Александр Жигалин
Французская мелодия
– Чем всё закончилось?
– Тем, что Жак рассказал «попечителям» о тайнике, о том, что сестра намерена вылететь в Россию на поиски завещанного прапрадедом клада.
– Ну, прямо вторая серия «Итальянцев в России».
– Не итальянцев, а французов. Жаку была дарована жизнь взамен на информацию по поводу местонахождения тайника. Мало того, была открыта кредитная линия, позволяющая курсировать по России в любом направлении. Не за спасибо, конечно. На карту была поставлена жизнь в обмен на 70% от всего, что будет найдено в тайнике.
– А каким образом папиному сынку удалось выйти на Кузнецова?
– Я же говорю, над этим мы работаем. Пытаемся выяснить: не кто рекомендовал бывшего спецназовца, а кто стоит за всем этим со стороны французов.
– Так говорите, словно догадываетесь.
– Угадали. Всё сводится к тому, что в игру вступила ещё одна группа из числа тех же криминальных авторитетов, но только проживающая не в России, а в странах дальнего зарубежья. Иначе сказать, французская мафия договорилась с русской мафией, что стало поводом для создания интернациональной группировки с кодовым названием «Париж – Москва».
Илья удивлённо и в то же время озабоченно покачал головой.
– Похоже, вы правы. Желающих приобщиться к тайнику семьи Соколовых становится более чем предостаточно.
– А вы думали? Где деньги, там и зло.
– Почему не добро и деньги? Почему всему, что касается золота, шедевров искусства, должны сопутствовать такие понятия, как алчность, предательство, ничтожество, человеческое безрассудство?
– Потому что это один из наиболее доступных способов обеспечить себе ни к чему не обязывающую жизнь. Вот вам сколько приходится всего перелопатить, чтобы провернуть одну сделку?
– Много.
– Тут же один ход, и человек в дамках.
Взяв в руки бутылку с коньяком, Илья начал разливать содержимое по бокалам.
– Я так понимаю, кроме Графа с Рученковым, Жака, представляющего бандитский синдикат Франции и ФСБ, есть кто-то ещё, кто хотел бы знать, где находится тайник?
– Есть. Но вас эти люди должны волновать поскольку постольку.
– Почему?
– Потому, что добраться до них можно только через первых лиц страны.
– И что, эти люди также горят желанием погреть руки наследством мадам Лемье?
– Нет. Их интересует архив, и это накаляет ситуацию до предела.
– Если беспокойство по поводу меня, особо не напрягайтесь. Если что, я…
– О вас мы беспокоимся меньше всего, – не дал договорить Краснов, – Нас интересует Лемье. В отличие от вас француженка знать не знает, какие над ней сгущаются тучи. Мы предпримем всё возможное: охрана, наблюдение за окружением. Но для того, чтобы человек воспринял предложенную помощь правильно, как минимум должен знать, какая над ним нависла опасность.
– Вы это сейчас для чего сказали? Для того чтобы я кинулся выручать Элизабет?
– Для понимания проблемы.
– Считайте, что я уже понял.
– В таком случае следует связаться с Лемье и самому обо всём рассказать.
– Каким образом? Позвонить по мобильнику?
Глянув гостю в глаза, Илья увидел иного человека, не того добродушно улыбающегося полковника, который пять минут назад смаковал коньяк. Другого, нацеленного на достижение цели «бойца невидимого фронта».
– Ирония не уместна, – громче, чем обычно произнёс Краснов. – Речь идёт о том, в чьи руки попадут бумаги особой секретности, на которые раззявили рот не только французы, но и американцы. В то время, когда архив принадлежит России.
– Принадлежит России по праву чего?
– По праву того, что люди, разработавшие новый вид оружия, родились в России, носили русские имена, имели русские фамилии. Дух, живущий в людях этих, пусть, непонятый, потому оскорблённый, пусть недооценённый, как следовало ценить разум высшей направленности, но он тоже русский. Поэтому вы, я, все те, кто имеет отношение к данному делу, должны приложить максимум усилий, чтобы документы Соколовых остались в России.
Выслушав, Богданов задумался.
При всей той предвзятости, которую он испытывал по отношению к СССР, КПСС, в особенности к ВЛКСМ, Илья не мог не согласиться с полковником. Отдать людям документы невиданного по своей моще оружия массового поражения, цель жизни которых -уничтожение России как державы, выглядело верхом безрассудства. И если до этого такие понятия, как «власть над миром», «угроза человечеству» представлялись, как нечто абстрактное, то после слов Краснова Богданов вдруг ощутил причастность к тому, что называется «вселенной». И чем настойчивее он думал над этим, тем глубже проникался страхом потери свободы в понимании свободы вообще.
– Хочется всё как следует обдумать, – произнёс Илья, давая понять, что решение принято. В то же время в силу некоторых причин, основной из которых является данное Элизабет слово, он должен побыть наедине с самим с собой.
– Думать невредно. Но сначала следует разобраться в самом себе.
Лицо полковника, сбросив маску озабоченности, озарилось улыбкой.
– Что касается желающих попробовать кровь вашу на вкус, особо не напрягайтесь. Всё под контролем. Единственное, что не терпит отлагательств, так это безопасность француженки. О ней вы должны позаботиться в первую очередь.
– Это я понял, – выдохнул Илья
– Отлично.
Взяв со стола бокал, Краснов встал.
– Предлагаю выпить за положительный исход теперь уже нашего с вами «безнадёжного» дела
– Почему безнадёжного? – удивился Илья. – Очень даже надёжного. Особенно когда ситуацию под контроль берут такие люди, как мы.
– И чем же мы хороши?
– Ответственностью за себя, за родных, за близких, за всех тех, кто в совокупности своей составляет то общее, что даёт право называть себя гражданином великой страны.
Глава 9
Синдром опасности
В больнице Богданова приняли с распростёртыми объятиями. Причиной тому стали два сломанных ребра, ушиб позвоночника, сотрясение мозга и неимоверное количество ссадин и синяков. Отдельная со всеми удобствами палата была выделена не по требованию, и не по просьбе, благодаря таинственному звонку главному врачу. Кто звонил? Откуда? Догадаться было нетрудно. О том, что Богданов хотел побыть наедине с самим собой, знал только Краснов, чем и объяснялась суета врачей, а также всё то, что должно было создать для пациента обстановку, максимально приближенную к домашней.
Позвонив на работу, Богданов распорядился, чтобы в больницу доставили телевизор, компьютер, кое – что из личных вещей и то, без чего он не представлял себе жизнь как таковую. Попросил еще немного продуктов: фрукты, соки, орехи, сладости и обязательно двухсотграммовую банку икры.
После того, как первые ознакомления с «новым домом» подошли к концу, Илья был приглашён в процедурный кабинет, где ему пришлось пережить ряд далеко не радостных процедур, завершением которых стали два укола в ягодичную мышцу и один в вену. И всё бы ничего, но уж слишком обаятельная попалась медсестра. Не удержавшись, Богданов решил сострить, за что был наказан такой быстротой введения препарата в ягодицу, что та в мгновения ока превратились в жопу.
С ощущением, что воткнули не иглу, а бейсбольную биту, Илья вернулся в палату, сожалея о том, что повёл себя не столько неосмотрительно, сколько бестолково. Минут двадцать ушло на то, чтобы почувствовать возвращение былой уверенности в принадлежности себе собственного тела. И как только спокойствие начало ласкать сознание, возникла усталость, а вместе с ней и потребность во сне. Приятная истома пеленала тело, отчего глаза и те отказывались подчиняться воле.
Засыпая, Илья подумал о том, что не зря сдался на откуп врачам.
«Здесь хоть какое-то общение. Дома же только ящик, интернет и холодильник».
Ещё одна, пусть недолгая, но насыщенная смыслом серия фильма под названием «Жизнь Ильи Богданова» подходила к концу. Мелькали титры, имена действующих лиц, а также задействованных в съёмках людей, кроме тех, кто поставил этот фильм. Отсутствие имён сценариста и режиссёра наводила на мысль: «А были ли таковые вообще?» Жизнь распорядилась снять кино, жизнь написала сценарий, подобрала музыку. Монтаж и тот сделала сама, отбросив всё лишнее, мешающее обыденности превратиться в торжество прожитого дня. Отсюда отсутствие надписи: «Конец фильма».
В зале должен был вспыхнуть свет, но по непонятной причине почему-то не загорелся, предоставляя возможность осмыслить увиденное в тишине сознания.
Ясность возникла неожиданно, будто кто-то шепнул на ухо: «Фильм не закончился. Он только начинается. Закрой глаза, думай о чём-нибудь хорошем и жди. Отснятая на плёнку история подарит столько всего увлекательного, о существовании чего ты даже не догадываешься. И всё потому, что история написана рукой сценариста, имя которого Жизнь».
Стук в дверь заставил Илью, вздрогнув, открыть глаза. Возможно, он смог бы проспать ещё час, если бы не посторонний шум.
В палату вошла медсестра, неся в руках накрытый салфеткой поднос, сквозь которую проглядывались контуры шприца.
– Что опять? – поморщился Богданов.
– Не опять, а снова, – не меняя выражения лица, ответила медсестра.
– Почему в палате? Я ведь не лежачий.
– Так распорядился лечащий врач.
Прикрыв нижнюю часть лица марлевой повязкой, медсестра, пройдя к столу, приступила к свершению колдовского обряда.
Не обнаружив за окном дневного света, Илья глянул в сторону медсестры.
– Который час?
– Четверть седьмого?
– Почему так темно?
– Потому что ещё не рассвело.
– Не рассвело? – опершись о спинку кровати, Богданов не мог оторвать глаз от окна, – Седьмого утра?
– Не вечера же.
Развернувшись, медсестра выдавила из шприца несколько капель.
Только сейчас, покрутив головой, Богданов увидел стоящий на тумбочке телевизор, на подоконнике компьютер, на полу, возле батареи, сумку с вещами. На столе – пакет с фруктами.
– Когда привезли телевизор и остальное?
– Через два часа после вашего прибытия. Доставивший человек требовал, чтобы вас разбудили, но мы решили, что покой для больного главнее.
Жестом показав, что пора оголяться, медсестра склонилась над Богдановым в ожидании, когда тот приспустит штаны.
Укол Илья даже не почувствовал.
Запах спирта, лёгкий шлепок и более чем доброжелательный голос: «Всё! Можете расслабиться».
– Как всё? – удивился Богданов. – Почему в прошлый раз было больно?
– В прошлый раз вы были наказаны.
– А сегодня вознаграждён?
– Да. Проспавший половину суток больной – праздник для всех. Здоровому телу – здоровому сон.
Напоминание о теле заставило вспомнить о боли в груди. Подняв руку, при этом выдвинув вперёд локоть, Илья, согнув, попытался развернуться в противоположную сторону. Дышалось легко и свободно. Кое-какие ограничения ощущались, но не такие болезненные, как вчера.
Настроение начало улучшаться, отодвигая на задний план всё, что мешало существовать полноценно вчера.
Проводив взглядом медсестру, Богданов почувствовал, как вольность мышления начинает обретать ощущение куража. И это был только первый шаг к тому, что столь настойчиво добивалась от него жизнь, а именно, разбудить стремление оказаться на острие главных действий, тех самых, к которым подвёл его Краснов.
Будучи настроенным более чем агрессивно, за час до встречи с полковником Богданов думать не думал предавать данное Элизабет обещание – «всегда, во всём действовать согласно разработанного плана». Сейчас же, когда взгляд на происшедшее стал выглядеть несколько иным, слово «предательство» обрело отличительный от прежнего смысл, а именно «не дать злу возможность продолжать творить зло».
Телефон, пропев знакомую мелодию, высветил номер Виктора.
В сознании как по команде возникли слова Краснова: «Рученков – враг номер один».
Нежелание отвечать на звонок не означало, что отвечать не надо. У Рученкова могли возникнуть подозрения, что могло осложнить ситуацию вдвойне.
Следовало что-то говорить. Что именно? Илья не знал.
На помощь пришёл совет полковника: «Не дайте повода для подозрений. Делайте вид, что всё в порядке».
– Привет! – произнёс Илья, стараясь говорить легко и свободно.
– Наконец – то, – облегчённо выдохнул Виктор без малейшего намёка на притворство. – Ты чего мобильник отключил?
– Спал.
– Пятнадцать часов?
– А что такого? Здесь, в больнице, все только и делают, что спят.
Илья специально упомянул о том, что находится не дома, ожидая, что Руча удивится.
Но этого почему-то не произошло.
– Ты обещал позвонить, но не позвонил, – произнесла трубка, – я решил сам позвонить, но телефон был отключен. Тогда попытался выйти на твоего зама. Он-то мне и сказал, что водитель отвёз тебя в больницу.
– А что мне оставалось делать? Два сломанных ребра, сотрясение мозга, куча ушибов.
– И всё те трое?
– Если бы. Вчера утром Лемье – младший нарисовался. Я ждал соседку, чтобы та морду подштукатурила, а тут француз с телохранителем. Сначала дверью в лицо, затем ногой по сломанным рёбрам.
– От кого могли узнать адрес?
– А я знаю? Завалились, под плинтус загнали и давай терзать вопросами: «Где тайник? Куда делись драгоценности?» Я им – нет никакого тайника. Охранник ногой по туловищу.
– И чем всё закончилось?
– Жака в окно увидели те, кто накануне меня по частям разбирал. Подал охраннику сигнал и бегом из хаты. Куда делись, не знаю. Мне тогда не до этого было.
Молчание в трубке означало, что Руча впал в состояние размышлений.
Поняв это, Богданов приготовился к следующему вопросу.
– Элизабет не объявлялась? – не стал терзать терпение Ильи Рученков.
– Не знаю. Телефон был отключен.
И вновь пауза.
На этот раз звенящей в ушах тишиной озадачился Богданов: «Молчит. Пытается понять, блефую или говорю правду».
– Я сейчас приеду, – разродился Руча, – Что-нибудь привезти?
– Приезжать не надо. У ворот «Мерседес» дежурит.
– И что? Так и будем по телефону общаться?
– Придётся.
– Ладно, – вынужден был согласиться Виктор, – Но обещай, объявится Элизабет, наберёшь меня. Неважно днём или ночью ты должен мне позвонить.
– Договорились.
Мысленно Богданов был на пике вдохновения.
«Руча не почувствовал ничего, что могло навести на подозрения. В противном случае прилетел бы, чтобы убедиться, не затеял ли я непонятную игру. Судя по тому, каким специалистом в плане психологии представил Виктора Краснов, бывшему ФСБэшнику не представило бы особого труда заставить меня проговориться».
О том, что могло произойти в случае провала, Илья старался не думать, тем более что было чем заняться и без напрягающих нервную систему мыслей.
Предстояла встреча с Элизабет. Благо под рукой был компьютер, позволяющий обмениваться информацией, находясь за тысячи километров друг от друга.
Приставив стул к двери, Богданов подключил ноутбук к сети. Дальше по обычной схеме: через мобильник в интернет, набор кода, и вот оно – свободное поле, пиши, сколько хочешь, куда хочешь, кому хочешь.
Электронный адрес Элизабет Илья помнил наизусть. Набрать текст не составляло труда. Куда сложнее было составить. В нескольких строчках надлежало разместить информацию, что он под колпаком и что людям в погонах удалось вскрыть тайник.
Будучи противником нагнетания обстановки, даже если информация шла через всемирную паутину, Илья решил составить письмо в успокаивающем варианте. Потеряв контроль, Элизабет могла наделать кучу ошибок, исправить которые не смогли бы ни он, ни она.
На всё про всё ушло минут пятнадцать. Когда текст был готов, Богданов достал из кармана зажигалку, в которую был встроен крошечный носитель информации. Не столько необычная, сколько непривычная в обращении флешка была подарена ему Элизабет, и как выяснилось, неслучайно. Будучи предусмотрительной, француженка записала на флешку разработанный ею шифр, о котором знали только он и она.
Подключив носитель к ноутбуку, Богданов без труда вошёл в программу. Напечатав текст письма, направил курсор на надпись «зашифровать».
Сложив руки за голову, закрыл глаза. В этом положении чаще всего удавалось собраться с мыслями, для чего необходимо было подумать о чём-то хорошем. Первое, что пришло на ум, была Элизабет, вернее кабинет, компьютер и только потом сидящая перед монитором Лемье. Был даже момент, когда показалось, что он видит глаза француженки.
Взгляды его и её должны были встретиться.
Помешал исходящий из лежащего рядом компьютера писк.
От неожиданности Богданов вздрогнул.
Текст оказался не настолько обширным, каким ожидал Илья, что поначалу удивило, затем породило череду опасений.
«Что, если письмо дошло до Элизабет не в полном объёме или я его неправильно зашифровал, отчего информация поступила неверной?»
Богданов еще раз перечитал послание:
«Здравствуй, Мачо! Спасибо за письмо. Благодаря тебе появилась ясность по поводу происходящего. И хотя особых открытий не принесло, все равно безмерно благодарна. Чуть раньше о том, что происходит в Москве и в Питере меня поставила в известность мама. Нанятый ею частный детектив отрабатывает деньги с присущей профессионалу ответственностью. Одним словом, всё идёт, как я предполагала. И хотя баланс сил не в нашу сторону, радует то, что я не ошиблась ни в тебе, ни в Исаевых. Представляю, сколько испытаний выпало на их долю и сколько ещё придётся испытать!?
Постараюсь держать тебя в курсе событий. За меня не волнуйся. Думай о себе, вернее о нас. Целую.
Элизабет.
Р.S. К персоне моей начинает проявлять внимание кто-то ещё. Не пойму кто? Боюсь, что с ними у меня будет больше всего проблем».
Прочитав письмо, Илья задумался.
«Кто бы это мог быть? Ещё чья-то разведка? Немного ли для одного человека? И потом зачем совать нос туда, где кружат русские и американцы. Ладно французы, им, как говорится, сам Бог велел».
Почувствовав, что мысли ломятся в закрытые двери, Богданов попытался переключиться на то, что было написано между строк, а именно на внутренний настрой Элизабет. Но как ни старался, как ни пытался заставить мозг начать работать в необходимом ему направлении, из головы не выходили строки: «К персоне моей начинает проявлять внимание кто-то ещё».
Достав мобильник, Богданов набрал номер Краснова.
Ждать пришлось недолго. Ещё меньше ушло времени на разговор.
Стоило Илье намекнуть, что есть новости, дыхание в трубке замерло.
– Ждите. Скоро буду, – вырвалось наружу, и всё вокруг приобрело иной окрас.
Сорок минут потребовалось, чтобы жизнь обрела иной смысл.
К этому времени Илья успел настроиться на разговор и даже заготовил вспомогательные фразы, которые должны были заставить полковника проникнуться озабоченностью.
Ожидая, что дверь откроется и вошедший в белом халате Краснов спросит: «Что случилось?», Илья был удивлён, когда вместо полковника вошла медсестра.
– Вас срочно требует к себе главврач.
Обход состоялся днём, потому вызов в ординаторскую означал, что у доктора возникли вопросы настолько экстренные, что тот решил обсудить их немедленно.
– Что-то не так? – решил поинтересоваться Илья у ожидающей его медсестры.
На что та лишь только пожала плечами.
– Не знаю. Сказали, что хотят побеседовать лично.
В кабинете, кроме стоявшего спиной к двери человека в белом халате, не было никого.
Кашлянув, Илья огляделся.
– Вызывали?
Свет не вспыхнул, шторы не колыхнулись. Тень человека в свете настольной лампы стала вдвое выше ростом, особенно когда тот развернулся к Богданову лицом.
– Вы получили известие от мадам Элизабет?
– Да. Иначе зачем было мне вам звонить?
Улыбка озарила лицо Краснова.
– Что-то произошло?
– Лемье обнаружила за собой слежку.
– Пришло к вам с ответом на сообщение о нашем разговоре?
– Да. Я предупредил Элизабет о том, что за ней началась охота. На что она ответила: «Я в курсе».
– Интересно знать откуда?
– Результат работы частного сыщика, которого наняла мать Элизабет.
– И что было дальше?
– Дальше я сообщил, что заинтересованная в её безопасности организация приставила к ней человека, в обязанности которого входит охрана и отслеживание посторонних наблюдателей. Элизабет, поблагодарив, сообщила, что заметила ещё каких – то людей.
– И всё это к вам пришло в закодированном виде с адреса, который дала француженка?
– Вы случаем, не экстрасенс?
– Предугадывать мысли- часть моей работы. Окажись я на месте Лемье, поступил бы точно так же.
Всё то время, пока происходил обмен информацией, Краснов теребил в руках фонендоскоп. Откуда и как тот оказался в руках полковника, Илья не знал. Куда больше напрягал взгляд разведчика. Тот словно блуждал по кабинету, ища точку, которая могла бы помочь определиться с ходом дальнейших действий.
– Что скажите, господин разведчик?
– Пока ничего, – произнёс полковник. – За полчаса до встречи с вами знал. Теперь нет.
– Как это?
– Очень просто, – отложив в сторону фонендоскоп, наморщил лоб Краснов. – Случилось то, чего не ожидал никто. Исчез человек, которому было поручено охранять Лемье.
– Как это исчез?
– Был да сплыл.
– А Элизабет?
– С ней всё в порядке. Наш человек должен был позвонить. Не позвонил. По инструкции при любом изменении ситуации обязан был сообщить. В двенадцать тридцать Лемье зашла в ресторан. В двенадцать тридцать четыре поступил звонок. Прошёл час, затем ещё один. После третьего ждать стало бессмысленно. Не могла же Лемье провести в ресторане три часа к ряду?!
– Нет, конечно.
– Наши люди рассудили так же.
– И что вы намерены предпринять?
– Не знаю. Если до завтрашнего дня не прояснится, будем обращаться к властям.
– Но это же провал. Исчезновение присматривающего за Элизабет человека означает, что кому-то стало известно о том, что поиски реликвий не увенчались успехом.
– А вы думаете те, кто следит за француженкой, не знают? Ещё как знают! Поэтому игра и обрела столь серьёзнейший оборот. На кону не только реликвии рода Соколовых, но и жизнь Элизабет.
От неожиданности у Богданова внутри что-то щёлкнуло.
– Вы это о чём?
– О том, что в тайнике кроме реликвий находится архив деда. А это, я вам скажу, не побрякушки в виде орденов и золотых украшений. Это, уважаемый Илья Николаевич, больше, чем что-либо, потому как, кроме денег, существует такое понятие как власть. Человек, вкусивший плод с запретного дерева, не способен остановиться. Рука сама тянется к другому, более запретному плоду.
– Намёк на то, что «луч смерти» способен обеспечить власть?
– Не намёк, а аксиома. Любое оружие, особенно массового поражения, в первую очередь ставит цель захвата власти и только потом выступает как средство защиты, что, по сути, одно и то же.
– Но «луч смерти» – всего лишь кипа бумаг.
– Не скажите. Есть результаты испытаний. В ближайшие сто лет человечество вряд ли сможет придумать что-либо более совершенное.
– Если под словом «испытания» подразумевается трагедия тунгусского метеорита, то здесь не всё так однозначно.
– Не однозначно говорите? – хохотнув полковник, сделал такое лицо, словно загадал загадку, разгадать которую было крайне затруднительно. – Сдаётся мне, вы не до конца понимаете, о чём конкретно идёт речь.
– Речь идёт о гигантском метеорите, упавшем на Землю в районе реки Подкаменная Тунгуска. Десятки экспедиций посетили район падения, все подтвердили: «Да! На Землю упало прилетевшее из космоса огромных размеров тело, содержащее перечень неизвестных науке микроэлементов».
По тому, как сжал губы полковник, можно было подумать, что человек пытается сдержать себя, чтобы не расхохотаться.
– Не было никакого метеорита. Всё, что касается прилетевшего из космоса тела, чистой воды выдумка, придуманная учёными. Какое другое можно было подобрать объяснение не существующему в природе явлению? Только прилетевший из космоса метеорит.
Протянув руку к стоявшему рядом портфелю, Краснов нажал на защёлку. Вынув книгу, на обложке которой был запечатлён Тесла, протянул Богданову.
– Страница шестьдесят третья, абзац четвёртый. Прочтите.
Приняв книгу, Богданов прочитал заголовок: «Тайна моего изобретения умрёт вместе со мной».
Открыв страницу под номером шестьдесят три Богданов начал читать вслух. С первых строк стало ясно, почему Краснов был так уверен, что написанное привлечёт внимание Ильи.
Речь шла о том, что имело прямое отношение к «лучу смерти», а значит и ко всему, чем была занята голова Богданова и благодаря чему, тот оказался на больничной койке.
Написано было от первого лица, поэтому долго вникать в смысл не пришлось. Мозг сам включился в работу без дополнительных объяснений.
«После постигших меня неудач я стал более сдержанным на обещания. Работая с эфирными вихревыми объектами, я понял, что при прохождении сквозь металлические предметы те, разрушаясь, теряли энергию. Глубокие слои земли поглощали эфирные потоки так же сильно, как и металл, что автоматически лишало возможности передавать энергию на большие расстояния. Прошло время, и я начал задумываться, что будет, если направить эфирные объекты в сторону Луны. На первый взгляд идея показалась нелепой настолько, что становилось смешно. Где я, а где луна?! Но это только на первый взгляд. Взявшись за расчёты, я совсем скоро убедился в том, что, отразившись от электрического поля Луны, волновые колебания эфира должны вернуться на землю, в точку, отдалённую от места расположения передатчика. Действуя согласно закону, что угол падения равен углу отражения, я понял, что, используя данный факт, энергию можно передавать на большие расстояния, а, возможно, даже на другую сторону Земли.
В течение нескольких недель я не находил себе места. Прошло время, и в один прекрасный день голову мою посетила другая, не менее шальная мысль. Что будет, если направить резонанс отражённых от Луны и Земли волн в нужном мне направлении? Проделав необходимые расчёты, я с удивлением обнаружил, что извлечённая энергия по мощности своей будет настолько сильна, что сможет разрушить такой огромный город, как Вашингтон.
Это был и прорыв, и поражение.
Прорыв в отношении науки, поражение в отношении жизни на Земле вообще. Именно тогда, представив себе насколько сильна разрушительная сила придуманной мною системы, я впервые задумался над тем, насколько она может быть опасна для человечества.
Следовало остановиться, сжечь документы, забыть про эфирные потоки. Но я не смог. Не смог устоять перед живущим во мне желанием познать главное.
Уже через месяц вынужден был начать подготовку к самому безумному за всё время занятий мною наукой эксперименту.
Прежде всего необходимо было выбрать место. Лучше всего подходила Арктика. Там не было людей, а значит, работа моя никому не могла причинить зла. Но как выяснилось, я ошибался. Ошибка состояла в том, что при нынешнем положении Луны эфирный вихревой объект мог ударить по заселённым людьми районам. Пришлось отказаться от ледовых просторов и искать другое более подходящее место. Я поспешил в библиотеку и начал изучать районы, свободные от заселения, куда можно было направить удар вихревого объекта. Ничего, кроме Сибири, подобрать не смог.
Я очень хорошо помню день эксперимента. Расчётное время приближалось, часы, минуты, секунды тянули из меня жилы. Я думал, что сойду с ума.
Когда расчётное время наступило и эксперимент вошёл в завершающую фазу, я вдруг обнаружил, что ничего существенного не произошло. Пять минут, десять, двадцать, всё оставалось на своих местах. При этом разного рода мысли лезли в голову: «Что, если не сработал часовой механизм? Или ещё хуже дала сбой система? А может, ничего и не должно было произойти?»
Состояние было сравнимо с безумием, которое продолжалось примерно час.
Я уже начал впадать в отчаяние, как вдруг…
Сначала мне показалось, что померк свет. Затем появилось ощущение, будто в тело моё воткнули тысячу иголок.
Всё закончилось настолько же быстро, как и началось, не считая, что во рту остался привкус металла.
Почувствовав себя разбитым, вернулся в лабораторию, где всё было целым. Единственное, что пугало и настораживало: в воздухе пахло гарью.
Мною опять овладело ожидание, которое тянулось целую ночь.
Утром пришло известие о том, что в Сибири произошло явление, поражающее не только масштабами разрушения, но и быстротой произошедшего. Если признаться честно, то, как учёный я испытал невиданное доселе вдохновение. Как человек – удручающую подавленность. И всё потому, что предполагаемый взрыв превзошёл все ожидания. По сути в Сибири произошла катастрофа. Тысячи километров тайги вместе с местами обитания людей превратились в безжизненное пространство, виною чему был я, учёный из Сербии, имя которого Никола Тесла».
Закрыв книгу, Илья, прикрыв глаза, ужаснулся. Воображение рисовало чудовищный силы взрыв, огонь, мечущиеся человеческие тени.
Пелена растворилась, и перед взором Ильи предстал образ Теслы.
Улыбающийся зловещей улыбкой учёный, глядя Богданову в глаза, желал что-то сказать и даже сделал шаг навстречу, как вдруг ведение исчезло, вернув сознание в состояние, какое Илья испытывал до того, как взять в руки книгу.
– Что скажите, Илья Николаевич?
Хотя Краснов и находился в полуметре, голос его показался настолько приглушённым, словно, прорываясь через пелену столетия, доносился из прошлого.
– Картина, что страшнее и не придумаешь. Без вины погибшие люди на фоне прорыва в будущее. Лишний раз убеждаюсь, не в своё время родился Тесла. Ему бы воскреснуть и начать удивлять.
Не закончив фразы, Илья замолчал, чтобы продолжить, но уже в иной интонации и без воодушевления вообще.
– Страшно представить, что будет, если «луч смерти» окажется в руках тех, кто стремится стать властелином мира.
– Наконец-то, – с чувством облегчения произнёс Краснов. – Ни всё в этой жизни настолько просто и очевидно, каким видится на первый взгляд. Хотите знать, что по данному поводу думаю я?
– Хочу, – произнёс Богданов.
– Француженка ваша жива до тех пор, пока не будет найден архив деда.
– Но он ведь не найден?!
– Так думали мы, пока не исчез наш человек. Теперь же, когда ситуация изменилась, возникает вопрос, почему он исчез.
– Так говорите, будто я знаю, куда делся ваш человек.
– Вы?! Нет! – ухмыльнувшись, произнёс полковник, – Лемье, скорее всего вот кто. Запросите, когда Элизабет в последний раз видела нашего человека?
– Попытаюсь, но вряд ли Элизабет известно что-либо об исчезновении приставленного к ней надзирателя.
Через двадцать минут Богданов, находясь в палате, набирал текст.
А ещё через час с замиранием сердца вчитывался в пробегающие перед глазами строки.
«Вопрос твой не столько взволновал, сколько поверг в смятение. В последний раз я видела мужчину в сером костюме в двенадцать тридцать. Через сорок минут сопровождения уже не было. Объясни, что происходит? Я постоянно вижу одну и ту же машину, в ней людей. Они даже не пытаются прятаться. Мне становится страшно».
Последняя фраза ужалила Илью.
Связавшись по телефону с Красновым, Богданов в двух словах обрисовал ситуацию, на что полковник отреагировал сначала продолжительным молчанием, затем ни к чему не обязывающим: «Надо подумать».
