–Ура! Мы с Дашей любим блинчики. – хлопая в ладоши обрадовалась София.
–Ага, особенно Даша. – сыронизировала мать, доставая из под кровати разбросанные тапочки. – Только для начала кое-кому нужно умыться и почистить зубки…
–Хорошо мамочка, – перебила её девочка, спрыгнув с кровати. – Только Даша пойдёт с нами.
–Кто бы спорил, – улыбнувшись согласилась Катенька и взяв Софию за руку повела в ванную.
Совсем скоро любящая мать и не менее любящая её дочь со своей куклой-подружкой сидели за столом небольшой, но уютной кухни.
Разыгравшееся солнце веселило их своими юркими лучами, снующим то по стенам, то по столу хозяйки и дарило непередаваемое чувство, пробуждающее в Катеньке надежду на то, что всё совсем скоро вернётся на свои места. Вот только одно её смущало и когда они были в ванной, где беззаботно шутили друг на другом нарочно брызгаясь водой, и сейчас , за столом с ароматными блинами, – ей все время казалось, что все это когда-то уже происходило с ними, что это какое-то дежавю. К тому же и в глазах Софии она не замечала прежней искры, словно угасающая пламя она исчезла во мраке ночи, оставив вместо залы глубокую печаль, ограненную пустотой.
Убрав со стала она взялась за мытье посуды, а София, приставив стул к окну, вскарабкалась на него и усадив Дашу на подоконник, принялась разглядывать двор.
–Мамочка, там столько деток гуляет… – с сожалением заметила она.
–Не грусти солнышко , я сейчас закончу и мы тоже выйдем прогуляться , – попыталась подбодрить Софию мать , но девочка словно не слышала её, только бормотала что-то не разборчивое себе под нос.
–Что ты там говоришь? Здесь вода шумит, я не расслышала.
–Слишком поздно… – уже громче повторила девочка, не отрываясь от окна.
Катенька застыла с тарелкой в руках. Никогда прежде она не слышала от неё такого отчаянного безразличия, от чего не смогла подобрать нужных слов, однако едва она собралась с мыслями, как из коридора донёсся глухой стук в дверь.
–Я на минутку, хорошо? – отложив тарелку, предупредила она Софию, но так и не сумела покинуть комнату.
Поднявшись на табурет, девочка повернулась к ней лицом. Крохотные слёзы стекали по её щекам и падая на кожаную обивку стула разлетались по сторонам.
–Не оставляй меня, мамочка! – взмолилась София, – Прошу тебя, не открывай двери…
–Ну что ты… что ты, милая? Я ведь на минуту всего… – подбежав к дочери, принялась успокаивать её Катенька.
–Не оставляй меня, мамочка! – Безустанно твердила девочка, будто заезженная пластинка.
–Я никогда не оставлю тебя, – шептала Катенька, прижав к себе дочь. – Слышишь? Никогда…
Но, как назло, в двери продолжали стучать. С каждым разом все сильнее и сильнее, отчего Софии становилось ещё хуже. Её маленькая тело охватила жуткая дрожь. Она то и дело пыталась вырваться из материнских объятий, постоянно твердя: – Не оставляй меня… не оставляй меня.
Приложи в ладони к лицу дочери, Катенька склонилась и попыталась заглянуть в её глаза, чтобы казаться убедительней:
–Софи… – начала она, но оборвалась, заметив, что успокаивает не дочь, а ту самую девочку из сна, что приснился в ванной.
–Там так холодно, мамочка… И совсем никого нет… – Загадочно говорила черноглазая Софи – не оставляй меня, мамочка…
Застывшая от испуга Катенька ничего не отвечала. Последнее что она почувствовала – это неимоверная слабость в ногах. Мгла из Софииных глаз перешла на неё, проникая безболезненно в её сознание через взгляд и увеличиваясь стократно с каждым ударом сердца, которые доносились все реже и реже. Спустя мгновение Катенька потеряла сознание.
* * *
Очнулась хозяйка квартиры от залпов оружия, содрогающих оконную раму. Ужасная головная боль прижимала её к кровати. Единственное, на что ей хватило сил – это оглянуться по сторонам.
–Ну, слава Богу! – обрадовалась Зоя Михайловна, расположившись на том же ложе у ног девушки. – Что ж ты пугаешь старуху то? Всю ночь ждала, пока ты очнешься.
–Что произошло? – едва слышно прохрипела Катя . – Где я?
–Не волнуйся, родная, ты дома. – объяснила старуха. – Мы с Гришей Семёновым нашли тебя на кухне, без сознания.
–На кухне… – повторила за ней Катенька в недоумении.
–На кухне, – подтвердила соседка, – прям на голом полу. Ты так странно вела себя вчера утром, что я решила вновь заглянуть, но на стуки в дверь ты не отреагировала. Я испугалась– не случилось ли чего. Хорошо, что Гриша спускался, из 124 квартиры, вот и помог, значит, двери сломать.
–Сломать?.. – переспросила девушка, все ещё не понимая, что произошло.
–Ну да. Ты не волнуйся, уже и починили, пока я с тобой тут возилась.
–А где София, Зоя Михайловна, – щурясь от боли, поинтересовалась Катенька. – Где моя девочка?
–Ох, доченька ты моя, – придвинувшись ближе, выдохнула старуха, – запамятовала видимо, от горя то. Нет с нами Софии, больше месяца уж нет…
– Как это? Как нет? – выкрикнула Катенька, пытаясь подняться. – Что вы говорите, Зоя Михайловна.
От волнения лицо Катеньки раскраснелось, а головная боль стала совсем невыносимой.
–Где моя дочь? Говорите, прошу вас, – вымолвила она сквозь слезы. – Почему вы молчите?
Не выдержав, разрыдалась и Зоя Михайловна. Сжав трясущиеся руки Катеньки в своих ладонях, она долго не могла подобрать слов. Лишь по-матерински ласково заглянув в глаза девушки, с трудом выдавила из себя несколько фраз:
–Как бомбить начали, наш район-то, так и зацепило Софийку осколками…
Убежище
Узкий проход, идущий между несущими стенами подвального этажа, разделяющими его на десяток комнат, пригодных лишь для обитания комаров и прочей нечисти, был пропитан зловонной сыростью и непроглядной тьмой, однако только он мог привести чету Ломакиных к единственной освещенной комнате расположенной в глубине строения и выдающей себя едва различимым силуэтом двери, очерченной вырывающимся наружу светом.
Глава семейства – Глеб Васильевич, двигался первым, держа в правой руке небольшой, размером с зажигалку фонарик, освещающий им путь блекло-молочным светом, а левой придерживает спортивную сумку, висевшую у него на плече. Будучи профессиональным строителем он машинально высчитывает пройденное им расстояние от круто-спадающей бетонной лестницы, соединяющей первый этаж и подвал, до конечной цели. Несколько минут назад он делал тоже самое, когда вел семейство вдоль высокого фундамента этого дома, больше напоминающего цокольный этаж старинных застроек, под кананадой оглушительных взрывов содрогающих землю, которые доносились отовсюду вместе с ослепляющими вспышками яркого света. Вслед за ним, без конца чихая, шла его супруга Ольга – хрупкая женщина тридцати лет. Пустынные комнаты вторили ей короткими отголосками, угасающими где-то в их пугающей глубине. Она так же несла сумку на плече, но уже обычную женскую, а свободной рукой держала руку их двенадцатилетнего сына – Артёма. Он замыкал цепочку и время от времени ударялся о спину матери, не успевая реагировать на ее команды.