А К
Интервью
– Вытаскивать меня? – я встала и развернула коляску к себе, собираясь двигаться в сторону пятого гейта, – разве мы ещё не покончили с этим?
– Не раньше, чем самолёт взлетит. И даже тогда… Но там уже ребята подстрахуют.
Я почувствовала, что покрываюсь холодным потом. В моём понимании все проблемы заканчивались в момент успешного прохождения таможни. Но ведь в самом деле, ради такой флешки вполне можно и застрелить человека в переполненном зале ожидания. А можно попросту сбить самолёт. Где бы я была сейчас даже со своим даром, если б меня не страховали люди Корпорации?
Я заставила себя идти спокойно и ровно, хоть это и было нелегко. Нестерпимо хотелось скользнуть ненадолго в будущее, чтобы получить хоть какую-то уверенность. Происходящее в аэропорту я не предвидела, там была совершенно иная картина. Я посмотрела соседние гейты в поисках рейса на Стамбул. Посадка окончена, кресла около того гейта были пусты. Он располагался так же, через два от моего. Хоть что-то не изменилось.
– Всё, остановись, дальше пойдёшь одна, – скомандовала мне Диана, – да не бойся, просто проходи, спокойно, не замедляя шаг, но и не ускоряясь. Я тебя подстрахую. Всё тщательно спланировано, тебе нечего переживать. Иди и не оборачивайся. Поверь мне.
– Я верю, – моя правая рука рефлекторно сжала плечо женщины в молчаливой поддержке, – спасибо Вам. А вы останетесь здесь до конца? Может. вам тоже стоит улететь? ещё есть время пожить немного для себя и посмотреть на мир?
– Ты не единственная провидица, Инга. да и по правде говоря, не провидица вовсе. До четверга я уже не доживу, так что мне только и остается, что сидеть в своём кресле и цитировать Чехова.
– Чехова?
– “Можете быть уверены, настанут лучшие времена.… “ – торжественно продекламировала Диана, распрямляясь в кресле и показывая мне направление движения
“Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь…” – шепнула я непослушными губами себе под нос, двигаясь в сторону изрядно поредевшей очереди на посадку. Пожалуй, я смогу идти в одном темпе, ни разу не остановившись, как и просила Диана.
Не останавливаться. Не оглядываться. Можно вспоминать как там дальше у Чехова.
Эти слова я учила уже после школы. Раз наткнувшись на цитату в интернете и снова перечитав “Палату номер шесть”, я метнулась к биографии автора.
В школе Чехов прошел мимо меня, или я прошла мимо него, что будет вернее. Однако, перечитав биографию, оставаться к его произведениям равнодушной я не могла.
Как там дальше? Воссияет заря, настанет праздник. Я сделала ещё пару размеренных шагов.
“но воссияет заря новой жизни…” – шепнула я, как молитву.
Сзади раздался негромкий хлопок. В популярных книгах с описаниями перестрелок выстрел из пистолета с глушителем описывался именно так.
“Восторжествует правда!” – делаю шаг. Всё внутри похолодело, но я упрямо продолжала идти и не оглядываться. Мелкие волоски на шее встали дыбом, меня пробила противная дрожь. И никаких посторонних шумов. Ни криков, и топота ног.
“и на нашей улице будет праздник” – я держу темп, переставляя ноги и молюсь словами Чехова.
Эти секунды как будто растянулись на часы. Это не по настоящему. Такого не может быть. Тут же не снимают боевик, чёрт возьми!
“Я не дождусь” – шаг.
“издохну” – еще.
“зато” – шаг и ещё один хлопок.
“чьи-нибудь правнуки ” – шаг. Кто-то громко ахнул в толпе, я механически продолжала переставлять ноги.
“Дождутся”. Правой. Левой. Сзади раздался цокот когтей по каменному полу.
“ Приветствую их” – ещё пара шагов в такт.
“от всей души” – буквально в миллимерах от меня пролетает в прыжке служебная собака. Я шагаю. Резкий крик пограничника. Ещё шаг.
Запоздалые ахи людей тоже не сбивают меня. Сейчас важно идти.
Овчарка роняет на пол рослого мужчину передо мной чуть справа
“Вперед!” – и я шагаю. Собака коротко скулит и приземляется уже мёртвой.
“Помогай вам Бог!” – оставшееся несколько шагов до стойки. Краем глаза успеваю заметить чуть вздрагивающую заднюю лапку животного, спасшего мне жизнь и несколько окровавленных отверстий. От пуль. Следующим шагом пересекаю пустую стойку. ещё шаг. Работница аэропорта вжимается в пол за ней. Ешё шаг.
“Друзья!” – ещё шаг, и девушка вдруг вскакивает, бросаясь за мной.
“Благословляю вас” – я иду в том же темпе, но она так и не догоняет.
Я смотрю вперёд и в отражении на стеклянной стене перехода вижу всё, чего боялась. Лежащую без движения стюардессу, беспорядочно снующих мужчин в форме, склонившегося над собакой кинолога и наконец как финальный удар – пустое, упавшее на бок инвалидное кресло. И, словно сломанный манекен, субтильная фигура на полу поверх домашнего пледа.
“И радуюсь, радуюсь, радуюсь…” – окончание цитаты в голове звучит как горькая насмешка. Я поворачиваю, срываясь на бешеный бег изо всех сил.
“Какой смысл размеренно шагать среди апокалипсиса?” – подумала бы я, если ещё могла думать.
Но нет. Текст закончился и у меня банально сдали нервы. Включился инстинкт самосохранения. Я буквально залетела в салон мимо двух вежливых стюардесс, застывших в режиме ожидания и почти сбила с ног стюарда в проходе.
– Не спешите так, – начала говорить одна из них, – мы без вас никуда не…
И осеклась, видя, как вторая поспешно задраивает люк.
– Что ты… – зашептала чуть слышно на ухо коллеге
Та продолжила торопливо закрывать, отвечая совсем неразборчиво.
Стюард не замешкался ни на секунду. Ну ещё бы, на международные рейсы очень придирчиво отбирали персонал.
Бросив взгляд на споривших у прохода коллег, он успел увидеть и номер места на моём посадочном
– 37С? Пойдёмте, я вас провожу, – чуть коснувшись моего локтя, он ненавязчиво указал мне направление движения. Я была не в том состоянии, чтобы сопротивляться и устало согласилась:
– Пойдёмте.
С учётом того, что творилось около гейта, самолёт запросто мог и не улететь. И тогда всё зря. Но поволноваться по этому поводу я не успела – движение началось раньше, чем я успела застегнуть ремень.
Бодрый голос в динамиках сообщил:
“Дамы и господа! Добро пожаловать на борт! Мы отправляемся из Новосибирска в Душанбе. Наш самолет следующий в очереди на взлет. весь багаж должен находиться на полках или под креслом перед вами, ремни безопасности должны быть застёгнуты до выключения светового табло, спинки кресел должны находиться в вертикальном положении, откидные столики убраны. А теперь просим вас послушать правила безопасности…”
Я перестала слышать опостылевший текст, сосредотачиваясь на дыхании. Не думать о том, как я сюда попала, что за информацию получила, кем видит меня Корпорация, как там Андрей, какой ценой мне далось это вовсе не весёлое приключение, что будет с моей страной, что будет с миром.
Я закрыла глаза и попыталась осознать, что началась Мировая война.
Хотя на самом деле она началась пятнадцать лет назад и с тех пор не заканчивалась. Мы просто привыкли воспринимать эти отдалённые конфликты в разных частях планеты как нечто само собой разумеющееся, как строчку в новостях. Но если собрать воедино, то становится понятно, что международная напряженность нарастала очень давно. Русь же была едина и несокрушима как никогда. Нам сдалась на милость старушка-Европа, хоть и сохранила некоторую автономию, присоединилась вся центральная Азия, хоть и неформально. Внутренние конфликты погасли, а Беларусь с Украиной и вовсе уже почти сто лет никто как отдельные государства не рассматривал. Сначала как союзные республики, а теперь уже и вовсе часть единой Руси двадцать лет как.
Но осознание никак не приходило. В голове была полнейшая каша из кучи вопросов и впечатлений от недавних событий. Впервые за последний десяток лет, я чувствовала себя шестнадцатилетней беспомощной девочкой. Обычно я всегда знала что делать. Если всё же не была абсолютно уверена в своём решении, то знала кому позвонить и по какому вопросу проконсультироваться. А сейчас я не понимала ничего.
Самолёт пошёл на взлёт очень быстро, вопреки моему немалому полётному опыту, безо всяких проволочек, скорее наоборот, ускоренно. Я глянула вскользь через иллюминатор на удаляющуюся землю и отвернулась. На какое-то мгновение показалось, что я сейчас проснусь, медленно обведу взглядом комнату и облегчённо рассмеюсь в тишине пустой квартиры. Присниться же такое!
Человек, которого я любила всю жизнь, воскрес в теле юноши-журналиста, чтобы сделать мне ребёнка и вновь исчезнуть из моей жизни, как и двадцать лет назад.
Я притворяюсь мусульманкой, потому что на меня охотится вся русская мафия, чтобы в спешке покинуть страну, потому что предвидела, что через неделю попаду в эпицентр ядерного удара.
Одна из учредителей Корпорации, которая владеет всем бизнесом в этой стране, буквально от гвоздя до ракеты, оставляет мне бесценные данные и бесславно умирает в Новосибирском аэропорту, чтобы я могла спастись.
Последние четыре дня моей жизни выглядят как заголовки статей для жёлтой прессы. Как тут не надеяться на то, что всё это сон?
Как только значок с ремнём безопасности погас, люди вереницей потянулись в туалет, который был весьма “удачно” расположен справа от меня. Я подумала и всё же скинула свой головной убор. Всё равно по окончании полёта с маскарадом нужно было заканчивать тоже. Костюм был хорош, чтобы сойти за чужую среди своих, а не за свою среди чужих. Жуткая причёска, которую пришлось явить свету, меня уже почти не беспокоила. Всё в порядке, насколько это вообще возможно с учётом ситуации.
На какое-то время я просто выпала из реальности, очнулась, когда кто-то начал настойчиво тыкать мне в плечо. Я с раздражением обернулась. Напротив кресла стояла девчонка лет десяти примерно, и смотрела на меня с интересом.
– Как вы думаете, это всё было на самом деле? – спросила она, демонстрируя мне книгу, – я дочитала только что.
На обложке была нарисована весьма спортивная девушка в камуфляже и с короткой стрижкой. На её лице ярким пятном сверкали два глаза-изумруда. Название книги гласило: “Легенда о Дикой. детская версия”.
Я читала полноразмерную версию, когда мне было около двадцати пяти. Интересно, что выкинули в детской? В принципе, постельные сцены можно убрать без вреда для сюжета, но остальное? Эти все смерти и отсутствие хеппи энда? не слишком ли для десятилетки?
– Вполне возможно, – осторожно ответила я, – я читала её очень давно, и уже не помню толком, чем всё закончилось.
Взгляд снова зацепился за обложку. Иллюстратор, скорее всего, рисовал девушку с книжного описания. Я попыталась вспомнить, что там было про её внешность. Стройная, спортивная, с хищной пластикой и короткой стрижкой. Несколько раз упоминались те самые “изумрудные глаза”, которые, видимо, сильно впечатлили автора и выделялись на обложке. Ну не бывает у живых людей таких глаз.
– Она уходит и не возвращается, возможно, будет что-то делать в других городах? – перебил мысль любознательный ребёнок.
– Вряд ли она что-то делает сейчас. Этой истории без малого тридцать лет. Если Дикая до сих пор жива, она должна быть уже бодренькой респектабельной пенсионеркой… – я замолчала, осознав.
Изломанное тело рядом с инвалидной коляской. Респектабельная бодренькая пенсионерка. Её глаза не сияли изумрудами, как лицо девушки с обложки, но оттенок их был чистый, красивый и его вполне можно описать как изумрудный. Да и в остальном… стройная, с короткой стрижкой, непонятно-серого цвета волосы. Про пластику человека, передвигающегося на инвалидном кресле, судить сложно, по её мимика и плавные, царственные повороты головы определённо завораживали.
“Я люблю животных и умею находить с ними общий язык”
Служебная собака, наученная искать наркотики, без сомнения бросилась на человека, защищая меня. Кинолог, вероятно, будет ещё долго сомневаться в своей компетентности.
“Как вас зовут? – Ди… ана”
Какая, к чёрту, Диана, была в корпорации с истоков? Да и что это за имя для русской женщины?
“Я имею самый полный доступ” – вполне однозначно сказала она. И ещё: “Я не являюсь сотрудником корпорации… со временем сама поймёшь… не будем играть в шарады “.
– Получается, вы тоже читали её в детстве? – спросила девочка, округлив глаза от удивления. В таком возрасте тридцать лет кажутся чем-то вроде сотни. Целая жизнь.
– Чуть попозже, чем ты, – я постаралась одарить ребёнка тёплой улыбкой.
– Света, не приставай, пожалуйста, к незнакомым людям! – окликнула её мать, вышедшая из туалета, одновременно кинув на меня извиняющийся взгляд. Я кивнула ей и ещё раз улыбнулась.
– Ну мааам, – привычно протянула девочка, мечась между мной и матерью, и всё же ожидаемо с неохотой пошла на своё место.
Я вновь закрыла глаза и пристегнулась – мы попали в зону турбулентности. После всего того, что я пережила, придавать значение воздушным ямам казалось глупым и мелочным, так что я просто сидела спокойно, переживая внутреннюю бурю от очередного откровения, и какое-то время спустя даже задремала.
Слишком много всего навалилось, а впереди ждало ещё как минимум три перелёта. Мозг уже стал уставать от бесконечных приключений, так что никакие мысли не беспокоили.
Глава 4
Горячий сухой воздух, заполнивший легкие, как только я покинула здание аэропорта, помог мне осознать, что я сменила локацию.
Для меня самым знаковым моментом во всех поездках стал этот первый глоток местного воздуха. Везде он имеет свой неповторимый вкус. Кажется, я уже с закрытыми глазами угадаю, Рига передо мной или же Волгоград. И, как только лёгкие наполняются новым воздухом, всё, оставленное позади, в другой локации, становиться неважным, чужим, как будто это было не со мной. А я – только что родившийся человек, сделавший свой первый вдох и собравшийся кричать от радости. Усилием воли сменила чрезмерно вдохновлённое выражение лица на обычное серьёзно-деловое и огляделась в поисках такси.
Говорят, куда бы ты не полетел, от себя не убежишь, но я не очень согласна с этим утверждением. Я вот вроде бы убежала, как и каждый раз удавалось немного убежать. По крайней мере, в голове перевернулась страничка, и новый день настал.
– Куда едем, красавица? – на чистейшем русском обратился ко мне таксист, уловив мою пантомиму.
– В город, – коротко ответила я, садясь на заднее сидение раздолбаной шестёрки, которая, судя по виду, была старше меня.
– А адрес? – спросил тот, трогаясь с места
– Без адреса, в центр, всё равно куда конкретно.
Тот понятливо кивнул и замолчал на некоторое время. Я не обольщалась, это не та страна, где таксист просто молча везёт тебя, куда надо. Тут он и гид, и кулинар, и отельер, а его жена на рынке торгует коврами, шьёт одежду и воспитывает пятерых детей. Он расскажет тебе всё, что надо и не надо и на любую тему достойно поддержит беседу.
Даже если вдруг я решу поговорить про перспективы строительства в Московском конгломерате, то у него на стройке как раз сын работает. Или племянник в крайнем случае. Это со стороны крутых управленцев простой рабочий кажется мелочью, но на половину должностей можно было без проблем посадить если не разнорабов, то звеньевых точно, и без малейшей потери эффективности. Я работала на площадке и общалась с людьми, а потому никаких горделивых иллюзий о собственной незаменимости не лелеяла – специалисты в бригадах были и картину в целом видели многие.
Таксиста хватило ровно на девять минут тишины.
– А вы отдыхать приехали к нам? – осторожно поинтересовался для затравки он.
– Нет, я проездом, ненадолго. Просто решила посетить город, а не сидеть в аэропорту, – я упорно смотрела в окно, избегая встречаться взглядом. Немного страусиная политика – “если я не запомню его, то и он меня не запомнит”, но контактировать полноценно не хотелось, да и было не за чем. Лучше играть пафосную туристку, чем тратить силы на бесполезную и лицемерную “дружбу по-восточному”.
– Я могу вам всё самое красивое с машины быстро показать, – оживился он, – сто долларов будет всего. И обратно в аэропорт отвезу.
– Ещё и жена обедом накормит, – фыркнула я насмешливо, ничуть не скрывая иронии в голосе.
– Нет, но сам могу накормить. Жена умер, – в голосе мужчины прорезалось недовольство и хрестоматийный нарочитый акцент
– Простите, – я опустила глаза, стало немного неловко за своё развязное поведение.
Он не виноват ни в том, где родился, ни в моём распрекрасном настроении, так что стоило бы лучше держать себя в руках. К тому же в моих-то обстоятельствах задирать нос точно не стоит.
– Не ты её убиль. На всё воля Аллаха, – тот тяжело вздохнул и выдержал паузу, а затем продолжил, вновь переходя на чистый русский, – Любите вы о нас думать стереотипно. Таджик/узбек без разницы. Жена дома сидит, семь детей рожает, он на стройку в Москву уехал. или вот, стоит в аэропорту “экскурсия/такси/ночёвка”. А я узнал тебя, мы долго вместе работали. В институте тогда училась ещё, совсем молодая девочка была, добрая. Про жизнь спрашивала и про себя рассказывала. Про брата, про любовь. Ты мне кнопки в своём приборе давала нажимать, имя моё по буквам записывала и произносила, как говорить правильно на русском меня научила. И я рассказывал, что детей нет, не получаются дети, жена болеет, денег много на лечение заработать надо, так-то не лечат толком у нас. И ты понимала всё, сочувствовала, помогала… А теперь как все стала. Не узнала меня, лицо как кирпич, и шутить про жену. Эх, ладно. Ща везу тебя, в чайхона “Рохат” кушай, Парк Рудаки гуляй, памятник всякий смотри и дальше сам себе лушше знаиишь. Платить такси не надо, добрая таджика бесплатно красивый девушка везти.
Он сбавил ход и показательно плюнул в окно.
Я обречённо закрыла лицо ладонями. теперь стыдно было по-настоящему. Он стопроцентно прав. Я долго тренировала это снисходительное отношение и взгляд в сторону. Отвечать равнодушно, холодно, не заводить такие контакты. И теперь эта маска прочно приросла, стала будто настоящей кожей, а не оборонительным плащом. Это произошло плавно. Тогда я к людям относилась иначе, и в те времена много друзей на стройке завела. Прошло лет пять, и количество знакомств сократилось до минимума. Я перестала запоминать имена и лица рабочих, затем и бригадиров, потом прорабов. На любые вопросы отвечала язвительно, а своих и вовсе не задавала.Зачем спрашивать? Я сторонний эксперт, мне нельзя быть здесь своей. Люди врут, а верить можно только своему поверенному оборудованию. Воспользоваться чужим нельзя, даже если удобно, на минуточку и всего-лишь одна цифра нужна. Личную жизнь стала оберегать тщательно, и даже завела отдельный, новый номер телефона – только рабочий, который включался в восемь утра и выключался, как только я покидала объект. Но у старых знакомых мой номер остался. Сменить личный телефон я даже и не подумала.
Он остановил машину и вышел открыть мне дверь, желая ещё раз подчеркнуть свою обиду и моё высокомерие.
Пятнадцать лет назад (2015г)
“Никогда такого не было и вот опять!” – Я всплеснула руками горестно и устало приземлилась на ящик из-под прибора. Сердце ударялось о грудную клетку, причиняя почти физическую боль. Я уже знала это состояние, но думала, что подобное – давно пройденный этап.
Руководство этой организации хвалило меня так усердно, что я почти сама поверила в собственную значимость. И вот, приплыли.
– Я разберусь, разберусь, во всём разберусь, надо только понять, что именно мне нужно сделать, чтобы точно удостоверится, – бубнила я себе под нос, ничего вокруг не замечая.
– Конечно, разберус, очень умная Вы, – раздался голос моего случайного помощника.
Он немного отвлек меня от процесса самобичевания, вызвав приступ раздражения. “Хорошо им, ничего от тебя не требуется, кроме того, чтобы пеноблок поставить в нужное место! А я один раз ошибусь и всё кончено. Только бы не позвонили руководству. Вот бы уладить всё здесь, и тогда никто не узнает.
– Разберётесь, – в твёрдом голосе звучала сталь и три тонны яда, я невольно вдрогнула и сама, не подозревая, что способна выдавать подобные модуляции
– Разберусь … тесь, – старательно повторил юноша.
Он выглядел растерянным и явно не знал, куда деть руки. Сначала теребил выданный мною кусочек фанеры, а потом и вовсе спрятал за спину, начав едва заметно раскачиваться, всем своим видом демонстрируя готовность делать, то, что скажу ему я.
Я глянула на часы. Половина второго, парень должен был быть на обеде давным давно, однако не высказывал никакого неудовольствия по поводу того, что пришлось задержаться. “А ведь он даже постарше меня будет”, – подумала я, вглядываясь в лицо. Определить возраст человека другой национальности было сложно, и я обычно различала только три градации – юноша, мужчина и старик. И то, скорее по количеству седых волос в шевелюре.
Я для него примерно то же самое, что для меня – главный инженер. Не что высокое, недоступное. Почти небожитель.
Неожиданное озарение вернуло мне львиную долю временно утерянной было самооценки, позволило вынырнуть из состояния паники. Теперь я знала, что делать дальше и чем оправдать задержку перед начальством, и парень пока что был мне не нужен.
– Раз-бе-рё-тесь, – проговорила я по слогам, и голос на этот раз прозвучал привычно, – правильно говорить: “вы – умная, вы – разберётесь”. Иди на обед, и не спеши, я поговорю с бригадиром.
И поговорила, набрав номер без привычного внутреннего напряжения. “Здравствуйте, это Инга. Я человека задержала, пусть на обеде он тоже будет подольше и потом ко мне подойдёт, и мы продолжим, хорошо?” – фраза звучала достаточно властно и беззаботно.
дождавшись утвердительного ответа, я отключилась и поднялась с ящика. Нужно снять существующие конструкции, накинуть их на проект, нарисовать схему…
Может, ошиблась и не я в этих загадочных 3Д-моделях, а предыдущие подрядчики. Скандал будет определённо, и разбирательства, но уж я смогу доказать свою невиновность. И буду не обороняться, а нападать.
Так и вышло. Подробная схема спустя пару часов улетела в проектный институт, и там уже грянула буря. А я, ещё больше успокоившись, даже смогла запоздало пообедать. Это было как нельзя кстати, так как от подобных нервотрёпок джинсы уже начали сваливаться с моего изрядно отощавшего туловища.
.
Настоящее время.
– Фаррух, – четко произнесла я, хватая его за запястье. Что ж, меня всё ещё можно смутить, но не выбить из колеи надолго, – Как ты узнал меня? Я ведь очень… изменилась, да. Но тебя помню. И может быть, узнала бы тоже, но… тогда молодой застенчивый парень, а сейчас уже мужчина в годах, с сединой, патриарх семьи. Даже если бы я ожидала тебя тут встретить, вглядываясь в каждое лицо. Я помню тебя, но и тогда это было бы …
– Задача со звёздочкой, – он улыбнулся типичной восточной улыбкой, – так ты любила говорить. На той площадке было много таких задач, так что пришлось запомнить, – он улыбнулся, и я не без труда, но всё же считала с чужого лица знакомое выражение ностальгии, – Тебе следует быть осторожнее, восточные мужчины не смотрят на лицо, фигуру и причёску – это всё изменчиво и скрыто. Они узнают женщину по глазам.
В голове тревожно застучал молоточек. Следует быть осторожнее. Он говорит о вполне конкретной опасности? Знает, что я в бегах? Или же это просто пустой разговор, этикет красивостей? Ох уж эта манера говорить намёками. Полжизни прошло, действительно ли Фаррух остался тем самым Фаррухом?
– Скажи мне, пожалуйста по-европейски, вряд ли я могу позволить себе роскошь не угадать какой-либо твой тонкий намёк, – я тревожно уставилась в его глаза, опасаясь и в самом деле упустить хоть какой-то нюанс разговора
– Скажу. Любите же вы экономить время на действительно важном. Неспешная дружеская беседа, бриллиант изысканного комплимента, послеобеденное чаепитие… ладно, – оборвал он сам себя и продолжил уже совсем другим тоном, – Всем таксистам в аэропорту раздали твои фото, неделю назад. Сказали, ты будешь с таджикским паспортом, и скорее всего, здесь появишься. Имени твоего они не знают, да и сами не представились. Предложили сто долларов тому, кто отвезёт тебя по указанному адресу. В центр Душанбе, – он посмотрел на меня со значением, – ты красивая там, молодая, дорого выглядишь, я сразу понял, что жизнь у тебя хорошо сложилась. Чужая женщина. Совершенно не такая, как была. Но мы узнаём по глазам. Племянник в такси работает, он мне фото и показал. На тебя сказал похожа, у меня ж со стройки фото твоё осталось. В рамочке висит. А так я ковры плету, много одному не надо, а такси это, тьфу… Не нравится мне. Но тут я расстарался, посменно с племяшом дежурили, тебя ловили. Вот и узнал, да, очень ждал потому что, как дорогого гостя ждал. Думал, скажу тебе, обнимемся, посидим, вспомним старые времена гастарбайтерства… А ты приехала не такая… Сама выглядишь, как будто жизнь потрепала, а ведёшь себя… ох уж этот пафос московский… той женщине с фото и подошло бы, но не этой уж точно— он тяжело вздохнул и опять сплюнул показательно, – огорчился, конечно, очень, но ведь ты – всё равно ты. Спасать тебя буду, коли позволишь.
– Чтобы иметь успех в Конгломерате, надо отращивать зубки, – горько сообщила я прописную истину, – но кем бы не стала я, и кем бы не был ты, мог бы и позвонить, телефон прежний. И помню я тебя, как видишь. И возможности у меня совсем иные. Были. Теперь уже ничего не осталось. Весь мой успех уже считай и не существует, так что более ничем полезна тебе быть не смогу. Я теперь в жизни похуже тебя устроена: ни кола, ни двора. И криминал на хвосте. Ты тогда говорил, как присказку: “родиться на Руси, всё равно что в лотерею выиграть. Богатая страна, сильная страна…”. Что ж, свой выигрыш в лотерею я бездарно прогуляла получается. В сорок лет на стартовой позиции. Да даже хуже стартовой.
– Не говори так, Инга, – возразил он мне, – ну вот никогда не говори! Твой капитал – это не должность и деньги, а ты сама. Очень умная, сильная женщина. Добрая, хорошая, хоть и другой притворяешься! Эх, да все женщины актрисы. Зачем тебе в центр надо было-то? Не пошла же ты сама врагам сдаваться?
– Купить ноутбук и телефон, хоть какие-то. Тяжко сейчас быть оторванной от технологий.
– Хиджаб надень, сверху платок накинь, голову опусти и глаза закрой, в машину сядь обратно. Ни с кем не разговаривай и взгляд не поднимай, отворачивайся. Вот, держи, – он протянул какую-то тряпку, – там не сложно, разберешься. Только деньги мне дай, сам куплю. Вернусь, и домой поедем. А там уже решим, как вытаскивать тебя.
Слово “домой” пробудило неожиданное тепло в груди, и я села обратно в машину, опуская голову и пряча улыбку в порядком надоевшей чёрной тряпочке.
Я послушно просидела на продавленном сидении полчаса, сгорбив плечи и не поднимая взгляд. Всё тело под закрытой одеждой покрылось потом, так, что ткань безумно мешала и колола. Чувствовала я себя отвратительно, но на душе было странно спокойно. Я опять была не одна, мне помогал старый друг. Хватит ли только этой помощи? И надолго ли потеряет мой след русский криминал. Очень могучая и недооценённая сила. А я, дурочка, надеялась, что за пределами Руси всё закончится. Впрочем, Таджикистан ещё не настоящая заграница, хоть и сохранил свою аутентичность до сих пор.
План Фарруха был довольно прост и на первый взгляд вполне надёжен. Он перевозит меня в соседний Узбекистан, где, он уже уточнил, таксистам мои фотографии не приносили. А оттуда я лечу уже “туда, куда ему знать совершенно незачем, да и вообще… он в гости к родственникам ездил, новую жену смотрел, а русский языка почти забыл, десять лет в Русии не был, и больше туда ему не надо”.
Дом старого друга был вполне добротным и не сказать что бедным. Традиции, несмотря на спешку, мы всё же соблюли, и я была почти насильно накормлена великолепным обедом, хоть и приготовленным мужскими руками. А после мы попили чай из крохотных расписных пиал, наполняя неиспользованный ранее комплект горячей жидкостью бесчисленное количество раз.
Говорили всё больше о строительстве, а не о жизни. Но не так, как я привыкла на совещаниях, а с позиций рядовых сотрудников, для которых стройплощадка представала с совсем иного ракурса, чем сейчас. И, пару часов спустя, я неожиданно поняла, что скучать буду вовсе не по нынешним высотам, кабинету и статусу, а именно по тем, далёким временам, от которых так стремилась уйти наверх. И, наверное впервые с тех пор осознала, что наверное зря…
Выезжали поздно ночью, предварительно плотно и вкусно поужинав. Я приняла душ и получила комплект “настоящей” одежды, оставшийся от его покойной супруги. На границе не возникло ни проблем, ни простоев, пустили запросто. Я молчала, прятала глаза, Фаррух общался с таможенниками за двоих на своём наречии, из которого, стыдно сказать, за все годы я освоила только одно слово, и то неприличное.