Алекcандр Ванин
Истории одного города…
Вообще, если бы Маркиз был заинтересован или хоть на немного сосредоточил свое внимание на картине за окном маршрутки, а не снимал все подряд с отрешенным взглядом, то он наверняка бы заметил, что жизнь здесь не слишком то изменилась. Точнее изменилась, но все-таки кипит – меньшим потоком, но ездят машины; на месте исчезнувших магазинов, офисов и банков, постепенно появляются новые; улицы и парки по прежнему заполняют люди, пусть и с другими лицами…
Однако с того самого встречи с военным, его поведение резко изменилось, как и желание продолжать путешествие. В памяти всплыли ролики из интернета, в которых некоторые журналисты и блогеры обвиняли правоохранительные органы республики в откровенном беспределе. Присутствовала даже информация о задержании людей по псевдо-обвинениям с целью последующего их выкупа их же родными. Но самое страшное для него было то, что многие из них были россияне. Пропитавшись этим страхом, он категорически не желал проверять их правдивость на своей шкуре.
Камера снова отключилась. Парень спрятав телефон, вышел на конечной остановке этого маршрута, сделал глубокий вдох и попытался разогнать свои страхи и собраться с мыслями. Снующие вокруг люди отвлекали внимание и он даже попробовал сосредоточиться на внешнем виде нескольких из них, пристально встречая и провожая их взглядом, но этого оказалось недостаточно, перед глазами всё время стоял тот самый военный. Теперь осталась крайняя мера – достав из кармана рюкзака пачку нераспечатанных, но подготовленных заранее сигарет, он не задумываясь подкурил от зажигалки лежавшей там же. Вообще он курил редко и в основном кальян в хорошей компании, но в моменты особого напряжения мог позволить себе и пару сигарет.
Спустя пару минут, так и не докурив до конца, он выбросил сигарету и бросился к маршрутке с надписью «Киевский проспект». Заняв место он снова включил камеру телефона и на экране, в беззвучном режиме вновь замелькали дома, деревья, люди.
* * *
– Дорогие мои, я снова с вами и мы по-прежнему в Донецке, – прежним смелым тоном сказал Маркиз глядя прямо в камеру. Отведя камеру в сторону он принялся снимать окружающие его дома и двор с полуразрушенной детской площадкой. – Ребята, это Путиловский район, хотя скорее то, что он него осталось. Вы знаете, – внезапно сменил тон он вновь навел камеру на себя, – когда водитель высадил меня на остановке со словами: «дальше никто не возит», я не знал что здесь будет так ужасно… Посмотрите, – приблизив разрешение и вновь отведя телефон в сторону продолжил он, – что стало с этим районом. Обгрызанные снарядами и пулями стены домов и стволы деревьев, выбитые окна и двери, разрушенные крыши… Не знаю, не могу сказать точно, – не спеша двигаясь вперед сделал он вывод, – но мне от чего-то кажется, что здесь совсем никого не осталось. Представляете, я даже ни одной собаки еще не встретил.
Камера продолжала снимать, а Маркиз видимо онемев от эмоций продолжал неспеша двигаться вглубь района. Дорога, пролегающая вдоль дворов, была усеяна лужами, довольно сильно напоминающими воронки от минометных снарядов. Просверленный осколками и пулями профильный забор вокруг футбольного поля, светился словно дуршлак. Приблизившись ближе, он заснял и кротовые норы хаотично разбросанные по полю, и беспорядочно развороченные, бывшие когда-то совсем новыми пластиковые красно-синие сиденья. Потом снова была разбитая дорога с разнесенными по клумбам кусками тротуарной плитки, прежде уложенной на тропинки ведущие к подъездам дома. И снова дома, которые по движению в направление аэропорта, все больше наминали изувеченный город, усеянный сломанными скелетами деревьев и бытовым хламом, гонимым ветром из угла в угол.
Он все еще молчал… Молчал и шел вперед. Где-то вдалеке послышались хлопки, характерные для залпов орудий, которые сменились разрывами снарядов содрагающих воздух. Маркиз остановился. Ему показалось что этот гром среди ясного неба доносился все громче и громче, так, будто удары этих снарядов приближались к нему. Он замер, стараясь даже не дышать, но несколько минут спустя все стихло.
– Ребят, я испугался, – признался он на камеру. – нет, честно, еще чуть-чуть и стало бы сердце. Я не представляю, как люди все это время пережили… А может все еще живут…
Он снова пошел вперед продолжая снимать окружающий его ужас. Еще большей жути ко всему прочему добавляли черные, как смоль тучи. Беспросветной пеленой они затянули небо над ним, оставив серый просвет где-то вдалеке.
– Ну что ребят, наверное придется вернуться в город. Снять себе номер в какой-нибудь недорогой гостинице, – снимая небо над головой, объяснился Маркиз, – сами понимаете, по такой погоде не на снимаешься. А завтра, я снова попытаюсь добраться до конечно цели, разрушенного Путиловского моста… Жаль сворачиваться… Очень жаль.
Не выключив камеры парень двинулся в обратном направлении, убрав телефон в карман куртки. Резкие порывы ветра, по– видимому и виновные небесной черноте, касаясь земли подрывали с нее всякий хлам вперемешку с листвой и вырываясь из подворотней, а иногда выскакивая из-за углов домов, швыряли весь этот мусор ему вслед, словно подгоняя его.
Однако пройдя всего сотню шагов, а может и того меньше, парень услышал странный пронизывающий воздух свист, исходящий из неоткуда и отовсюду одновременно и взрыв, где-то в паре кварталов отсюда содрагнувший землю.
Секундное замешательство Маркиза, сменилось оглушающей сознание паникой. Не видя другого выхода, он бросился к ближайшему дому, пытаясь укрыться в первом из попавшихся подъездов, но тот оказался закрытым. Тогда, не теряя надежды, парень устремился к следующей двери, но и она наглухо закрыта. Потом были еще двери и даже дома, но все оказалось четно пока от безысходности и накатывающейся на него «морской волной» страха, он вдруг не понял, что не в силах больше передвигаться, так как ноги вжались в землю будто каменные.
На грани безумия, под не прекращающееся взрывы снарядов, вцепившись в ручку одной из дверей, он без конца мотал головой из стороны в сторону, впиваясь взглядом то густо растущие деревья то в разбитые и полуразбитые гаражи, то следующие дальше дома, пока не заметил разбитое окно первого этажа слева от себя.
Не секунды не раздумывая, он закинул в него рюкзак и тут же, опершись на фундамент и вцепившись в остаток рамы, последовал за ним, с грохотом падая под подоконник.
– Вот дерьмо! – воскликнул Маркиз, заметив сочащуюся из ладони кровь. –Только этого и не хватало.
Сжав ладонь в кулак, которая после этого отозвалась острой болью, он принялся целой правой рукой шарить по карман штанов и куртки, глядя как из сжатого кулака капля за каплей капает его собственная кровь, в полумраке кажущаяся черной. Наконец, вынув из нагрудного кармана платок он кое-как перемотал руку и снова сжал ладонь в кулак.