маршруту Кубрикова – по Жуковского, через первый микрорайон по Тухачевского в третий, где сапёры и группа прикрытия спешились, выстроились по расчётам в боевой порядок и медленно поплелись к контрольной точке на карте в руках Биса, где улицы уже не были подписаны, а на домах отсутствовала нумерация, шли туда, где должна была произойти назначенная встреча.
На месте сапёры с ходу заняли позиции, осмотрелись, брошенные и разбитые в дребезги высотки выглядели жутковато. Их неприглядный вид хранил множество следов свалившихся на их плечи испытаний, в том числе забвение. Люди не спешили возвращаться и вряд ли хотели этого.
Оглядевшись на местности Бис определил места оборонительных укрытий, указал направления и сектора ведения огня, вместе с тем решая непростую задачку, где укрыть БТРы, дабы максимально защитить их от возможного поражения огнём противника и не утратить при этом мобильности и манёвренности.
На длинной стороне треугольника, тыльной стороной к дороге, располагалось строение с плоской крышей, вероятно когда-то давно бывшее помещением шиномонтажки. От проезжей части его отделяли бетонный бордюр, широкий газон с заиндевелой грязью и три раскидистых тополя. Пришедшая зима с промозглыми ветрами и частыми фёнами сорвала с деревьев сочную листву и они, чернеющие и зловещие, клонились друг к другу косматыми ветвями. БТР сапёров Бис распорядился поставить топливными баками к стене между деревьев, а второй укрыть на другой стороне дороги под высоткой, так же как и первый волноотражательным щитком к проезжей части, как сказал Бис – 'носом на выход'. На просторном пятачке, где сходились дороги, рыча, завертелись и закружились машины и неожиданно прогремел взрыв. Застигнутый внезапным взрывом в центре треугольника Егор изготовился к бою. Третий и четвёртый мосты колёсного движителя БТРа сапёров подпрыгнули так, будто кто-то невидимый и невероятно могучий отвесил ему яростного пинка. Языки пламени и клубы чёрного дыма окатили 'броню', сплелись в грязное облако и устремились кверху. Улица мгновенно опустела.
– Это что, блядь, было?! – совершив стремительную перебежку, крикнул Стеклов в образовавшейся тишине, оказавшись рядом с Крутием.
– Не знаю, – оба подоспели к Бису. – Может, фугас?
– Скорее противотанковая мина? Только откуда? – поднялся Бис. – Вот же, суки! – распихал он Стеклова и Крутия локтями, заметив появляющиеся любопытные солдатские головы и метнулся к обочине. – Заняли оборону! – заорал он, что было сил. – Разобрали периметр по секторам!
Однако, как правило, следовавший за градом из раскалённого металла, щебня, камня и песка, страшный уничтожающий всё живое огонь по колонне сапёров которого Бис так боялся, не обрушился. Многоэтажки, лишённые признаков жизни, дарили хрупкое равновесие, поглотив и эхо взрыва, и сиплый вопль Биса. Глубокое безмолвие царило вокруг.
– Юра, дуй к своим! – крикнул Егор.
– Зачем? Они знают, что делать.
– Кто-что видит? – не унимался Бис.
– Я ничего… – Стеклов перчаткой вытер глаза. – А чего он орёт?
– Нервы, это? – осторожно сообщил Крутий и тут же крикнул. – Я вижу!
– Что? – неадекватно отреагировал Бис.
– Что уёбывать отсюда надо!
– Егор, я согласен, – высказал Стеклов и своё мнение. – Сообщишь начштабу, про подрыв? Может, он прикажет возвращаться?
Егор кивнул.
– Все живы? – снова крикнул он.
– Да, – послышалось со всех сторон. – Мехвода и наводчика только надо проверить.
– Твою ж мать, а где колесо? – подивился Стеклов.
На месте четвёртого заднего моста чернела опалённая пустота.
– Ух, ты! В пыль разнесло? – казалось, искренне удивился Крутий.
– Вон оно, – кивнул Бис на крышу шиномонтажки.
– Ничего себе подкинуло! Надо валить отсюда!
– Куда валить, нам ОМОН сопровождать!
– Как? Без колеса?
– Колесо заберём.
– Оттуда? – закатил Стеклов глаза. – Заберём? Как же?
– Тросом зацепим.
– Пиздец, ты умный! У тебя есть трос?
Крышка посадочного люка механика-водителя наконец отворилась.
– Живой? – крикнул Бис.
– Ага.
– Буксировочный трос есть?
Водитель поправил шлем и исчез в люке.
– Херов вам тачку, а не трос, – прокомментировал Крутий внезапное исчезновение механика, такое же, как и появление.
То обстоятельство, что по сапёрам не открыли огонь из стрелкового оружия, говорило о том, что этот подрыв не являлся спланированной засадой. В противном случае пришлось бы принять бой или уносить ноги. Этого не случилось и это успокаивало. Крутия происходящее даже забавляло и это тоже снижало градус напряжённости.
– …Нет, не так: трос есть, но он на базе.
– Хорош острить, остряк! – пихнул Бис Крутия в бок. – Дуй к своим, проверь, все твои живы?
– Есть. Так точно. Что с нами будет?
– Снимаем колесо, пока колонна не подошла.
– Куда трос? – крикнул водитель, появившись на этот раз наружу из бокового люка десанта.
Два сапёра забрались на крышу, с помощью травяной кошки на верёвке затянули стальной трос и зафиксировали его на колесе при помощи монтировки.
– Вижу колонну! – послышалось с крыши шиномонтажки.
– Ёлки-палки! Не успели.
Ревя моторами, колонна из бронированных 'Уралов' на полном ходу пронеслась мимо и через минуту скрылась в пыльном облаке.
– Сейчас не понял? – развёл руками Крутий. – Так было задумано? Или они должны были остановиться, перегруппироваться и с нами двигаться дальше?
– Ключевые слова: должны были, – повернулся Бис. – Забираем колесо и домой. Успеем на обед.
Но мечта старшего лейтенанта Биса о горячем обеде растаяла на глазах. Вот уже без малого час он стоял перед комбригом, объясняя, что случилось с бронетехникой.
– Товарищ полковник, я же говорю: указал БТРу позицию, БТР стал сдавать задом и тут взрыв, колесо вырвало и забросило на крышу шиномонтажки. Очень похоже, что там была противотанковая мина, очередной, уже седьмой раз пояснил Бис.
– Мина? – покачал головой Слюнев, будто слышал об этом впервые и заглянул в объяснительную старшего лейтенанта, написанную старательным почерком, затем заглянул нет ли чего на тыльной стороне и, не найдя привычных для подобных записок в войсках строк, которыми заканчивалось большинство из них, вроде: 'вину осознаю, готов понести заслуженное наказание', отложил в сторону. – Противотанковая? Это я понял… А осуществить разведку местности было никак? Или какая у тебя там основная задача?
Егор разглядывал пол: ситуация скверная, совершенно не в его пользу, со слов комбрига – вопиющая халатность.
– А что ОМОН? – спросил он следом.
– Пока снимали колесо, ОМОН пролетел мимо. Даже не притормозил!
– Колесо оторвало, ОМОН пронёсся мимо… – с тоской в голосе сказал комбриг. – Это просто чудо, Бис, что никто не пострадал.
– Так точно, товарищ полковник, чудо-чудное!
Комбриг набрал в лёгкие воздуха, казалось собираясь разразиться тирадой, но раздумал, шумно выдохнул, выпучив глаза, и отмахнулся рукой, будто от привидения.
– Разрешите идти? – вытянулся стрункой Бис.
– Иди… – сказал Слюнев и добавил, едва Бис прикрыл дверь, – идиот.
– Опять ждём? – Стеклов не находил себе места. – Какого хера мы так рано встаём и полтора часа ждём на калитке, когда расцветёт?! Комбриг спит, все спят, а мы выперлись…
– Он будущий генерал. Он обязан быть бодрым… – зевнул Бис во весь рот, – и выспавшимся… а для этого должен спать как младенец. Он вообще, если что, для больших войн, – неожиданно заступился Егор за комбрига. – А наш удел – маленькие сражения…
– Ему не победить, если мы проиграем.
– Поэтому нам нельзя проиграть.
– Легко сказать, – не унимался Володя. – Попробовал бы он мины поискать.
Новым утром сапёры ждали, когда спадёт непроглядный туман, скрывающий не только мины и фугасы, но и городские улицы с дорогами, на которых не так ступил, считай шагнул в пропасть, в самую бездну.
Как обычно, отрезок Петропавловского шоссе от трамвайного депо, мимо Консервного завода, который штурмовали прошлой зимой, до пересечения улиц Жуковского и Маяковского дозоры шли друг за другом. Бис шёл озабоченным. Кубриков молчаливым. Стеклов курил.
– Может кончай уже курить, – сказал Бис. – Ни черта не видно.
– Я не причём.
– Что мы найдём в таком тумане? Себя не видно…
– Ни хрена не видно, – согласился Стеклов.
– А как же тогда подрывник? Что он-то видит?
Стеклов и Бис переглянулись, будто подумали об одном и том же – мог ли кто-то в эту минуту за ними наблюдать – и осмотрелись по сторонам.
– Ничего, – сказал Кубриков, догадавшись первым.
– Мультик, помнишь? – повеселел вдруг Стеклов.
– Какой?
– Там ещё фраза была: 'Все-таки хорошо, что мы друг у друга есть'…
– Не-а, не помню, – сказал Кубриков.
– Напряги мозги, – пихнул Стеклов Биса. – Один другому говорит: 'Представь себе – меня нет, ты сидишь и поговорить не с кем'…
– Не знаю, – признался Егор.
– Второй ему отвечает: 'А ты где?' – 'А меня нет', – говорит первый. – Второй: 'Так не бывает!' – а первый: 'Я тоже так думаю. Но вдруг вот – меня совсем нет. Ты один…', вспомнил?
– Не вспомнил.
– Вот ты, режим тупого включил! – расстроился Владимир. – Это же 'Ежик в тумане'!
– А! Точно, – смутился Егор. – Думаю ведь: знакомое что-то…
– Ага… Идёшь мне тут, причёсываешь! Чем ты там подумал? – Стеклов постучал костяшками пальцев по магазину на автомате, висевшему на груди. – Сиди, я сам открою…
Спустя четверть часа дозоры оказались на перекрёстке, где пути расходились: маршрут Биса лежал по Маяковского, направо; Кубрикова – на Жуковского, через мост, налево. Егор проводил взглядом Толика, внимательно оглядел боевой порядок своего разведывательного дозора, через двадцать минут длинная колонна дозора занесла хвост на Хмельницкого и едва развернулась в полный рост, прогремел раскат далёкого взрыва, как показалось Егору на Жуковского, у Кубрикова. Егор ощутил его кожей, словно на расстоянии почувствовав колебание далекого и раскатистого грома, а через секунду эхо взрыва захлебнулось в яростном автоматном гвалте – так предупреждает гроза, прежде чем сорваться ливнем, громыхнёт и забарабанит нервной дробью по асфальту, крышам и козырькам. Егор ощетинился, а затем 'взорвался' раздирающий душу радиоэфир, где Толик не был похож на себя:
– У меня '200-й' и… И '300-й'!.. Стой, блядь! Ёбаный рот, тащи сюда!.. Веду бой! 50 'маленьких' до 'Берёзы', приём!.. Куда?! Не лезь, бля! Назад…'
Егора парализовало, он застыл как соляной столб, всеми мыслями и чувствами находясь в эту минуту там.
По распоряжению штаба Группировки, а десятью минутами позже – начальника штаба бригады подполковника Крышевского, в связи с инцидентом на Жуковского и аналогичными случаями в Октябрьском и Старопромысловском районах Грозного был введён особый режим именуемый 'Стоп колёса'. Проводимые к этому часу мероприятия инженерного обеспечения в чеченской столице спешно прекратили, Биса и других вернули в пункты временных дислокаций, запретив любые передвижения личного состава и транспортных средств войсковых комендатур и частей через город.
День, который Бис привычно назвал – паршивым, для сапёров закончился несмотря на то, что солнце стояло в зените и предметы не отбрасывали теней. Сапёры укрылись в ротной палатке и выходили наружу только по крайней нужде, будто боясь дневного света и чужого внимания. В коротком боестолкновении потери Кубрикова составили четыре человека: один '200-й' и три '300-х'. Все, кроме одного, пострадали при подрыве фугаса и оказались из группы прикрытия. Последнего посекло осколками гравия в ходе обстрела, им оказался сапёр Сухинин. Егор курил прямо в кровати, пребывая в сложных спутанных чувствах, от которых ему было не по себе. Он радовался. Эту радость можно было объяснить не всем, только себе и только тем, что среди погибших не оказалось сапёров. Все они, в том числе раненный Сухинин окраплённый зелёнкой, сидели за столом и отрешенно чистили оружие и это удовольствие видеть их живыми не могло не представлять собой счастье. Глядя на них, Егор сладко задремал, пока его не растолкал дежурный.
– Товарищ старший лейтенант, – шёпотом произнёс Котов, – из штаба звонили…
Бис сморщился, приоткрыл правый глаз и растёр плечи, будто его отхлестали крапивой.
– Чего хотят?
– Для офицеров объявлен сбор.
– Кубриков где?
– Не могу знать. Не возвращался.
– Сколько я проспал?
– От силы минут тридцать.
– Хорошо, – сказал Егор, поднимаясь. – Во сколько объявили?
Дежурный взглянул на часы на руке, оставшиеся после гибели Коли Карпенко и переходящие от одного дежурного по роте к другому, как реликвия и сказал:
– Через пятнадцать минут надо быть в штабе.
В самом деле Кубрикова в палатке не оказалось, Егор торопливо собрался и вышел.
Для офицерских собраний использовалась одна из самых больших комнат штаба на втором этаже, которую так и назвали, приколотив на активную створки двери бирку – 'комната оперативного дежурного'. Во второй такой комнате, по другую сторону коридора, проживали офицеры управления бригады и начальники служб. Квартировали, как правило, все вместе, человек пятнадцать. Если только кто-то из них не селился в вверенном ему подразделении. Таких было немало. Особенно если учесть, что в момент пересменки офицеров становилось в два раза больше. Только у комбрига и у военнослужащих-женщин штаба – делопроизводителя секретно-картографического отделения и её помощницы Давлетовой Натальи, писаря разведывательной роты по штатной должности, были отдельные от всех апартаменты. Но главной достопримечательностью штаба считалась и кому отводилась центральная роль конечно была комната дежурного, где помимо приборов связи с антеннами, болтающих разными с металлическими нотками голосами в режиме круглых суток, проводами и мигающими без конца красно-зелёными лампочками, ученических столов и стульев, персональных компьютеров и струйных принтеров, карт оперативной обстановки и наглухо заложенных кирпичом окон с бойницами кипело ежедневное боевое планирование и разгорались нешуточные страсти, а ещё звучала передавая и противоречивая информация, порой посредственная, временами трагичная и ужасная, а иной раз божественно-чудесная, когда дело касалось какого-то невероятного везения, спасения или удачи. Но это нисколько не впечатляло Егора, потому что он никогда не заступал помощником оперативного дежурного, тем более дежурным, и приходить сюда не любил. В дверях он испытал состояние дежавю, будто повторялось ужасное вчера. Спросив разрешение, быстро уселся за парту в первом ряду, куда его подвели сами ноги, конечно же, рядом с Кубриковым.
– Ты как? – едва слышно спросил Егор.
– Нормально, – склонил голову Толик. – Задрали правда допросом. Водки охота.
– Будет тебе водка, надо только этот шабаш пережить! Чего хотят?
– А что они могут? Разгадать ребус с уже имеющимися ответами, вывернуть ситуацию наизнанку, найти крайнего, назначить виновным, объявить 'строгача', а до того – спустить собак, но не тех, которые у Стеклова в вольерах обитают, а здешних – штабных.
– Ясно. День сурка в действии…
– Верно. Здешним собакам скучно, они работают меньше, чем Стекловские. Вовкины хотя бы фугасы ищут, а эти что? Только спят, жрут да срут!
– Ммм… Кубриков, ну-ка давай, ещё раз… доложи: почему произошёл подрыв? – начал начальник штаба полковник Крышевский, когда все собрались.
Офицеры-саперы отстранились. Кубриков, скрипя стулом, поднялся.
– Потому что подорвали, – холодно и коротко сказал он.
– Говоришь так, будто ничего не случилось. Я напомню, если ты забыл, в первом батальоне сегодня: один 'двухсотый', два 'трёхсотых', один из которых в критическом состоянии до сих пор на операционном столе в мобильном госпитале сорок шестой бригады! Так, начальник медицинской службы?
– Так точно, – вскочил с места майор Шумейкин.
– А как говорить? – вздыбился капитан.
– Ты нам-то здесь свой гонор не показывай. Дома будешь храбриться, – поддержал комбриг начштаба. – Выискался мне тут… – не уточнил он кем. – Как вышло, что пострадали сразу трое?
– Рядом шли.
– А где в этот момент находились сапёры?
– В боевом порядке, впереди…
– То есть подрыв произошёл позади сапёрного расчёта? – уточнил начштаба.
Анатолий знал, что повторно учинённый допрос был для комбрига и тех, кого собрали.
– Так точно, – в очередной раз признался он.
– Что-то я не пойму никак: получается саперы мимо фугаса прошли? – снова вмешался Слюнев.
– Получается прошли: не обнаружили… Группа прикрытия двигалась позади, шла скученно, не соблюдала установленный интервал.
– Интервал?! – сузил комбриг глаза. – Какой на хрен интервал?!
– Говорю же, установленный – двадцать-двадцать пять метров друг от друга. Если бы соблюдали…
– А почему его не соблюдали?
– Сапёры соблюдали.
– А кто не соблюдал?
– Я же говорю: группа прикрытия не соблюдала…
– Почему же тогда, ты не контролировал этот интервал?
– Моё место в боевом порядке сапёров. В группе прикрытия другой командир.
– А общее командование?
Кубриков промолчал.
– Капитан, ты на кого стрелки переводишь? На прапорщика? Прикрытием командует прапорщик! – завопил Слюнев.
– Вот и я говорю: прапорщик, не тупой солдафон, – третировал Кубриков. – Вы, правда, не понимаете ситуации? – повысил он голос. – Сапёры, собаки, кинологи, бронетехника… – загибал Анатолий палец за пальцем, – …связь, артиллерийское сопровождение и группа прикрытия! Как вы представляете? Протяжённость боевого порядка инженерно-разведывательного дозора почти сто пятьдесят метров со всеми интервалами. Как можно контролировать 'хвост' дозора на таком дистанции, а? Я когда разведку по Тухачевского провожу, хвост дозора с БРТом прикрытия и частью людей ещё за поворотом, на Жуковского? На какой хуй… – не сдержался Кубриков, – …интересно мне узнать в этом порядке прапорщик? Какая у него задача? Идёмте, если хотите, завтра со мной – всё увидите и расскажете, как правильно?
– Что?! – возмутился Слюнев. – Я не понял?
Крышевский махнул длинной как лопасть Ми-8 рукой, и затыкая, и одновременно сажая капитана на место. Толик небрежно рухнулся на стул, продолжая бурчать, всё в нём кипело, как в адском бульоном: бесконечное сожаление, искреннее возмущение, яростная злоба, горечь обиды, жуткая усталость.
– Начальник штаба, зачем нам в дозоре прапорщик?
Для начштаба вопрос тоже оказался неудобным, застигнутый врасплох, он смущённо провернул плечами, на которых болтались длинные руки с огромными ладонями:
– Прапорщик… – оглянулся Крышевский, – руководит действиями группы прикрытия, – сказал он.
– Ладно… – поднялся Слюнев. – Александр Казимирович, я больше не хочу разбираться в том, кто виноват. Возьмите на контроль сапёров… я имею в виду командиров ИРД… – приказал Слюнев, – в конец распоясались, – направился он на выход.
– Товарищи офицеры!
– Продолжайте, – не оборачиваясь, отмахнулся комбриг.
– Садись! – скомандовал Крышевский, смущённо заметив присутствующих на собрании прапорщиков и даже контрактников.
Вина командира группы прикрытия, как и самих погибших была очевидной, но говорить о мёртвых плохо кажется было не в русской традиции, хотя свалить всё на покойников считалось делом привычным – с мёртвых, как правило, спрос невелик. Тем не менее, ясно представлялся тот факт, что командование всю ответственность за трагедию заведомо и безоговорочно возложило на сапёров – так было понятнее же. Правда, открыто обвинять не стало. Очевидно, побоялось.
– Ммм… Из оперативного штаба Группировки пришла очередная сводка, – сменил тему Крышевский, пробежался по тексту глазами, перелистнул страницу. – Два дня назад в районе села Алхан-Чурский было обнаружено тело местного жителя, мужчины, с множественными ножевых ранениями… Накануне в районе видели военных. Есть информация, что боевиками, из числа неравнодушных, готовится пропорциональный ответ и первыми кто под эти действия попадает… – бросил он острый взгляд на офицеров-сапёров, – …объяснять, думаю, не надо, да, Бис?
– Так точно, не надо! – вскочил Бис с места. – Разрешите завтра начать разведку в восемь утра?
– Разведку разрешаю начать завтра в восемь утра.
– Ура… – шёпотом прокатилось по рядам.
– Свободны!
– Товарищи офицеры! – кто-то бодро скомандовал с задних парт.
Крышевский поднял строгий взгляд.
– Ты что? Здесь же не только офицеры! – сказал тот же шёпот.
– Блин, точно…
В восемь утра следующего дня Бис буквально крался по Богдана Хмельницкого, решив не создавать этим утром ни шума, ни шороха, ни стрельбы и хищно озирался по сторонам:
– Мы не дома… – бормотал он в нос. – Мы не дома… Мы никогда не окажемся дома, если не поможем себе сами. Потому что нам никто не поможет… Но у меня есть чутье… У меня есть чуйка! – убеждал он себя: 'Человек страшно уязвим на войне. Человеку нужно во что-то верить, чтобы не помутился рассудок, – размышлял он, – можно в бога или в жизнь после жизни – как самураи… Почему-то всегда это что-то неосязаемое? Может, потому что к чему не прикоснись на войне – оно тут же испариться? Думать об этом не хочется, но ведь все мысли и желания сходятся на одном – выжить'.
В округе стояла гробовая тишина. Бис оглянулся. Боевой порядок сапёров был построен уступом вправо, – собственно, так он распорядился, – кинолог с собакой впереди, по центру дороги – на удалении от первого номера расчёта в тридцати метрах. Следом – второй, третий и четвёртый расчёты, между ними бойцы прикрытия, БТР сапёров. Интервал между бойцами был требуемый, но в разных ситуациях часто менялся. И это было нормальным. Так что в целом Егора всё устраивало, кроме одного – сапёры шли неспешно, а ему хотелось пройти маршрут очень живо и без задержек. После короткого инструктажа, который он провёл у 'девятой' заставы, акцентировав общее внимание на погибшем местном жителе и открывшейся охоте на них, все были настороже, но, всё же казалось, не настолько, как он хотел. Тем не менее, все работали слаженно, ибо от этого зависела жизнь каждого в буквальном смысле слова. Не дойдя до перекрёстка с Авиационной, второй номер инженерного расчёта сапёр Фёдоров поднял руку и закричал:
– Фугас! – метнувшись назад.
Сапёры бросились в разные стороны, бойцы прикрытие – следом. БТРы застыли на припорошенной инеем дороге. Последним Егор заметил кинолога, утащившего минно-розыскную собаку за длинный поводок на обочину. В это мертвецки безмолвное и холодное утро повисла ещё более зловещая тишина, от которой можно было ждать только подрыва, но его не случилось.
– Кто обнаружил? – крикнул Бис.
– Фёдоров.
– Фёдорова, ко мне, – приказал он в ответ.
Через мгновение низко пригибаясь к земле, прибежал Фёдоров.
– Сань, что случилось?
– Фугас, – повторил он, задыхаясь.
Внутри Егора всё сжалось только сильнее.
– Уверен?
– Не-а…
– Что это значит?
– Может показалось?
– Как понял, что фугас?
– Свежая земля… она разрыта…
– Что ещё? – выжидающе спросил Егор.
– Не знаю, я не успел толком разглядеть, сразу подал команду.
– Разрытая земля – этого мало… Нужна разведка.
– А если въебут? – широко раскрыл Фёдоров глаза полные ужаса.
– Если въебут?..
Вероятность такого исхода была велика, Егор прекрасно это понимал, он сам боялся этого неменьше, но что было делать, ведь другого пути для сапёра нет, кроме того по которому он идёт, Егор отвернул голову в сторону, откуда прибежал Фёдоров. – Покажи мне место, где ты обнаружил фугас?
– Вон, за теми кустами… видите бугорок? Невысокое деревце рядом, куст, под ним кочка… получается он между кустом и деревом, но больше за кустом?
– Куст? Который?
– Ну тот, который левее… и вроде как ближе.
– Чайная роза?
– Я не разбираюсь, товарищ старший лейтенант: роза, не роза, шиповник, смородина, для меня они все одинаковые! Вон, видите их два, один побольше, другой поменьше?
– Слева побольше, справа поменьше?
– Нет, наоборот. Если смотрите на него прямо – за ним ещё в заборе дырка.
– Что ещё за дырка? Там, где ржавый лист металла…
– Нет, это дыра… я мимо проходил, рассмотрел. Короче, видите, где между штакетин ветки кустов торчат? Только ближе к нам – метра три или четыре, вот там.
Бис начинал злиться: он понял, утро не будет тихим.
– Ладно, свободен пока, – сказал он Фёдорову. – Володь, дуй сюда! – поманил Бис Стеклова и нажал тангенту на рации. – Юр, тащи сюда свой зад и ПК!
– Иду!
Егор стал вспоминать алгоритм разминирования, хотя он был совсем прост: обнаружить взрывоопасный предмет, оцепить район минирования, уничтожить фугас накладным тротиловым зарядом – всё. Допускалось обстрелять из стрелкового оружия место обнаружения опасного предмета с целью повредить целостность проводной линии, по которой осуществлялось его управление, но эта итог этих действий не гарантировал успеха…
– Ну, что? Расстреляем? – подоспел Крутий с предложением.
– А ты как думаешь?
– Думаю, других предложений не будет.
– Не хотел шуметь этим утром, но похоже не получиться.
– Раз эти суки решили разбудить нас взрывом, разбудим их пулемётным огнём.
– А если он радиоуправляемый?
– А почему бы и нет? Я уже слышал о паре случаев…
Крутий был чрезмерно прозорлив и скор на ответы, что насторожило Егора: не пьян ли он?
– …Поговаривают, что невозможно обезвредить. И обнаружить тоже. Фугас-невидимка.
– Ты слишком осведомлённый для командира группы прикрытия. Может, в сапёры переведёшься, раз такой умный?
– Зачем? И какая разница – я всё равно здесь с вами?
– И то верно! Давай громозди своего стрелка и прожарь во-о-он тот куст… Нет, давай оба куста. Возможно, за ним откроется бугорок – и его тоже. И постарайся, чтобы не было сопутствующего ущерба… Ты, кстати не знаешь, дом за забором жилой или нет?
– Не знаю. Хочешь постучу по крыше из ПК?
– Очень остроумно, Юр!
– Да ладно ты, я пошутил!
Выпустив коробку стальных пуль из пулемёта, чей ствол двигался так, будто стрелок палкой ворошил пчелиный улей, Бис помялся и решил – этого недостаточно и лично выпустил ещё одну. Слушать со стороны этот жуткий грохот длинных очередей, эхом разносившийся по округе, было невыносимо. А ещё он не был уверен, что Фёдоров указал точное место, а он, соответственно – пулемётчику.
– Теперь достаточно? – спросил Стеклов, убирая руки от ушей.
– Думаю, надо расстрелять из КПВТ.
– Не получиться, – возразил Юра Крутий.
– Почему? – удивился Бис.
– Потому что для ведения прицельного огня из крупнокалиберного пулемета имеется оптический прицел с неподвижной шкалой прицеливания. Цена делений дистанционных шкал – двести метров. Ты не сможешь вести огонь ближе. Под ноги себе не выстрелишь, пулемёт слишком высоко. Он же не на колесном станке Харыкина…
– А это ещё кто?
– Дед Пихто.
– А если БТР поставить под углом, задрать противоположную сторону?
– Тебе делать нехуй?
– А ты что предлагаешь делать? Отправлять на фугас человека?
Егор прихватил Крутия за бинокль, висевший у него на груди.
– Сними. Есть идея.
С биноклем в руках Бис отправился на другую сторону, туда, где Фёдоров обнаружил смертоносный фугас, лёг на обочину, сполз ниже и скрылся из виду. Его не было видно пять минут. Потом он снова появился и позвал Фёдорова.
– Где его точное место?
– Ну, сейчас я вообще не смогу сказать, вы тут всё изрешетили из пулемёта.
– Хорошо, давай примерное. Держи бинокль. Я сейчас кину камень, а ты сориентируй меня относительно его падения, понял?
– Так точно, – удивился Фёдоров.
– Смотри! – Егор кинул первый.
– Левее… сильно левее…
– Я промахнулся. Давай ещё раз, – Егор подобрал осколок бордюрного камня поменьше и метнул снова.
– Правее, сантиметров пятнадцать и дальше – на полметра.
– Давай, ещё, – запустил Бис комок глины, не найдя ничего более подходящего.
– Уже лучше, товарищ старший лейтенант. Почти в самое яблочко!
Егор двинул ему по шлему:
– Не умничай мне тут. Дуй за пулемётчиком, – но в ту же секунду в голову Биса пришла идея: 'Что, если вместо камней бросать двухсотграммовые тротиловые шашки с капсюлем и зажжённым огнепроводным шнуром? – ручные гранаты сапёрам не выдавались за ненадобностью. – А для этой будет достаточно десятисантиметрового шнура. Хватит, чтобы запалить и, не торопясь, прицельно подбросить шашку к фугасу. Взрыв такой 'гранаты' в состоянии повредить приёмник сигнала радиоуправляемого фугаса, а если он 'по проводам' – токоведущие жилы и нанести урон куда больше, чем стрельба из пулемёта. Вдруг, получиться инициировать детонацию?' – Егор оглянулся. – Отставить пулемёт! Неси сумку минёра!
– Есть, товарищ старший лейтенант.
– Через минуту Фёдоров был у БТРа.
– Фёдор! Ну, чего там? – крикнул Стеклов солдату на дороге.
– Пока камни кидаем, – пожал плечами боец.
– Не понял, что они делают? – переспросил Крутий.