Абай Тынибеков
Идущие

Полная версия

Глава третья

Прошло двадцать пять дней и ночей с той поры, как племена усуней выступили в дорогу на запад, покинув окрестности озера Лобнор. Проходя по сто шестьдесят ли в день и преодолев за это время почти четыре тысячи ли, шли они за передовыми дозорами, подступившими уже к берегу реки Юйтянь. После победного сражения с хуннами нападений больше не было. Ещё несколько дней тыловые дозорные сотни усуней видели на отдалении от себя небольшие хуннские отряды, но со временем и их не стало.

После долгого перехода с непродолжительными остановками на отдых, иногда приходившимися на места возле мелководных пересыхающих речушек, берега реки Юйтянь, густо заросшие высокими тугайными кустарниками с широкими кронами и обильной светло-зелёной листвой и покрытые вдоль них плотным травостоем, располагали к длительному отдыху, о чём и распорядился куньбек Янгуй, приняв решение разбить здесь лагерь.

Дабы использовать пастбища по обоим берегам, половина племён усуней во главе с куньбеком по обнаруженным бродам перешла на другую сторону реки и расположилась там.

* * *

Стояли жаркие дни. Река в эту пору уже начинала мелеть, но была ещё довольно полноводной и, слегка извиваясь средь утопающих в зелени берегов, плавно уносила медленный поток в сторону пустыни. На обильных пастбищах с обеих сторон от русла под присмотром пастухов пасся оголодавший и исхудавший за время долгой дороги скот. Установив юрты и разведя возле них костры, люди с наслаждением купались в реке, смывая с себя многодневную пыль. Женщины, шумно переговариваясь и смеясь, занимались приготовлением еды, стиркой и прочими хозяйственными делами, отмахиваясь от туч надоедливых насекомых, вылетавших из густой листвы кустарников. Дети не вылезали из воды, несмотря на окрики матерей, часто поглядывавших в их сторону и продолжавших при этом свои хлопоты. Ниже по течению реки воины купали коней, войдя в воду вместе с ними, – омывали их сильные тела и очищали гривы и хвосты от грязи и сорняков. Встревоженные птицы: вороны, сороки, сойки, галки и ястребы, обитавшие в прибрежных зарослях в большом количестве, долго кружили над рекой, не решаясь вернуться в свои гнёзда.

Небольшое пространство, где прежде царили покой и тишина, с приходом огромного количества людей и скота вдруг ожило и наполнилось разными звуками и всевозможными запахами, пугая дикую живность, что обитала здесь.

* * *

Наступил долгожданный вечер, принесший с собой прохладу и свежесть. Пришло время купаться женщинам. Ещё днём воины прорубили в кустарниках многочисленные подходы к воде и очистили их от срубленных ветвей и речных наносов. Теперь по этим проходам женщины, одетые в длинные холщовые одежды, направились для купания, на ходу расплетая длинные косы.

Иджими был недалеко от кибиток, окружавших полукругом, доходящим до реки, весь огромный стан, вытянувшийся вдоль западного берега. Он сидел на небольшом бугре и смотрел на закат, любуясь его красотой, оглядывал небосвод, в восточной стороне которого только начали появляться пока ещё очень тусклые, мерцающие звёзды. Шагах в ста от него горел костёр, там, о чём-то тихо переговариваясь, сидели воины ближнего дозора, рядом паслись их стреноженные кони. Такие же посты располагались по всей внешней стороне полукруга кибиток на расстоянии пятисот шагов друг от друга. Иджими с удовольствием подставлял лицо каждому дуновению лёгкого ветерка, при этом сладко зажмуриваясь и водя головой из стороны в сторону, чтобы ветер обдувал его. Поймав очередной свежий поток воздуха, он закрыл глаза и повернул к нему лицо, а когда вновь открыл их, то увидел невдалеке от себя кого-то сидящего на земле. Он с удивлением стал всматриваться, но понять, кто это, не мог.

– Эй, ты кто? – тихо спросил он.

– Я Джуйя, – ответил ему тихий девичий голос.

Иджими вскочил. Девушка тоже поднялась, пошла к нему, но остановилась в нескольких шагах. Иджими молча смотрел, как она перебирает пальцами две короткие косы, спускавшиеся чуть ниже её груди. На ней была надета длинная холщовая одежда, из-под подола которой виднелись босые ступни.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Иджими. – Все же купаться пошли.

– А я уже искупалась. Захотелось прогуляться перед сном, – чуть склонив голову набок, улыбнулась Джуйя. – Я помешала тебе?

– Нет, что ты… Я тоже вот… – начал было Иджими и запнулся на полуслове.

Девушка медленно обошла Иджими и, встав к нему спиной, смотрела на закатное небо. Юноша повернулся следом и растерянно оглядывал её с головы до ног.

– Красиво, – прошептала Джуйя.

Она выглядела немного младше его, была узкоплечей, хрупкой и на голову ниже Иджими. Юноша неуверенно шагнул сперва в одну сторону, затем в другую, наконец встал рядом с девушкой, в шаге от неё, и тоже стал смотреть на закат.

– Иджими, ты скучаешь по нашим краям?

Девушка повернула голову к Иджими. Улыбки уже не было на её лице.

Юноша посмотрел ей в глаза, опустил голову, теребя в руках травинку, и тихо ответил:

– Да, Джуйя, очень.

– Я тоже очень.

Девушка плавно опустилась на землю, обхватила колени руками и положила на них голову, устремив глаза на ещё светящуюся полоску неба. Иджими сел рядом и тоже обхватил руками колени, поглядывая то на закат, то на Джуйю.

* * *

Прошло десять дней, отведённых куньбеком Янгуем на отдых. Усуни двинулись дальше на запад, оставляя за собой истощённые пастбища вдоль Юйтяни. Последними от реки тронулись две тыловые дозорные сотни, подошедшие с восточной стороны и перешедшие её по бродам.

Глава четвёртая

Было раннее утро. Впереди, к северо-западу, лежали обширные благодатные земли, покрытые лесами, пастбищами, садами и виноградниками, – куньбек Янгуй давно знал об этом от передовых дозоров. Двадцатипятидневный переход усуней от реки Юйтянь завершался приближением к неизведанным землям. Позади, в десяти днях дороги, осталась крупная река, так же как и река Юйтянь, несшая оскудевшие воды с юга, от гор Кунь-Лунь, на север, к великой пустыне. По сведениям дозоров, повстречавших на её берегах редких пастухов с небольшим поголовьем коз, река называлась Со Цзюй, но главное, что им удалось тогда узнать, – там заканчивалась пустыня. Чуть позже дозоры замечали по правую руку от себя, в отдалении, небольшие конные отряды, но те ничего не предпринимали, продвигались, сопровождая их, и вскоре вовсе исчезли, что означало лишь одно: племена, обитавшие в тех местах, мирно пропустили мимо своих земель уходящих на запад усуней.

* * *

– Мне доложили, что здесь места густонаселённые. И люди другие, нежели мы и кто бы то ни был ещё в наших прежних краях. Мужского населения много. И вид у них странный. Все они глубокоглазые и носят густые и длинные чёрные бороды. И одежды необычные для нас. Главное, там, по правую руку, вдали, находится сильно укреплённый большой город, – куньбек Янгуй вёл своего скакуна и беседовал с Наби-беком. – Трудно нам будет понять их. Язык у них другой, незнакомый.

– Да, правитель, мы пришли в края, где до сих пор никто из нас не бывал. Ночью прибыли ещё люди от наших лазутчиков. Юэчжей здесь нет. Горы с южной стороны тянутся с северо-запада на юго-восток. По сведениям лазутчиков, это горы Памир. Другие горные хребты протянулись от этих мест на северо-восток. Это Тянь-Шань. Между ними долина, широкий проход в полторы тысячи ли. Это земля Давань. У них десятки городов-крепостей. Думаю, за Давань и подались юэчжи. Хотя может случиться так, что они расположились в предгорьях Тянь-Шаня с этой, восточной стороны, но дальше на север от этих мест. Лазутчики туда не доходили. Но больше здесь идти некуда. Вокруг одни горы, и проход только этот. Надо полагать, по нему и проложены караванные дороги из-за Давани на восток, – оглядывая дальние окрестности, задумчиво произнёс Наби-бек.

– Богатые земли. Вода, видимо, в изобилии. И для ведения торговли место весьма благоприятное. Вот и жизнь у них от этого всего другая… За такую землю народ, обитающий здесь, будет стоять до последнего. Нам бы пройти без сражений, как до сих пор удавалось на всём пути… Юэчжи, как я полагаю, либо побывали тут и ушли дальше, либо не попали сюда, а осели в тех предгорьях, о которых ты говоришь. Но если они всё-таки проходили эту долину и вступили в битву с местным народом, то нам не удастся сохранить мир. После сражений с юэчжами здешние жители и нас будут воспринимать как врагов. Это плохо… Но если юэчжи не оказались здесь или же им удалось как-то договориться и пройти без кровопролития, то и у нас есть такая возможность… К сожалению, мы этого знать не можем… – рассуждал куньбек Янгуй.

– Правитель, может быть, тебе послать к правителю Давани послов с дарами? – спросил Наби-бек.

– Может и так, но не воспримет ли он это за слабость? Исход в таком случае будет один. Нас не пропустят и попытаются овладеть всем, что у нас есть. А это уже война, и, даже если мы возьмём в ней верх, жить здесь спокойно и свободно не удастся. Разве что истребим всех. Не думаю, что это нам нужно. И времени на это уйдёт много, и мы значительно ослабеем. К тому же у них могут быть союзники за долиной. Наживать врагов в нашем положении смертельно опасно. А вот оказаться в землях дальше этих с их многочисленным народом, значит, оставить их между нами и хуннами. Вот что нам нужно, чтобы не жить как прежде, в постоянном ожидании нападения со стороны шаньюя, – резонно подметил куньбек Янгуй.

– Ты прав, правитель. Не для этого мы тронулись в путь. Как быть? Полагаю, что очень скоро их дозоры увидят нас и оповестят правителя об этом, – несколько удручённо произнёс Наби-бек.

– Я уверен, Наби-бек, что он уже знает о нашем подходе. Вот как мы поступим. Передай моё веление всем войскам идти строем и без моего сигнала не вынимать оружия, несмотря ни на что. Пусть дозоры Давани видят, что мы не имеем намерения нападать на них и на их селения. Может быть, их правитель поймёт наши истинные устремления и пропустит нас. Ну а если нет, будем атаковать всеми силами. Другого выхода я не вижу, – принял решение куньбек Янгуй.

– Повинуюсь, правитель, – с почтительным жестом ответил Наби-бек, развернул скакуна и направился к войскам.

* * *

Усуни продвигались спешно и молча, зорко вглядываясь в крупные дозорные отряды чужаков, что шли справа от них на небольшом отдалении. Даваньцы, не таясь, наблюдали за усунями, постоянно перемещаясь по ходу их движения и отправляя гонцов в сторону города-крепости.

Наступил вечер. В отличие от открытой равнинной местности, где сумерки наступают долго и плавно, здесь, в долине, окаймлённой с трёх сторон высокими горными хребтами, они опустились быстро и внезапно. Теперь вся вереница войск, обозов, скота и тыловых отрядов усуней освещалась удвоенным количеством факелов и хорошо проглядывалась со стороны, о чём строго повелел куньбек Янгуй. Дозоры даваньцев продолжали двигаться параллельным курсом с ними, но огней не запаляли и шли, не выдавая своих расположений. Куньбек Янгуй велел людям идти всю ночь.

* * *

На заре, когда на далёком восточном небосклоне едва забрезжил рассвет, куньбек Янгуй повелел всем остановиться для непродолжительного отдыха. Он понял, что они, пройдя за минувшие день и ночь почти четыреста ли, больше без отдыха для волов с повозками и для скота не смогут уже преодолеть даже пяти ли. Он, как всегда, ехал следом за тридцатью передовыми сотнями. К нему приблизился Наби-бек и повёл коня рядом. Все остальные беки располагались во главе своих людей, готовые вместе с ними исполнить волю куньбека. Оповещённые гонцами об отдыхе, все усуни тут же замерли.

– Что там, Наби-бек? – остановив скакуна и озираясь по сторонам, негромко спросил куньбек Янгуй.

– Всё пока спокойно, правитель. Похоже, мы прошли земли Давань и всю долину. Передовые дозоры вышли за горы на простор. Хребты Тянь-Шаня остались от них по правую руку, а Памира – по левую. Они подошли к реке, – ответил Наби-бек, вытирая широкой ладонью чёрное от пыли лицо.

– Это хорошо. Значит, нам удалось благополучно миновать эту долину. Невиданно, но мы прошли в два раза больше, чем проходили за один день, – почти три с половиной сотни ли и без единой остановки. Даже больше, – куньбек Янгуй посмотрел на Наби-бека. – Это сколько же в шагах будет, а Наби-бек?

– Я знаю, правитель, что один ли равен пяти сотням шагов, стало быть, десять ли – это пятьдесят сотен шагов, а сто ли – это десять раз по пятьдесят сотен шагов, и всё это ещё по три раза и ещё половина сотни ли. Сколько всего это будет, даже представить не могу. Очень много, – улыбнулся Наби-бек.

Куньбек Янгуй смотрел на него и тоже стал расплываться в улыбке, а затем и вовсе рассмеялся. Наби-бек не стал сдерживаться и тоже уже смеялся, сотрясаясь всем своим могучим телом. Они смотрели друг другу в лицо и долго смеялись, сверкая глазами и обнажая белые зубы.

* * *

Ещё через день, подойдя к берегу реки, что несла свои воды с гор Тянь-Шань на юго-запад, усуни встали на длительный отдых. За их спинами, на протяжении всего пути через земли даваньцев, по бокам от дороги лежало много погибшего скота, не выдержавшего долгого и тяжёлого перехода.

Часть вторая. II век до н. э. Средняя Азия

Глава первая

– Правитель, на дальних подступах к озеру вновь появились чьи-то дозорные отряды, – проговорил Наби-бек, обращаясь к куньбеку Янгую.

Они расположились на коврах из кошмы у дальней от входа стены в главной юрте правителя усуней. Над ними на ярком самотканом ковре висел полотняный белый стяг с изображением чёрного ворона.

– Да, мы пока ещё не так много знаем о том, что это за люди, но кое-что узнали, – задумчиво ответил куньбек Янгуй. – По донесениям лазутчиков, это, должно быть, воины местных племён тиграхаудов. Они из числа потомков некогда могущественного и многочисленного народа саков. Мы вошли в их земли, и они пытаются более точно разузнать, кто мы такие, какими силами располагаем и почему появились именно здесь. Насколько мне известно, они приняли к себе часть бежавших в эту сторону юэчжей и мирно уживаются с ними: выделили им пастбища и даже берут в жёны их дочерей, тем самым усиливаясь благодаря установлению новых родственных отношений. Как видишь, земли здесь обширные и благодатные. Много пастбищ с богатым травостоем. В воде нет нехватки. – И он пригубил молоко из деревянной чаши, которую держал в руке.

– Правитель, за всё время нашего пребывания здесь они ещё ни разу не попытались связаться с нами, и это очень настораживает. Они постоянно наблюдают издали, но при этом не выказывают нетерпения. Почему они так ведут себя? Или они не настолько сильны, чтобы дать нам отпор и попытаться выгнать со своих земель, или же чего-то ждут, а может быть, кого-то, помощь откуда-то, – не сводя глаз с правителя, выразил свои думы Наби-бек. – К тому же, как сообщают лазутчики, язык этих тиграхаудов очень схож с нашим. Оттого и сведения добываются столь быстро и, полагаю, являются весьма достоверными, хотя пока довольно скудными.

– Я уверен, Наби-бек, в том, что и им уже многое известно о нас. Юэчжи, живущие среди тиграхаудов, наверняка узнали нас и сообщили их правителю и о том, кто мы, и о том, откуда, и о том, почему мы вдруг оказались здесь, и, конечно же, о том, какими силами располагаем. Им многое известно. Поэтому они и не вступают в ненужные связи, а выжидают, чтобы понять, что мы теперь предпримем, каковы будут наши дальнейшие действия. Для них важно одно: пройдём ли мы через их земли в другие края или же попытаемся завладеть этой территорией. Вот от этого будет зависеть их поведение в отношении нас. А в том, что они стягивают сюда все свои силы, я сомнений не имею, – взглянув на собеседника, уверенно произнёс куньбек Янгуй.

– Значит, война?

Наби-бек вопрошающе вскинул густые брови, затем, задумчиво глядя на подстилку перед собой, на которой размещалась еда: сыры, творог, масло и мясо, – опустил на неё чашу с молоком и по привычке коснулся пальцами шрама на лице.

– Вот о чём мои думы, – разглядывая напиток в своей чаше, продолжил куньбек Янгуй. – Тиграхауды приняли бежавших от хуннов юэчжей, хотя понимали, что могут тем самым навлечь на свои головы немилость шаньюя Модэ. Почему они так поступили? Если они сильны и уверены в своей мощи, тогда зачем им нужны юэчжи, которых нужно содержать, с которыми нужно делиться пастбищами и с которыми даже сочли нужным вступать в родство? Они без особых усилий могли бы превратить юэчжей в рабов. Именно так и не иначе поступил бы любой сильный народ. Так почему они приняли такое решение, а не другое? Я долго думал над этим и, кажется, кое-что понял. Тиграхауды слабы и не имеют той силы, при которой не возникает нужда с кем-то объединяться либо принимать в свой народ кого-то ещё и относиться к нему как к равному. Вот в этом и кроется истинная причина радушного приёма пришедших юэчжей. Других мыслей на этот счёт у меня нет, и я уверен в том, что я прав. Наш приход в эти земли означает для тиграхаудов совсем иное, нежели появление малочисленных юэчжей, и они это видят, и их это очень настораживает. К тому же сведения о нас, полученные от юэчжей, полагаю, весьма тревожат их. И ещё. Думаю, у тиграхаудов нет союзников в ближних землях, иначе они бы уже давно дали нам понять, что мы нарушили их покой и обязаны немедленно покинуть территорию. – Куньбек Янгуй перевёл взгляд на Наби-бека. – Мы почти тридцать дней и ночей стоим здесь, а они, как ты правильно заметил, ещё ни разу не попытались связаться с нами.

– Правитель, – Наби-бек смотрел ему в глаза, – если я правильно тебя понял, то ждать мы больше не будем и сами двинемся на них?

– Наби-бек, – отведя взор и слегка улыбнувшись, продолжил куньбек Янгуй, – ты почти прав, но не совсем. Теперь, когда мы всё поняли о хозяевах этих земель, мы должны вступить с ними в переговоры и поставить в известность об истинных наших намерениях. Пусть они узнают всю правду: и о том, что нам нужны пастбища, и о том, что нам нужны земли для стойбищ, и, самое главное, о том, что нам, как и им, нужно мирное соседство. Иными словами, они должны поделиться всем этим без войны. Конечно же, им такие требования придутся очень даже не по нраву, но ничего теперь не изменишь. Мы уже здесь, обратного пути для нас нет и не будет. Дадим им на раздумья какое-то время, а дальше всё будет зависеть от принятого ими решения. В случае отказа возьмём всё это силой. Вот так и поступим. Такое решение будет самым правильным и в нашем, и в их положении. Всегда нужно пытаться сначала решить вопрос мирным путём, а военные действия отложить на второй план, и тогда тот, кто так поступит, окажется прав и по мнению своего народа, и в глазах противника. Только в таких случаях военные действия будут всеми поняты и оправданы, и только при таких обстоятельствах принесённые жертвы будут не напрасны. – Куньбек Янгуй замолчал, глотнул молока и вновь взглянул в глаза Наби-беку. – Слушай моё веление, Наби-бек. Ты отправишься к ним в ставку к царю Демиру и вступишь в переговоры от моего имени.

– Повинуюсь, правитель!

Наби-бек вскочил на ноги, склонил голову перед куньбеком Янгуем, приложив ладонь к груди, и быстрым шагом покинул юрту. Куньбек Янгуй хлопнул в ладони, и тут же на входе появился воин и замер в почтительной позе в ожидании велений правителя.

– Пусть срочно прибудут ко мне все дагяни, дуюйи, дали, шечжундали и кигюни, – повелел куньбек Янгуй вызвать своих старших помощников, носивших эти титулы.

– Повинуюсь, правитель.

Воин удалился.

* * *

Ставка тиграхаудов находилась на юго-восточном побережье огромного высокогорного озера, что лежало между двумя гигантскими горными хребтами, почти полностью окруженное ими.

Наби-бек с десятком своих воинов и в сопровождении такого же количества воинов тиграхаудов во главе с их военачальником медленно продвигались по дремучему ельнику, петляя, взбираясь по едва заметной лесной тропе всё выше и выше. Иногда тропа оказывалась зажатой между невысокими горными грядами, нависавшими над головами красноватыми выступами, прорезанными многочисленными водными промоинами, но когда они расступались, то вдали, на высоте, видны были ослепительно белые снежные вершины гор. Воздух здесь был невероятно чистый, прозрачный, с приятным смолистым хвойным привкусом, от чего дышалось легко, и иногда при глубоком вдохе ощущалось лёгкое пьянящее головокружение.

Ближе к полудню отряд выехал из леса на берег озера и оказался на тропе, идущей между узкой прибрежной песчаной полосой и горной грядой. Вода в озере имела зеленовато-чёрный цвет, и от этого водная гладь казалась продолжением ельника. В небольшом отдалении виднелось крупное стойбище. Как догадался Наби-бек, это и была ставка правителя тиграхаудов. Отряд неспешно направился в его сторону.

Даже на расстоянии было понятно, что стойбище довольно большое. Его центральная часть состояла из приземистых каменных жилищ, расположенных в определённом порядке, а по окраинам стояли многочисленные кожаные островерхие шатры, напоминавшие головные уборы тиграхаудов. День был безветренный, ясный и солнечный. Всюду возле жилищ клубился светлый дымок, уходящий прямыми струями вверх и растворявшийся в небесной синеве. Дикая, истинно природная тишина, царившая в лесу и слегка нарушаемая лишь пением птиц и жужжанием насекомых, по мере приближения к стойбищу отступила под напором всевозможных звуков, исходивших от крупного поселения людей, в котором протекала хоть и размеренная, но довольно активная жизнь. Уже стали отчётливо слышны голоса: и громкие мужские выкрики, и женское многоголосие, и детский смех, и всё это вперемежку с конским ржанием, мычанием коров, блеянием овец, лаем собак и множеством других звуков.

Вскоре отряд подступил к окраине стойбища. Сотня воинов тиграхаудов, разделившись надвое, встречала их у ближних шатров, образовав коридор и пропуская к неширокой дороге, уходящей ровной линией прямо в центр стойбища. В самом начале этой дороги располагались деревянные арочные ворота с небольшой площадкой наверху. Над ней на столбе висел огромный барабан, в который тут же стали ударять дубинками стоявшие по бокам от него два стражника. Встречавшие воины молча и очень внимательно, а некоторые, более молодые, с нескрываемым напряжением рассматривали прибывших гостей.

Как только зазвучал барабан, заметил Наби-бек, во всём стойбище тут же утихли людские голоса. Проехав ворота, отряд двинулся дальше по дороге, по бокам от которой молча скапливались обитатели стойбища. Они смотрели на усуней по-разному: кто со страхом в глазах, кто с удивлением, а кто и с явным интересом, при этом старики, мужчины и юноши большей частью смотрели с вызовом, старухи, женщины и девушки – с испугом, а малые дети бросали на них кроткие взгляды, прячась за своих матерей и крепче обычного сжимая ручонками их ладони.

Пройдя мимо окраинных шатров, отряд стал продвигаться между жилищами из камня, где дорога заметно расширялась, через какое-то время превращалась в огромную круглую площадь, за которой вновь сужалась, уводя так же прямо к дальней окраине стойбища. На площади военачальник сопровождающего отряда поднял руку, и все остановились. К ним тут же подбежали воины и замерли в ожидании. Военачальник спешился и посмотрел на Наби-бека, давая понять, что они прибыли. Наби-бек и его люди тоже сошли с коней и передали их поджидавшим воинам, а те бегом увели животных с площади.

В восточной стороне площади на невысокой деревянной платформе был установлен огромный трёхглавый шатёр, перед которым и на обширной террасе, и на ступенях стояла полусотня стражников. Воины сопровождения не спешивались и по кивку своего военачальника, развернув скакунов, умчались в обратном направлении, оставив его вместе с гостями.

Наби-бек рассматривал главный шатёр: в передней части его между двух столбов на верёвках была растянута хорошо выделанная огромная шкура какого-то животного с изображением лежащего оленя с большими и очень ветвистыми рогами. Вскоре двустворчатая деревянная дверь распахнулась, и из неё вышел мужчина средних лет с длинными седыми волосами, тяжело ниспадавшими на широкие плечи из-под островерхого кожаного головного убора с оборкой из пушнины. Он был облачён в тонкую кожаную рубаху, поверх которой надел длиннополый безрукавник из чёрной овечьей шкуры. Его штаны из тонкой кожи были заправлены в высокие кожаные сапоги, а талию стягивал широкий поясной ремень из красной кожи, за которым спереди виднелся большой кинжал с изящной изогнутой остроконечной рукоятью, похожей на рог. Мужчина замер, окинул взглядом площадь и остановил суровый взор на Наби-беке, оглядывая его с ног до головы. Двое стражников, стоявших за его спиной по бокам от двери, тут же закрыли её и вновь застыли, как истуканы. Наби-бек заметил, что все стражники похожи друг на друга, и их сходство исходило не от однообразия в облачении и оружии, а от того, как они стояли, от их поз: они располагались попарно, на равном отдалении друг от друга, каждый статно заложив левую руку за поясницу, а правой рукой держась за рукоять своего меча, висевшего сбоку, при этом глядя строго перед собой, словно не замечая ничего вокруг.

Военачальник, сопровождавший усуней, метнув быстрый взгляд на Наби-бека и слегка кивнув ему в сторону шатра, быстрым шагом направился туда и сам, легко и ловко поднимаясь по каменным ступеням, ведущим к бревенчатому настилу, образовывавшему большую террасу, где был разбит шатёр. Наби-бек последовал за ним. Остановившись в двух шагах перед седовласым мужчиной, военачальник молча склонил голову и приложил правую руку к груди, тем самым показав, что перед ними высокий сановник.

– Как зовут этого асия? – низким голосом, обращаясь к своему военачальнику, спокойно спросил седовласый, смотря прямо в глаза Наби-бека.

– Властитель, его имя Наби-бек, – не поднимая головы, ответил сопровождающий.

– Пусть его воинов разместят на отдых и позаботятся об их конях, – распорядился седовласый и, слегка склонив голову в сторону Наби-бека, тем самым выражая приветствие, повернулся к двери в шатёр.

– Будет исполнено, властитель, – отступая на шаг и выпрямляясь, ответил военачальник, быстро развернулся и спешно направился к ожидавшим усуням.

К Наби-беку подошёл один из стражников и замер перед ним. Усунь вопрошающе взглянул на седовласого.

– Оставь всё оружие, – пояснил тот.

Наби-бек отстегнул от пояса меч и вместе с кинжалом отдал стражнику. Приняв оружие, стражник продолжал стоять. Наби-бек вновь удивлённо посмотрел на седовласого.

– Плётку тоже, – указал седовласый на правый сапог, из-за голенища которого торчала плеть. Наби-бек вытащил её и тоже протянул стражнику, который, приняв и её, слегка склонил голову и быстро удалился.

Стражники открыли створки двери. Седовласый вошёл в шатёр. Наби-бек проследовал за ним.

В шатре после яркого солнца, казалось, царил полумрак. Седовласый замер и кому-то поклонился, приложив ладонь к груди. Наби-бек стоял за его спиной и пока никого и ничего разглядеть не мог.

– Правитель, прибыл посол асиев, – произнёс седовласый, продолжая стоять в поклоне. – Он назвался Наби-беком, но нам известен, как Наби-ван.

Только теперь он выпрямился и сделал шаг в сторону, повернувшись лицом к Наби-беку. Наби-бек увидел разостланные по всему шатру яркие ковры, в центре шатра – пылающий очаг, а у дальней стены – сидящего на широком, низком, обшитом белыми овечьими шкурами троне с высокой спинкой седовласого мужчину средних лет, очень похожего на стоявшего рядом с ним сановника, но в отличие от него облачённого во всё светло-бежевое. По бокам от трона, сжимая в руках рукояти мечей, так же неподвижно, как и стражники снаружи, стояли два огромных телохранителя.

Наби-бек в приветствии сделал шаг вперёд, приложил ладонь к груди и слегка склонил голову.

– Пройди сюда и присаживайся, Наби-бек, – услышал он спокойный голос правителя.

Наби-бек поднял взгляд. Правитель смотрел на него спокойно и приглашал, плавным жестом указывая на разостланные на ковре овечьи шкуры, бугрившиеся из-за больших подушек, подложенных снизу. Наби-бек взглянул на сановника, едва заметно кивнувшего в ответ и прикрывшего веки в знак разрешения подойти к правителю. Наби-бек медленным шагом, аккуратно ступая, обошёл очаг и приблизился к правителю. Сопровождавший его сановник тоже подошёл. Правитель указал на два мягких сиденья, лежавшие ближе к нему, по бокам от низкого деревянного столика с круглой столешницей. Наби-бек скрестил ноги и опустился на своё сиденье. Оно было достаточно мягким и удобным. Сановник также сел. Наби-бек понял, что первое впечатление о схожести во внешности между сановником и правителем оказалось ошибочным.

Из бокового шатра по правую руку от правителя, откинув полог на двери, вошёл воин и замер. Правитель слегка кивнул ему. Воин удалился, и вскоре вместе с ним вошли трое с подносами, на которых стояли кувшины и большие чаши. Они подошли к сидящим, поставили перед каждым чашу и, когда те протянули над чашами руки, стали из кувшинов аккуратно поливать на ладони воду, после чего подали куски чистой белой ткани, дабы можно было вытереть руки после омовения. Потом они всё забрали и удалились, вернувшись тут же с подносами, уставленными блюдами с едой. Расставив всё на столе, обслуживающие воины положили перед каждым сидящим деревянную ложку и покинули шатёр. На плоских глиняных тарелках, источая жар, лежали и мясо ягнёнка, и запеченная на углях рыба, и зажаренная птица, а также сваренный рис, сыры, творог, лепёшки и зелень. В больших глубоких чашах пенилось взбитое кобылье молоко. Правитель подался вперёд к столу, взглянул на Наби-бека и сановника и развёл ладони над едой, приглашая к трапезе.

– Прошу. Угощайтесь.

Он ложкой зачерпнул немного рассыпчатого риса и стал неспешно прожёвывать его. Наби-бек и сановник тоже приступили к еде. После того как все насытились, правитель взял в руку чашу с напитком и стал небольшими глотками отпивать, наслаждаясь свежестью и прохладой. Наби-бек и сановник последовали его примеру. Как только они завершили трапезу, воины убрали блюда и быстро покинули шатёр.

– Три дня пути в седле по горной местности до берега нашего тёплого моря – это довольно непростой переход, – задумчиво произнёс правитель, спокойно глядя прямо в глаза Наби-беку и при этом поглаживая широкой ладонью короткую седую бороду. Его большие, чёрные, как смоль, умные глаза, обрамлённые длинными белёсыми ресницами, заскользили по лицу Наби-бека. – Думаю, после отдыха в этих благодатных местах с чистейшим, прохладным воздухом и вкусной студёной водой из горных родников ты и твои воины быстро восстановитесь и обретёте прежнюю силу.