Посвящается барону О.
Пролог
Стояла невыносимая жара. Воздух был переполнен нестерпимой влагой и духотой. Удушающий аромат тропических растений обволакивал священный город плотной пеленой дурмана. Правда городом это туземное поселение, расположенное на острове огромного озера вряд ли можно было бы назвать, если посреди раскинутых в хаотичном порядке тростниковых хижин не возвышались две огромные пирамиды.
Сегодня у их подножия собрались все местные жители, которых набралось бы сотни четыре. Великий народ и потомки великих народов стояли в молчаливом напряжении, обратив свои взоры строго в направлении жертвенного алтаря. Здесь были и женщины, и мужчины и даже дети. Зависшая пауза тишины словно предвещала, что сейчас должно произойти нечто невероятное. Город оглашали лишь естественные звуки природы.
Неожиданно окружающую какофонию из трели тропических птиц, рёва обезьян и людского гомона, разорвал звук ритуальных барабанов, в которые громогласно ударили языческие музыканты.
На верхней площадке пирамиды, где расположился колонный храм, сразу же показался человек. Его крупное мускулистое тело обтягивала кожа гигантской анаконды, а на толстой длинной шее висело множество амулетов. В левой руке он держал сверкающий жезл, отлитый из чистого золота и увенчанный головой всё той же змеи. Её широко раскрытая зубастая пасть говорила о том, что она готова в любой момент обречь свою потенциальную жертву на страшную и мучительную смерть.
Небо озарял кровавый закат солнца.
Начинал совершаться обряд поклонения одному из тринадцати божеств. В вечерний час, когда день сражался с ночью, это божество теряло свою силу и требовало её восстановления через принесённых ему жертв.
Рядом со жрецом появились ещё несколько глав племени. В их руках зловеще сверкали лезвия ритуальных ножей.
Вот из свода пирамиды под конвоем людей с копьями вывели трёх жертв, происходящего ритуала. Внешне они довольно сильно отличались от жрецов и собравшейся у подножия пирамиды толпы. И цветом своей кожи, и одеждой и чертами лица эти пленники больше напоминали представителей европеоидной расы. Правда сейчас лица несчастных искажала гримаса боли, отчаяния и застывшего в широко раскрытых глазах ужаса.
Народ внизу пирамиды оживился при виде пленников и стал ликовать, предвкушая зрелищное жертвоприношение. Главный жрец поднял правую руку и первую жертву опустили перед ним на колени. Один из помощников занёс большой ритуальный нож над шеей жертвы и, в секунду, быстрым ловким ударом полностью отсёк несчастному голову, которая тут же скатилась по каменным ступеням к подножию пирамиды. Тело убитого несколько раз содрогнулось в крепких руках своего палача, а затем, отпущенное, безжизненно упало у ног жреца, ещё некоторое время, исторгая потоки бурой крови.
После свершившегося ритуального убийства под дикий гвалт ликующей толпы прислужники вывели на храмовый алтарь следующего пленника. Его тоже принудительно опустили на колени. Но палач на этот раз не успел даже замахнуться ножом, как оглушительным эхом по всему острову разлетелся единый оружейный залп. Облако едкой дымной пороховой пелены моментально окутало весь город.
Вслед за огнестрельной канонадой из джунглей стали выбегать солдаты. Они появились дружной ордой, словно нахлынувшая на берег волна прилива с белым пенным гребнем. Их железные латы и шлемы ярко и устрашающе сияли в лучах заходящего солнца.
От неожиданности и испуга туземцы бросились врассыпную. Да и сами жрецы, застигнутые врасплох, оставили своих пленников на алтаре и поспешили укрыться в храмовом комплексе пирамиды.
Боевой клич напавших солдат и истошные крики убиваемых ими жителей острова в одно мгновение слились воедино. Несмотря на внезапность атаки, мужская часть населения города быстро пришла в себя и, взявшись за оружие, которое состояло из копий, ножей и стрел, начала оказывать неожиданно напавшим захватчикам жёсткое сопротивление. Но безуспешно было давать отпор солдатам, вооружённым ружьями, мушкетами, рапирами и клинками.
Тем временем, пока шла резня, главный жрец вместе со своими прислужниками спустился по внутренней лестнице пирамиды в большой ритуальный холл со сводом и колоннами. Дневной свет поступал сюда лишь из единственного узкого входа, поэтому для полноценного освещения помещения в его стены были вставлены десятки факелов, а в двух больших каменных чашах полыхала горючая жидкость.
Неожиданно в ритуальном зале раздались шаги солдат и бряцание их железных лат и оружия. Из узкого входного коридора они хлынули внутрь пирамиды, словно потоки воды после сезона дождей в пересохшее русло.
Жрецы не успели опомниться, как оказались окружены. Главного хранителя пантеона тут же схватили и подвели к самому высокому и хорошо одетому из солдат. Явно командиру. На нём был сияющий шлем, украшенный перьями и стальная кольчуга, под которой виднелась чёрная туника. Шею обвивала толстая золотая цепь. Худощавое лицо этого человека пересекал словно шрам, сжатый сухой рот. Глаза его казались бездонными, как глубокий колодец, а крючковатый, тонкий нос придавал взгляду вид хищной птицы готовой растерзать свою добычу.
Человек в кольчуге окинул ястребиным взором пленника и алчно уставился на его украшения; золотой жезл, амулеты и прекрасное ожерелье. С выражением ненасытной жадности он тут же сорвал с его шеи жемчужное украшение и отобрал ритуальный жезл. Жрец что-то выкрикнул и попытался вырваться из рук захватчиков, но те не дали ему ни единого шанса, направив остриё своих копий в самое его сердце. Тогда зал наполнился хриплым и пронзительным голосом жестокого идолопоклонника.
– Сеньор, – обратился один из солдат к высокому господину, – он утверждает, что ожерелье принадлежит их богу, и если вы его заберёте, страшное проклятие падёт на вашу голову, превратив вас после смерти в ходячего мертвеца.
По всей видимости, этот воин давно жил в здешних краях и понимал язык местных жителей, являясь переводчиком.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся в ответ господин. – Во-первых, я теперь граф, не забывай!
– Извините, ваша милость, – поспешил исправить непростительную ошибку переводчик.
– А во-вторых, прежде чем я огрею тебя рапирой по шлему за неуважение, я повешу это ожерелье себе на шею и буду носить его до самой смерти, которая придёт ко мне гораздо позже, чем к этому суеверному дикарю!
И тут же, в подтверждение своих слов, граф надел жемчужное украшение, ловко сомкнув на шее его застёжку в виде головы змеи с изумрудами вместо глаз.
Ожерелье было чудной работы, а крупный жемчуг редкого сорта прекрасно сочетался с золотой цепью военачальника.
– А теперь, – сказал граф, – я отомщу этому негодяю за наших лучших людей, захваченных в плен и казнённых на жертвенном алтаре, – и, махнув клинком, словно громовержец зигзагом молнии, он перерезал жрецу горло.
Солдаты сразу отпустили бездыханное тело индейского волхва, и его безжизненная туша рухнула на каменный пол, изливая из раны целый поток крови.
Всю ночь над островом разносились крики людей и звон оружия, а ночная мгла озарялась пожарами ветхих строений. В городе воцарились смерть и разруха. К рассвету он полностью пал. Земля в нём настолько пропиталась кровью, что окрасилась в красный цвет.
Все помощники жреца были убиты и вынесены из пирамиды, а в его ритуальном помещении располагались теперь только несколько военачальников. Огромный зал как нельзя лучше подходил для их штаба. Одним из командиров являлся представленный выше граф. Он с большим интересом, как и остальные его соратники, осматривал внутреннее убранство пирамиды.
Помимо колонн из красного камня, стены святилища украшали золотые маски, изображавшие разных языческих богов. И даже несмотря на небольшой полумрак, они ярко светились от всполохов пламени.
Вдруг в стене едва слышно приоткрылась потайная дверь, и из скрытого за ней помещения появился один из прислужников жреца, незаметно ускользнувший туда от солдат во время всеобщей неразберихи и хаоса.
Его метнувшаяся тень заставила пламя факела предательски встрепенуться. Граф немного насторожиться. Он внимательно осмотрелся, но никого не заметил. Однако, в ту минуту, когда граф решил продолжить осмотр пирамиды, прислужник жреца выбежал с диким криком из её самого тёмного угла с ритуальным ножом в руке.
Граф резко обернулся на крик, но было уже слишком поздно, чтобы предотвратить роковой удар. Там где у него оканчивался ворот кольчуги, через секунду уже торчала витая рукоять ножа. Граф захрипел, схватился двумя руками за нож, и, не понимая, что совершает ошибку, одним резким движением вытащил его лезвие из своей плоти. Кровь тут же полилась на латы, стремительно унося силы и жизнь из тела. Пошатнувшись, он сделал несколько шагов и рухнул как скошенный сноп.
Узрев происходящее, к нему на помощь тотчас бросились стражники. Пытаясь оказаться за распахнутой в стене дверью быстрее их, жрец сорвался с места со скоростью дикой кошки. Но вовремя подоспевшие к потайному ходу солдаты нещадно закололи его своими рапирами.
Один из военачальников приблизился к лежащему на полу в луже собственной крови графу, опустился перед ним на колени и приподнял ему голову. Граф издал предсмертный хрип и, широко раскрыв на последнем выдохе глаза, умер.
Военачальник аккуратно опустил его голову, снял с себя окровавленными пальцами шлем и медленно выпрямился, замерев на минуту в траурном молчании.
– Возьмите тело, его милости, – обратился он к стражникам, обступившим роковое место, – вынесите на улицу и похороните в отдельной могиле, рядом с погибшими сегодня в бою товарищами. А этого, – и он небрежно указал на заколотого ими жреца, – бросьте у подножия пирамиды и пусть туземцы сами погребают его.
Отдававший приказы ещё раз взглянул на графа, лежащего в луже собственной крови и на миг ему показалось, будто у того на груди что-то зашевелилось. Однако присмотревшись внимательнее, он понял, что это была лишь игра теней от факельного огня, бросающего свои отблески на прекрасное жемчужное ожерелье на шее убиенного. Просто застёжка в виде головы змеи немного сбилась и её глаза, выполненные из драгоценных камней, сверкали теперь неописуемым дьявольским блеском.
Военачальник протянул было руку к прекрасному ожерелью, но, вдруг тут же отдёрнул её, словно от раскалённой докрасна головни; выпрямился, одел шлем и покинул помещение.
Начинался очередной вечерний закат. Некогда прекрасный город был почти сожжён и теперь представлял собой лишь раздуваемое ветром пепелище. Только две пирамиды по-прежнему величественно возвышались над островом. У самой подошвы одной из них были выкопаны несколько свежих могил. Четверо солдат в помятых латах поочерёдно опускали в них своих убитых товарищей. В одну из таких могил опустили и тело графа.
Пока воины возились с погребением, наступила кромешная, непроглядная темнота, накрывшая священный город, словно чёрным одеялом. Это произошло почти мгновенно. Словно кто-то в глубоком подвале без какого-либо доступа света задул разом все свечи.
– Ничего, засыплем остальные могилы землёй завтра утром, как только начнётся рассвет, – промолвил один из солдат. – На ночь же выставим караул, чтобы изголодавшиеся звери не смогли чего доброго полакомиться покойниками. И разведите костры вокруг организованного нами стихийного погоста. Встанем здесь лагерем.
И тут же в наступившей ночи, словно в подтверждение высказанных солдатом опасений стали раздаваться жуткие рыки диких лесных хищников.
Не прошло и получаса, как прямо у входа в пирамиды был разбит военный лагерь. И всё-таки многие воины не спешили ложиться спать в расставленные шалаши, а сидя у костров, с удовольствием любовались добытыми в кровопролитном сражении трофеями, и пили вино. У тех же могил, которые не успели засыпать землёй, выставили караулы.
Однако люди были настолько утомлены, что голоса их понемногу начали умолкать, и уже через час даже никто из часовых не смог заметить, как к одной из вырытых ям, приблизились два солдата.
– Давай быстрее, – сказал тихо, один из них другому, – такое сокровище не должно пропасть. Как договаривались – тебе цепь, а мне ожерелье. Я обещал одной знатной даме, на которой собираюсь жениться, привезти что-нибудь из этого похода и то украшение как нельзя лучше подойдёт ей для подарка.
– А ты уверен, что пропажи не заметят? – засомневался второй голос.
– Не беспокойся, поутру мы зароем графа землёй, и никто ничего не узнает, – успокоил первый. – А упускать такой случай я не намерен. Лучше почаще оглядывайся, чтобы нас не увидели, – и говоривший человек смело спрыгнул в свежевырытую могилу.
В её недрах ненадолго возникла какая-то возня, а через несколько минут и вовсе раздались крики, состоящие в основном из нецензурной брани.
– Чёрт возьми, нас опередили! Здесь – нет ни трупа, ни драгоценностей! Я совершенно ничего не понимаю, – в голосе говорившего слышались раздражение, недоумение и досада. – Подай-ка мне руку, чтобы я мог выбраться, – обратился он к товарищу, который склонился над могилой и смиренно ожидал пособника в мародёрстве.
Но едва товарищ протянул подельнику руку, как кто-то с силой отдёрнул его от края могилы в темноту.
– Эй, что за шутки!? – возмутился тот, который находился в яме, внезапным исчезновением помощника. – Ты меня вытащишь из этой чёртовой могилы или нет? Куда ты исчез?
Но ответа на его вопросы не последовало. Вообще всё стихло. Даже не стало слышно пения ночных птиц и крика павианов.
– Ну, погоди! Сейчас я вылезу и задам тебе, – проговорил он с угрозой в голосе и вытащил из ножен короткий испанский клинок.
Упираясь ногами и втыкая остриё клинка в землю, мародёр самостоятельно, хоть и с большим трудом всё-таки выбрался на поверхность. Оказавшись наверху, его внимание сразу привлекло какое-то движение рядом с могилой. Напрягая всё своё зрение, он вгляделся в темноту и увидел ужасающую картину.
На земле молча лежал его товарищ, совершенно не реагируя на окрики. Над ним же склонилось нечто, напоминающее своими бесформенными очертаниями человека. И этот, если его можно так назвать, человек, вцепившись несчастной жертве в шею, судя по ужасным характерным звукам, теперь высасывал из неё кровь.
Неудачный расхититель гробниц вскочил на ноги, чтобы бежать, но попытка провалилась. Дрожь в коленях от охватившего его страха не дала ему сделать этого. Из-за поднятого им шума нечто оторвалось от своей жертвы и обратило свои огромные горящие глаза теперь на него. Мародёра словно парализовало.
Черты лица чудовища почти не проглядывались при слабом свете луны, едва пробивающейся через сомкнутые мощные кроны деревьев. Но длинные зубы с капающей с них свежей кровью, неудавшийся мародёр всё-таки рассмотреть сумел. Чудовище зашипело, словно змея и быстро поползло в направлении своей новой жертвы.
Горе расхититель гробниц вновь попытался бежать, но, то ли ужас от происходящего, то ли внезапно напавший столбняк, по-прежнему не позволили ему даже сдвинуться с места. Наоборот, пальцы его разжались, и клинок гулко упал на камни. Несчастный попробовал закричать, однако голос так и не вырвался через предательски накрепко сомкнутые уста.
Нечто, с шипением подползло к нему, резким толчком опрокинуло на землю и навалилось сверху всем своим чудовищным весом. Только теперь бедняга смог рассмотреть своего палача во всей красе; вытянутое бледное лицо, крючковатый, длинный нос, путанные седые пряди и огромные передние клыки.
Худые и холодные как лёд пальцы с длинными ногтями, обхватив голову своей новой жертвы, с невероятной силой запрокинули её, а острые клыки чудовища звонко клацнули и с жадностью впились в изогнутое обнажённое горло.
Последнее, что увидел перед смертью несчастный, это свисающую с шеи убийцы золотую цепь и большую шипящую змею со сверкающими изумрудным блеском глазами.
Вступление
Отец Ионел переступил порог камеры и тут же остановился. После длинного, хорошо освещённого коридора его глазам требовалось время, чтобы привыкнуть к внезапно обступившей темноте.
Шаркая ногами и шурша длиннополой рясой, он, наконец, прошёл внутрь. Камера представляла собой небольшое помещение, около восьми квадратных метров. Свет сюда едва пробивался через узкое, закрытое решёткой из толстых прутьев окно, расположенное, высоко под потолком. У стены из серых камней, покрытых кое-где мхом и выступившими каплями влаги, сидел человек.
Из-за опущенной головы его лица почти не было видно. Одет он был в тюремную робу. Одна из рук поднята и крепко прикована цепью к торчащему из стены крюку.
Зашедший за отцом Ионелом тюремный охранник подошёл к заключённому и, схватив его за ворот, громко сказал:
– Вставай! Тебе привели священника, чтобы исповедаться перед казнью.
Человек чуть приподнял голову и, взглянув на тучную фигуру в рясе, прошептал:
– Оставьте нас наедине.
– Будьте осторожны святой отец, – предостерёг священника охранник и, выйдя из камеры, с ужасным скрипом закрыл за собой, тяжёлую железную дверь.
Отец Ионел уже больше десяти лет служил тюремным священником и настолько привык к окружающей обстановке, что его не пугали ни эти стены, ни нахождение рядом с преступником. Однако, как и всегда, перед посещением желающего исповедаться смертника, он внимательно изучил его дело, и многое для него осталось загадкой.
В письменном заключении чрезвычайной комиссии, спешно собранной и отправленной в какой-то замок, расположенный в глухой местности, говорилось; что на месте преступления были обнаружены несколько человеческих тел. Двое убитых острым предметом, и один обгоревший до костей труп. Там же нашли и орудие убийства. Это острый, довольно старинный наконечник копья, сделанный, кстати, из чистого серебра.
Самого подозреваемого в этих преступлениях доставили местные жители одной глухой деревеньки, близ которой и стоял замок. По допросным листам, они утверждали, что этот человек не кто иной, как сам дьявол. Якобы он связан с нечистой силой и пьёт у людей кровь.
Никто из следователей, конечно же, им не поверил. С привезённого из замка орудия убийства были впервые сняты отпечатки пальцев. Это был второй или третий случай применения набиравшей в Европе дактилоскопии, но именно по её заключению, сделали выводы, что доставленный местными жителями человек, держал орудие убийства в своих руках.
Его допросные листы в деле отсутствовали. Судя по описанию ведших это дело следователей, он вообще отказывался с кем-либо общаться.
Так же молча он просидел несколько заседаний суда, так же молча выслушал обвинительный приговор – смерть.
В этой тюрьме ещё не было более странного и загадочного убийцы.
Священник подошёл к заключённому и, перекрестив его, сказал:
– Здравствуй, сын мой, я пришёл тебя исповедовать. Покайся предо мной, как перед Господом нашим, и отпущу я тогда тебе твой смертный грех на земле, как Иисус наш прощает нам грехи наши на небе.
Человек глубоко вздохнул, встал на колени и, посмотрев на священника ответил:
– Выслушайте меня, святой отец. Выслушайте до конца, ибо грешен я лишь частично. Моя исповедь будет долгой и странной. И видит Бог, у меня не было другого выхода, для спасения всего человечества. И не сочтите мой рассказ бредом сумасшедшего.
– Что же такого необычного ты хочешь поведать, сын мой? – спросил заинтригованный его словами священник, который, наконец, привык к мраку камеры и мог, как следует рассмотреть заключённого.
Перед ним сидел пожилой, но ещё достаточно крепкий, мужчина, с уставшим лицом и широко открытыми глазами. Некая душевная боль и тоска, застыли в этом полном жизненных сил взгляде.
– Сейчас вы всё поймёте, святой отец, – ответил он.
Часть первая
1 глава
Управляющий Моррис с тревожным лицом стоял у открытых ворот и смотрел на уходящую за горизонт дорогу.
Ранчо Гарри Карди располагалось в самом сердце штата Джорджия, недалеко от Атланты. Вокруг ранчо простирались бескрайние поля хлопковых плантаций.
Прошло уже больше часа, после того как послали за Вильямом Карди и его сестрой Амелией. Их отец Гарри с самого утра попросил управляющего отправить посыльных за своими детьми.
Его сын Вильям и дочь Амелия жили в доме, купленном Гарри специально для них и поделённым на две половины. Молодым людям скучно было обитать в окрестностях хлопковых плантаций. Тем более Амелия, будучи семнадцатилетней девушкой на выданье, имела жениха в Атланте, а её брат Вильям постоянно налаживал связи по продаже хлопка на европейском континенте.
Несмотря на хорошие урожаи данного сырья, хлопковый рынок начинал немного раскачиваться из-за большой конкуренции, понижения пошлин и финансовой паники на фоне приостановки конвертируемости бумажных денег. Теперь продажи земель и хлопка требовали расчёта в золотых и серебряных монетах, отсюда полное изъятие данных средств из банков и назревание кредитного и промышленного кризиса.
Последние новости с бирж вызывали сильную тревогу у мистера Карди, по поводу его капитала, вложенного в несколько банков, так быстро объявляющих себя банкротами.
Слуги суетились с самого утра. Личный камердинер Сабо был отправлен за какими-то бумагами, а управляющий Моррис ждал приезда детей хозяина, нервозность которого передавалась автоматически и ему.
Наконец на горизонте появилось белое облако пыли. Оно нарастало и приближалось. Вскоре Моррис смог рассмотреть и двух всадников.
– Ваши дети приехали, – сообщил мистеру Карди, управляющий, вбежав в дом.
– Хорошо, – удовлетворённо кивнул головой Гарри, сидевший в кресле, – пусть сразу же идут ко мне.
Через несколько минут в кабинет вошли молодой человек и девушка, облачённые в дорожные костюмы, покрытые пылью.
Без промедления оба бросились к мистеру Гарри.
– Боже, отец! – воскликнула девушка, беря его за руку. – Почему вы сидите в кабинете, а не лежите у себя в спальне?
Мистер Гарри улыбнулся, и облегчённо вздохнув, что дети, наконец, приехали, ответил:
– Рад тебя видеть Амелия. И тебя Вильям, – поприветствовал он молодого человека, севшего в другое кресло, рядом с отцом. – А почему я должен лежать у себя в спальне? – уточнил он у дочери.
– Мы с братом решили, что вы плохо себя чувствуете, раз так срочно нас вызвали, – ответила девушка.
– Ты же знаешь, что я могу умереть лишь на ногах или в седле. Только борьба за жизнь может продлить мне мои дни, – улыбнувшись, сказал мистер Гарри. – Я рад, что вы здесь. Мне необходимо просто переговорить с вами и дать Вильяму кое-какое задание.
Он с любовью посмотрел на детей и отметил для себя, насколько они повзрослели.
Сын мистера Гарри, Вильям был молодым человеком среднего роста; его собранные в пучок светлые волосы открывали широкий лоб, а голубые глаза, ровный нос и чуть худощавый правильный овал лица выдавали в нём явного аристократа.
Его же сестра Амелия являла собой девушку лет восемнадцати; статную, высокую и даже немного худую. Её рыжие волосы спадали с покатых, узких плеч, сбившись от скачки верхом в колтуны. Лицо имело черты афинской статуи с озорным взглядом тёмно-карих глаз, а чудная головка держалась на длинной лебединой шее, обмотанной коралловыми бусами.
– Приехал Сабо, – доложил вошедший слуга.
– Отлично, пусть войдёт и прихватит с собой бумаги из банка, – распорядился Гарри.
– Какие ещё бумаги? – тревожно спросил Вильям.
– Сейчас вы всё узнаете, дети мои, – ответил Гарри.
В кабинет вошёл пожилой слуга хозяина.
– Вот сэр бумаги, за которыми вы меня посылали, – сказал он, положив большой свёрток на письменный стол, стоявший посреди кабинета.
– Спасибо друг мой, – поблагодарил мистер Гарри, за своевременную доставку, слугу. – Прошу, оставь меня с детьми наедине, и передай всем в доме, чтобы в ближайший час нас не беспокоили.
– Слушаюсь сэр, – учтиво ответил слуга и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
– А теперь, дети мои, – проговорил торжественно Гарри, – выслушайте меня внимательно. Для вас не секрет, что сейчас творится на хлопковом рынке и какие потери из-за монетизации несут наши банки. Я не хочу, чтобы в один момент, потеряв всё, вы остались без средств к существованию, с одним титулом. А между тем у нас есть ещё кое-какая недвижимость, которую можно продать за неплохие деньги. Возможно, я скоро умру и поэтому хочу открыть вам тайну, способную помочь выбраться из трудного финансового положения.
– О чём вы, отец? – непонимающе спросила Амелия.
– О том, что в Европе у нас есть в собственности зе́мли и небольшая недвижимость. Я говорю о наследстве, оставленном мне много лет назад моим родным дядей.
– Что за наследство? – нетерпеливо спросил Вильям.
– Это замок и небольшой надел земли, расположенные в самом сердце Трансильванских Карпат. Точное место вам не обязательно знать. Я хочу, чтобы ты, Вильям, отправился в Брашов и нашёл там моего старинного друга Джемса Уайта. Я написал письмо, которое ты передашь ему лично в руки. Он поможет тебе с оформлением нужных бумаг на часть земель и последующую их продажу. Сам же замок и участок, на котором он расположен, продавать запрещаю. Они должны остаться нетронутыми.
В документах на землю указана вторая половина нашей фамилии, которую после переезда в Америку, я не использовал – это принадлежность к знатному роду Дракула, по линии моей матери, вашей бабушки. Так что все бумаги составлены на титул графа Дракула-Карди.
– Но почему мы только сейчас узнаём о нашем наследстве в Европе? – удивился Вильям. – Почему, отец, вы никогда раньше о нём даже не упоминали?
– Потому что не мог, – тяжело вздохнув, ответил ему отец. – Это наследство, я получил ещё до вашего рождения и до знакомства с вашей ныне покойной матерью, – пояснил мистер Гарри. – Я когда-то жил в Европе, но был вынужден покинуть её и то место, где находятся наши земли и замок. Умоляю вас не спрашивать, почему. Причина была очень серьёзная.
Джемс Уайт был моим лучшим другом и товарищем, вместе с капитаном Райтом, который, к сожалению, давно погиб, участвуя в сражении за форт Самтер.
Переживая смерть близкого друга, бедняга Джемс не смирился с его потерей и решил покинуть Америку со всеми её войнами и революциями. Поселившись недалеко от Карпат, он выполняет последнюю миссию, возложенную на него моим родственником, ставшим монахом и умершим в монастыре.
Вот, на столе лежат необходимые бумаги, которые ты, Вильям, возьмёшь с собой.
И не вздумай продавать замок! – погрозил пальцем мистер Гарри. – Он давно стоит брошенным и наверняка превратился в жалкое зрелище из развалин. Земли же нужно продать, а деньги перевести в золотые слитки; так будет надёжней.
– Хорошо отец, – сказал Вильям. – Несмотря на то, что мы с сестрой немного поражены такими открытиями, я не стану задавать лишних вопросов и немедля отправляюсь в Европу. Когда именно следует мне отбыть?
– Ещё три дня назад я приказал заказать для тебя билет на пароход, который отправляется через два дня в Гамбург. Оттуда ты возьмёшь билет на поезд и доедешь до Бухареста, где пересядешь на поезд до Брашова. Адрес Джемса я, к сожалению, не знаю, кроме названия города, в котором он живёт, но я укажу тебе в своих распорядительных бумагах, где вы сможете встретиться, отбив телеграмму на его имя в Брашов.
– И ещё, – Гарри потянулся к пакету с документами на столе и, взяв самый верхний лист бумаги, протянул его сыну.
– Что это? – пробегая глазами по нему, поинтересовался молодой человек.
– Данный документ подтверждает, что ты более не виконт Вильям Карди, а граф. Титул, который я здесь в Америке, по сути, не использовал, передаётся тебе от меня этим распоряжением, заверенным ещё месяц назад нашим адвокатом господином Ардайлом. Приписку Дракула к Карди, в новом паспорте утверждённым конфедерацией штатов, ты сделаешь согласно этому документу перед самым выездом в администрации Атланты. Это важно, поверь. Здесь в Новом Свете титул особой роли может и не играет, а в Европе титулованная особа имеет и влияние, и куда большее уважение к своей персоне. И имеет возможность обзавестись нужными связями.
– А можно мне отправиться вместе с братом? – робко спросила Амелия. – Я так давно мечтала побывать в Европе.
– Прошу тебя, дочь моя, – остановил её мистер Гарри, – не думай, что это увеселительная прогулка. Такая поездка не для девушки. Тем более поездка в Карпаты, где совсем недавно была серьёзная экономическая, и даже военная ситуация. Да и твой жених, Джек О’Браен явно не обрадуется твоему отъезду. Решено, ты остаёшься.
– Но, отец, – взмолилась девушка, – если надо, я сумею и Джека уговорить поехать с нами. Его помощь в этом деле лишь докажет свою любовь ко мне. Прошу, позволь мне поговорить с ним. Он должен согласиться.
– Ты не понимаешь, Амелия, – возразил Гарри, – это не просто поездка, а опасное мероприятие. Я не имею права открыть тебе всей правды, но поверь, лучше, если ты останешься здесь.
А ты, Вильям, собирайся сегодня же. Бери всё самое необходимое и, в дорогу, – обратился он к сыну. – В этом пакете ты найдёшь не только купчую и все необходимые бумаги на земли, но и некоторые записки и письма нашего родственника, бывшего владельца замка. Прочесть их я разрешаю только ввиду крайней необходимости, если такая возникнет. Своего друга Джемса я предупрежу в письме об этом. Он поможет тебе с поиском надёжной конторы и стряпчим, который займётся оформлением и продажей указанных мной наделов. В Европе чужестранцу без порученца никуда. Билеты на свою фамилию заберёшь в Чарльстоне, в пароходстве.
Мистер Карди замолк и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Видно было, что разговор вымотал его, и он хочет отдохнуть. Вильям не стал утомлять отца лишними вопросами, а встал с кресла и, схватив толстый пакет бумаг со стола, поспешно вышел из кабинета, оставив отца и сестру наедине.
2 глава
Через два дня большой американский пароход под красивым названием «Виктория» отплывал от берегов Америки в Гамбург. В одной из респектабельных кают класса люкс, удобно расположившись, сидел молодой граф Вильям Дракула-Карди.
В каюте с ним больше никого не было, поэтому он преспокойно мог заняться изучением документов, среди которых ещё находились ворохи записей лежащих отдельными пачками. Эти бумаги отец просил прочитать в случае крайней необходимости. Какой, для Вильяма оставалось пока загадкой. Отложив их в сторону, вместе с письмами к другу отца он стал изучать документы на недвижимость.
Судя по их содержанию, наследство было немаленьким. Земельные кадастры указывали на владение несколькими участками земли с множеством акров, а так же строениями, среди которых выделялись охотничий дом и замок.
На замок имелись отдельные документы. Согласно их плану он был огромным.