Александр Дюма
Три мушкетера
Глава VIII
Придворная интрига
Между тем сорок пистолей короля Людовика XIII, как и всё на свете, имевшее начало, имели и конец, и с этого момента четыре товарища находились в стеснённых обстоятельствах. Сначала Атос в продолжение некоторого времени содержал общество из собственных средств. За ним следовал Портос, и благодаря очередному его исчезновению, к которым друзья его уже привыкли, он ещё две недели мог удовлетворять все их потребности. Наконец дошла очередь до Арамиса, и тот со своей стороны стал помогать товарищам, говоря, что добыл несколько пистолей от продажи богословских книг.
Затем, по обыкновению, обратились к господину де Тревилю, который дал им деньги вперёд в счёт жалованья. Но это мало помогло трём мушкётерам, у которых были и старые задолженности, и одному гвардейцу, у которого долгов пока ещё не было.
Наконец, оставшись на мели, они наскребли восемь или десять пистолей, на которые Портос и пошёл играть. К несчастью, ему не повезло: он проиграл их и, сверх того, ещё двадцать пять пистолей под честное слово.
Тогда затруднительное их положение превратилось в настоящую нищету: голодные друзья в сопровождении своих лакеев бегали по городу в поисках обедов у своих друзей, ибо, по мнению Арамиса, должно в счастии сеять обеды направо и налево, дабы в несчастии кое-где их пожинать.
Атос был приглашён на обед четыре раза и всякий раз приводил своих друзей с их слугами. Портосу повезло получить шесть приглашений, которыми также воспользовались и его товарищи, Арамису – восемь; этот человек, как мы могли уже заметить, мало говорил и много делал.
Что же касается д’Артаньяна, который не знал никого в столице, то он нашёл всего лишь один завтрак, и то только шоколадом, у земляка-священника и один обед у гвардейского корнета. Он повёл свою армию к священнику, у которого они истребили двухмесячный запас продуктов, и к корнету, который угостил на славу, но, как говорил Планше, сколько ни съешь, всё-таки ешь только раз.
Д’Артаньяну было очень совестно, что он мог предложить своим товарищам только полтора обеда, потому что завтрак у священника мог сойти только за пол-обеда, взамен пиршеств, доставленных Атосом, Портосом и Арамисом. Он считал себя в тягость обществу, забывая с юношеским прямодушием, что кормил это общество целый месяц, и ум его принялся деятельно работать. Он подумал и решил, что этот союз четырёх человек, молодых, храбрых, предприимчивых и деятельных, должен иметь какую-нибудь другую цель, кроме прогулок, фехтования и шуток, более или менее забавных.
И в самом деле, четыре таких человека, как они, преданных друг другу от кошелька до жизни включительно, поддерживающих друг друга во всём, никогда не отступающих и исполняющих врозь или вместе принятые сообща решения, четыре руки, грозящие четырём странам света или обращённые к одной точке, должны были непременно, тайно или явно, миной или траншеей, хитростью или силой, проложить себе путь к намеченной цели, как бы она ни была удалена или крепко защищена. Д’Артаньяна удивляло одно: каким образом его товарищи раньше не додумались до этого?
Он же размышлял об этом и даже серьёзно ломал голову над тем, как найти применение этой несравненной четырёхкратной силе, с помощью которой – он в том не сомневался – можно было бы сдвинуть вселенную, словно опираясь на рычаг Архимеда, – как вдруг кто-то тихонько постучал к нему в дверь. Д’Артаньян разбудил Планше и велел ему отворить.
Эта фраза: «Д’Артаньян разбудил Планше» – не должна ввести читателя в заблуждение, будто была ночь или же что день ещё не наступил. Нет, только что пробило четыре часа пополудни. Два часа тому назад Планше пришёл к своему господину попросить на обед, а тот ответил ему пословицею: «Кто спит, тот обедает». И Планше обедал во сне.
Вошёл человек довольно простоватой наружности, по виду горожанин.
Планше весьма хотелось, вместо десерта, подслушать разговор; но гость объявил д’Артаньяну, что он хочет поговорить с ним по важному и секретному делу и желает остаться с ним наедине.
Д’Артаньян выслал Планше и предложил гостю сесть.
Наступило молчание; хозяин и гость оценивающе смотрели друг на друга, как бы желая составить предварительное мнение, затем д’Артаньян поклонился, давая понять, что он внимательно слушает.
– Мне говорили о господине д’Артаньяне как о молодом человеке, весьма храбром, – сказал горожанин, – и эта репутация, вполне им заслуженная, побудила меня доверить ему одну тайну.
– Говорите, сударь, говорите, – сказал д’Артаньян, который почуял, что тут будет какая-нибудь выгода.
Горожанин помедлил и затем продолжал:
– Жена моя служит кастеляншей у королевы и может похвалиться и умом, и красотой. Меня женили на ней около трёх лет тому назад, хотя приданое у ней было небольшое, потому что господин де Ла Порт, камердинер королевы, приходится ей крёстным отцом и покровительствует ей…
– Так в чём же дело, сударь? – спросил д’Артаньян нетерпеливо.
– А в том, – продолжал гость, – что жену мою похитили вчера утром, когда она выходила из бельевой комнаты.
– А кто похитил вашу жену?
– Не знаю наверняка, сударь, но подозреваю одного человека.
– Кого же вы подозреваете?
– Человека, который уже давно её преследует.
– Черт возьми!
– Но я должен вам сказать, – продолжал гость, – что, по моему убеждению, в этом деле замешана не столько любовь, сколько политика.
– Не столько любовь, сколько политика, – сказал д’Артаньян, задумавшись. – А что вы подозреваете?
– Не знаю, могу ли я сказать вам, что я подозреваю.
– Милостивый государь, я должен вам заметить, что не спрашиваю вас ни о чём. Вы сами пришли ко мне, вы сами сказали мне, что хотите мне что-то доверить. Решайте сами, вам ещё не поздно уйти.
– Нет, нет, сударь, вы кажетесь мне честным молодым человеком, и я доверюсь вам. Итак, я полагаю, что жену мою похитили не ради неё самой, а из-за любовных дел гораздо более знатной дамы.
– А! Уж не из-за любовных ли дел госпожи де Буа-Трасси? – сказал д’Артаньян, который хотел показать гостю, что ему известны придворные дела.
– Ещё более знатной, сударь.
– Госпожи д’Эгильон?
– Ещё выше.
– Госпожи де Шеврёз?
– Выше, гораздо выше!
– Так, но ведь это не… – д’Артаньян не решился закончить фразу.
– Да, сударь, – еле слышно отвечал испуганный гость.
– А с кем?
– Да с кем же, как не с герцогом…
– С герцогом?
– Да, сударь, – сказал гость голосом ещё более глухим.
– Да, но откуда вам всё это известно?
– Ах, откуда мне это известно?
– Да, откуда вам известно? Полное доверие или… Вы понимаете.
– Я знаю это через жену мою, сударь, лично через мою жену.
– Которая узнала это… от кого?
– От господина де Ла Порта. Я вам сказал, что моя жена – крестница господина де Ла Порта, доверенного человека королевы. Господин де Ла Порт определил мою жену к её величеству, чтобы бедная наша королева, покинутая королём, выслеживаемая кардиналом, окружённая предателями, могла хоть кому-нибудь довериться.
– А-а! Вот оно что! – сказал д’Артаньян.
– Жена моя пришла ко мне четыре дня тому назад – одним из условий её было, что она дважды в неделю будет ходить ко мне, потому что, как я уже имел честь упомянуть, жена моя очень любит меня, – итак, она пришла ко мне и призналась, что королева сейчас в большой тревоге.
– В самом деле?
– Да. Господин кардинал, по словам жены, преследует её и притесняет более, чем когда-либо раньше. Он не может простить ей историю с сарабандой.
– Ещё бы! – отвечал д’Артаньян, не знавший ровно ничего об этой истории, но желавший казаться вполне осведомлённым.
– Так что теперь это уже не ненависть, а мщение.
– В самом деле?
– И королева думает…
– Что же думает королева?
– Она думает, что от её имени отправили письмо к герцогу Бекингему.
– От имени королевы?
– Да, чтобы призвать его в Париж и здесь завлечь в западню.
– Чёрт возьми! Но при чём же тут, сударь мой, ваша жена?
– Её преданность королеве известна, и её хотят удалить от её госпожи или же запугать, чтобы выведать тайны её величества, или же подкупить её, чтобы она шпионила за королевой.
– Это возможно, – сказал д’Артаньян. – А знаете ли вы человека, который её похитил?
– Я сказал вам, что, кажется, знаю его.
– Имя его?
– Не знаю. Знаю только, что это клеврет кардинала, его тень.
– Но видели вы его?
– Да, жена мне его однажды показала.
– Нельзя ли его узнать по каким-нибудь приметам?
– О, конечно! Это господин важного вида, черноволосый, смуглый, с проницательными глазами, белыми зубами и шрамом на виске.
– Со шрамом на виске! – вскричал д’Артаньян. – И белые зубы, проницательный взгляд, смуглый, черноволосый и важного вида! Да это мой мёнский незнакомец!
– Ваш, говорите вы?
– Да, да, но это к делу не относится; впрочем, нет, ошибаюсь, это упрощает дело. И если ваш человек и мой – одно и то же лицо, то я разом отомщу за нас обоих! Но где можно найти этого человека?
– Не знаю.
– Вы не имеете никаких сведений о том, где он живёт?
– Никаких. Один раз, когда я провожал жену мою в Лувр, он выходил оттуда, и она мне его показала.
– Чёрт возьми! – пробормотал д’Артаньян. – Всё это очень неопределённо. От кого узнали вы о том, что жену вашу похитили?
– От господина де Ла Порта.
– Сообщил ли он вам какие-нибудь подробности?
– Он сам не имел никаких.
– И больше вы ни от кого ничего не узнали?
– Нет, узнал…
– Что же?
– Не знаю, не будет ли это слишком неосторожно…
– Опять вы за своё! Но, замечу вам, теперь уже поздно отступать.
– Да я не отступаю, чёрт возьми! – вскричал гость, желая своей резкостью придать себе храбрости. – Впрочем, клянусь честью Бонасье…
– Это вас зовут Бонасье? – перебил его д’Артаньян.
– Да, это моё имя.
– Вы сказали: клянусь честью Бонасье! Простите, что прерываю вас, но это имя кажется мне знакомым.
– Очень возможно, сударь: я – ваш хозяин.
– А, – сказал д’Артаньян, привстав и кланяясь. – Вы – мой хозяин?
– Да, сударь, да. А так как в течение трёх месяцев, что вы у меня живёте, вы, вероятно, были заняты столь важными делами, что забыли заплатить мне за квартиру, и я не беспокоил вас ни разу, то я надеялся, что, отдавая должное моей деликатности…
– Помилуйте, любезный господин Бонасье, – продолжал д’Артаньян, – поверьте, что я исполнен признательности за такое отношение и, как я сказал, если могу вам быть в чём-либо полезен…
– Верю вам, сударь, верю и, как я уже сказал, клянусь честью Бонасье, я полагаюсь на вас.
– Так закончите наконец то, что вы начали говорить.
Гость вынул из кармана лист бумаги и отдал его д’Артаньяну.
– Письмо! – вскричал молодой человек.
– Полученное мной сегодня утром.
Д’Артаньян раскрыл его и, так как день клонился к вечеру, подошёл к окну. Бонасье последовал за ним.
«Не ищите вашей жены, – читал д’Артаньян, – она вам будет возвращена, когда не будет более нужна. Если вы сделаете хотя бы малейшую попытку отыскать её, вы погибли».
– Это серьёзное предупреждение, – продолжал д’Артаньян. – И всё же это только угроза.
– Да, но эта угроза возымела действие! Я – человек не военный и боюсь Бастилии.
– Гм! Да и я люблю Бастилию не больше вашего. Если бы дело ограничивалось ударом шпаги, тогда я к вашим услугам!
– Однако же, сударь, я на вас рассчитывал.
– Вот как?
– Видя вас всегда окружённым великолепными мушкетёрами и признав их за мушкетёров господина де Тревиля и, следовательно, за врагов кардинала, я полагал, что вы и ваши друзья, желая защитить нашу бедную королеву, будете рады сыграть в то же время шутку с его высокопреосвященством.
– Разумеется, будем рады…
– Кроме того, я думал, что, поскольку вы должны мне за три месяца, о чём я вам ни разу не напоминал…
– Да, да, вы уже упоминали об этом обстоятельстве, и я нахожу его весьма убедительным.
– К тому же всё то время, пока вы окажете мне честь жить в моём доме, я не стану беспокоить вас насчёт платы…
– Отлично, друг мой!
– И наконец, собираясь предложить вам, в случае надобности, пистолей пятьдесят, если вы вдруг сейчас находитесь в стеснённых обстоятельствах…
– Прекрасно! Так вы, значит, богаты, любезный господин Бонасье?
– Не беден, сударь, вот и всё. Торговля галантереей приносит тысячи две-три экю годового дохода, к тому же я не без выгоды для себя вложил некоторую сумму в последнее путешествие знаменитого мореплавателя Жана Моке, так что… вы понимаете… Что это?.. – вдруг вскричал Бонасье.
– Что? – спросил д’Артаньян.
– Что я вижу?
– Где?
– На улице, против ваших окон, у той двери! Человек в плаще!
– Это он! – вскричали разом д’Артаньян и Бонасье, узнав своего общего врага.
– А, на этот раз, – воскликнул д’Артаньян, хватая свою шпагу, – на этот раз он не уйдёт от меня!
И он бросился вон из комнаты. На лестнице он столнулся с Атосом и Портосом, шедшими к нему. Они дали ему дорогу, и д’Артаньян пролетел между ними как стрела.
– Куда это ты так летишь? – успели крикнуть вслед ему оба мушкетёра.
– Человек из Мёна! – ответил д’Артаньян и исчез.
Д’Артаньян неоднократно рассказывал приятелям о своей встрече с неизвестным и о появлении прекрасной путешественницы, которой этот человек дал какое-то важное поручение.
Атос, выслушав рассказ друга, считал тем не менее, что д’Артаньян потерял своё письмо в стычке. Дворянин, как полагал Атос, – а по описанию д’Артаньяна, этот человек, несомненно, был дворянином, – не мог унизиться до того, чтоб украсть письмо.
Портос во всей этой истории видел только одно – любовное свидание, назначенное дамой кавалеру или кавалером даме, которому помешало присутствие д’Артаньяна и его жёлтой лошади.
Арамис же сказал, что дело это настолько загадочное, что лучше в него не углубляться.
Итак, из брошенных д’Артаньяном слов они сразу поняли, в чём дело, и, решив, что, догнав незнакомца или потеряв его из виду, д’Артаньян в любом случае возвратится домой, они продолжили подниматься по лестнице.
Войдя в комнату д’Артаньяна, они никого в ней не застали. Хозяин, опасаясь последствий встречи молодого человека с незнакомцем и ввиду указанных им же самим особенностей своего характера, счёл благоразумным удалиться.
Глава IX
Характер д’Артаньяна проявляется
Как и предвидели Атос и Портос, спустя полчаса д’Артаньян вернулся. И на этот раз он упустил своего незнакомца: тот исчез, как по волшебству. Д’Артаньян бегал со шпагой в руках по всем окрестным улицам, но не встретил никого похожего на человека, которого искал. Завершил он свои поиски тем, с чего следовало бы начать: постучался в дверь, у которой незнакомец стоял. Но он напрасно раз десять или двенадцать колотил молотком – никто не отвечал. На порогах своих домов и у окон показались привлечённые шумом соседи и сказали ему, что этот дом, у которого все окна и двери были наглухо закрыты, необитаем уже полгода.
Пока д’Артаньян бегал по улицам и колотил в дверь, Арамис присоединился к своим товарищам, так что, вернувшись к себе, д’Артаньян нашёл всю компанию в сборе.
– Ну что? – спросили в один голос три мушкетёра д’Артаньяна, вернувшегося в поту и с лицом, искажённым от гнева.
– Что! – вскричал тот, бросая шпагу на постель. – Человек этот, должно быть, сам чёрт! Он исчез, как привидение, как призрак, как тень.
– Вы верите в привидения? – спросил Атос у Портоса.
– Я верю всегда только тому, что вижу, а привидений я никогда не видал и потому в них не верю.
– Библия, – сказал Арамис, – предписывает нам верить в них: тень Самуила являлась Саулу, и сомнение в этом догмате веры было бы мне очень неприятно, Портос.
– Во всяком случае, человек или чёрт, тело или тень, видение или реальность, человек этот рождён на мою погибель, потому что своим бегством он расстроил великолепное дело, господа, дело, на котором можно было бы заработать сто пистолей, если не больше.
– Каким это образом? – спросили вместе Портос и Арамис.
Атос же, верный своему молчаливому характеру, ограничился вопросительным взором.
– Планше, – сказал д’Артаньян своему слуге, который как раз просовывал голову в приоткрытую дверь в надежде подслушать хоть несколько слов из разговора, – сходите к моему хозяину, господину Бонасье, и скажите ему, чтобы он прислал нам полдюжины бутылок «Божанси». Я предпочитаю это вино другим.
– Вот так так! Да разве у вас открытый кредит у хозяина? – спросил Портос.
– Да, – отвечал д’Артаньян, – начиная с сегодняшнего дня, и будьте спокойны: если вино будет плохо, мы пошлём к нему за другим.
– Можно пользоваться, но не следует злоупотреблять, – сказал назидательным тоном Арамис.
– Я всегда говорил, что д’Артаньян самый сообразительный из нас, – сказал Атос и, высказав это мнение, на которое д’Артаньян отвечал благодарным поклоном, снова впал в обычное своё молчание.
– Но, наконец, в чём же дело? – спросил Портос.
– Да, – сказал Арамис, – скажите нам, дорогой друг; конечно, если с этим не сопряжена честь какой-либо дамы. В этом случае вам надлежит оставить тайну при себе.
– Будьте покойны, ничья честь не пострадает от того, что я вам скажу.
И он пересказал от слова до слова своим друзьям разговор между ним и его хозяином и каким образом человек, похитивший жену этого достойного домовладельца, оказался тем самым незнакомцем, с которым у него вышло недоразумение в «Вольном мельнике».
– Дело это недурно, – сказал Атос, попробовав вино как знаток и давая понять кивком головы, что он находит его хорошим, – с этого доброго человека можно будет сорвать пятьдесят или шестьдесят пистолей; теперь остаётся рассудить, стоят ли пятьдесят или шестьдесят пистолей того, чтобы из-за них рисковать четырьмя головами?
– Но заметьте, – горячо вскричал д’Артаньян, – что в этом деле замешана женщина, женщина, которую похитили, женщина, которой, наверное, угрожают, которую мучают, быть может, и всё это потому, что она верна своей повелительнице!
– Берегитесь, д’Артаньян, берегитесь, – сказал Арамис, – вы, по-моему, слишком горячитесь насчёт госпожи Бонасье. Женщина создана на нашу гибель, и от неё происходят все наши несчастья.
При этом изречении Арамиса Атос нахмурил брови и закусил губу.
– Я беспокоюсь не о мадам Бонасье, – вскричал д’Артаньян, – но о королеве, которую король покинул, кардинал преследует и которая видит, как падают, одна за другою, головы всех её друзей!
– А зачем она любит тех, кого мы больше всего ненавидим, – испанцев и англичан?
– Испания – её отечество, – отвечал д’Артаньян, – и вполне естественно, что она любит испанцев, детей своей родины. Что же касается второго вашего упрека, то, насколько я слышал, она любит не англичан, а англичанина.
– Право, следует признать, – добавил Атос, – что этот англичанин заслуживает любви. Я никогда не видел внешности благороднее.
– Не говоря уже о том, – вступил Портос, – что он одевается, как никто. Я был в Лувре в тот день, как он рассыпал жемчуг, и, признаться, сам поднял две жемчужины, которые продал по десять пистолей за каждую. А ты, Арамис, знаешь его?
– Столько же, сколько и вы, господа. Я был в числе тех, кто задержал его в Амьенском саду, куда повёл меня господин де Пютанж, конюший королевы. Я был в то время в семинарии, и та история показалась мне оскорбительной для нашего короля.
– Это не помешало бы мне, – сказал д’Артаньян, – если бы я только знал, где сейчас герцог Бекингем, взять его за руку и привести к королеве, хотя бы только для того, чтобы взбесить господина кардинала, потому что настоящий, единственный, вечный враг наш, господа, это кардинал, и если можно найти возможность сыграть с ним какую-нибудь жестокую шутку, признаюсь, я рискну головою.
– И ваш хозяин говорил, д’Артаньян, – сказал Атос, – что королева полагает, будто Бекингема вызвали сюда подложным письмом?
– Она опасается этого.
– Погодите, – задумчиво произнёс Арамис.
– В чём дело? – спросил Портос.
– Продолжайте, я стараюсь припомнить некоторые обстоятельства.
– И теперь я убеждён, – сказал д’Артаньян, – что похищение этой женщины связано с событиями, о которых мы говорим, а может быть, и с присутствием в Париже герцога Бекингема.
– Этот гасконец изобилует идеями, – восхищённо произнёс Портос.
– Я люблю его слушать, – сказал Атос, – его произношение меня забавляет.
– Господа, – вмешался Арамис, – послушайте, что я вам скажу.
– Послушаем Арамиса, – сказали друзья.
– Вчера я был у некоего учёного доктора, с которым иногда советуюсь по богословским вопросам…
Атос улыбнулся.
– Он живёт в отдалённом квартале, – продолжал Арамис, – его вкусы и занятия того требуют. И вот, в ту минуту, когда я от него выходил…
Тут Арамис замолк.
– Ну, что ж? – спросили слушатели. – В ту минуту, когда вы от него выходили…
Арамис, казалось, сделал усилие, как человек, который, начав лгать складно, вдруг останавливается перед непредвиденным препятствием. Но глаза его товарищей были устремлены на него, все ждали продолжения рассказа, и отступать было поздно.
– У этого доктора есть племянница, – продолжил Арамис.
– А, у него есть племянница! – воскликнул Портос.
– Дама весьма почтенная, – уточнил Арамис.
Приятели рассмеялись.
– Если вы будете смеяться или сомневаться, – сказал Арамис, – то не узнаете ничего.
– Мы верим, как магометане, и немы, как катафалки, – сказал Атос.
– Я продолжаю, – сказал Арамис. – Эта племянница иногда навещает дядю. Вчера она случайно оказалась там в то же время, что и я, и мне пришлось проводить её до кареты.
– А, так у племянницы доктора есть карета? – прервал Портос, одним из недостатков которого была крайняя невоздержанность на язык. – Славное знакомство, мой друг.
– Портос, – возразил Арамис, – я уже замечал вам неоднократно, что вы весьма нескромны и это вредит вам у дам.
– Господа, господа! – вскричал д’Артаньян, который догадывался о сути дела. – Вопрос серьёзный, постараемся не шутить, если возможно. Продолжайте, Арамис, продолжайте!
– Вдруг человек, высокий, смуглый, с манерами дворянина, именно вроде вашего, д’Артаньян…
– Тот самый, может быть, – сказал д’Артаньян.
– Это возможно, – продолжал Арамис, – подошёл ко мне в сопровождении пяти или шести человек, следовавших за ним в десяти шагах, и самым вежливым образом произнёс: «Господин герцог», а затем обратился к даме: «И вы, сударыня»…
– К племяннице доктора?
– Уймитесь, Портос, – сказал Атос, – вы несносны!
– «Благоволите сесть в эту карету, и, пожалуйста, без малейшего сопротивления, без малейшего шума», – сказал он мне и даме, которую я вёл под руку.
– Он принял вас за Бекингема! – вскричал д’Артаньян.
– Полагаю, что так, – отвечал Арамис.
– Но эта дама? – спросил Портос.
– Он принял её за королеву! – воскликнул д’Артаньян.
– Именно так, – отвечал Арамис.
– Чёртов гасконец! – вскричал Атос. – Ничто от него не укроется!
– В самом деле, – сказал Портос, – Арамис одного роста с прекрасным герцогом и чем-то его напоминает. Однако мне кажется, что мушкетёрский мундир…
– На мне был просторный плащ, – сказал Арамис.
– В июле месяце? Чёрт возьми! – сказал Портос. – Разве твой доктор опасается, что тебя могут узнать?
– Я ещё готов допустить, – заметил Атос, – что шпион мог ошибиться относительно фигуры, но лицо…
– На мне была широкополая шляпа, – объяснил Арамис.
– О боже мой, – воскликнул Портос, – сколько предосторожностей ради занятий богословием!
– Господа, господа, – вскричал д’Артаньян, – не будем тратить времени на шутки. Лучше разойдёмся и начнём поиски жены нашего галантерейщика. Это ключ ко всей интриге.
– Женщина столь низкого звания! – сказал Портос, надув презрительно губы.
– Она крестница Ла Порта, доверенного камердинера королевы. Разве я вам этого не сказал, господа? Впрочем, это, может быть, был расчёт её величества искать на этот раз опоры у особы низкого звания. Высокие головы видны издалека, а у кардинала зрение отличное.
– В таком случае, – сказал Портос, – условьтесь с галантерейщиком о хорошей цене.
– В этом нет нужды, – ответил д’Артаньян, – если он нам не заплатит, то нам заплатят в другом месте.
В эту минуту послышались быстрые шаги на лестнице.
Дверь с шумом распахнулась, и несчастный Бонасье ворвался в комнату, где совещались приятели.
– Ах, господа! – вскричал он. – Спасите меня, ради бога, спасите меня! Пришли четверо солдат, они хотят арестовать меня. Спасите меня, спасите!
Портос и Арамис поспешно поднялись.
– Постойте, – вскричал д’Артаньян, сделав им знак вложить в ножны шпаги, уже полуобнажённые, – постойте! Здесь нужна не храбрость, а осторожность.
– Однако, – вскричал Портос, – мы не дадим…
– Предоставьте действовать д’Артаньяну, – сказал Атос. – Повторяю, он умнее нас всех. Я, со своей стороны, заявляю, что подчиняюсь ему. Делай, что считаешь нужным, д’Артаньян.
В эту минуту четыре солдата возникли у дверей передней, но, увидев четырёх мушкетёров при шпагах, не решались двинуться дальше.
– Войдите, господа, войдите! – крикнул им д’Артаньян. – Вы здесь у меня, и все мы здесь верные слуги короля и господина кардинала.
– В таком случае, господа, вы не станете противиться исполнению полученных нами приказаний? – спросил тот, кто был, по-видимому, начальником отряда.
– Напротив, и если вам нужно будет, мы вам поможем.
– Что он говорит? – пробормотал Портос.
– Ты глупец, – бросил ему Атос. – Молчи!
– Но вы мне обещали… – сказал еле слышно бедный галантерейщик.
– Мы можем вас спасти, только если останемся на свободе, – отвечал быстрым шёпотом д’Артаньян. – Если мы станем защищать вас, то нас арестуют вместе с вами.
– Но мне кажется, однако…
– Пожалуйста, господа, пожалуйста, – сказал громко д’Артаньян, – у меня нет причин защищать этого господина. Я его вижу сегодня в первый раз, а по какому случаю – он сам вам скажет: чтобы потребовать с меня деньги за квартиру. Правда ли это, господин Бонасье? Отвечайте!
– Это истинная правда, – вскричал галантерейщик, – но этот господин вам не говорит…
– Ни слова обо мне, ни слова о моих друзьях, ни слова в особенности о королеве, или погубите всех, а себя не спасёте, – прошептал д’Артаньян, склонившись к Бонасье. – Ну, господа, уведите этого человека!
И д’Артаньян толкнул обезумевшего от страха галантерейщика в руки солдат, приговаривая громким голосом:
– Вы, голубчик мой, негодяй! Вы являетесь требовать с меня деньги! С меня, мушкетёра! В тюрьму его, господа, говорю вам, в тюрьму, и держите его под замком как можно дольше; тогда, возможно, я успею собрать деньги и рассчитаться с ним.
Блюстители порядка не знали, как благодарить его, и повели свою жертву.
В ту минуту, когда они начали спускаться по лестнице, д’Артаньян хлопнул начальника их по плечу.
– Не выпить ли нам за здоровье друг друга? – сказал он, наполняя два стакана вином, полученным от щедрот Бонасье.
– Честь для меня, – ответил тот, – принимаю с признательностью.
– Итак, ваше здоровье, господин… как бишь вас зовут?
– Буаренар.
– Господин Буаренар!
– Ваше здоровье, господин дворянин! А вас, разрешите спросить, как зовут?
– Д’Артаньян.
– Ваше здоровье, господин д’Артаньян!
– И прежде всего, – вскричал д’Артаньян, как бы в порыве восторга, – здоровье короля и кардинала!
Начальник стражи, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, если бы вино было плохое. Но оно было отличное, и он поверил.
– Но что это вы сделали за низость? – спросил Портос, когда главный алгвазил последовал за своими товарищами и четверо друзей остались одни. – Четверо мушкетёров позволяют арестовать в своём присутствии несчастного, умолявшего о помощи! Дворянин пьёт с сыщиком!
– Портос, – сказал Арамис, – Атос уже сказал тебе, что ты глуп, и я разделяю его мнение. Д’Артаньян, ты – великий человек, и когда ты займёшь место господина де Тревиля, я буду просить о твоём покровительстве, чтобы получить аббатство.
– Ничего не понимаю, – сказал Портос. – Вы одобряете поступок д’Артаньяна?
– Ещё бы, – сказал Атос, – не только одобряю, но поздравляю его с этим поступком.
– А теперь, господа, – сказал д’Артаньян, не давая себе труда объяснить свой поступок Портосу, – все за одного, один за всех! Вот наш девиз, не так ли?
– Однако… – сказал Портос.
– Подними руку и клянись! – вскричали вместе Атос и Арамис.
Побеждённый примером и ругаясь про себя, Портос поднял руку, и четверо друзей повторили в один голос клятву, предложенную д’Артаньяном:
– Все за одного, один за всех!
– Превосходно! А теперь ступайте по домам, – сказал д’Артаньян, как будто всю жизнь только и делал, что командовал, – и запомните: с этой минуты мы объявляем войну кардиналу.
